59
Венеция
Малоун прошел вслед за остальными в южный трансепт базилики. У запертых дверей в неосвещенной мавританской арке они остановились. Торвальдсен достал ключ и отпер двери.
Внутри коридор со сводчатым потолком вел к алтарной части, в нишах левой стены висели иконы и были выставлены реликвии веры. Справа располагалась сокровищница, где на стенах и в стеклянных витринах хранились более ценные и хрупкие реликвии исчезнувшей республики.
— Большая часть этих экспонатов была доставлена из Константинополя, — сообщил Торвальдсен, — после того, как в тысяча двести четвертом году город был разграблен крестоносцами, ведомыми венецианским дожем Энрико Дандоло. Однако значительная часть этих бесценных предметов была утрачена в результате череды реставрационных работ, пожаров и ограблений. После падения Венецианской республики ювелирные изделия переплавляли в золотые и серебряные слитки, а драгоценные камни варварски выковыривали. До нашего времени дошли лишь двести восемьдесят три предмета.
Малоун с восхищением разглядывал блестящие чаши, реликварии, ларцы, кресты, кубки и иконы, сделанные из камня, дерева, хрусталя, стекла, серебра и золота. Он обратил внимание и на амфоры, миррницы, обложки манускриптов, изящные кадильницы. Все эти предметы являлись трофеями из Египта, Рима или Византии.
— Вот это коллекция! — восторженно воскликнул Малоун.
— Одна из лучших в мире, — заявил Торвальдсен.
— Что мы ищем?
— Микнер говорил, что это находится там, — произнесла Стефани, указав вправо.
Они приблизились к стеклянной витрине, в которой лежали меч, епископский посох, несколько шестигранных кубков и ларцов для хранения реликвий. С помощью еще одного ключа Торвальдсен отпер витрину, извлек из нее один из ларцов и открыл его.
— Они держат его здесь, подальше от посторонних взглядов.
Малоун сразу узнал предмет, лежащий в ларце.
— Скарабей.
Египетские бальзамировщики обычно снабжали мумию сотнями различных амулетов. Многие из них служили всего лишь украшением, другие предназначались для того, чтобы укрепить конечности усопшего. То, на что смотрел сейчас Малоун, было главным амулетом. Амулет изображал навозного жука и назывался так же — Scarabæidæ. Подобная ассоциация всегда казалась Малоуну странной, однако древние египтяне обратили внимание на то, как жук появляется из навоза, и идентифицировали насекомое с Хепри, богом богов, творцом всего сущего, который являлся из всего созданного им.
— Это амулет сердца, — сказал Малоун.
— Верно, — кивнула Стефани, — то же самое говорил и Микнер.
Малоун знал, что в процессе мумификации из тела усопшего извлекались все органы, кроме сердца, в которое вставляли амулет скарабея, чтобы в теле умершего находился центральный символ нетленной сущности, бессмертия и воскресения. Этот скарабей, типичный для Древнего Египта, был сделан из зеленого камня, вероятно, сердолика. Однако кое-что в амулете привлекло внимание Малоуна.
— Здесь нет золота, — заметил он, — а ведь эти амулеты обычно были либо сделаны из этого благородного металла, либо украшены им.
— Очевидно, именно поэтому он и уцелел, — проговорил Торвальдсен. — Существуют исторические свидетельства того, что поздние Птолемеи устроили набег на Сому в Александрии. Они захватили все золото, переплавили золотой саркофаг, забрали все мало-мальски ценное. Этот амулет был для них всего лишь куском камня и не представлял интереса.
Малоун протянул руку и взял скарабея. Тот был четырех дюймов в длину и около двух в ширину.
— Он больше, чем обычные скарабеи. Такие амулеты традиционно бывали вдвое меньше.
— Вы много знаете об этих вещах, — сказал Дэвис.
— Он много читает, — усмехнулась Стефани. — Что неудивительно, ведь он книготорговец.
Малоун улыбнулся, продолжая рассматривать зеленого жука. Внезапно на крылышке насекомого он заметил три иероглифа.
— Что они означают? — спросил он.
— Микнер говорил, что они символизируют жизнь, стойкость и защиту, — ответил Торвальдсен.
Малоун перевернул амулет. На его нижней части была изображена птица.
Торвальдсен сказал:
— Эту вещицу нашли среди костей святого Марка, когда они были извлечены из гробницы в тысяча восемьсот тридцать пятом году и перенесены под алтарь. Марк погиб смертью мученика в Александрии и был мумифицирован, поэтому тогда подумали, что этот амулет был по традиции вложен в его сердце. Но поскольку скарабей представляет собой языческий символ, отцы церкви решили не оставлять его с останками христианского святого и поместили сюда. Они понимали его историческую ценность. Когда церковь узнала о том, какой интерес Зовастина проявляет к святому Марку, амулет приобрел еще большую значимость. Но когда Дэвис рассказал мне о нем, я сразу вспомнил Птолемея.
Малоун — тоже.
«Прикоснись к сокровенной сути золотой иллюзии».
Разрозненные кусочки складывались в единое целое.
— Золотая иллюзия — это тело в Мемфисе, поскольку оно было завернуто в золотую фольгу. А сокровенная суть — это сердце. — Малоун вытянул руку, на раскрытой ладони которой лежал скарабей. — Вот это.
— Из чего следует, — проговорил Дэвис, — что останки под алтарем не принадлежат святому Марку.
Малоун кивнул.
— А принадлежат совершенно другому человеку. Человеку, не имевшему никакого отношения к христианству.
Торвальдсен указал на обратную сторону амулета.
— Египетский иероглиф в виде птицы феникса символизирует возрождение.
«Разъедини феникса». Теперь он точно знал, что делать.
Кассиопея понимала, что, задав этот вопрос, Зовастина играет с ней. «А что, если Эли жив?» Поэтому она спокойно ответила:
— Но он погиб, и уже давно.
— Вы уверены в этом?
В душе Кассиопеи всегда теплилась искорка надежды на то, что это не так, но надо было смотреть в лицо реальности, поэтому, внутренне взяв себя в руки, она сказала:
— Эли мертв.
Зовастина взяла сотовый телефон и нажала одну из кнопок. Прошло несколько секунд, и она проговорила в трубку:
— Виктор, я хочу, чтобы ты рассказал кое-кому о том, что произошло в ту ночь, когда погиб Эли Ланд.
Затем она протянула трубку сидевшей напротив женщине.
Кассиопея не пошевелилась. Она помнила, что Виктор сказал ей на лодке.
— Вправе ли вы не выслушать то, что он готов вам рассказать? — спросила Зовастина с отвратительным блеском удовлетворения в глазах.
Эта женщина знала ее слабое место, и осознание этого пугало Кассиопею даже больше, чем то, что она могла услышать от Виктора. Но ей нужно было знать. Последние несколько месяцев превратились для нее в подлинную пытку. И все же…
— Засуньте эту трубку себе в задницу!
Зовастина поколебалась, а затем улыбнулась. Наконец она проговорила в трубку:
— Возможно, чуть позже, Виктор. Теперь можешь отпустить священника. — Она отключила телефон.
Самолет продолжал взбираться к облакам, держа курс на восток, в сторону Азии.
— Виктор следил за домом Эли. По моему приказу.
Кассиопея не хотела ее слушать.
— Он вошел через заднюю дверь. Эли был привязан к стулу, и убийца собирался застрелить его. Виктор первым пристрелил убийцу, затем привел Эли ко мне, после чего сжег дом с оставшимся внутри телом киллера.
— Неужели вы рассчитываете на то, что я поверю всему этому?
— В моем правительстве есть люди, которые с удовольствием спровадили бы меня на тот свет. Увы, измена — неотъемлемая часть наших политических традиций. Они боялись меня и знали, что Эли мне помогает. Поэтому они приказали убить его. Точно так же они устранили многих моих союзников.
Кассиопея по-прежнему не верила ни единому слову этой женщины.
— Эли ВИЧ-инфицирован.
Это было правдой, и поэтому Кассиопея насторожилась.
— Откуда вы знаете?
— Он сам рассказал мне. Последние два месяца именно я обеспечивала его необходимыми лекарствами. Он, в отличие от вас, доверяет мне.
Кассиопея знала: Эли никому не рассказал бы о своей болезни. О ней было известно только ей и Торвальдсену. Однако теперь Кассиопее стало не по себе. Что все это означает?
Малоун погладил гладкую поверхность амулета сердца, провел пальцами по очертаниям птицы, которая символизировала древнеегипетского феникса.
— Птолемей сказал, что необходимо разъединить феникса.
Он поднес скарабея к уху и потряс. Внутри ничего не гремело. Торвальдсен, похоже, догадался, что собирается предпринять Малоун.
— Этой вещи более двух тысяч лет.
Малоуну было наплевать. Кассиопее грозит опасность, а мир на пороге биологической войны. Загадка Птолемея наверняка должна привести к тому месту, где хотел покоиться Александр Великий. Греческий полководец, ставший фараоном, непременно должен был владеть достоверными сведениями, и если он сказал «разъедини феникса», то Малоун, гори оно все синим пламенем, сделает это.
Размахнувшись, он с силой бросил зеленого жука на мраморный пол. Амулет раскололся, как скорлупа ореха, и примерно треть его отлетела в сторону. Малоун опустился на корточки и принялся разглядывать осколки. Амулет оказался полым, и из него что-то высыпалось.
Остальные присели рядом с ним.
— Скарабей был надпилен и готов к тому, чтобы с легкостью расколоться, — пояснил Малоун. — А вот это песок.
Он взял больший по размеру кусок амулета и высыпал на пол его содержимое.
— Смотрите! — воскликнул Дэвис.
Малоун тоже увидел то, что привлекло внимание высокопоставленного американского чиновника. Он аккуратно смел песок в сторону, после чего их взглядам предстал цилиндрический объект около полудюйма в диаметре. Затем он понял, что это вовсе не цилиндр. Это была золотая фольга, свернутая в трубочку. Он осторожно взял крохотный свиток и увидел на его боку, казалось бы, произвольный набор букв.
— Древнегреческие буквы, — констатировал он.
Стефани наклонилась, чтобы поближе рассмотреть находку.
— И посмотрите, насколько тонкий материал. Не толще листка дерева.
— Что это такое? — спросил Дэвис.
В мозгу Малоуна встал на место последний кусочек головоломки. Теперь самой важной стала последняя часть загадки Птолемея. «Жизнь является мерилом подлинной могилы. Но будь настороже: есть лишь один шанс на успех». Он сунул руку в карман и достал медальон, который дала ему Стефани.
— На этой монете скрыты микроскопические буквы. ZH. И мы знаем, что Птолемей чеканил эти медальоны именно тогда, когда придумывал свою загадку.
Малоун заметил крохотный значок и сразу же уловил связь.
— Такой же символ был на манускрипте, который вы мне показывали, — сказал он. — В самом низу, под загадкой.
Слова древнего манускрипта намертво отпечатались в его памяти. «Жизнь является мерилом подлинной могилы».
— Каким образом связаны между собой слоновьи медальоны и этот кусочек золотой фольги? — задал вопрос Дэвис.
— Чтобы понять это, вы должны знать, что представляет собой эта фольга, — сказал Малоун.
Взглянув на Стефани, он увидел: ей уже все ясно.
— А ты это знаешь? — спросила она.
Малоун кивнул.
— Я знаю это совершенно точно.
Виктор сбавил обороты и позволил лодке неспешно плыть по направлению к пристани Сан-Марко. Взяв с собой Микнера, он погрузился на лодку и выплыл на середину лагуны, полагая, что безопаснее всего дождаться звонка Зовастиной на воде. Там он и оставался, созерцая залитые светом прожекторов купола и остроконечные башни, розово-белый Дворец дожей, колокольню и ряды древних зданий — высоких и основательных, испещренных окнами и балконами, которые в это время были окутаны черным плащом ночи. Он думал о том, что с радостью покинет Италию.
Здесь у него все шло сикось-накось.
— Пора нам с вами поговорить, — сказал Микнер.
Он держал священника в передней каюте. Тот сидел спокойно и до последнего момента хранил молчание.
— О чем нам с вами говорить?
— Ну, хотя бы о том, что вы — американский шпион.
