Малоун взял простыню и направился в другую комнату, где стоял диван. После пожара, случившегося прошлой осенью, он сделал в доме перепланировку, убрав одни стены и передвинув другие, в результате чего четвертый этаж его книжного магазина стал намного более пригодным для жилья.

— Мне нравится мебель, — сказала Кассиопея. — Вы с ней хорошо сочетаетесь.

Малоун отошел от датской простоты и заказал всю мебель в Лондоне: диван, стулья, столы, лампы. В обстановке мало что изменялось, разве что к обширной коллекции фотографий Гари добавлялась новая, полученная по электронной почте. Здесь было много дерева и кожи, тепла и уюта.

Малоун предложил Кассиопее остаться на ночь в его доме, вместо того чтобы ехать с Торвальдсеном в Кристиангаде, и она не стала спорить. Во время ужина он слушал всевозможные объяснения, ни на секунду не забывая о том, что Кассиопея имеет собственное непререкаемое мнение относительно всего на свете. Что было не очень хорошо.

Она сидела на краешке его кровати. Лампы — красивые, но не очень яркие — освещали стены горчичного цвета.

— Хенрик утверждает, что мне, возможно, понадобится твоя помощь.

— А ты этого не хочешь?

— Я не уверена в том, что этого хочешь ты.

— Ты любила Эли?

Он сам удивился тому, что задал этот вопрос, и она ответила не сразу.

— Трудно сказать.

Это был не ответ.

— Он, наверное, был не такой, как все?

— Он был совершенно особенный. Умный. Живой. Смешной. Видел бы ты его, когда он нашел эти утраченные тексты. Можно было подумать, что он открыл новый континент.

— Долго вы встречались?

— Встречались мы нерегулярно, зато целых три года.

Ее взгляд снова уплыл куда-то за грань реального мира — как тогда, когда горел музей. Они с Малоуном так похожи. Оба привыкли прятать свои чувства. Но все имеет свой предел. Малоун до сих пор мучается от осознания того, что Гари не является его кровным сыном, а появился на свет в результате интрижки, которую его бывшая жена крутила давным-давно с другим мужчиной. Фотография мальчика стояла на тумбочке возле кровати, и взгляд Малоуна переместился туда. Для себя он решил, что гены не имеют значения. Гари все равно был его сыном, а с бывшей женой они заключили мир. Кассиопея, видимо, не могла справиться со своим демоном.

— Что ты пытаешься делать?

Ее шея и руки напряглись.

— Жить своей жизнью.

— Это из-за Эли?

— Какая разница.

Отчасти она была права: это и впрямь не имело значения. Это была ее битва, и он был бы в ней лишним. Но его тянуло к этой женщине, хотя сердце ее со всей очевидностью принадлежало другому. Поэтому Малоун попытался отбросить эмоции и спросил:

— Отпечатки пальцев Виктора что-нибудь дали? За ужином никто из вас не сказал об этом ни слова.

— Он работает на верховного министра Ирину Зовастину. Возглавляет отряд ее личных телохранителей.

— Вы не собирались сообщить мне об этом.

Она пожала плечами.

— Со временем. Если тебе это интересно.

Поняв, что женщина поддразнивает его, Малоун подавил злость.

— Ты полагаешь, Центрально-Азиатская Федерация имеет к этому непосредственное отношение?

— Слоновий медальон из музея Самарканда не был похищен.

Верное замечание.

— Эли удалось найти четыре реальных указания на то, где может находиться могила Александра Великого, и он передал эту информацию Зовастиной. Я знаю это, поскольку он рассказывал мне о ее реакции. Она свихнулась на почве древнегреческой истории и Александра. Музей Самарканда получает столь щедрое финансирование именно благодаря ее интересу к эллинистической эпохе. Когда Эли нашел загадку Птолемея относительно могилы Александра, Зовастина пришла в восторг. — Помолчав, Кассиопея закончила: — Он умер через неделю после того, как рассказал ей об этом.

— Ты полагаешь, он был убит?

— Его дом сгорел дотла. Ни от дома, ни от него ничего не осталось.

Все сходится. «Греческий огонь».

— А найденные им манускрипты?

— Мы организовали несколько запросов от имени научного сообщества. Никто в музее о них даже не слышал.

— А теперь горят другие дома, и оказываются похищенными медальоны.

— Да, именно так.

— Что мы будем делать дальше?

— Я еще не решила, нужна ли мне твоя помощь.

— Нужна.

Кассиопея бросила на Малоуна подозрительный взгляд.

— Много ли тебе известно об исторических материалах, в которых говорится о могиле Александра?

— Сначала Птолемей предал его земле в Мемфисе, в южной части Египта, примерно через год после его смерти. Затем сын Птолемея перенес тело на север, в Александрию.

— Верно. Это произошло в промежутке между двести восемьдесят третьим годом до нашей эры, когда умер Птолемей Первый, и двести семьдесят четвертым. В новом районе города, на перекрестке двух главных улиц, где стоял царский дворец, был выстроен мавзолей, который сейчас называется Сома, что в переводе с греческого означает «тело». Величайшая могила в величайшем городе того времени.

— Птолемей был умен, — проговорил Малоун. — Он подождал, пока умрут все потенциальные наследники Александра, а затем провозгласил себя фараоном. Его собственные наследники тоже не были дураками. Они перекроили Египет под греческое царство. Если другие полководцы Александра в большинстве своем потеряли полученные ими наделы, то Птолемеи правили Египтом на протяжении трех веков умело используя Сому для достижения своих политических целей.

Кассиопея согласно кивнула.

— Удивительная история. Могила Александра превратилась в место паломничества. Чтобы отдать дань уважения великому полководцу и правителю, ее посещали Цезарь, Октавиан, Гадриан, Калигула и еще с десяток императоров. Многое бы я отдала, чтобы взглянуть на это: облаченная в золотые одежды мумия, с золотой короной на голове, лежащая в золотом саркофаге, наполненном золотистым медом! Полтораста лет Александр покоился в мире и покое — до тех пор, пока Птолемею Девятому не понадобились деньги. Он снял с тела все золотые украшения, забрал и переплавил золотой саркофаг, заменив его стеклянным. Сома простояла еще шестьсот лет. Последнее упоминание о ней датируется триста девяносто первым годом нашей эры.

Конец этой истории был известен Малоуну. И мавзолей, и останки Александра Великого бесследно исчезли. Их искали на протяжении тысячи шестисот лет, но великий завоеватель древнего мира, человек, которого почитали как живого бога, так и не был найден.

— Ты знаешь, где находится тело? — спросил он.

— Эли полагал, что знает. — Голос Кассиопеи казался далеким, словно она разговаривала с призраком.

— Думаешь, он не заблуждался?

Она пожала плечами.

— Нужно отправиться туда и самим посмотреть.

— Куда?

Наконец Кассиопея подняла на него усталые глаза.

— В Венецию. Но сначала мы должны заполучить последний медальон — тот, за которым сейчас наверняка отправился Виктор.

— И где же он находится?

— Забавно, но он тоже находится в Венеции.