ПРОЛОГ

Вчера Александр Македонский решил убить этого человека собственноручно. Обычно он поручал это другим, но не сейчас. Отец научил его многим вещам, которые впоследствии сослужили ему неоценимую службу, но крепче всего он запомнил один урок: казни необходимы, если хочешь сам остаться в живых.

Шесть сотен его телохранителей, лучших солдат, собрались рядом с ним — бесстрашные воины, которые в каждой битве, прикрывая его, своего военачальника, первыми врубались во вражеские ряды. Именно благодаря им фаланги македонцев покорили Азию.

Но сегодня битв не предвиделось. Никто из мужчин не имел при себе оружия и не был облачен в броню. Устав от тяжелых доспехов, они были в легкой одежде и внимательно наблюдали за происходящим.

Александр, уставший не менее их, тоже смотрел на разыгрывавшуюся перед ними сцену.

Он правитель Македонии и Греции, властитель Азии и хозяин Персии. Одни величают его Властителем мира, другие — Богом. Один из его полководцев даже как-то сказал, что он единственный из философов, облачившийся в латы и взявший в руки меч.

Но — помимо всего этого — он еще и человек.

И вот теперь его любимый Гефестион лежит перед ним мертвый.

Для него этот человек являлся всем — наперсником, командиром конницы, главным визирем, любовником. Еще Аристотель учил Александра тому, что у каждого человека должно быть второе «я». Alter ego. И этим вторым «я» для Александра являлся Гефестион. До сих пор он удивлялся, вспоминая случай, когда Гефестиона ошибочно приняли за него. Это недоразумение вызвало большой скандал, но Александр только улыбнулся и сказал: то, что его спутали с Гефестионом, нисколько не обижает его, поскольку Гефестион — тоже Александр.

Он слез с коня. День выдался ясным и теплым. Весенний дождь, ливший вчера весь день, кончился. Доброе предзнаменование? Возможно.

Уже двенадцать лет его войска продвигались на восток, покорив Малую Азию, Персию, Египет и часть Индии. Теперь его цель — продвижение на юг и завоевание Аравии, а дальнейший путь лежит на запад, в Северную Африку, Сицилию и Иберию. Необходимые для этого корабли и войска уже в полной готовности. Поход скоро начнется, но сначала ему необходимо разобраться с безвременной кончиной Гефестиона.

Он двинулся по мокрой земле. Свежая грязь чавкала под его сандалиями.

Не богатырского телосложения, быстрый в движениях и речи, Александр носил на своем светлокожем приземистом теле множество шрамов — отметин бесчисленных битв. От матери-албанки он унаследовал прямой нос, короткий подбородок и рот, помимо воли обладателя выдающий все его чувства. Как и все его солдаты, он был гладко выбрит, его светлые волосы всегда находились в беспорядке, а глаза — один сине-зеленый, второй карий — постоянно были настороже. Обычно он гордился своей выдержкой, но в последнее время ему становилось все труднее контролировать гнев. Опасность Александра даже раззадоривала.

— Лекарь! — грозно проговорил он, приблизившись. — Считается, что вернее других в своих предсказаниях оказываются пророки.

Мужчина промолчал. По крайней мере, он знал свое место.

— Это написал Еврипид в драме, которую я очень люблю. Но от любого пророка всегда ожидают большего, ты не согласен?

Он сомневался, что Глуций ответит. Тот смотрел на царя безумными от ужаса глазами.

У него имелись все основания трепетать от страха. Вчера, во время дождя, с помощью лошадей склонили к земле стволы двух невысоких пальм, укрепили их кроны, а теперь лекарь, привязанный за руки веревками к стволам, распятый, находился между ними. Один удар ножом по веревке — и деревья, разогнувшись, разорвут его пополам.

И Александр подходил к нему с мечом.

— Излечить его был твой долг, — проговорил Александр сквозь сжатые зубы. — Почему ты не спас его?

Лекарь корчился и клацал зубами от страха.

— Я пытался…

— Как? Ты не дал ему снадобье!

Глуций в ужасе затряс головой.

— Несколько дней назад произошел несчастный случай. Большая часть снадобья разбилась, была пролита, погибла… Я послал гонца за новым запасом, но он опоздал… Приехал уже после смерти Гефестиона.

— Разве я не приказывал тебе всегда иметь достаточный запас снадобья?

— Я так и делал, мой царь! Это неожиданная, трагическая случайность!

Он начал всхлипывать.

Александра это не тронуло.

— Ты обещал мне, что такого, как в прошлый раз, больше не будет.

А раньше, два года назад, они оба — Александр и Гефестион — подхватили лихорадку. Запас лекарств тогда тоже оказался утрачен, но новая их партия поспела вовремя, и они были излечены.

От страха по лицу Глуция потоками стекал пот, выпученные глаза молили о пощаде. Но Александр видел только одно: мертвые глаза своего друга. Детьми они были учениками Аристотеля. Александр наследник царя, Гефестион — сын воина. Они обожали Гомера и его «Илиаду», играли в их героев. Гефестион был Патроклом у Александра, естественно, являвшегося Ахиллесом. Оба избалованные, беззаботные, привыкшие к власти и не блещущие особым умом. Гефестион для Александра всегда был чудом. Теперь его не стало.

— Почему ты позволил ему умереть?

Александр говорил так тихо, что его не слышал никто, кроме Глуция. Он позволил своим телохранителям расположиться вокруг, но в отдалении. Чтобы они только могли наблюдать за происходящим. Первые воины-греки, с которыми он покорял Азию, либо погибли, либо удалились от дел. Теперь большую часть его армии составляли персы, которые согласились пойти к нему на службу только после того, как он завоевал их страну. Они были хорошими воинами. Все до одного.

— Ты мой лекарь, — зловеще прошептал он. — Ты держишь в руках мою жизнь. В твоих же руках находились жизни тех, кто мне дорог, и ты подвел меня. — Самообладание изменило Александру, и он вновь едва удержал слезы. — Из-за какой-то «нелепой случайности», как ты это называешь.

Александр положил лезвие меча на веревку, которой были стянуты пальмы.

— Царь! Пощади! Умоляю! В этом не было моей вины!

Александр посмотрел на мужчину.

— Не было твоей вины? — Его горечь немедленно превратилась в ярость. — Как только твой язык осмеливается произносить такое? — Он поднял меч. — Твой долг заключался в том, чтобы спасти его!

— Царь мой! Я тебе нужен! Я единственный, кто знает о жидкости! Если она понадобится, кому ты отдашь ее?

Лекарь говорил торопливо, выкраивая каждую секунду.

— Можно научить других. Но на обучение, приобретения знаний потребуется много времени!

— Для Гефестиона твое знание оказалось бесполезным. Несмотря на все твои великие познания, его больше нет. — Слова давались ему с трудом. Наконец он собрал все свое мужество и произнес: — Он умер.

Время клонилось к закату. Нынче ночью в Экбатане должен состояться праздник Диониса с атлетическими соревнованиями и музыкальными представлениями трех тысяч недавно доставленных в Грецию артистов — специально чтобы развлекать войско Александра. Пьянство и гульба должны были продолжаться несколько недель, но все кончилось, когда заболел Гефестион.

— Я убеждал его не принимать пищу, — простонал Глуций, — но он не прислушался. Пока меня не было, он съел вареного петуха и напился допьяна! Но ведь я же предупреждал его!

— А где был ты в это время? — Александр не ждал ответа на свой вопрос, он уже знал его. — В театре! Смотрел представление! А мой Гефестион тем временем умирал!

Но и сам Александр в тот момент находился на стадионе, наблюдая скачки на колесницах, и мысль об этом только усиливала его ярость. На самого себя в том числе.

— Лихорадка, государь! Мне хорошо известна эта болезнь: она протекает быстро и очень тяжело. Во время нее нельзя принимать пищу. Никакой еды! Мы знали об этом еще по прошлому разу. Воздержание помогло бы ему дотянуть до того момента, когда прибыл груз лекарств.

— Ты должен был быть там! — проревел Александр так громко, что этот крик услышали стоявшие в отдалении солдаты. Поняв это, он заставил себя успокоиться и почти шепотом проговорил: — Лекарства должны были быть у тебя всегда под рукой!

Александр заметил, что его воины заволновались, и понял, что должен взять себя в руки. Чему учил Аристотель? «Царь говорит своими поступками!» Именно по этой причине он отступил от всех существующих традиций и велел забальзамировать тело Гефестиона. Подобно тому, как поступил Ахилл в знак скорби по своему Патроклу в «Илиаде» Гомера, Александр приказал своим воинам обрезать хвосты и гривы коней. Он запретил игру на любых музыкальных инструментах и послал гонца к жрецу Амона за советом относительно того, как лучше увековечить своего возлюбленного. Стремясь облегчить душевную боль, Александр в скором времени и со всей своей мощью обрушился на коссеев, предав огню и мечу весь народ — это была его дань растворяющемуся во времени и небытии образу его любимого Гефестиона.

Им часто двигала ярость.

И сейчас тоже.

Александр взмахнул в воздухе мечом и остановил его прямо возле бородатого лица лекаря.

— Лихорадка вновь овладела мною, — зловеще прошептал он.

— Тогда, владыка, я понадоблюсь тебе! Я смогу помочь!

— Так, как ты помог Гефестиону?

Сцены трехдневной давности до сих пор стояли перед его глазами: грандиозный погребальный костер Гефестиона высотой с пятиэтажное здание и с длиной стороны в фарлонг, украшенный позолоченными орлами, носами кораблей, львами, быками и кентаврами. На погребение съехались посланцы со всего Средиземноморья.

И все из-за бездарности этого человека!

Он занес меч над головой своего лекаря.

— Мне больше не понадобится твоя помощь.

— Нет, государь! Заклинаю тебя! — закричал лекарь.

Александр резкими ударами стал рубить тугие канаты, удерживающие стволы пальм. В каждый удар он, казалось, вкладывал обуревающую его ярость. Когда канаты лопнули, обе пальмы распрямились, взлетев к небу с треском, напоминающим хруст костей. Одна — влево, другая — вправо. А между ними был привязан Глуциус.

Несчастный издал лишь один резкий вскрик, затем его тело на секунду остановило разлет деревьев, а потом руки вылетели из плеч, а из разорванной надвое груди хлынули потоки крови.

С ветвей пальм стекала кровь, словно после небывалого кровавого дождя, но они вновь вернулись в прежнее положение, и это, похоже, было для них важнее всего.

Мертвое тело Глуция шлепнулось на грязную, мокрую землю, его оторванные руки и часть грудной клетки остались висеть на ветвях пальм. Никто из солдат не произнес ни слова.

Александр повернулся к своим воинам и издал клич:

— Алалалалай!

Воины ответили тем же; их крики разнеслись над влажной от дождя землей и отразились эхом от крепостных стен Вавилона. Люди, смотрящие вниз со стен, тоже кричали. Александр дождался, когда шум уляжется, а потом крикнул:

— Никогда не забывайте его!

Он знал, что они будут гадать, кого он имеет в виду — Гефестиона или несчастного лекаря, казненного сейчас на их глазах за то, что разочаровал своего царя. Но это не имело значения.

Уже не имело.

Воткнув меч в мокрую землю, Александр вернулся к своему коню. Он сказал лекарю правду: лихорадка и впрямь снова овладела им. И он был рад этому.