Книга: Дракула. Последняя исповедь
Назад: Глава пятидесятая ПЕЛЕНА СМЕРТИ
Дальше: Глава пятьдесят вторая ВОССТАВШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ

Глава пятьдесят первая
ОТПУЩЕНИЕ ГРЕХОВ

Замок Поэнари, 1481 год
Вот и все, ее история закончилась. Это произошло тогда, когда тело Влада, завернутое в смертный саван, забросали комьями земли. На том месте, где его похоронили, не было никакого знака. Только одна Илона точно знала, где он покоится, потому что следующей весной здесь вырос юный красный дуб. За пять лет, прошедших с тех пор, он достиг высоты почти в человеческий рост, в пять локтей, прибавляя по одному каждый год. Вскоре Илона стала замечать, что молодое деревцо вступило в борьбу за пространство с тем самым дубом, из желудя которого оно выросло. Это не удивило ее. Женщина знала, что так бывает всегда, и у людей и у деревьев. Она понимала, что страстная кровь ее князя питает молодой росток, и была уверена в том, что он обязательно одержит победу.
Все эти мысли мелькнули в голове у Илоны, но она не высказала их вслух, прислушиваясь к скрипу перьев, пока писцы записывали последние слова ее исповеди. Они увековечивали на пергаменте детали финального деяния Дракулы, историю его падения и смерти. Вскоре скрип перьев стих, в зале воцарилась тишина. За окнами же разгорался день, и шум пробуждающейся жизни все громче доносился сквозь бойницы.
Закончилась буря, которая налетела неожиданно и принесла с собой обильный снегопад, наверное последний в этом году. Солнце снова ярко светило, снег, согретый весенними лучами, начал таять. Некоторое время все люди, присутствовавшие в зале, молчали, прислушиваясь к капели, барабанящей по крышам и парапетам. Они слышали, как с одной из башен упал большой влажный ком снега и с шумом ударился о каменную брусчатку площади.
Граф Хорвати первым нарушил затянувшееся молчание. Он повернулся к кардиналу и пристально посмотрел на него в надежде заметить какое-то впечатление от всего услышанного, но обрюзгшее лицо итальянца, окруженное жировыми складками, как и всегда, оставалось невыразительным, почти безучастным.
Хорвати кашлянул, стараясь придать уверенность своему голосу, и спросил легата:
— Возможно, ваше преосвященство интересует что-то еще?
— Вряд ли. — Кардинал неопределенно пожал плечами. — Дракула мертв. Было весьма любопытно послушать о том, что случилось с его телом. Хотя, вероятно, в протоколе необходимо упомянуть еще одну деталь. — Он улыбнулся. — Я говорю о том, что произошло с головой Влада. Всем известно, что ее привезли Мехмету в Константинополь. Я слышал, это был едва ли не единственный дар, который порадовал султана так же, как экзотические растения для его сада. Говорят, он почти неделю держал мертвую голову Дракулы в собственных покоях и любовался на нее, потом распорядился надеть ее на шест и выставить на городской стене. — Кардинал поднялся, расправил спину. — Я считаю, что исповедь закончена, история Дракулы изложена, но меня не оставляет любопытство. Мне очень хотелось бы знать, как нашим трем свидетелям удалось пережить все то, что случилось, и как они провели те пять лет, что минули со дня смерти Дракулы. Пусть они скажут об этом, а писцы внесут их слова в протокол.
В зале снова повисла тишина, потом Петру громко приказал:
— Вы слышите? Отвечайте!
Первой заговорила Илона:
— Вам все известно обо мне, спатар. Ведь именно ваши люди привезли меня сюда. Прежде я была послушницей, теперь стала настоятельницей монастыря в Клежани.
— И все ваши тайны скрыла монашеская ряса. Не так ли, достопочтенная матушка? — заметил кардинал. — Хотя признаюсь, ваши шрамы интересуют меня куда больше, чем мои собственные. Ну а что же самый лучший друг Дракулы? — Кардинал обернулся к исповедальне, стоявшей слева. — Из того, что вы сами сказали нам, следует, что вас вроде как убили. Однако все мы собственными глазами видим, что это не так. Что же сталось с нашим героическим предателем? — Кардинал не скрывал иронии.
Рассказывая о последнем коле, о копье, на которое была воздета голова Дракулы, Ион словно снова окунулся в прошлое. Его сознание парило над волнами памяти, как осенний лист, сорвавшийся с ветки, но насмешливый голос кардинала вернул Тремблака к действительности.
— Да, наверное, я должен был быть убит. Все шло к тому, — ответил он. — Лучше бы так и случилось, но оказалась, что моя судьба состоит совсем в другом. Я стал пленником Бесараба Лойоты. Меня зарыли в землю почти в то же самое время, когда опустили в могилу тело Дракулы, но живьем, как старшего брата Влада. В отличие от Мирки мне позволили дышать и влачить жалкое существование, которое едва ли можно назвать жизнью. До сегодняшнего дня я был погребен в могиле с маленьким отверстием, необходимым для доступа воздуха, и хотел бы, чтобы обо мне больше никогда не вспоминали. Если в вас есть хоть капля сострадания, то вы вернете меня обратно в нору и не будете больше мучить. — Голос Иона дрогнул, в нем послышались рыдания.
— Ну а вы, исповедник и духовник Дракулы? — обратился граф Хорвати к обитателю последней исповедальни.
Посланник венгерского короля явно терял терпение.
— Можете ли вы удовлетворить интерес его преосвященства и позволить нам поскорее покинуть это место?
Скрипучий голос отшельника прозвучал необыкновенно четко:
— Я остался в Пеште. Дракула отправился на войну, не исповедовавшись и не попросив у меня благословения. Потому мне нечего сообщить о его последних мыслях и желаниях.
— Но потом, после его смерти, вы перебрались сюда, в эту пещеру, затерянную в горах, верно?
Ответа не последовало.
— Говорите быстрее! — грубо подстегнул отшельника Петру.
После долгого пребывания в этом зале спатар горел желанием поскорее покончить с делом и убраться отсюда.
— Да, я приехал сюда.
— А почему вы поступили именно так? — Кардинал повернул мясистую шею и обратил взор к исповедальне отшельника.
— Я думал, что в этом месте, которое Дракула так любил, смогу обнаружить отголоски его последних мыслей, не известных мне. Разве я ошибался? — Он вдруг коротко рассмеялся впервые за все то время, что находился здесь, и это прозвучало странно.
— Достаточно. — Граф поднялся с кресла, повернулся и взглянул на клирика, стоявшего рядом с ним.
Хорвати чувствовал себя измученным как никогда, но его единственная надежда на спокойный сон без угрызений совести, без демонов, вечно беспокоящих и обвиняющих, была связана с этим человеком.
— Я снова спрашиваю ваше преосвященство, удовлетворили ли вы свое любопытство, хотите ли еще что-то узнать?
Кардинал повернул голову, взглянул в единственный глаз Хорвати, в котором светилась отчаянная надежда, и ответил:
— Нет, не хочу.
Венгр колебался, вглядываясь в непроницаемое лицо этого невысокого полного человека.
— Может быть, вы сообщите нам свое решение? — спросил он наконец, затаив дыхание, поднял руку и потер изувеченный глаз. — Сегодня ночью мы выслушали историю, полную ужасов, но в ней говорилось и о крестоносце, предводителе христианских воинов, который разил врагов Господа нашего под знаменем Дракона и погиб под ним от руки иноверца. Имя Влада Дракулы воссияло бы с новой силой, если бы Папа отпустил его грехи. Наши деньги, потраченные на новые брошюры, смогли бы преодолеть и развеять ложь, распространявшуюся о нем прежде, и слегка смягчить страшную правду. Это касалось бы репутации ордена Дракона и всех его членов.
Граф замолчал.
Он напряженно вглядывался в лицо кардинала, надеясь найти в его глазах хоть какой-нибудь намек на возможнее решение, но ничего не обнаружил, поэтому резко спросил:
— Так что же, Гримани? Восстанет мой орден из праха или так и останется поверженным?
Кардинал поднял голову, взглянул на графа, потом на молодого спатара и три исповедальни.
— Ни то ни другое.
Папский легат, почувствовал, как дрогнули сердца обоих воинов, и добавил:
— Я не могу ничего решать. — Гримани спустился с кафедры, подошел к двери и остановился. — Если говорить начистоту, граф, то странно с вашей стороны ожидать решения прямо сейчас, после столь долгой бессонной ночи. Как можно делать выводы на основании не совсем правдоподобных, как мне кажется, рассказов?! Решение буду принимать не я. Это не моя прерогатива. Да, я представляю римскую власть, но не мне принадлежит решающий голос. Я прочту все, что было записано сегодня ночью, а потом буду иметь беседу с Папой. Именно этот разговор станет решающим. — Кардинал снова посмотрел на три исповедальни и осенил себя крестом. — Только понтифик может даровать отпущение такому великому грешнику, как Дракула.
— Но могу ли я сам надеяться на прощение? — Хорвати приблизился к кардиналу. — На возрождение ордена Дракона?
— Такие случаи уже бывали. Я думаю, лично вы можете получить прощение и готовить золото, чтобы вдохнуть в свой орден новую жизнь.
— Благодарю. — Хорвати низко склонил голову.
Он сделал все, что мог.
— Мы соберем протоколы и заверим их нашими печатями, — сказал граф. — Вы получите одну копию. Я возьму с собой вторую, чтобы эту историю тайно напечатали. Третью же мы оставим здесь.
— Что ж, хорошо. — Гримани бросил взгляд на три исповедальни. — А как насчет остального?
— Мы все организуем здесь, ваше преосвященство, не сомневайтесь, — ответил Хорвати, глядя на Петру.
Несколько мгновений кардинал внимательно смотрел на них обоих.
— Да, конечно, — негромко проговорил он. — Каждый должен заниматься тем, что ему положено, не так ли?
Легат поднял два пальца, соединенных вместе, нарисовал ими в воздухе крест и произнес нараспев:
— Да пребудет с вами Господь.
— До последнего часа, — ответил Хорвати и поклонился.
Кардинал слегка наклонил голову, попрощался и вышел из зала.
Вместо него в проеме двери появилась крепкая, жилистая фигура Богдана, помощника Петру. Он взглянул на рыцаря и вопросительно поднял брови. Спатар кивнул. Богдан обернулся и подозвал к себе двух солдат. Один был молодой, энергичный, второй постарше, усталый и раздражительный.
Тем временем за спинами охранников появился еще один человек. Длинный кожаный передник закрывал его тело от шеи до лодыжек, лицо было замарано сажей, в руке он держал меч. Острие клинка упиралось в пол, а рукоятка возвышалась до уровня подбородка кузнеца.
Хорвати увидел его и улыбнулся.
— Вот и Коготь дракона, — сказал он. — Я совсем забыл, что его должны были перековать.
Граф подозвал кузнеца к себе, взял меч обеими руками, высоко поднял его.
— Что за оружие!
Он повернул клинок так, чтоб на него попал луч солнечного света, струящегося в узенькое оконце. Рукоятка меча засияла. Драконы, изображенные с обеих ее сторон, ожили, взмахнули крыльями и взлетели.
— Знаете ли, Петру, — продолжил Хорвати, — тот, кто ни разу не держал в руках такое могучее оружие, может подумать, что оно тяжелое и с ним трудно управляться. На самом деле это не так. Меч сделан весьма искусно. Он легок, несмотря на величину. Его можно поднимать как угодно долго и рубить врагов. — Он легко подбросил оружие, ловко поймал его и вздохнул, любуясь чудесным клинком. — С таким мечом можно возвратить Константинополь.
— Мой господин!..
Хорвати взглянул на Петру. Молодой человек протянул руки, желая взять меч, но венгр не опустил его.
— Мой господин, — повторил спатар. — Это валашский меч. Он принадлежит нашему князю.
Единственный глаз Хорвати сузился. Он пожал плечами, опустил меч и протянул Петру. Спатар взял его, некоторое время держал в руках, а потом положил на поручни кресла. Он повернулся к кузнецу и знаком приказал тому уйти. Его приказание было выполнено. Дверь закрылась.
Граф Хорвати глубоко вздохнул и сошел с кафедры.
— Протокол!.. — резко приказал он.
Сразу вслед за тем занавеска первой исповедальни откинулась с той стороны, где обычно находился священник. Монах, сидящий внутри, сощурился от яркого света, ударившего ему в лицо. Он уже скрутил бумаги и перевязал их шнурком.
Хорвати подошел к нему и взял свиток.
— Благодарю за работу, — сказал он. — Ты получишь вознаграждение. Подожди там, в зале.
Монах поднялся, расправил спину, вышел из исповедальни и встал рядом с Петру и его солдатами.
Граф Хорвати направился ко второй и третьей исповедальням, откинул занавеси и повторил писцам те же слова. За все это время они только два раза покидали кабинки, работали, не разгибая спины, как невольники. Потому все трое выглядели чрезвычайно усталыми, измотанными и голодными.
Когда все они собрались вокруг Петру, он показал им на небольшой стол, стоявший в дальнем конце комнаты, и холодно произнес:
— Вот вино и еда. Берите сами сколько угодно.
Монахи, сопровождаемые солдатами, поспешили к угощению.
Хорвати собрал все три копии исповеди, прижал их одной рукой к груди, другой же осторожно приподнял край завесы первой исповедальни со стороны узника.
Ион вскинул голову и прикрыл рукой глаза. Яркий солнечный свет доставлял боль его и без того нездоровым, полуслепым глазам. За время, проведенное вне камеры, его зрение улучшилось, хотя и ненамного. Он уже мог различать овал лица человека, склонившегося над ним.
Граф не сказал ни слова, двинулся дальше и поднял занавеску второй исповедальни.
Илона не подняла головы, даже не открыла глаз. Женщина едва заметно шевелила губами, но Хорвати не мог понять, читала ли она молитву или снова повторяла слова той жалобной погребальной песни, спетой над телом Дракулы.
Духовник Влада не шевельнулся, когда Хорвати заглянул к нему. Он низко надвинул капюшон на лицо. Граф мог различить лишь губы отшельника, полускрытые в тени, и его подбородок. Как и аббатиса, монах что-то неслышно шептал себе под нос.
Несколько мгновений посланник венгерского короля молча смотрел на него, потом нервно кашлянул и отошел.
Он положил все три экземпляра исповеди на свое кресло, взял Петру под руку, повел его к двери и прошептал:
— Делайте все так, как мы решили.
Молодой человек оглянулся на исповедальни, облизнул губы.
— Я сожалею о женщине, — невнятно проговорил он. — Это ведь грех.
— Ты слышал ее исповедь. Прегрешения этой особы бесчисленны. — Граф сжал руку Петру. — Помни, что все наши грехи простятся в Крестовом походе, когда Дракон и крест снова воспарят один подле другого и выметут турок с балканской земли как ненужный мусор.
— Да, — повторил Петру и нервно проглотил слюну. — Мы должны сделать это.
Хорвати взялся за резную дверную ручку, однако Петру остановил его, положив на нее ладонь.
— Как, граф, вы не останетесь, чтобы засвидетельствовать?..
Хорвати посмотрел в лицо молодого человека, в его глаза. Он увидел в них понимание своих обязанностей, но в то же время и какое-то смущение, даже испуг. Еще во взоре спатара читалось страстное желание осуществить свою мечту. Петру всегда скрупулезно и послушно исполнял странные задумки своего предводителя. Хорвати знал, что он очень хотел вступить в орден Дракона, так как считал, что это поможет ему возвыситься. В самом деле, если все, что они подготовили и осуществили сегодня ночью, принесет свои плоды, то перед грядущим Крестовым походом Петру вполне мог стать одним из рыцарей ордена, причем не простым, а командующим замком Поэнари, весьма важным пограничным форпостом. Что ж, молодой спатар уже показал свои организаторские таланты, но сможет ли он убить? Это очень скоро должно было выясниться.
Хорвати опустил руку.
— Хорошо, — сказал он. — Я останусь. Но делайте все быстро. Вот это должно быть подписано и заверено печатью. — Граф показал на три экземпляра исповеди. — Один пергамент Гримани собирается взять с собой в Рим. Ты знаешь, как ему не терпится поскорее уехать отсюда.
— Да, конечно.
Петру кивнул, задвинул засов на двери, взглянул на исповедальни, в которых находились три безмолвных узника, потом перевел взгляд на монахов, наслаждающихся трапезой, на солдат, которые неотлучно находились при них, и позвал:
— Богдан!
Когда его помощник обернулся, спатар поднял руку.
Все было сделано быстро, без лишней волокиты и страданий. Хорвати это оценил. Он внимательно смотрел на исповедальни и ждал, обратит ли кто-нибудь из узников, находящихся в них, внимание на странный шум, доносящийся из дальнего конца зала, на короткие обреченные вздохи, на особенный звук, издаваемый клинком, входящим в живое горло, и похожий на бульканье болота, засасывающего свою жертву, на едва различимые вскрики, тонущие в крови. Однако графу показалось, что никто из них ничего особенного не услышал. Все трое были по-прежнему заняты самими собой. Они что-то бубнили или просто шевелили губами, бездумно глядя в пространство или уставившись в пол.
Он снова взглянул на Петру и его солдат, которые стояли рядом с телами двух писцов, все еще корчащихся в агонии на полу. Богдан держал третьего монаха, убитого им. Потом он опустил его на пол, рядом с остальными, и взялся за металлическое кольцо, вделанное в одну из каменных плит пола. Петру и Хорвати видели, как он напрягся, потянул и плита медленно вздыбилась.
Тело первого монаха столкнули в открывшийся проем, и оно тут же исчезло. Тот человек, исповеди о делах которого были выслушаны и записаны этой ночью, устроил этот колодец над глубоким ущельем, чтобы сбрасывать туда нечистоты. Он прекрасно подходил и для того, чтобы отправлять туда мертвые тела, которые больше никто никогда не должен увидеть. Так что колодец и теперь служил по своему назначению.
Исчезло тело второго, а за ним и третьего монаха, рука которого колыхнулась в воздухе, словно он прощался со всеми. Солдаты собрались вокруг спатара.
Петру подошел к исповедальням и приказал:
— Выходите. — Его голос сорвался на хрип, когда он произносил это слово. — Выходите! — повторил он уже совсем жестко. — Все вы хорошо поработали. В конце зала вас ожидает еда. Вы сможете отдохнуть несколько дней, для этого подготовлены отдельные кельи. Потом вас вернут туда, откуда привезли. Кроме тебя, Ион Тремблак. Ты теперь сможешь занять любимое место у домашнего очага в Сучаве.
Спатар лгал, но, похоже, он и сам почти поверил в то, что говорил. Во всяком случае, его голос обрел силу и звучал уверенно.
— Всю эту ночь и весь день вы делали дело, угодное Господу, и вам воздастся по заслугам, — заключил он. — Выходите.
Ион сидел в исповедальне и будто бы вовсе не слышал слов, сказанных спатаром. Он смутно различал очертания фигур, покачивающихся перед ним в тумане, застилавшем его глаза. Во всяком случае, Тремблак не шелохнулся.
Петру кивнул молодому солдату. Тот подошел к исповедальне, вытащил Иона наружу и опустил его на пол.
Илона встала без посторонней помощи. Она вышла из исповедальни, повернулась к человеку, который лежал рядом с ней на каменных плитах, и впервые за все это время посмотрела на него. Его голос, рыдания, безумный смех, которые она слышала, уже о многом сказали ей. Но все же Илона не ожидала, что время и перенесенные испытания столь разрушительно подействовали на ее друга.
— Ион, — прошептала она, опустилась на колени и обняла его.
Слезы струились по сморщенным щекам этого человека, вытекая из-под едва раскрывающихся век.
— А вы, отшельник, то есть святой отец?.. — Петру сам поправил себя.
Этот старик, которого спатар прежде почитал просто еще одним сумасшедшим, сбежавшим от мира в горы, был когда-то служителем церкви. Петру почувствовал смущение, когда подумал о том, что ему предстоит убить его и аббатису.
Однако отшельник не двинулся с места. Он сидел, как и прежде, с опущенной головой. Под широким краем капюшона виднелись только рот и подбородок. Потом духовник Дракулы как-то слабо, едва заметно улыбнулся. Это заставило Петру вспомнить, что этот сумасшедший давно уже не является клириком, и придало ему решимости.
— Вставай! — резко приказал спатар, но отшельник по-прежнему не шевелился.
Петру встревожило его упорство, и он кивком приказал Богдану подойти. Тот двинулся к исповедальне, уже сделал несколько шагов, но тут отшельник с неожиданной быстротой поднялся со своего места, вышел из кабинки и встал перед ними так же неподвижно, безмолвно, как и сидел. Его голова была наклонена вниз, руки безвольно опущены.
«Конечно, было бы лучше покончить с ними там же, где были убиты писари, — думал Петру. — Даже если этих троих не придется спускать в колодец, потому как можно не беспокоиться о том, что кто-то вдруг вздумает разыскивать их, то, во всяком случае, лучше сделать так, чтобы пятна крови остались в одном месте, а не тянулись по всему залу».
К тому же там, где теперь стояла кафедра, семейство спатара обычно обедало. Его жена по причине беременности была очень чувствительна к запахам, и ее часто тошнило.
— Пойдемте, — повторил Петру на этот раз спокойно, даже мягко. — Вас ждет пиршество.
Монахиня и отшельник робко двинулись к столу, спатар последовал за ними. Ион чуть приподнялся, попытался встать, но сил не хватало, так что ему пришлось почти ползти к столу. Богдан подошел к нему, резко схватил за одну руку, один из его солдат — за другую, и они вдвоем потянули его вперед. Третий же, тот, что был моложе всех, приблизился к Илоне. Петру заметил, что этот нетерпеливый юнец уже вытащил нож и держал его сбоку, прикрывая рукой. Животных, которых ведут на бойню, никогда не следует пугать заранее, это общеизвестное правило. То же самое, без всякого сомнения, относится и к людям.
Вдруг они услышали отшельника.
— Подождите, — негромко произнес он.
Голос у этого человека был низкий, глухой. Под высокими сводами зала он звучал гулко. Эхо еще разносило его, когда все остановились и обернулись. Граф Хорвати застыл у самой двери, испытывая непонятное напряжение. В тишине, которая мгновенно воцарилась в зале, были хорошо слышны звуки, доносящие снаружи. Там слуги готовили лошадей для отъезда важных гостей.
Неожиданно все перекрыл резкий, пронзительный крик одной-единственной птицы:
— Кри-ак, кри-ак!
Отшельник повернул голову на этот звук, потом снова взглянул на Петру и его подчиненных.
Спатар кивнул коренастому пожилому солдату. Тот бросил Иона и направился к бывшему духовнику Дракулы. Он явно не собирался проявлять никакой вежливости и гостеприимства, которые изображал его хозяин.
— Пошел! — рявкнул солдат, резко шагнул вперед, протянул руку, но вдруг отшатнулся и взглянул вниз. — Что это? — удивленно спросил он, покачнулся, схватился за рукоятку ножа, торчавшего в его теле, и упал на пол.
Отшельник невозмутимо переступил через мертвеца. Все произошло так быстро, что никто из охранников спатара даже толком не понял, что случилось. Они словно впали в оцепенение.
Первым очнулся Петру.
— Стоять! — крикнул он, выхватил меч, шагнул вперед и сделал выпад.
Отшельник пригнулся, и лезвие просвистело над его головой. Сам же он в мгновение ока оказался рядом с Петру, подсунул левую руку тому под мышку, правой схватился за рукоятку меча и вывернул его в обратном направлении. Петру вскрикнул от неожиданности и боли и выронил оружие. Отшельник ловко поймал его, крепко схватил спатара и упер острие клинка ему в спину.
Тем временем солдаты осознали, что происходит, и начали действовать. Тот, который был помоложе, сбил Илону с ног, бросил ее на пол и ринулся к стене, на которой висел арбалет. Он был специально оставлен здесь на случай неожиданной ссоры или атаки.
Солдат сорвал арбалет со стены.
— Не надо, я сам! — крикнул ему Богдан.
Он выхватил меч и быстро двинулся к отшельнику. Тот выставил Петру перед собой, повернув его боком к нападавшему, и внимательно следил за движениями Богдана. Он по-прежнему держал клинок в руке, но так, что оружие было скрыто за телом спатара, и Богдан даже не видел его. Когда помощник Петру приблизился, отшельник сделал выпад. Меч пронзил одежду молодого человека и воткнулся в тело нападавшего. Кожаная куртка не смогла защитить его. Он вскрикнул, уронил свой собственный меч, сделал несколько шагов назад, покачнулся, потом упал и схватился руками за лезвие, которое отшельник как раз вытащил из его тела.
Петру резко рванулся, и ему почти удалось освободиться. В это мгновение он увидел, что второй солдат приложил арбалет к плечу.
— Нет! — вскрикнул спатар.
Охранник, видимо, не расслышал его и нажал на спусковой механизм. Отшельник выставил Петру перед собой и шагнул назад. Через мгновение стрела вонзилась в горло молодого человека и прервала его жизнь.
Тело Петру безжизненно обмякло в руках отшельника. Тот бросил его на пол, рядом с Богданом.
Отшельник не обращал внимания на тех, кто лежал рядом с ним и больше не представлял опасности. Он взглянул в зал.
Пожилой воин, первым приблизившийся к нему, сидел на полу, раскинув ноги. Глаза его были закрыты. Он уже не мог оказывать сопротивления. Молодой же отбросил арбалет, инстинктивно шагнул назад, но сообразил, что так спастись невозможно, попробовал двинуться вперед, однако отшельник преградил ему путь. Он наклонился и поднял кинжал, который выронил этот юнец, когда схватился за арбалет.
— Помогите! — завопил солдат, обращаясь к графу Хорвати, неподвижно стоявшему у дверей. — Ради бога, помогите!
Но граф не откликнулся на его призыв. Он смотрел на то, что происходило в зале, и словно впал в оцепенение. Посланец короля Ворона думал о том, что люди, находившиеся в других помещениях крепости, ожидали, что в зале будут раздаваться крики, поэтому и не беспокоились.
Молодой солдат шаг за шагом отступал к дальней стене зала, а отшельник все так же безмолвно и невозмутимо следовал за ним, держа кинжал в руке. Юнец достиг того конца зала, где находился колодец, крышка которого все еще была поднята, и остановился. Отступать было уже некуда. Отшельник приблизился к нему. Молодой солдат, видимо, в порыве отчаяния решил, что колодец — это единственный путь к спасению, и с криком бросился в него. Этот предсмертный вопль, похожий на вой умирающего животного, некоторое время звучал над бездной, потом внезапно навсегда затих.
Снова послышался призыв птицы, который так же резко оборвался.
Когда наступила тишина, в зале оставались только четыре человека. Они молча смотрели друг на друга.
— Кто?.. Как?.. — прошептал Ион.
Он знал ответы на эти вопросы, но не мог поверить в невозможное.
Однако догадался не только Ион. Хорвати неожиданно, с удручающей ясностью тоже все понял.
Его не смущали никакие сомнения, поэтому именно он едва слышно произнес имя, готовое сорваться с уст всех остальных:
— Дракула.
— Да, — последовал ответ, слегка приглушенный капюшоном, низко опущенным на лицо отшельника.
— Нет! — Хорвати отчаянно замотал головой и бросил на пол свитки, которые все это время держал в руках.
У него не было при себе серьезного оружия, только кинжал за поясом. После всего, что граф только что увидел, он вовсе не считал, что этого достаточно. Поэтому человек, страстно желавший возродить орден Дракона, поспешно рванулся к возвышению, на котором недавно восседали он сам, спатар, уже отошедший в мир иной, и кардинал Гримани. Граф хотел добраться до перекованного меча, все еще лежавшего на поручнях его кресла.
Он схватил его, повернулся и увидел, что Дракула уже стоит рядом с ним, совсем близко. До него легко было дотянуться клинком.
— Это мое, — негромко произнес Влад.
Хорвати поднял меч.
— Нет!.. — прошептал он.
— Что — нет? — невозмутимо поинтересовался Дракула. — Не трогай то, что тебе не принадлежит!
Словно не замечая намерений венгра и совсем не опасаясь его, Влад сделал шаг вперед.
Хорвати ощущал странное бессилие. Он не мог сделать выпад, ударить. Графу оставалось только неотрывно смотреть в зеленые глаза этого человека, в которых, как ему казалось, мелькали красноватые огоньки. Словно со стороны он наблюдал за тем, как Влад вырвал меч из его собственных рук. Все это происходило не с ним, а с кем-то еще, где-то совсем в другом месте и в другой жизни.
Дракула отошел назад и поднял меч. Он любовался сияющими гранями клинка.
— Этот кузнец из Куртеа де Аргеса неплохо потрудился. — Влад улыбнулся. — Теперь я чувствую себя в полной готовности, совсем как прежде.
Он снова перевел взгляд на Хорвати. Венгр увидел в зеленых глазах именно то, что и ожидал, — свой смертный приговор. Когда граф со всей ясностью и неизбежностью осознал, что конец вот-вот наступит, страх, сжимавший его сердце, как-то сразу исчез. Он ощутил невероятное умиротворение.
— Что ж, — медленно произнес венгр. — Делай то, что ты должен сделать, Дракула, сын Дьявола. Видимо, тебе выпала честь осуществить мое желание и отправить меня к жене.
— Нет. — Дракула покачал головой. — Я слышал, что твоя жена была набожной женщиной. У меня нет никакого сомнения в том, что сейчас она сидит по правую руку от Господа, а тебя ожидает совсем другое место. Ты должен отправиться в особый круг ада, где влачат загробное существование предатели.
— Но как?.. — Страх неожиданно вернулся к Хорвати, захватив его целиком. — Брат-дракон!.. — Он поднял руку, как бы защищаясь от неизбежного.
— Когда-то ты уже называл меня так, — равнодушно ответил Дракула, и меч сверкнул в его руке.
Хорвати почувствовал боль, но не вскрикнул, а только упал на колени, когда клинок вонзился в него. Теперь его поддерживала сталь, нанесшая рану, через которую с невероятной быстротой утекала жизнь. Единственный глаз графа оставался раскрытым.
Дракула наклонился, чтобы заглянуть в него.
— Я тебе не брат, — прошептал он и резко вытащил меч из уже мертвого тела.
Потом Влад повернулся и взглянул на Иона и Илону. Лишь они оставались живыми в этом зале.
Назад: Глава пятидесятая ПЕЛЕНА СМЕРТИ
Дальше: Глава пятьдесят вторая ВОССТАВШИЙ ИЗ МЕРТВЫХ