Глава двадцать девятая
ПРОЩАНИЕ
Отправив бояр готовить людей к походу, а архиепископа — собирать золото, Влад и Ион сели в зале перед камином, в котором теперь горел огонь. Они планировали будущую операцию, рассматривая карты, изучая списки войск. Князь то и дело призывал гонцов и отправлял их с распоряжениями в разные концы страны.
Было уже далеко за полночь, когда друзья смогли закончить дела, распрямились и заговорили о другом.
— Ты так и не рассказал мне, что это за выдающийся представитель Мехмета прибывает в Джурджу, чтобы склонить нас к рабскому существованию? — поинтересовался Ион, разливая вино.
Влад взял кубок, поднял, но услышал вопрос и опустил его, даже не притронувшись.
— Это Хамза-паша, — ответил он.
— Наш бывший учитель. — Тремблак присвистнул. — Сокольничий? Так он теперь паша? Надо признать, что этот человек здорово поднялся по служебной лестнице.
— Он всегда был больше чем просто сокольничий, — проговорил Влад, неотрывно глядя на пламя, играющее в камине. — Его способности весьма значительны. Во время осады Константинополя Мехмет назначил его главнокомандующим, адмиралом. После этого он много раз служил послом Блистательной Порты, стал пашой. Ходят слухи, что скоро Хамза станет великим визирем империи, а это второй человек после самого султана.
— Что ж, весьма важная персона. Не слишком ли большая честь для нашей маленькой Валахии?
— Нет. — Дракула покачал головой. — Тут другое. Это хитрый ход на шахматной доске. Мехмет посылает того, кого я обязательно вспомню.
Что-то необычное прозвучало в голосе Влада. Ион поднял голову, внимательно посмотрел на близкого друга, но тот по-прежнему глядел на огонь и не повернулся к нему.
— Конечно, ты же был не простым его учеником. Точнее, больше чем просто учеником, — сказал он.
Теперь Влад взглянул на него. Пламя отражалось в его зеленых глазах.
— Что ты имеешь в виду?
— Я… — Ион смутился. — Да, собственно, ничего. Я только вспомнил, что ты разговаривал с ним так просто, как никто и никогда не смел, и даже сделал для него одну вещицу.
— Охотничью перчатку. — Влад снова повернулся к огню.
— Да, именно ее. Разве не он спас тебя из Токата?
— Нет, — пробормотал Влад и наконец-то пригубил вино. — Он приехал, чтобы сделать меня своей игрушкой. А это совсем другое.
В его словах заключалось нечто такое, о чем князь явно не хотел говорить, но Ион не находил в этом ничего странного.
— Ты думаешь, Хамза едет, замыслив какое-то коварство?
— Не знаю. Может быть, Мехмет ждет, что я упаду в ноги его послу, буду целовать турецкие туфли и, конечно, отдам все, что они только у меня ни попросят. Что ж, многие на моем месте поступили бы именно так.
— Наверное, у султана на спине до сих пор красуется шрам, который ты ему оставил во время джерида. Нет, он не может не помнить, каков ты.
— Это правда. Но даже если Мехмет и не собирается убивать меня, то почему бы ему не поступить со мной так же, как его отец поступил с моим в Галиполи? Тот велел приковать Дракона к колесу телеги на недельку, а сыновей забрать в заложники.
— У тебя нет сыновей, которых он мог бы забрать.
— Да, у меня их нет. — Влад еще несколько мгновений смотрел на огонь, а потом быстро поднялся. — Илона!.. — вспомнил он. — Я обещал навестить ее сегодня вечером.
— Но, мой князь, тебе надо хоть немного отдохнуть, — заметил Ион, направляясь вслед за ним к лестнице. — Ведь на рассвете мы должны уехать.
Дракула распахнул дверь в спальню.
— Прошло столько времени, а ты все еще стараешься нас разлучить?
— Конечно нет. — Ион опустил голову. — Я только…
— Уже тринадцать лет она моя возлюбленная, а ты все еще сохнешь по ней?
Тремблак поднял голову и негромко ответил:
— Я бы завтра же женился на ней.
— Вот как! — Влад взял свой походный плащ. — И даже тот факт, что ты уже женат, не имеет никакого значения?
— Я добился бы расторжения этого брака.
— На каком основании?
— Невыполнение супружеского долга, например. — Ион нахмурился.
— А как же твои три дочери?
— Это результат непорочного зачатия. Все трое. Ты же знаешь, как усердна моя Мария в молитвах.
Они рассмеялись, Влад положил ладонь на плечо Иона. Потом его смех стих, но рука не изменила положения.
— Ты знаешь, бывают такие моменты, когда я хотел бы, чтобы она была твоей, а не моей. Я думаю, с тобой она была бы счастливее.
— Нет. — Ион покачал головой. — С того самого первого взгляда в порту Эдирне ты всегда был для нее единственным.
Влад сжал руку друга.
— Если все в Джурджу пойдет не так, как мы ожидаем, да и после тоже, ты ведь позаботишься об Илоне, верно? Бояре ненавидят ее. Они считают, что любовь к ней не позволяет мне выбрать себе в жены одну из знатных тупых девиц с лошадиными лицами. — Он улыбнулся. — Вполне может быть, что они правы.
— Я убью любого, кто причинит ей вред, как бы высоко он ни стоял. — Ион положил ладонь поверх руки Влада. — Клянусь тебе, мой князь.
— Хорошо. — Дракула прошел в комнату. — Где бы я ни очутился, в раю или в аду, я буду помнить эту твою клятву.
Огонек свечи колыхался, завораживал. В его колдовском, неторопливом танце было что-то такое, что убаюкивало ее, позволяло мыслям освободиться и без всякого препятствия плыть вокруг желтого язычка, раскачивающегося над голубым подсвечником.
Вся ее жизнь сосредоточилась в этом движении, в ожидании его посещений, которые становились все реже. Илона уже устала считать, сколько раз князь обещал навестить ее и не держал своего слова. Она знала, что он занят, и, увы, далеко не всегда государственными делами. У него была другая любовница, возможно, даже не одна.
Как сложилась бы ее жизнь, встреть она другого человека, такого как Ион, того, кто любил бы ее, возможно, даже только ее одну? У нее были бы дети, она воспитывала бы их в каком-нибудь укромном уголке княжества.
Илона сомкнула ресницы, прогоняя видения. Нет, она никогда не встретила бы боярского сына. Дочь дубильщика, выросшая в деревушке, затерянной где-то на краю света, вышла бы замуж за какого-нибудь подмастерья, когда ей исполнилось бы четырнадцать лет, и родила бы этому грубому мужику не меньше дюжины детей. Если после всего этого она осталась бы жива, то к своему нынешнему возрасту была бы уже согбенной толстой старухой с седыми волосами. Илона не находилась бы, как сейчас, в собственном доме, все еще красивая, с отливающими бронзой волосами, одетая в платье из богатого шелка. Ей уже исполнилось тридцать лет, но выглядела она намного моложе. У этой женщины не было детей, и жизнь ее оказалась легкой.
Она взмахнула рукой. Пламя удлинилось и метнулось в другую сторону.
Теперь вся история выглядела по-другому. Илону продали в рабство. Она была очень красивой и оказалась в гареме. Мехмет посещает ее еще реже, чем Влад теперь, потому что у него много других жен, наложниц и мальчиков для развлечения. Она проводит свою жизнь в праздности сначала во дворце в Эдирне, потом в Константинополе, пока не принесет потомство или ее не отдадут в жены какому-нибудь провинциальному чиновнику, а то и солдату.
Пламя снова пошатнулось, вытянулось. Ей послышалось, как где-то в доме хлопнула дверь. Кто-то вошел. Она вздрогнула, натянула на себя одеяло, наклонилась и задула свечу. Конечно, это не он. Князь опять забыл о ней, предпочел отправиться еще куда-то, к какой-то другой женщине.
Но дверь открылась, и Влад оказался перед ней. Она не видела его лица, потому что свеча была погашена, а огонь в камине едва мерцал. Один только факел освещал коридор за его спиной, и на фоне его тусклого света четко вырисовывался силуэт.
— Илона.
— Князь.
Влад не посмел пройти в комнату. Его остановила та холодность, с которой она произнесла титул.
— Извини, — пробормотал он. — Я…
— Позволь, я зажгу свет.
Илона поднялась, взяла со стола тонкую восковую свечу, направилась в коридор и поравнялась с ним. Он схватил ее за руку и удержал на пороге. Вспышка света упала на его лицо, и женщина мгновенно пожалела о своем упорстве.
— Не надо света, — прошептал он. — Давай останемся в темноте.
— Но я приготовила тебе еду, вино.
— Мне ничего не нужно. — Дракула сжал ее в объятиях. — Совсем ничего, кроме тебя.
Он поднял ее на руки и понес к постели. Гнев женщины разгорелся с новой силой. Разве ему не хватает шлюх, с которыми можно обращаться подобным образом?!
Влад уложил ее на простыни, сам лег рядом.
— Ах, — протянул он. — Надо поблагодарить Господа за то, что он создал гусиный пух, на котором так мягко лежать.
— Разве моему князю не требуется больше ничего, кроме как теплые, мягкие перышки под спиной? — спросила женщина, не скрывая изумления.
— Возможно, еще подушка.
Илона протянула руку, чтобы подложить ему подушку, но он удержал ее.
— Нет, подушка вот где. — Влад потянул ее к себе.
Она скользнула под него, он опустился на нее всем телом, вздохнул и сказал:
— Еще большей хвалы наш Господь достоин за то, что создал женские бедра такими мягкими и податливыми.
— Ты хочешь сказать, любые бедра? — спросила Илона, взяла его пальцы, ласкавшие ее волосы, и крепко сжала их. — Любой женщины?
— Ай! — воскликнул он. — Нет, конечно же. Я имел в виду твои бедра, Илона. Только твои!
Она решила не показывать виду, что понимает, как все это далеко от истины, но он, конечно, почувствовал, что подушка вдруг стала жесткой.
— Лежа рядом с тобой, я чувствую себя спокойным и счастливым, моя любовь. Только здесь, в этом месте, единственном для меня на всем белом свете.
— Лицемер и льстец, — прошептала она и снова принялась ворошить пальцами его густые черные волосы.
— Нет, это святая правда, — пробормотал Влад.
Илона ласкала его волосы и плечи и вдруг почувствовала, что дыхание князя стало реже, он как-то обмяк.
Она догадалась, что он заснул, но через несколько мгновений глаза его открылись.
— Ты знаешь, я уезжаю завтра. Точнее, уже сегодня. Через несколько часов.
— Это будет война, да?
— Крестовый поход. — Голос Влада дрогнул. — Победа креста над полумесяцем. Дракон усядется на султанский штандарт как на жердочку, и Мехмет согнется под моим мечом.
— Именно этого ты хочешь больше всего?
— Да, наверное. — Он улыбнулся. — Мне, воину Христа, следует думать о славе Божьей, но я озабочен и своей собственной. Я просто жажду покорить того, кто победил и завоевал других.
— Но возможно ли это? — спросила она мягко, отбросив его волосы на одну сторону. — Ведь турки очень сильны.
— Сильны? Да. Непобедимы? Нет! Их бил Хуньяди у Белграда и Ниса. Скандерберг снова и снова наносит им поражения в Албании. Я вполне могу справиться с ними здесь, с небольшой помощью.
— Которая придет из Венгрии?
— Да. Я могу заварить кашу, начать войну и некоторое время продержаться вполне успешно. Но если Корвин не двинется, не использует все золото, которое Папа прислал ему, чтобы сражаться…
— Что тогда?
— Тогда мы обречены. — Князь поднял голову. — Ты понимаешь, что только тебе я могу сказать об этом.
— Да, понимаю.
Она гладила его волосы. Он дышал ровно и будто бы безмятежно.
Через некоторое время женщина позвала:
— Влад, — но он не шелохнулся.
Илона стянула с него сапоги, сняла с себя платье, натянула на обоих теплое шерстяное одеяло и приникла к своему князю.
Дочь дубильщика не думала, что заснет, однако открыла глаза, когда за неплотно закрытыми ставнями уже брезжила заря. Она осторожно выскользнула из постели, стараясь не потревожить его, и приоткрыла окно. Да, в самом деле восток посветлел.
— Что, уже рассвет? — спросил он сонным голосом.
— Нет, мой дорогой, — сказала Илона, прикрыла ставни и возвратилась к нему. — Это горит Тырговиште. Спи спокойно.
— Ты что, шутишь?
— Да, шучу. Спи.
Через несколько мгновений он снова спросил:
— А почему у тебя такие холодные ноги?
— Они горячие как угли по сравнению с моими руками. Вот, попробуй.
Она засунула ладони ему в шаровары и прикоснулась к тому, что нашла там.
— Иисусе! — воскликнул он, приподнялся и снова повалился на спину. — Что ты со мной делаешь?
— А вот что, — проговорила женщина, продолжая ласково перебирать пальцами. — Я что-то не вижу, чтобы ты возражал.
— Илона, — простонал Влад, потом резко повернулся к ней, и его руки скользнули ей под рубашку.
— А чьи теперь руки холодные? — рассмеялась она, теснее прижимаясь к нему.
— Но ты же не возражаешь.
— Я возражаю, когда ты ничего со мной не делаешь и даже ничего от меня не желаешь.
— Правда?
— Правда, — ответила она. — Я твоя, когда бы ты ни пожелал меня. Здесь, сейчас, всегда и навеки.
— Что ж, пусть будет здесь и сейчас. — И Влад сорвал с нее рубашку.
Он приходил к ней в разном настроении и любил по-разному. Но больше всего ей нравилось именно так — утонуть в его горячей, неудержимой страсти, когда все остальное уходит, исчезает, теряет свое значение. Она знала, что он не где-то еще и не с кем-то еще. Князь здесь, таков, какой есть. В других местах ему приходилось носить маску, но только не с ней. Здесь он забывал о себе и о своей роли, терял себя в ее бесконечной, безбрежной любви. Илона забирала его всего, без остатка, но и от себя самой не оставляла ничего.
Они слились в объятиях, то поднимались, то опускались на постели. Им становилось все жарче с каждым мгновением.
Слабый утренний свет, пробивающийся сквозь ставни, постепенно делался все ярче. Илона мечтала о том, чтобы Тырговиште и в самом деле охватило всепожирающее пламя, такое, какое сжигало теперь их обоих. Потом она почувствовала, как он напрягся, первый раз в кои-то веки. Женщина знала, что он попытается отстраниться от нее, как делал всегда с тех пор, как поклялся священнику в том, что больше не будет иметь незаконных детей, в обмен на то, чтобы она осталась жива. Но Илона так же хорошо понимала, что теперь она, вполне возможно, видит его в последний раз и не может позволить ему уйти вот так.
— Нет, мой князь, нет. Останься, — прошептала она и обняла коленями его бедра.
— Илона. — Он тяжело вздохнул.
— Это будет безопасно, моя любовь, совершенно безопасно. Я знаю, когда можно.
— Ты уверена?
— Я никогда не смогла бы солгать тебе.
— Да, ты не смогла бы. Ты единственная, кто не смог бы. Именно поэтому я так дорожу тобой. Ты — прибежище моей души и сердца. — Он улыбнулся. — Что ж, с благословения Господа! — вскрикнул Влад и снова дал волю своей страсти.
Пауза длилась всего несколько мгновений и только усилила их обоюдное желание. Потом их тела снова слились. Восторг и упоение прорывались вскриками и стонами.
Через минуту они лежали, тесно прижавшись, почти слившись воедино, чувствуя дыхание друг друга и слыша, как стучат их сердца. Глаза князя снова были закрыты, на лице написано спокойствие и умиротворение. Илона смотрела на него. В этот момент он был очень похож на юношу, которого она знала прежде, каким увидела его впервые в Эдирне, из-под вуали, увешанной монетами.
Она знала все, что говорили о нем, все слухи и сплетни. При дворе находилось немало охотников, которые с удовольствием и весьма подробно пересказывали на разный манер деяния князя. Ее прислужница Елизавета, дочь жупана Туркула, могла болтать об этом часами, пока Илона не останавливала ее. Но все, что она слышала о жестокости, об ужасающих наказаниях, не имело никакого отношения к человеку, дремавшему в ее объятиях. Он никогда не говорил с ней об этих ужасах и не раскрыл ей, в чем состоял источник той отчаянной мрачности, которая временами охватывала его. Все эти признания предназначались духовнику, Богу, но никак не ей. Влад называл ее своим убежищем, своей тихой гаванью, и она не могла разрушить это его убеждение, уничтожить ощущение безопасности и покоя в единственном месте, где он находил все это, что бы ни говорили о нем люди.
По улице проскакала лошадь. Илона мысленно просила Господа о том, чтобы всадник проехал мимо, но нет.
Знакомый голос негромко позвал за ставнями:
— Князь?..
Она закрыла ему уши, но он все равно услышал и отозвался:
— Иду.
Лошадь отъехала, но недалеко.
Влад попробовал подняться, Илона удержала его.
— Моя любовь. — Дракула накрыл своими руками ее ладони.
— Останься.
— Нет, больше не могу, — ответил он твердо. — Меня призывает Господь.
— Странно, что Всевышний говорит голосом Иона.
Он рассмеялся, высвободился из ее объятий, поднялся. Пока князь быстро, по-солдатски, одевался, Илона неотрывно смотрела на него, разглядывая каждый мускул, запоминая каждый шрам. На его теле не обнаружилось ничего нового, такого, чего она не знала, не помнила наизусть, не держала постоянно в голове.
Он натянул один сапог, обернулся и увидел, как внимательно, со скрытой страстью, она смотрит на него.
— Что ты? — спросил Влад.
— Возвращайся ко мне, — прошептала Илона.
Князь натянул второй сапог, сел на кровать рядом с ней.
— Я постараюсь, но если не получится, то Ион поклялся мне…
Она заставила его замолчать, приложив палец к губам.
— Я знаю, но подозреваю, что если не вернешься ты, то и Тремблак тоже. Я вряд ли увижу его живым, если ты погибнешь.
Влад попытался возразить, но женщина не позволила ему.
— Я буду в безопасности, снова оденусь в мужскую одежду и ускачу в Клежани, к монахиням. Ты так щедро жертвовал им. Наверное, любовница князя должна доживать свои годы именно там.
Он улыбнулся такой неожиданной горячности, взял ее пальцы, поцеловал их.
— Мне как-то трудно представить тебя в монашеском платке.
— Если ты не вернешься, то я обрежу волосы и буду носить платок до самой смерти. — Ей вовсе не хотелось улыбаться.
Дракула прикоснулся к ее густым, пышным волосам, отбросил их с плеча и негромко сказал:
— Не делай этого ни по какой другой причине.
Она склонила голову ему на руку. Он наклонился, поцеловал ее лоб, закрытые глаза.
— Вот так и оставайся, — прошептал князь. — А когда ты снова откроешь их, я буду опять здесь, рядом с тобой.
Она послушалась, как делала всегда. Илона слышала, как он открыл дверь спальни. С улицы послышались приглушенные голоса. Мужчины что-то обсуждали.
Когда лошади ускакали, она по-прежнему не открывала глаз, несмотря на то что слезы струились по щекам из-под ресниц. Он никогда не нарушал обещаний, которые давал ей, и никогда их не нарушит. Илона верила в это.
