Глава четырнадцатая
ОХОТНИЧЬЯ ПТИЦА
Никто не вспоминал о нем несколько дней, хотя в царстве никогда не кончающейся ночи Влад не мог знать наверняка, сколько же прошло времени. Стражники приносили ему жидкий суп и мутную воду, он пил ее или выливал, по своему усмотрению. Экскременты бедняга размазывал по стенам и по собственному телу. Погибший мученик был покрыт ими, так что и Дракуле следовало делать так же. Его это мало трогало, зато доставляло неприятности охране, которая несколько раз пыталась вытащить узника из камеры. Эти люди проклинали его, но все-таки исполняли свою работу.
Сильно сгорбившись, Влад брел по каменному полу коридора, обнаженный, грязный, и что-то невнятно бормотал себе под нос. Он постоянно оглядывался, ожидая, что за ним последуют все те, с кем он встречался в сумраке, но никто не вышел на свет.
В конце концов он осознал, что кто-то стоит перед ним и зовет его, поднял голову и увидел человека, чье имя когда-то знал, но теперь не мог вспомнить.
— Влад, — мягко произнес этот мужчина, но узник опустил голову и снова забормотал молитвы. — Может быть, мы зашли слишком далеко?
Эти слова он проговорил тихо, а потом продолжил, уже громче:
— Отведите его в баню, помойте, побрейте. Так нельзя. Нужно проявить великодушие. Обращайтесь с ним уважительно, дайте чистую одежду и отведите в мои апартаменты.
Влад внимательно смотрел за тем, как молодой, высокий, красивый мужчина удалялся от него по коридору. В сравнении с бледнолицыми охранниками, которые держали его самого, тот казался античным богом.
— Хамза, — глухо простонал он.
— Куда ты везешь меня?
Хамза пришпорил коня, повернулся в седле и пристально взглянул на юношу, ехавшего рядом. Это были первые слова, которые Влад произнес в течение недели, прошедшей с тех пор, как его забрали из тюрьмы. За эти дни он узнал хорошее обращение. Ему приносили приличную еду и питье, но Дракула довольно сдержанно относился к угощениям после долгих месяцев, проведенных на жидкой, безвкусной каше. Он ежедневно принимал ванну, его постель застилали самыми тонкими шелковыми простынями и накрывали самыми теплыми одеялами. Все это заложник принимал с тем же опущенным взглядом, с тем же молчанием. Он говорил, но только сам с собой. Хамза иногда замечал, что губы у него шевелились, но до сегодняшнего дня с них не сорвалось ни единого звука.
— Я не везу тебя, мой юный друг. Мы едем вместе.
— И что же? — продолжил Влад, подняв глаза. — Значит ли это, что я волен повернуть и ехать в другую сторону?
Хамза улыбнулся, наклонил голову и ответил:
— Но зачем же ехать в другую сторону, если я предлагаю тебе весьма занимательное развлечение?
Он указал на шестерых слуг и три повозки. В первой покачивались кастрюли и миски, торчали шесты для навесов, тут же лежали ковры и холст. Вторую повозку занимали кувшины и бочонки с напитками, которые должны были сделать приятным пребывание в лагере. Они вздрагивали и позвякивали на каждой яме.
Но Хамза имел в виду вовсе не их, а третью повозку. Она была закрыта толстым тентом, который не пропускал дневного света. Из-под него то и дело доносились характерные вскрики. Они начали раздаваться сразу же после того, как путники выехали из Токата, и не смолкали полдня, даже теперь, когда они уже приближались к горам.
— Кто там? — Влад настороженно взглянул на повозку.
— А ты не узнаешь их по этим воплям? Уф! — Хамза закрыл пальцем ухо. — Это соколы. Еще совсем малыши. Их взяли из гнезда прошлым летом. Тот дурак, у которого я приобрел птиц, не содержал их должным образом. Возможно, они и не оправдают моих надежд, но это может случиться с каждым. — Он бросил взгляд на Влада. — Как думаешь, мы предоставим им шанс? Князь, ты поможешь мне?
Влад молчал так долго, что Хамза испугался, не помутился ли у него опять рассудок.
В конце концов Дракула спросил:
— Так мы едем тренировать соколов?
— Это было бы и в самом деле глупо. Нет. Я взял их для того, чтобы позабавиться, пока нам придется ждать. Потому что в том месте, куда мы направляемся, нас ждут другие птицы. Я на это надеюсь. Они и есть истинная причина нашего путешествия.
Говоря по чести, турок кривил душой. Истинной причиной происходящего все-таки служил юноша, который находился рядом с ним, а соколы были только поводом.
— А где это место, в которое мы направляемся?
— Там. — Хамза указал наверх.
Влад поднял голову. Дорога, извиваясь, уходила ввысь и терялась среди горных хребтов.
— Ак-Дагари. Это самая высокая точка в этой части Анатолии. Мы будем на месте завтра вечером.
— И там найдем твоих птиц?
— Если Аллах будет милостив, то именно так и случится. Там, наверху, живут люди. Это очень странное племя, говорящее на варварском языке. Они пришли с дальнего севера, их страна называется Нидерландией. Как я понимаю, это слово обозначает какую-то глухую дыру.
Он рассмеялся, но Влад не поддержал его, и Хамза продолжил:
— Эти чужеземцы обладают редким умением ставить ловушки на ястребов. Они оказались так далеко от своих родных мест по воле султана. Мурад, великий светоч мира, обратил внимание на их способности и вознаградил куда щедрее, чем любой христианский монарх. Им было обещано, что если они сумеют поймать за лето три птицы, то получат щедрое вознаграждение. — Хамза вздохнул. — Чужаки поднялись на гору только весной, когда растаял первый снег, так что, может, еще никого и не поймали. Но мы все равно найдем для себя развлечение, верно? — Он указал на повозку, в которой везли соколов.
Влад не ответил, лишь опустил глаза. Хамза смотрел на него и спрашивал сам себя, подозревает ли что-нибудь его бывший ученик, потом пожал плечами. Это не имело никакого значения. Вся наука, необходимая соколу, состоит в том, чтобы он умел летать и возвращаться на руку к хозяину. Конечно, перед тем как вернуться, этот охотник должен убить свою жертву.
Птиц на вершине Ак-Дагари, конечно, не оказалось. Гостей встретили только три неуклюжих бородатых пастуха, от которых пахло так же невыносимо, как и от их коз. Хамза не говорил на их языке, а они не знали турецкого, на жесты приезжего отвечали взмахами рук и грубыми выкриками.
— Трудно сказать с уверенностью. — Хамза покачал головой. — Но мне кажется, они говорят, будто обнаружили птиц, но пока еще ни одной не поймали.
— А как эти люди приманивают их?
Хамза обернулся. Он был рад услышать от Влада что угодно, хотя бы этот вопрос.
— Мы поедем с ними и посмотрим на это довольно нудное занятие. Три ястреба за лето, помнишь? По-моему, хитрость состоит в том, что они привязывают к шесту птичку, которая и служит приманкой. Бедняжку держат на длинной привязи, так что она летает и машет крыльями. Ястреб видит это, атакует. Они же наблюдают из засады, бросают шест и накидывают на хищную птицу сеть.
Он положил руку Владу на плечо, обнял его. Юноша напрягся, но потом осознал, что впервые за долгое время прикосновение другого человека не было ударом.
Слуги разгрузили повозки и быстро соорудили небольшой шатер, пол в котором полностью застелили ковром, по бокам развесили роскошные шелковые драпировки, на двух диванах разложили меха и шкуры. Другой шатер, побольше, они раскинули для себя.
Хамза провел Влада мимо двух уже разгруженных повозок к третьей, пока не тронутой, и начал осторожно развязывать ремни, которыми был закреплен навес. Несмотря на его аккуратность, крики, которые утихли, когда лошадей распрягли, послышались снова.
Турок вздохнул и стал разматывать ремни без всякой заботы, шумно и быстро.
— С птенцами сокола, которых забирают из гнезда слишком рано, всегда много проблем, — сказал он. — Они пищат, зовут мать. Ястребы куда лучше. Они редко шумят и, конечно, с детства знают, как надо настигать и убивать добычу.
Он поднял тент, пригласил Влада заглянуть внутрь, и тот забрался в повозку. Бывший учитель последовал за ним и опустил за собой полог. Здесь было совершенно темно, пока Хамза не раскрыл фонарь и не зажег его.
Блеклый свет позволил людям увидеть источник шумных выкриков. Два соколенка сидели на насесте, их головки, закрытые колпачками, вертелись из стороны в сторону. Они отчаянно пытались понять, кто потревожил их и откуда исходит опасность. Один из них начал хлопать крыльями, натянул путы, перевернулся вниз головой и повис, широко раскинув крылья.
— Чик-чик, мой жемчужный, мой драгоценный. Тихо! Успокойся! — Хамза прищелкнул языком и надел перчатку.
Вид этой вещицы, на которой золотом по гладкой, блестящей коже были вышиты стихотворные строки, подействовал на Влада. Его мозг словно встряхнулся. Он сбился с привычного ритма. Мысли неслись в нем, то ускоряясь, то замедляясь и даже теряясь. Это началось в тот момент, когда заложник увидел, как посадили на кол его несчастного соотечественника, и привело к полному ступору. Теперь же перемена никак не отразилась на лице парня, но он почувствовал сильный озноб.
— Ты носишь эту перчатку? — спросил Влад и вдруг впервые за долгое время осознал со всей ясностью, что это сказал он сам, а не кто-то еще.
Хамза обернулся, услышав, как переменился голос юноши.
Даже при тусклом свете фонаря он увидел, что Влад смотрит на него, а не куда-то в сторону, как было прежде, улыбнулся и ответил:
— Всегда ношу. Если в моем доме начнется пожар, то я схвачу именно ее, а потом уже убегу. — Хамза начал развязывать путы на ногах птицы, все еще бьющей крыльями, время от времени пощелкивая языком. — Вот этого зовут Эрол, что означает «сильный» или «мужественный». Имя красивое, оно получено, но еще не подтверждено, да, мой красавец?
Он снял птицу с насеста и попробовал усадить ее себе на руку. Соколенок сопротивлялся, но уселся, как только Хамза достал из мешочка кусочек сырого мяса.
Турок показал Владу на еще одну перчатку, которая лежала в стороне, и тот надел ее.
— А вот эта девочка для тебя. Она, конечно, никогда не станет Сайезад, той писаной красавицей, которую Мехмет проиграл тебе в джерид и не удосужился прислать, но тоже сможет послужить султану. — Хамза улыбнулся. — Ее зовут Ахтар. Это значит…
Птица, сидящая на его руке, снова разволновалась и начала хлопать крыльями.
— Тихо, успокойся.
— Это означает «звезда», — произнес Влад, закончив фразу.
Он снял путы с соколихи и снова прошептал это слово, но только на другом языке, как часто делал в камере:
— Илона.
Соколы уже прошли небольшую тренировку, умели сидеть на руке хозяина и брали у него мясо. Два следующих дня Влад и Хамза провели в повозке. Они кормили птиц и разговаривали с ними, а на третий день вынесли их на прогулку. При этом колпачки по-прежнему закрывали головки соколят, дабы избежать неожиданностей. Еще через два дня, когда уже стемнело, люди сняли колпачки на некоторое время, так же поступали и в последующие вечера. Потом они выбрались за пределы лагеря, прошли вдоль протоки, образовавшейся после таяния снегов.
Влад во всем следовал примеру Хамзы. Он снимал колпачок со своей птицы, когда это делал учитель, и надевал его, когда тот поступал так. Во время прогулки они все время поворачивали птиц, заставляя их привыкать к тому, что пейзаж вокруг меняется. Посадив соколят в клетки, они шли к себе в шатер, где было тепло от раскаленной жаровни, ели хорошую, простую пищу. Хамза рассказывал о том, как надо тренировать птиц, а также и об иных премудростях жизни. Влад слушал, но сам говорил мало.
К десятому дню их пребывания на вершине загадочные чужеземцы так и не поймали ни одной птицы, но пришло время отправлять в полет тех, которых они имели.
— Пора рискнуть, — сказал Хамза, выйдя из шатра ранним утром.
Над вершинами гор струился мягкий, прозрачный свет.
— Я надеюсь, птицы достаточно привыкли к нам. Они доверяют хозяевам, поэтому вернутся. Но убедиться в этом можно только одним способом.
Оба взошли на соседнюю гору, поросшую редкими пожухлыми деревьями. Для тренировки птиц Хамза выбрал именно ее. Люди остановились в паре сотен шагов от вершины.
— Что же, пусть мой мальчик полетит первым и докажет, что имя ему дали не зря.
Хамза стал развязывать путы на лапах сокола.
Он придержал птицу и снял с нее колпачок. Сокол несколько раз моргнул, его глаза, вращающиеся как на шарнирах, расширились. Хамза дал ему кусочек мяса, потом поднял руку и отпустил птицу в полет.
— Лети, Баз-шах! — крикнул он, назвав молодого соколенка именем его знаменитого персидского собрата. — Лети!
Птица полетела, сначала тихо и низко, потом быстрее, смелее, описала круг вокруг нескольких деревьев, растущих на вершине, и пропала. Люди потеряли ее из виду и ждали, затаив дыхание, казалось, целую вечность.
Потом Хамза привязал к веревке приманку, тушку кролика, шагнул вперед, стал размахивать ею и громко звать:
— Иди ко мне, Баз-шах. Иди, мой смелый красавец. Возвращайся ко мне!
Довольно долго птицы не было видно. Потом черная точка отделилась от ветвей дерева и вскоре превратилась в сокола, летящего на полной скорости. Когда он схватил приманку, Хамза не устоял на ногах и упал на колени, а Эрол начал с аппетитом есть.
— Слава Аллаху! — радостно воскликнул Хамза.
Некоторое время они наблюдали, как сокол рвет добычу.
Потом турок наклонился, взял путы птицы, положил их себе на руку вместе с кусочком мяса, выпрямился, широко улыбнулся Владу и сказал:
— Теперь твоя очередь.
Дракула шагнул вперед, ослабил ремешки, которые сдерживали Ахтар, потом осторожно снял с нее колпачок. Как и ее собрат, соколиха заморгала, оглядываясь.
Влад наклонился к ней.
— Лети, — сказал он так тихо, что слышать его могла только она. — Лети, моя красавица. Лети, моя звезда! — Потом поднял руку и отпустил ее.
Люди смотрели, как птица удаляется от них, превращаясь в темную, едва заметную точку. Она улетала навсегда. Влад чувствовал это и даже не пошевелился, чтобы взять приманку.
Через некоторое время Хамза произнес:
— Вот это и случилось с лучшим из нас и с лучшей из птиц. Первый раз всегда самый рискованный. Это…
Влад не дослушал его и начал быстро спускаться с холма. Хамза поспешил за ним и был удивлен, заметив выражение лица Дракулы. На нем не было сожаления, которое он ожидал увидеть, а тем более слез. В нем отражалось нечто такое, чего он никак не мог добиться все предшествующее время ни разговорами, ни шутками, ни чем-либо еще.
— Ты улыбаешься?
— Да.
— Это потому, что сокол принадлежал султану? — Хамза покачал головой, в его голосе послышалось раздражение. — Ты таким вот образом наказываешь его или тебя это вообще не трогает?
— Меня это очень трогает. — Влад остановился и обернулся к Хамзе, все еще улыбаясь. — Илона свободна.
— Ахтар! — сдвинув брови, поправил его Хамза.
— Да, — кивнул Влад, продолжая свой путь. — И она тоже.