50
Два часа спустя они медленно ехали в Шанлыурфу. Завернутые в одеяла Роб, Кристина и Лиззи сидели в задней части самого большого полицейского автомобиля.
Наступил вечер. Жара пустыни высушила одежду Роба, мягкий ветерок свистел в окнах машины. На фоне фиолетово-черного неба на западе угасали последние кроваво-красные лучи солнца.
Кирибали, сидевший на переднем сиденье, повернулся, посмотрел на Роба, Кристину и улыбнулся Лиззи.
— Клонкерри, конечно, регулярно платил курдам, — заговорил он. — Платил больше, чем мы и вы. Мы все время чувствовали: что-то происходит. Взять хотя бы гибель Брайтнера. Езиды не собирались его убивать, хотели только отпугнуть. Однако его убили. Зачем? Кто-то уговорил людей на раскопках… оказать эту дополнительную услугу. Ваш друг Клонкерри.
— А потом?..
Кирибали вздохнул и смахнул с плеча лишь ему одному заметную пыль.
— Должен признаться, какое-то время мы не понимали ничего, находились в полном замешательстве. Но потом мне позвонил один замечательный полицейский из Скотленд-Ярда. Однако мы по-прежнему не видели выхода из создавшегося положения, поскольку не знали, где вы. — Кирибали улыбнулся. — И тут появился Мамтаз! Невысокий такой, помните? Он пришел ко мне и рассказал все как раз вовремя. Это всегда полезно — иметь связи.
Латрелл смотрел на Кирибали, с трудом понимая его слова. Потом он перевел взгляд на свои руки, все еще в пятнах засохшей крови Клонкерри. А, ерунда: главное, дочь спасена! Только это имело значение. В сознании Роба смешались тревога, облегчение и странная, болезненная радость.
Какое-то время они ехали в молчании, а потом Кирибали снова заговорил.
— Вы поняли, что я собираюсь отобрать у вас пергамент с картой и череп? Всю так называемую Черную Книгу.
— И что вы собираетесь с ними делать?
— Поместить туда же, где хранятся другие доказательства.
— Вы имеете в виду подвал музея?
— Конечно. И мы сменили код замка!
Их обогнал большой полицейский фургон, его задние огни светили красным сквозь поднятую пыль.
— Поймите, вы в безопасности, — продолжал Кирибали. — Это хорошо. Мы какое-то время подержим Радевана и его глупых друзей, а потом отпустим на все стороны. Я это сделаю, потому что моя задача — поддерживать мир между турками и курдами. Но все остальное навсегда останется под замком.
Поездка продолжалась. Теплый вечерний воздух нес мягкую свежесть. Роб с наслаждением дышал и поглаживал волосы дочери. И в какой-то момент заметил, что они проехали поворот на Гёбекли, едва различимый в свете восходящей луны.
Роб заколебался, но потом не выдержал и спросил Кирибали, нельзя ли взглянуть на Гёбекли в последний раз.
Кирибали велел водителю остановить машину и посмотрел на своих пассажиров. Кристина и Лиззи спали. В улыбке полицейского мелькнула снисходительность, он кивнул, связался по радио с другими машинами и сообщил подчиненным, что встретится с ними позже в Урфе. Потом его машина развернулась и поехала обратно.
Той же хорошо знакомой дорогой, через невысокие холмы, мимо курдских деревень с их открытыми канализационными стоками, беспризорными козами и освещенными бледно-зеленым светом минаретами. Какой-то пес залаял на машину и побежал следом, но потом отстал и растаял во тьме.
И вот наконец автомобиль остановился на гребне невысокого холма, откуда открывался вид на храм. Роб выбрался из машины; Лиззи крепко спала, положив голову на колени уснувшей Кристины.
Кирибали тоже вышел наружу. Двое мужчин пошли по извивающейся тропинке к храму.
— Ну а теперь расскажите, — сказал Кирибали.
— Что?
— Что вы делали в долине? Я имею в виду Долину Убийств.
Роб задумался, а потом объяснил очень коротко. В самых общих чертах сформулировал Тайну Бытия, но этого хватило, чтобы заинтриговать Кирибали: в лунном свете было хорошо видно, как глаза полицейского расширились.
— И вы убеждены, что действительно во всем разобрались? — с улыбкой спросил он.
— Может быть… Но не осталось никаких фотографий. Все ушло под воду. Никто не поверит нам, а раз так, какое это имеет значение?
В глубоком вздохе Кирибали чувствовался оттенок удовлетворения. Сейчас они стояли на вершине невысокого холма с одиноким тутовым деревом, откуда хорошо видны были мегалиты, отбрасывающие в лунном свете длинные тени. Полицейский хлопнул Роба по плечу.
— Друг мой писатель, это имеет значение для меня. Вы же знаете, я люблю английскую литературу. Поведайте, что вы думаете… откройте мне Тайну Бытия!
Роб протестовал; турок настаивал.
Журналист опустился на каменную скамью, достал блокнот и, напрягая глаза в лунном свете, перечитал свои записи. Потом закрыл блокнот и устремил взгляд на бесконечную всхолмленную равнину. Кирибали сидел рядом и слушал рассказ Роба.
— Библейские легенды о падших ангелах, упоминаемых в Книге Еноха, частично отражены в Бытии: я убежден, что это воспоминания людей о скрещивании между разными видами гоминидов, первыми людьми…
— Понимаю.
— Около десяти тысяч лет до нашей эры некий вид человека мигрировал с севера в турецкий Курдистан. Хлынувшие сюда гоминиды были очень крупны. Возможно, они вели свое происхождение от гигантопитеков, самых больших известных гоминидов. Судя по культурному воздействию на местных жителей, великаны пришли из Восточной Азии. Каково бы ни было их происхождение, давайте назовем их северными людьми. По сравнению с Homo sapiens северные люди были гораздо лучше развиты и, несомненно, более агрессивны. Они изготавливали глиняную посуду, строили дома, знали резьбу, ваяли скульптуры; возможно, у них была даже письменность, в то время как Homo sapiens все еще жили в пещерах.
Детектив задумчиво слушал; Роб продолжал развивать свою мысль.
— Почему северные люди были умнее и беспощаднее? Ответ кроется в их происхождении: они пришли с севера. Ученые давно считают, что чем суровее климат, тем более развит и стратегически заострен формируемый им интеллект. Во времена ледникового периода необходимо было планировать наперед — просто чтобы выжить. И беспощаднее сражаться за ресурсы. По контрасту, более теплый, мягкий климат способствует развитию общественных взаимоотношений, более дружелюбному сотрудничеству…
Однако у северных людей имелась проблема; отсюда и миграция. Можно предположить, что они вымирали — как неандертальцы до них. Похоже, северные люди имели определенный генетический дефект, предрасполагающий к насилию в самой грубой, жестокой форме. Возможно, суровая среда обитания вселяла в них страх перед мстительным, жаждущим крови божеством, для умилостивления которого приносились человеческие жертвы.
— Какова бы ни была причина, северные люди убивали себя, принося в жертву собственных людей. Умирающая цивилизация, типа ацтеков. В отчаянии они бросились на поиски более мягкой среды обитания, на поиски райского климата, где все растет и плодоносит. Они мигрировали на юго-запад и тут, на равнинах Курдистана, начали скрещиваться с более мелкими и непритязательными здешними жителями — охотниками-собирателями, живущими в пещерах. И, смешиваясь с ними, учили их искусству строительства домов, резьбе, религии, более сложным общественным взаимоотношениям: отсюда пугающий культурный скачок, воплощенный в Гёбекли-тепе. Я подозреваю, что Гёбекли представлял собой храм, построенный этими сверхлюдьми с целью внушить благоговейный ужас аборигенам.
Где-то во мраке заблеяла коза.
— Гёбекли-тепе должен был казаться местному населению чем-то вроде рая, Садами Эдема, местом, где боги ходят среди людей. Но подобное не могло продолжаться вечно. Ситуация начала меняться — источники пищи таяли. Как результат, северные люди начали принуждать охотников-собирателей к работе совсем иного рода: к возделыванию диких трав на курдистанских равнинах, к тяжкому фермерскому труду. Начался вроде бы необъяснимый сдвиг в сторону земледелия. Революция каменного века, и мы, люди, стали рабами. Тружениками полей.
— По вашему мнению, это и было грехопадение человека? — спросил Кирибали. — Изгнание из рая?
— Возможно. Тайна углубляется странными намеками на изменение сексуального поведения в те времена.
— Может, северным людям нравилось насиловать маленьких пещерных женщин, и не только насиловать самим, но и натравливать на них вепрей — как это демонстрирует статуя в вашем музее. Может, они и впрямь научили женщин «целовать фаллос», как об этом сказано в Книге Еноха. Естественно, женщины стали осознавать свою сексуальность — как Ева осознала собственную наготу в Эдеме, — когда начали совокупляться с пришельцами. Гоминиды скрещивались, и злосчастные гены насилия и тяги к жертвоприношениям передавались дальше, хотя и в несколько выхолощенной форме. Их наследовали дети, рожденные от этих союзов.
Грузовик просигналил в отдалении, выезжая на шоссе, ведущее в Дамаск.
— Да, это было грехопадение человека. Сообщество людей, живущих в Гёбекли и на окружающих равнинах, было травмировано, в него проникли жестокие нравы и гиперсексуальность. Более того, фермерство губило ландшафт, делало жизнь труднее. И какова была реакция северных людей на эти зловещие признаки? Снова проявились старые характерные черты: они начали совершать жертвоприношения, чтобы умилостивить жестоких богов природы — или демонов собственного сознания. А умилостивить их они могли лишь человеческой кровью. Например, заживо погребая в кувшинах младенцев.
— А потом? — спросил Кирибали.
— Теперь мы добрались до времени, начиная с которого история фиксируется в записях. Примерно за восемь тысяч лет до нашей эры стало слишком много страданий, жертв и насилия, и отношение местных охотников-собирателей к северным пришельцам изменилось. Придя в отчаяние, они начали сопротивляться. Произошла огромная битва, и обычные пещерные люди убили последних северных людей, которых значительно превосходили числом. А потом похоронили все тела рядом с захоронениями принесенных в жертву детей. Создали одну огромную братскую могилу не очень далеко от Гёбекли. В Долине Убийств.
— А в довершение засыпали землей храм!
Роб кивнул.
— И потом Гёбекли-тепе был погребен, очень старательно, чтобы скрыть позор скрещивания и похоронить злое семя. Охотники-собиратели сознательно погребли исполинский храм, чтобы истребить все воспоминания об ужасах, об изгнании из Эдема, об их столкновении со злом. Однако замысел не удался. Было уже слишком поздно. Гены насилия северных людей проникли в ДНК Homo sapiens. Ген Гёбекли стал частью человеческой наследственности. И он распространялся. Опираясь на Библию и другие источники, мы можем проследить данный ген, изгнанный из Гёбекли и двинувшийся дальше на юг, в Шумер, Ханаан и Израиль, несущий в себе агрессивность и склонность к ритуальным убийствам. В этих странах существуют доказательства ранних человеческих жертвоприношений.
— В землях Авраама, — сказал Кирибали.
— Да. Пророк Авраам, рожденный около Шанлыурфы, видимо, частично вел свое происхождение от северных людей Гёбекли: он был умным, харизматичным лидером. И еще одержимым идеей жертвоприношений. Согласно Библии, он был готов убить собственного сына в знак покорности разгневанному богу. А кроме того, Авраам основал три великие религии: иудаизм, христианство и ислам. Верования Авраама основаны на верованиях, сохранившихся в памяти живших вокруг него людей.
— Эти великие монотеистические религии возникли из-за травмы, полученной в Гёбекли-тепе. Все религии базируются на страхе перед огромными ангелами и жестоким богом: массовое подсознательное воспоминание о том, что произошло в курдистанской пустыне, когда могущественные, склонные к агрессии существа оказались среди нас. Символично, что все три религии по-прежнему базируются на принципе человеческого жертвоприношения: в иудаизме его пародирует обряд обрезания, в исламе эту роль исполняет джихад…
— Или, возможно, безжалостное убийство пленных «Аль-Каедой»?
— Возможно. И в христианстве мы имеем жертвоприношение Христа, первенца Бога, вечно умирающего на кресте. Так что все три религии — синдром стресса, что-то вроде ночного кошмара, в котором мы постоянно заново переживаем травму северного вторжения, когда люди были изгнаны из рая и вынуждены отказаться от свободной жизни. Вынуждены заняться земледелием. Вынуждены «целовать фалл ос». Вынуждены убивать собственных детей, чтобы умилостивить гневных богов.
— Но, Роберт… Как во все это вписываются езиды?
— Они чрезвычайно важны. Потому что существуют только два источника знания о том, что в действительности произошло в Гёбекли. Первый — это курдские культы, ярсенизм, алевизм и езидизм. Приверженные им племена считают, что являются прямыми потомками чистокровных пещерных людей Гёбекли. Они — Сыны Кувшина. Сыны Адама. Остальное человечество, говорят они, ведет свое происхождение от Евы, от второго кувшина с гибридами: кувшина, полного скорпионов и змей.
— Понимаю…
— У данных культов много общих мифов о Садах Эдема. Но даже для их поклонников случившееся в Гёбекли просто смутное, пугающее воспоминание о каких-то полных презрения, похожих на птиц ангелах, которые требовали поклоняться им. Однако даже туманная память народа очень сильна. Вот почему езиды не допускают смешанных браков. В них живет мифический страх запятнать свою родословную склонностью к насилию и жертвоприношениям, которую они видят в остальном человечестве. В нас, несущих в себе ген Гёбекли.
Кирибали молчал, вникая в услышанное.
— Езиды также несут ужасную ношу. Унижение. Пусть они и твердят, что чисты, но в глубине души знают истину: некоторые их предки скрещивались со злыми северными людьми, позволяя им распространять ген Гёбекли, а значит, зло в мире существует и это в большой степени их вина. Отсюда и запреты, и секретность, и особое, свойственное только езидам чувство стыда. Отсюда и тот факт, что они не селятся далеко от храма, из которого вышли. Они должны защищать его. Они все еще опасаются, что если истина когда-нибудь выплывет наружу и мир узнает об их деяниях, то остальное человечество в ярости истребит их. Предки езидов не сумели защитить человечество от северных людей. Их женщины делили ложе с северными демонами. Типа коллаборационистов в оккупированной Франции.
— И это объясняет, почему у них такой бог, — заметил Кирибали. — Ангел-павлин.
— Да. Тот факт, что езиды знают правду, делает для них невозможным поклонение нормальным богам. Вот почему они поклоняются Мелек Таусу — Молоху, сжигающему детей. Символическому дубликату злого сверхчеловека, с его «птичьими» глазами. И на протяжении многих тысяч лет эта странная вера и не менее странное кредо оставались под покровом тайны. Ген Гёбекли распространялся по миру, он уже перешагнул через Берингов пролив в Америку. Однако настоящая тайна езидов, Тайна Бытия, была в полной безопасности — до тех пор, пока Гёбекли-тепе оставался погребенным под землей.
— А что за второй источник знания? Вы сказали, что существуют два…
— Тайные общества в Европе, возникшие в шестнадцатом столетии. Франкмасоны и прочие. Люди, заинтересовавшиеся слухами и традициями, в которых упоминалось о доказательстве, даже о документах, существующих где-то на Ближнем Востоке и угрожающих исторической и теологической основе как христианства, так и религии в целом.
Звезды поднялись высоко и мерцали над головами.
— Некоторых представителей английской антиклерикальной аристократии эти слухи в особенности заинтересовали, — продолжал Роб. — Один из них, Френсис Дэшвуд, отправился в Анатолию. То, что он там узнал, убедило его: с происхождением христианства не все так просто. Впоследствии он учредил «Клуб адского огня» вместе с придерживающимися тех же убеждений интеллектуалами, художниками и писателями, чьим raison d'etre было неуважение и осмеяние укоренившейся веры.
Роб устремил взгляд на самый большой мегалит.
— Однако у «Клуба адского огня» по-прежнему не имелось убедительных доказательств того, что религия ложна и «неправильна». Только когда Иерусалим Уэйли, из ирландского «Клуба адского огня», вернулся из поездки в Израиль, стала известна истинная история Гёбекли. В Иерусалиме он получил от езидских жрецов так называемую Черную Книгу. Мы не знаем, почему это произошло. Мы не знаем, была ли Черная Книга на самом деле коробкой, которая сейчас у нас, содержащей странный череп и карту. Череп нечеловеческий, принадлежавший гибридному созданию. На карте обозначено захоронение рядом с Гёбекли-тепе, захоронение злых богов: Долина Убийств. Жрец объяснил Уэйли значимость и того и другого.
— И в чем же их значимость? — спросил Кирибали.
— Иерусалим Уэйли узнал истину о грехопадении человека и возникновении религии. Он получил доказательства того, что религия — не более чем народная память, снова и снова переживаемый кошмар. Но он обнаружил и кое-что еще, а именно то, что в человеческую кровь проникла характерная склонность к насилию и злу и что данная особенность одаряет ее носителей величайшим талантом, умом и харизмой. Делает их лидерами, но лидерами, тяготеющими к садизму и жестокости — потому что все это включено в один и тот же набор генов. Чтобы убедиться в истинности знания, Иерусалиму Уэйли достаточно было вспомнить собственную родословную, в особенности жестокого отца, ведущего, в свою очередь, происхождение от Оливера Кромвеля. Другими словами, Уэйли обнаружил ужасный факт: человечество обречено иметь своими лидерами людей, безусловно умных и харизматичных, но одновременно тяготеющих к садизму. Потому что весь этот комплекс содержит в себе те самые гены северных людей.
Кирибали начал что-то говорить, но Роб остановил его, вскинув руку; он уже почти закончил.
— Открытие потрясло Иерусалима Уэйли, и он спрятал доказательство: череп и карту, Черную Книгу, которую мы с Кристиной нашли в Ирландии. И потом, сломленный и охваченный ужасом, удалился на остров Мэн. Он был убежден, что человечество не вынесет бремя истины, которая не сводится лишь к тому факту, что все Авраамовы религии имеют ложную основу, состоящую из смеси хранящихся в памяти ужасов и потребности к насилию. Нет, страшнее другое: все политические системы — аристократические, феодальные, олигархические и даже демократические — обречены выдвигать из своей среды лидеров, предрасположенных к агрессии. Тех, кому нравится убивать и совершать человеческие жертвоприношения. Тех, которые с легкостью будут посылать в траншеи тысячи и тысячи. Тех, кто способен врезаться на самолете в башню с множеством ни в чем не повинных людей. Тех, кто будет сбрасывать кассетные бомбы на беспомощные деревни в пустыне.
Кирибали с мрачным видом смотрел на него.
— В результате «Клуб адского огня» распался, и решение загадки было скрыто. Однако одна семья знала и хранила ужасную истину, обнаруженную Иерусалимом Уэйли.
— Клонкерри.
— Именно. Потомки Иерусалима и Поджигателя Церквей Уэйли. Богатые, привилегированные и кровожадные, Клонкерри несут в себе гены Гёбекли. Они сохранили знание, когда-то полученное ими от Тома Уэйли. Это было глубочайшей семейной тайной, которая никогда не могла быть разглашена. Если бы факты выплыли наружу, элиты по всему миру были бы свергнуты, а ислам, иудаизм и христианство разрушены. Наступил бы всеобщий апокалипсис. Конец всему. Задача семьи Клонкерри, как они ее понимали, состояла, следовательно, в обеспечении того, чтобы ужасная истина оставалась скрыта от всех.
— И тут появляется бедняга Брайтнер.
— Правильно. Столетия молчания, и вдруг Клонкерри узнают, что Франц Брайтнер докопался-таки до Гёбекли. Угрожающая ситуация. Если будут также найдены череп и карта, а потом кто-то сопоставит одно с другим, истина выйдет наружу. Самый младший член семьи, Джейми Клонкерри, собирает богатых парней в качестве своих помощников, сколачивает банду с одной-единственной целью — найти и уничтожить Черную Книгу.
Однако над Джейми Клонкерри тяготеет другое династическое проклятие: он несет в себе ярко выраженный набор генов Гёбекли. Красивый и харизматичный, одаренный лидер, он одновременно законченный психопат, убежденный, что обладает правом убивать кого угодно. Всякий раз, когда он ошибался в своем предположении о местонахождении черепа и карты, гены Гёбекли давали о себе знать.
Последовало долгое молчание.
Наконец Кирибали встал, выправил манжеты рубашки, выровнял галстук.
— Очень хорошо. Обожаю подобные рассказы. Лучшие места в Библии и Коране — как раз такого рода истории. Как по-вашему? Лично я всегда был убежден в этом.
Роб улыбнулся.
Кирибали зашагал в направлении мегалитов; носки его элегантных ботинок блестели в лунном свете.
— Мистер Латрелл… — в голосе Кирибали слышались шипящие звуки, — я разговаривал с детективом Форрестером, и он рассказал кое-что любопытное о вас и о Клонкерри. По правде говоря, я надавил на него, чтобы получить информацию. Вы же знаете, я человек настойчивый. Вопрос за вопросом, и в конце концов Форрестер признался, что именно обнаружил в Интернете.
Роб пристально смотрел на Кирибали.
— Роберт Латрелл. Довольно необычная фамилия.
— Я не прав?
— Думаю, она шотландско-ирландская.
— Правильно. Ее и сейчас можно встретить в районе Дублина, хотя большая часть рода эмигрировала в Америку. В Юту, откуда и вы родом. — Кирибали поправил безупречно сидевший на нем пиджак. — И теперь можно почти с полной уверенностью утверждать, что вы потомок дублинских Латреллов. А они тоже являлись членами «Клуба адского огня». Ваши предки состояли в родстве с Клонкерри.
Последовала многозначительная пауза.
— Мне это уже известно.
— Правда?
— Ну да. По крайней мере, я догадывался о чем-то таком. И Клонкерри это знал. Вот почему не раз намекал на какие-то родственные связи.
— Но это означает, что в вас, возможно, тоже есть гены Гёбекли? Вы понимаете?
— Конечно, — ответил Роб. — Хотя тут всего лишь набор генов, даже если я и несу его в себе. Я в такой же степени сын своей матери, как и своего отца.
Кирибали энергично закивал:
— Да, да, да. Мать человека очень важна!
— И даже если во мне есть некоторые из этих свойств, не обязательно, что я обречен. Нужно оказаться в определенной ситуации, да и немалую роль играет окружение. Тут очень сложное взаимодействие. — Роб помолчал. — Так или иначе, я не собираюсь становиться политиком…
Детектив рассмеялся.
— Так что, думаю, со мной все будет в порядке, — закончил журналист. — Пока мне в руки не попадет атомная бомба.
Кирибали щелкнул каблуками, как бы повинуясь приказу невидимого командира, достал из кармана мобильник и зашагал к машине; возможно, почувствовал, что Роб хочет остаться в одиночестве.
Латрелл постоял, отряхивая пыль с джинсов, а потом по знакомой каменистой тропе начал спускаться к самому центру храма.
На дне котлована он остановился, оглядываясь по сторонам, вспоминая смех и шутки с археологами. Здесь, в Гёбекли, он впервые встретился с Кристиной женщиной, которую полюбил. Однако здесь же погиб Брайтнер; и здесь тысячи лет назад начался весь ужас с жертвоприношениями.
Луна плыла высоко, белая и равнодушная. В ночи застыли молчаливые и высокомерные камни. Роб пошел между ними, наклоняясь и бережно прикасаясь к резьбе, исполненный благоговейной робости и почти вынужденного, но несомненного уважения к удивительным древним камням, к таинственному храму Эдема.
