15

Обратно в город Кристина ехала быстрее, чем обычно. На въезде в Шанлыурфу, там, где неопрятная пригородная полоса пустыни сменялась первыми кварталами серых бетонных домов, они увидели жалкое подобие придорожного кафе с белыми пластиковыми столиками, за которыми с пристыженным видом пили пиво водители грузовиков.

— Пива? — предложил Роб.

Кристина скосила глаза на столики.

— Хорошая мысль.

Она приняла вправо и остановила машину. Когда шла к столику, все водители пялились на нее.

Стоял теплый вечер; вокруг гирлянды голых лампочек, подвешенной перед кафе, роились насекомые. Роб заказал два пива «Эфес». Невольные конспирологи говорили о Гёбекли. То и дело на дороге вспыхивали фары, с грохотом проезжали тяжелые фуры, направляясь в Дамаск, или Эр-Рияд, или Бейрут. Шум заглушал негромкие голоса, а лампочки в гирлянде раскачивались и подпрыгивали от сотрясения почвы. Кристина сосредоточенно, но быстро, почти лихорадочно листала страницы записной книжки. Роб прихлебывал теплое пиво из грубого стакана, предоставив спутнице заниматься делом.

А она листала книжку то с начала, то с конца. И выглядела при этом расстроенной. В конце концов бросила записную книжку на столик и вздохнула.

— Не знаю… Неразбериха какая-то.

Роб поставил на стол стакан.

— В смысле?

— Полнейший беспорядок, — раздраженно сказала она. — А это очень странно. Франц терпеть не мог беспорядка. Напротив, он был аккуратнейшим человеком. «Тевтонская организованность», так он это называл. Очень точным был, скрупулезным. Всегда и во всем.

Ее карие глаза на мгновение затуманились. Она решительно взяла стакан, сделала большой глоток и предложила:

— Да вы сами взгляните.

Роб пробежал глазами несколько страниц.

— По-моему, все в порядке.

— Дальше, — предложила Кристина. — Вначале — да, все нормально. Схемы раскопок. Характеристики микролитов. Ну а потом… Видите?

Латрелл послушно листал страницы, пока Кристина не остановила его.

— Смотрите, начиная отсюда все меняется. Буквы превращаются в каракули. Рисунки — какая-то мазня… хаос. И вот еще. Что значат эти цифры?

Роб пригляделся. Почти все записи были сделаны по-немецки. Почерк, поначалу очень четкий, действительно к концу превратился в почти неразборчивые каракули. На последней странице множество чисел. Затем шла строчка, в которой поминалась какая-то Орра Келлер. Роб вспомнил, что в Англии был знаком с девушкой по имени Орра, еврейкой. Он спросил Кристину, та лишь пожала плечами. Он спросил о числах. Она вновь пожала плечами — еще выразительнее. Роб обратил внимание на небрежную зарисовку — поле и какие-то деревья.

Он вернул записную книжку Кристине.

— Что тут написано? Я плохо знаю немецкий.

— Ну… трудно что-либо понять. — Она вновь открыла книжку ближе к концу. — Вот здесь он пишет о пшенице и о реке, разделяющейся на несколько других рек.

— Вот.

— О пшенице? Но почему?

— Бог знает. А это, я думаю, не просто рисунок, а карта. С горами. Написано «горы» и стоит вопросительный знак. И реки. А может, дороги. Нет, право слово, ничего не понять.

Роб допил пиво и жестом попросил хозяина принести еще два стакана. Очередной грузовик с громадным серебристым прицепом ревя промчался в сторону Дамаска. Над Шанлыурфой висело грязноватое оранжево-черное небо.

— А что с травой?

Кристина кивнула.

— Да, это еще непонятнее. Зачем было ее хранить?

— Вам не кажется, что он боялся? И поэтому записи такие… запутанные.

— Возможно. Помните Пульса Динуру?

Латрелл поежился.

— Такое трудно забыть. Думаете, он знал о заклинании?

Кристина достала упавшую в пиво мошку и перевела твердый взгляд на Роба.

— Думаю, знал. Он не мог не услышать пения под своим окном. А в месопотамских религиях он разбирался очень хорошо. И в демонах, и в проклятиях. Была у него и такая специальность, среди прочих.

— Выходит, он понимал, что ему грозит опасность?

— Вероятно. И этим можно объяснить хаотическое состояние записей. Самым обычным страхом. И все же… — Она приподняла книжку на ладони, как бы взвешивая. — Труд всей его жизни…

Роб явственно чувствовал боль в ее словах. Кристина положила записную книжку на стол.

— Здесь ужасно. Хоть и пиво подают. Может, уедем?

— С удовольствием.

Бросив на блюдце несколько монет, они вернулись в машину.

— Не уверена, что дело в одном только страхе. Не сходится что-то, — спустя некоторое время заговорила Кристина и, вывернув руль, обогнала велосипедиста, пожилого мужчину в арабском одеянии.

Перед ним прямо на руле сидел маленький, дочерна загорелый мальчик. Увидев белую западную женщину, турок широко улыбнулся и помахал лендроверу.

Роб заметил, что Кристина ехала боковыми улицами, а не по обычному маршруту, ведущему прямо в центр города.

— Франц был очень упорным и солидным человеком, — сказала Кристина после продолжительной паузы. — Не верю, что проклятие могло настолько вывести его из равновесия.

— Тогда в чем дело? — спросил Роб.

Они оказались в новой части города, выглядевшей почти по-европейски. Аккуратные жилые кварталы. По вечерним улицам гуляли женщины; далеко не все носили платки на головах. Роб заметил ярко освещенный супермаркет с рекламой сыра не только на турецком, но и на немецком языке. Рядом находилось интернет-кафе, где на фоне мерцающих экранов вырисовывались темные силуэты посетителей.

— Предполагаю, у него была какая-то теория. Он обожал теории.

— Я заметил.

Кристина улыбнулась, глядя вперед.

— Думаю, у него сложилась версия, связанная с Гёбекли. Во всяком случае, на подобную мысль наводят записи.

— И что за версия?

— Возможно, ему удалось выяснить, почему Гёбекли засыпали землей. Это, как-никак, великая загадка. Он мог чувствовать, что решение где-то рядом, и потому разволновался.

Ответ не удовлетворил Роба.

— Но почему бы просто не записать все четко и ясно или не поделиться с кем-нибудь?

Машина остановилась. Кристина вынула ключ из замка зажигания.

— Хороший вопрос, — сказала она, взглянув на Роба. — Очень хороший. Давайте попробуем разобраться.

— Пошли.

— Куда?

— Здесь живет один друг. Вдруг он сумеет помочь?

Машина стояла перед новым большим жилым домом, на стене красовался огромный рекламный плакат, призывавший пить «Турецкую колу». Кристина взбежала по ступенькам и нажала на кнопку с номером квартиры. Они немного подождали, потом послышался гудок, и дверь отворилась. Лифт доставил их на десятый этаж. Поднимались молча.

Дверь в одну из квартир на площадке оказалась полуоткрыта. Роб вошел следом за Кристиной. Оглянувшись, чуть не подскочил — за дверью стоял Иван, палеоботаник из археологической группы.

Хозяин квартиры вежливо кивнул им, но выражение его лица было отнюдь не дружественным, скорее подозрительным. Он жестом пригласил их пройти в комнату, выглядевшую довольно аскетично: много книг и несколько картин. На столе — хороший ноутбук с изображением мегалитов Гёбекли на рабочем столе. На каминной полке стояла красивая каменная фигурка, очень похожая на одного из месопотамских демонов ветра. Роб поймал себя на подозрении — не украл ли ее Иван.

Гости молча сели. Иван не предложил ни чая, ни воды, а просто расположился напротив, тяжело взглянул на Кристину и спросил:

— Ну?

Она выложила на стол записную книжку. Иван посмотрел сначала на нее, потом на Кристину. Его молодое лицо характерного славянского типа не выражало ровным счетом ничего. Как будто он старательно подавлял все эмоции. Или привык их подавлять.

А Кристина между тем сунула руку в карман, извлекла пучок травы и аккуратно положила поверх записной книжки. Все это время Роб не отрываясь следил за лицом Ивана. Журналист не имел ни малейшего представления о том, что здесь происходит, но чувствовал: реакция хозяина квартиры должна многое объяснить. Увидев траву, Иван чуть заметно вздрогнул. Роб больше не мог переносить затянувшегося молчания.

— Ребята! Прошу, скажите, что все это значит?

Кристина искоса взглянула на него, будто призывая к терпению. Однако Роб не ощущал в себе желания молча сидеть и ждать. Он хотел узнать все, и немедленно. Зачем они приехали сюда поздней ночью? Чтобы разглядывать несколько сухих травинок?

— Однозернянка, — коротко сказал Иван.

Кристина улыбнулась.

— Однозерная пшеница? Уверен?

— Да. — Иван насупился. — Кристина, неужели ты не могла определить сорт самостоятельно?

— Э-э… были сомнения. Ты ведь у нас эксперт.

— Но теперь-то уверена? Я очень устал.

Кристина взяла траву.

— Спасибо, Иван.

— Не за что. — Он уже поднялся. — До свидания.

Хозяин тотчас проводил гостей к двери. Там он высунулся и окинул площадку внимательным взглядом, как будто ожидал увидеть кого-то, кого видеть не хотел. А потом громко захлопнул дверь.

— Да, сразу видно — друг, — сказал Роб.

— Но мы получили то, ради чего приходили.

Они вызвали лифт и спустились. Бесконечные тайны все сильнее раздражали Роба.

— Ладно, — буркнул он, когда вышел на улицу и вдохнул теплый, насыщенный выхлопными газами воздух. — Давайте, Кристина, объясняйте. Однозерная пшеница… И что вся эта чертовщина значит?

— Старейший вид пшеницы из всех существующих в мире, — ответила она, не глядя на собеседника. — Если угодно, протопшеница, первый из хлебных злаков.

— И?

— Она растет только здесь. Именно с нее началось земледелие. И все сельское хозяйство.

— И?

Кристина обернулась. Ее карие глаза сверкали.

— Франц считал, что это ключ. Я уверена в этом.

— Ключ к чему?

— К пониманию того, почему засыпали храм.

— Но каким образом пучок травы может?..

— Потом. Не стоит здесь торчать. Вы же видели, как Иван выглядывал за дверь. Надо убираться. И поживее.

— Думаете, за нами… следят?

— Не то чтобы следят. Может, наблюдают. Не знаю. Может, у меня вообще паранойя.

Роб вспомнил Франца, насаженного на штырь, и поспешно сел в машину.