ГЛАВА 8
«Все началось незадолго до моей первой стычки с мистером Солтером. Теперь я благодарен ему за ту трепку. Не потому, что исполнился ненависти к своему обидчику (а я исполнился), но потому, что тогда же решил расстаться с кабацким сбродом - чего бы мне это ни стоило - и войти в круг джентльменов.
Следуя указаниям и во всем повторяя Турка, я взбирался на мачты, тянул за веревки до тех пор, пока мои ладони не начинали кровоточить, драил палубу и выполнял все требования мистера Солтера.
Меня постепенно охватывало странное чувство, связанное какимто образом с моим желудком. Ожидание чегото нехорошего, которое трудно описать… День ото дня оно росло, и в конце концов все мое существо наполнила уверенность в собственной никчемности. Еще немного, и я захотел бы умереть.
Это случилось на самом верху, на брамстеньге. Турок сидел верхом на рее, а я, сам не свой от страха, тянул за веревку, как он мне говорил. Отсюда я видел все пять кораблей, разбросанные тут и там среди бурлящего моря. Они перекатывались с боку на бок, поднимались, опускались, вертелись, а ветер все гнал и гнал их по волнам. На такой высоте качка казалась куда сильнее. Я припоминал какойто принцип, связанный с рычагом, высказанный… Аристотелем, что ли? Впрочем, я был слишком несчастен и напуган, чтобы как следует все обдумать. Брамстеньга раскачивалась из стороны в сторону, ужасное ощущение усиливалось.
- Турок! - сказал я. - Меня сейчас вырвет…
- Это качка.
Кажется, он ничуть мне не сочувствовал.
- А теперь поймай вот это и тяни вверх. Сильней, ты ж не девчонка!
- Как заставить корабль перестать качаться?
- Никак, дурень! Привыкай! Другого не дано.
Далеко внизу несколько бывалых моряков свесились через фальшборт. Лица у них были серые. Один из них начал блевать в океан. Этого я перенести не мог!
- Мне нужно сейчас же спуститься!
- Нельзя! - сердито глянул на меня Турок. - Сначала мы должны поставить парус.
Но мне стало невмоготу. Я хотел любой ценой добраться до фальшборта и опустошить желудок как можно быстрее. Осторожно, бочком, я пробирался вдоль реи и мимо сидящего на ней Турка. Мне пришлось отклониться назад, держась за его плечи, а ногами в это время нащупывать веревку. Ступня у меня соскользнула, и несколько ужасных секунд я раскачивался между жизнью и смертью - вместе с ходящим ходуном судном. Ногти Турка глубоко вонзились в мое предплечье. Удержавшись, я долез до гротмачты, ступил на ванты и начал быстро спускаться. Мою рубашку полоскал ветер.
Мистер Солтер смотрел на меня снизу. В его глазах была враждебность и еще чтото, мне непонятное. Он уже открыл рот, чтобы заорать. К несчастью, именно в это мгновение к моему горлу подкатила желчь. Вниз полетела белая пенистая струя, в которой мелькали полупереваренные куски галет, сушеной рыбы и гороха. Мистер Солтер попытался отпрыгнуть в сторону, но ему помешала качка. Моя блевотина низверглась ему прямо на голову и теперь стекала по куртке. Все вокруг задохнулись от ужаса. Ктото пробормотал:
- Господи, парень, да он же тебя убьет…
Я полез обратно. Как я хотел, чтобы ванты доросли до облаков! Меня вернул вниз рев мистера Солтера. Он носовым платком счищал блевотину с головы и шеи, а я стоял перед ним и дрожал. Потом Солтер снял куртку, положил ее на палубу и медленно поднял свою дубинку, уроненную при прыжке. Она была короткой, гладкой, с узкой рукояткой и толстым окончанием. Солтер несколько раз хлопнул ей по изуродованной ладони. Он молчал. Его синие глаза, и такто недружелюбные, теперь светились настоящим бешенством.
Первый удар пришелся мне в живот. Удар был сильный, направленный вверх, - он держал дубинку обеими руками. Я согнулся пополам и упал на палубу, не в силах дышать. Солтер поднял меня за волосы и начал охаживать по рукам, ногам, ребрам - повсюду, куда только мог добраться. Когда он наконец отпустил мои волосы и я упал на палубу, удары посыпались на спину и ягодицы. Я гадал, хватит ли Солтера на весь день и буду ли я жив к тому времени, когда его ярость утихнет. Наконец я, распростертый, стенающий, услышал далекий голос:
- А теперь вымой палубу, шотландский ублюдок!
Ночью, когда я лежал в гамаке и не знал, каким боком повернуться - кровоподтеки были повсюду, - мистер Боулер, корнуоллец, плававший с Фробишером в восемьдесят четвертом, сказал мне:
- Он невзлюбил тебя, шотландец.
- За что? Я же нечаянно!
- Ты умеешь читать. Ты напоминаешь Солтеру о его невежестве.
- Точно! - сказал другой голос из темноты. - Зато наши спины будут целее.
- Продолжай читать и впредь, парень!
Со всех сторон громыхнул мужской смех. Как я их тогда ненавидел - страстно, всем сердцем! И, лежа там, страдая и трясясь после взбучки, которая не шла ни в какое сравнение с домашними, я подумал: „И зачем только я ушел из дома!“ Тогда же я решил, что должен найти способ остаться под палубой, подальше от мистера Солтера, его пронзительных глаз и дубинки. Если мне это не удастся, то обязательно наступит день, когда я выхвачу кинжал и буду снова, снова и снова вонзать его Солтеру в живот. На этом для меня все и закончится.
Следующие несколько часов я вертелся так и эдак, то погружаясь в ночной кошмар, то вновь выныривая на поверхность, слушая скрипы корабля и храп соседей, вдыхая запах пота и дегтя. Гдето в районе полуночи я услышал чьето мерное „топтоп“ по палубе наверху. Ктото ходил взадвперед, взадвперед… Должно быть, ночной часовой.
Уже под утро через люк до меня донеслись низкие невнятные голоса. Следом раздался приглушенный удар, и опять стало тихо. Потом я услышал какойто непонятный шорох, словно чтото тащили вдоль палубы. И снова тишина - если не считать тысячи ночных корабельных звуков. В другой раз любопытство заставило бы меня подняться наверх и все разведать. Однако теперь мое изнеможение было столь велико, а кровоподтеки так болели, что я остался лежать.
На следующее утро я не мог пошевелиться и никуда не пошел. Руки распухли, а при каждом вздохе болели ребра. Турок принес воды, но даже галета оказалась мне не по силам - хотя мой приятель и разгрыз ее своими желтыми зубами. За большим столом двое матросов с грохотом играли в нарды. Потом стало пусто, я лежал один и то задремывал, погружаясь в очередной кошмар, то вновь просыпался.
Днем меня разбудил звук шагов: ктото спускался по лестнице. Когда туман рассеялся, я увидел мистера Хэрриота, который внимательно меня изучал.
- Ты вряд ли мне поможешь…
- Чтото?
Я мог лишь шептать.
- Ты ведь в последние несколько часов не поднимался на палубу, верно?
- Не поднимался, сэр.
- Правильно. Мы не можем найти мистера Холби. В последний раз его видели вчера за обедом.
Мистер Холби. Один из джентльменов. Я чтото смутно припоминал. Или это был сон? Нет, не сон.
- Сэр, сегодня рано утром я слышал какойто шум. Возможно, мистер Холби тут и ни при чем…
Мистер Хэрриот ничего не ответил - лишь глазами показал мне, чтобы я продолжал.
- Наверху разговаривали двое. Потом раздался глухой удар, и чтото протащили по палубе. И опять стало тихо.
Выражение его лица не изменилось.
- Надеюсь, ты не хочешь мне сказать, что мистера Холби оглушили и выбросили за борт?
Я не совсем понимал, куда может меня завести разговор, и слегка забеспокоился.
- Нет, сэр. Я лишь рассказал о том, что слышал.
- Всплеск был?
- Не слыхал, сэр.
Я с трудом сел. В глотке пересохло. Ветер стал холодней, а качка усилилась. Через люк виднелись темные быстрые облака.
- Как тебя зовут, мальчик?
- Джеймс Огилви, сэр.
- Что же с тобой случилось?
- Меня вырвало на мистера Солтера.
В какоето мгновение я испугался: его глаза словно вспыхнули весельем. И тут я подумал, что другой такой возможности у меня не будет. Движимый дерзостью и отчаянием, я сказал:
- А еще я умею читать и писать. Я читал „Жизнеописания“ Плутарха и знаком с „Началами“ Евклида.
Хэрриот уставился на меня в совершеннейшем изумлении, как если бы вдруг заговорил кочан капусты.
- Неужели? И в чем же, скажи, заключается теорема Пифагора?
- Квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов двух других его сторон.
Его изумление росло.
- И я нашел другое доказательство. Евклид пользуется сдвигами и поворотами треугольников, а я беру квадрат, построенный на гипотенузе, и рассекаю его на куски, которые могу уложить так, что получаются квадраты меньших сторон.
Я хорошо помнил, что както днем играл в эту игру в нашем сарае, а корова, боюсь, так и осталась недоеной.
Он молчал, не в силах осознать это явление - говорящий кочан капусты.
- Чудеса, да и только! О Пифагоре мы еще побеседуем, мистер Огилви. А пока - никому не говорите о том, что слышали прошлой ночью.
- Обязательно, сэр! Обязательно!
Уже на лестнице мистер Хэрриот еще раз обернулся и озадаченно на меня посмотрел. Его шаги затихли в отдалении, а я почти забыл о моих синяках. Без стыда признаюсь, что рыдал от счастья. Я рассказал джентльмену, что я не какоето там отродье, не завсегдатай кабаков, который только того и достоин, что смерти от непосильной работы… Кто знает, вдруг Евклид станет моим спасителем?
Уже через час я, еле двигающийся, с кружащейся головой, был снова на палубе, вдыхал наполненный брызгами воздух и переполнялся радостным предвкушением. Как хорошо, что отправился в это плавание!
Долго радоваться своему везению - если таковое и имело место - мне не пришлось. Поиски пропавшего мистера Холби шли полным ходом. Турок заметил меня, и мы с ним и с Майклом отправились в глубь корабля. Путь нам освещали пропитанные смолой веревки. Судно все еще было мне незнакомо, и вскоре я перестал понимать, где мы находимся. Турок вел нас то вниз по лестницам, то вдоль темных проходов. Когда мы проходили мимо камбуза, запах дыма усилился. В самой глубине, уже под поверхностью воды, вонь стояла почти непереносимая.
- В днище просачивается морская вода, - объяснил мне Майкл.
- В днище? - переспросил я.
Майкл рассмеялся.
- Это между килем и трюмом. Вода просачивается туда и издает страшную вонь. Или ты такой неуч, что не знаешь слова „киль“?
Я не обратил на него внимания и пошел вслед за удаляющимся Турком, чья тень была похожа на какогото джинна. В темном трюме мы пробирались мимо бочек и мешков. Вокруг стояли писк и беготня, а из углов светились красные глаза, в которых отражались наши факелы. Я споткнулся об одно из этих крупных, опасных созданий. Крыса поднялась на задние лапы и бешено на меня уставилась. Я смотрел, не зная, что делать. Вдруг мимо меня чтото просвистело. Раздался сначала удар, а потом радостный крик. Крыса извивалась, приколотая ножом Турка к мешку с зерном. Наклонившись, я увидел дюжину разбегавшихся в разные стороны блох. Попробуй я так бросить свой кинжал, то задел бы ее лишь рукояткой, а скорее всего - вообще бы промахнулся. Турку не нужно было ничего говорить: он и так видел мое изумление и теперь показывал свои желтые зубы. В его улыбке сквозили понимание и торжество. Ценный урок. Расправившись тогда в Саутворке сразу с четырьмя противниками, я возомнил себя крепким бойцом. Но в сравнении с таким воином, как Турок, я был никем.
И тут избитое тело напомнило о себе. Каждое движение отдавалось болью.
- Продолжайте без меня. Я буду искать мистера Холби самостоятельно.
Мы разделились. Я почти не сомневался, что прошлой ночью мистера Холби выбросили за борт и что среди нас есть убийца, но в соответствии с указаниями мистера Хэрриота молчал обо всем.
Вскоре я понял, что если специально захотеть затеряться на корабле, то нет ничего проще. Имелась чуть ли не сотня подходящих тихих уголков. Я все больше терял ориентацию. Кладовые, длинные темные проходы, лестницы, ведущие то вверх, то вниз, какието мешки с провизией, кипы шерсти, гигантские кувшины с оливковым маслом, засоленное в морской воде мясо, огромное количество канатов, тюки с парусиной, бочки с водой и пивом, полки с пушечными ядрами… Крысы были повсюду - сотни, если не тысячи. И стоило подумать, что теперь мне знаком каждый дюйм судна, как я находил очередное помещение и очередной груз. Моя веревка догорала, и я начал искать лестницу наверх, к свежему воздуху. Тут откудато спереди раздался крик.
Когда я дошел до несчастного мистера Холби, вокруг бочек уже столпились матросы. Я только предполагал, что это мистер Холби. Мы видели лишь пару голых, покрытых нарывами ступней, которые торчали изпод нагроможденных одна на другую бочек - в два человеческих роста каждая. И лужу. Нет, это было не пиво, а кровь, вытекшая из раздавленного тела».