ГЛАВА 6

«На подходах к городу мне стали попадаться дома, подобных которым я не встречал ни разу в жизни. Они походили на дворцы и своим великолепием почти не уступали замкам, виденным мною издалека, пока я шел на юг. К некоторым из них вели длинные широкие проходы. Сами дома были окружены правильно расположенными деревьями и кустами, и при взгляде на эти узоры становилось ясно, что это дело человеческих рук. Дорога стала шире. Время от времени мимо меня проезжали всадники - иногда по одному, иногда по двое или трое - прекрасно одетые, с длинными узкими мечами в ножнах. Дома уменьшились и лепились близко один к другому, а места для садов вокруг них я почти не видел.

Теперь я встречал обыкновенных прохожих, которые почти не обращали на меня внимания. На всем долгом пути из Шотландии я предпочитал оставаться в одиночестве - „держа язык за зубами“, как сказал бы Учитель. Я был столь враждебен и неразговорчив, что незваные попутчики быстро находили повод для расставания. Здесь я с такими трудностями не сталкивался. Мне даже не кивнули ни разу.

Я шел по городу уже час. Мимо тянулись ряды жавшихся друг к другу домов, сотни прохожих месили уличную грязь. Мне тут же вспомнился наш коровник. Впрочем, даже он вонял меньше. Я начал ловить на себе любопытные взгляды. Наверное, внимание привлекала моя одежда - бриджи с шапкой - и копье. Мимо меня, хихикая, пробежали две молодые женщины - каждая прикрывала рот ладошкой, а на их лицах я заметил какойто белый порошок, что показалось мне весьма странным.

Все то время, что я приближался к центру города, суеты и шума вокруг меня становилось больше: какието люди тянули за собой тележки, полные овощей, магазины выставляли в витринах покрытое мухами мясо, женщины несли мешки с хлебом и мукой… Всадников стало тоже больше. Они были в чулках (как у моей матери), в одежде с оборками и в повязках из белой материи вокруг шеи, носили мечи и обычно держались с некоторым самодовольством, а их кони не уступали хозяевам в великолепии и высокомерии. Другие лондонцы - одетые в лохмотья, покрытые вшами - протягивали сложенные горстью ладони, прося милостыни. Один или двое играли на мандолинах, как принято у попрошаек в Ланарке.

Вскоре я шел вдоль узких улиц, среди которых попадалось множество трактиров; здесь сновали тудасюда торговцы, мелькали повозки с бочками, древесиной, тюками шерсти и прочими товарами. На холме стояла огромная квадратная башня, на четырех углах которой имелись свои башенки, и на каждой из них развевалось по флагу. Однако не сама башня привлекла мое внимание. Рядом стояла виселица, на которой покачивались тела трех казненных. Дальше я увидел огромную арку, неподалеку от нее какието шесты, а на них - кормовая репа, что ли… Приблизившись, я с ужасом разглядел, что это человеческие головы. Они уже высохли и потеряли цвет, рты с отвисшими нижними челюстями были широко открыты, и в них, а также в ушах и глазных впадинах, жужжали мухи.

Вниз по шестам растекались темные пятна. Какое варварство! Я не верил собственным глазам! Что бы эти люди ни сделали, разве не были они христианами, разве не заслуживали погребения по христианскому обычаю? Борясь с тошнотой, я шагнул под арку. Похоже, никто в окружавшей меня толпе не замечал этих мерзких шестов.

Ближе к вечеру небо потемнело, вроде собиралась гроза. Я шел вдоль широкой реки, называвшейся Темзой. Вверх и вниз по полоске воды сновали маленькие корабли, многие из них с грузом. Прежде я видел такие только на картинках. Они очаровали меня, и я почти забыл страшные головы, под которыми проходил раньше. На набережной стояла деревянная лебедка, с помощью которой грузили бочонки - судя по всему, с французским вином. Наконец я дошел до моста. Уже почти стемнело, а у меня не было ни денег, ни места для ночлега. Кроме того, я ужасно устал, так как в тот день отшагал четыре лиги.

Здесь, к югу от реки, резала глаза нищета. Но и веселья тут было больше - так мне показалось. По улицам толпами бродили пьяницы. Совсем не молодая женщина (лет, возможно, сорока) с ярко накрашенными губами и усыпанным белым порошком лицом както странно улыбнулась. Мне стало неприятно. Я не обратил на нее внимания и прошел мимо. От женщины пахло цветами и потом. Шагов через пятьдесят, а то и меньше, путь мне преградили четверо юношей, выглядевших старше меня на несколько лет. На них были плоские шапки с перьями, а на поясе у каждого висело по длинному узкому мечу. Их поведение совсем мне не понравилось.

Самый старший из них, с тупым лицом, в тусклокрасном плаще и тонких бриджах, остановил меня, подняв ладонь.

- Откуда ты приполз, деревенщина? Из Шотландии?

Его друзья, стоявшие вокруг меня, хрипло расхохотались.

- А где ты украл свою одежду? Вынул из задницы у овцы?

Опять смех. Я попытался оттолкнуть его и пройти, но он пихнул меня в грудь и сказал:

- Разговор еще не окончен, парень!

Его лицо находилось в футе от моего, изо рта у него отвратительно пахло портвейном.

- Ты мне тоже не нравишься! - ответил я.

Он уставился на меня в сердитом изумлении и ударил наотмашь по лицу. Удар был сильным и неожиданным - я отшатнулся и чуть не упал. Юноша наступил на выроненное мною копье. Устояв на ногах, я внезапно, „со всей яростью и отвагой“, выхватил из рукава кинжал и метнулся к горлу моего противника. Он замер с широко раскрытыми от ужаса глазами. Я только проколол кожу у него на горле, и из ранки потекла кровь, а я громко, не сдерживая гнева, спросил:

- Я действительно из Шотландии, сэр. Вы хотите чтото сказать по этому поводу?

Все еще бледный, он тряс головой и отступал, но тут я краем глаза заметил, что один из его товарищей потянулся за мечом. Меч мне показался не длиннее руки.

Он был короче моего копья раза в два.

Защититься от удара копьем в живот, когда его вскинули от уровня колена, невозможно. Бросив кинжал, я схватил копье и ударил всем своим весом: я чувствовал смертельную опасность, а кроме того, очень разозлился. Железный наконечник погрузился в живот моего врага на целый палец. Он рухнул и начал кататься по земле, закрыв рану ладонями и вопя от боли. Между пальцев струилась кровь. Его товарищи с криками разбежались - ох и отважные же парни! - оставив раненого выть в одиночестве. Женщина, улыбнувшаяся мне мгновением раньше, кудато исчезла.

Я подобрал кинжал и пошел своей дорогой, слушая крики и стараясь ожесточить свое сердце.

Не прошагал я и сотни шагов, как был опять остановлен - на этот раз ровесником, одетым чуть ли не в лохмотья.

- Я видел! - сказал он с акцентом, который я разбирал с большим трудом. - Ты чужак в здешних местах?

- Чужак! И что?

Недавнее волнение заставило мой охрипший голос дрожать.

- Это Саутворк, и с наступлением темноты здесь становится опасно. Тут бродит немало жуликов и охотников за кошельками.

- Да! И ты, возможно, один из них!

Мой кинжал опять был в рукаве и мог в единый миг оказаться у его глотки. Незнакомец рассмеялся.

- Меня зовут Майкл, - представился он. - Клянусь всем, что есть самого святого: чужаки подвергают себя большой опасности, приходя сюда!

- Ты видел, как я расправляюсь с ее величеством Опасностью.

- Еще бы!

Раненый человек все метался по земле и выл. Прохожие обходили его стороной, почти не обращая внимания. В голосе Майкла слышалось восхищение, хотя чем тут было восхищаться - я не понимал.

- Где ты собираешься ночевать? - спросил он.

Я замешкался с ответом, не зная, стоит ли доверяться незнакомцу, но потом решил, что немедленной опасности тот не представляет.

- Мне негде ночевать, а если ты решил сыграть со мною шутку и избавить меня от кошелька, то не трудись понапрасну. Денег у меня нет.

- А как насчет еды?

- Я ел вчера.

- Иди за мной.

Я решил, что остаться одному в этих недружелюбных краях опасней, чем отправиться вслед за своим ровесником. Не ослабляя внимания ни на минуту, я пошел за ним. Запах нечистот мешался с ароматом еды, доносившимся из многочисленных кабаков. Вскоре мы вошли в один из них. Там было шумно и светло, а над выходом я заметил нарисованный галеон - похожие мне попадались в книгах Динвуди. Такого шума я не припомню даже в гостиницах, в которых доводилось останавливаться по пути на юг. От множества тел и полыхающего у входа огня было жарко.

- Найди свободное место, - сказал Майкл и ринулся в дальний угол комнаты.

В это мгновение трое мужчин, все как один пьяные, встали, собираясь уходить. Я пробился сквозь толпу, привлекая к себе внимание. Виновато в этом было, наверное, мое копье, хотя кровь с наконечника к тому времени и была вытерта. Я сел. Вскоре появился мой товарищ с двумя кувшинами пива в руках.

- Пей, - сказал он. - Еда сейчас будет.

- Почему ты это делаешь? - спросил я. - Ты же видишь меня впервые. Сдается мне, что тобою движет не милосердие.

Майкл ухмыльнулся и поднял свой кувшин.

- Есть у меня коекакие соображения.

- Ты о тех грубиянах?

- Я о том, как ты с ними расправился.

Я пригубил пиво. Оно было крепким. Прикончи я целый кувшин, то опьянел бы, как и большинство посетителей таверны. Поэтому я решил прихлебывать пиво (из учтивости), но совсем по чутьчуть - так, чтобы вместе получилось не больше обычного глотка.

- Значит, шотландец?

- Да.

- Пришел в большой город искать работу.

- Верно.

- A y самого нет ни денег, ни крыши над головой.

- Вкратце ты рассказал обо мне все. Но только вкратце. Еще я вооружен, всегда держу ухо востро, и шутки со мною плохи!

- Тут подругому и нельзя, - улыбнулся Майкл. - Хотя меня бояться нечего.

- А я и не боюсь, уж поверь.

Тут к нам подошла женщина, которой было примерно столько же лет, сколько моей матери. Она принесла тушеное мясо с овощами, хлеб и столовые принадлежности. Верхняя часть ее груди была самым бесстыдным образом открыта. Я не знал, куда деть глаза. Женщина с тревогой посмотрела на мое копье, но вслух ничего не сказала. Я начал жадно есть. Майкл, не отрываясь от еды, то и дело исподтишка на меня поглядывал.

Кожаные ножны моего кинжала надежно согревали предплечье.

- Говоришь, вооружен… Но в ближнем бою от него толку мало, - кивнул он на мое копье.

Интересно, разглядел он в сумерках, как я пустил в ход кинжал?

- Для ближнего боя у меня припасено коечто еще.

Майкл опять ухмыльнулся. Улыбка у него была почти счастливая.

- Не сомневаюсь! Все шотландцы такие воины?

Он замахал рукой и позвал какогото человека, стоявшего в дальнем конце комнаты. Человек был совершенно лыс, и таких загорелых людей я видал только на картинках в книге Учителя Динвуди о путешествиях сэра Джона Мандевиля. Его руки с сильными мышцами были покрыты рисунками. На лице выделялся большой нос. Желтые зубы прогнили. Он сел за наш стол и поставил перед собой кувшин с пивом.

- Это Турок.

Я воинственно кивнул в ответ. Майкл наклонился вперед, за общим грохотом его было едва слышно.

- А это шотландец. Какихнибудь десять минут назад он убил человека. Я видел это собственными глазами.

Глаза у Турка расширились.

- Возможно, бедняга еще жив. Я действовал, защищая себя.

Турок взглянул на мое копье.

- О чем думает этот дурак? Он считает, что может прийти с этой штукой в переполненный кабак и не вызвать всеобщего любопытства? Почему ты не спасаешься бегством? Все шотландцы убивают так нагло?

Ты что, не замечаешь, что на тебя смотрят из всех углов?

- По правде говоря, сэр, я встретил в этом городе столько странного, что мне до остальных сейчас мало дела.

- Ктонибудь еще видел?

Глаза Турка были попрежнему широко раскрыты.

- С тем человеком было трое товарищей. Они все бросились врассыпную.

- Немудрено!

Турок отпил из своего кувшина.

- Опиши их.

- На них были дорогие плащи, белые оборки на шее, шапки с перьями. Они носили мечи, и лет им было немногим больше, чем мне.

- Это не охотники за кошельками, - сказал Турок. - Они - сыновья знатных родителей. - Он свистнул через щель между зубами и помотал головой. - Ты засунул свою голову в петлю, мой маленький шотландец. Тебя наверняка ищут. Еще до утра, а может, даже и часа не пройдет, как ты будешь схвачен и брошен в Ньюгейт. А тогда, если ты не богач…

И он резко провел себе ребром ладони по горлу.

- Но я не сделал ничего дурного! - сказал я в смятении.

Мне тут же вспомнились те головы на шестах. Турок все ухмылялся.

- Ничегото ты не понимаешь! Возможно, у них богатые отцы. Судья свое дело знает. А если вдруг что забудет, то мешочек с золотом послужит хорошим напоминанием.

Страх и отчаяние пробрали меня до костей. Я оттолкнул тарелку.

- Тогда мне нельзя здесь больше оставаться!

Я глянул на дверь, которая через секунду отворилась. Я испуганно вцепился в копье, но увидел лишь двух женщин средних лет, с густо накрашенными и посыпанными порошком лицами, в ярких безвкусных платьях - сплошь в пятнах и с подолами, вымазанными уличной грязью.

- Да! - сказал Турок, неуклюже передразнивая мой акцент. - Куда же ты отправишься?

- Обратно в Шотландию. Я достаточно насмотрелся на этот город, на эту навозную кучу. Лучше бы я оставался где был.

- А сможешь ли ты убежать от всадников? Ты уж прости, но ты… как бы это сказать… заметный. Да, слишком заметный.

Он оглядел мою одежду сверху донизу и неприятно осклабился.

- Я придумал коечто получше, - сказал Майкл.

Я чувствовал, что это ловушка, но что мне было делать?

- Шотландец ищет место для ночлега, и ему нужна работа.

- Работа?

Турок повысил голос. Он даже немного охрип, но в его голосе мне слышалось чтото еще. Я и так не дремал, а теперь был готов без дальнейших разговоров с ними расстаться.

- У меня есть что тебе предложить.

- А какая работа? - спросил я.

Турок все ухмылялся.

- Такая, что ты сможешь избежать встречи с палачом. Этого вполне достаточно.

К нам подошла одна из девушек. Она напомнила мне Фиону, хотя была вроде чуть постарше. На ее лице с ярко накрашенными губами я заметил все тот же белый порошок, любимый лондонскими щеголихами.

- Поговорим о деле, джентльмены?

Мой товарищ отмахнулся от нее, как от мухи. Мне такое обращение с женщиной показалось оскорбительным, но та не обиделась, а просто перешла к следующему столу.

- О каком деле? - спросил я.

Девушки изумленно уставились на меня, потом переглянулись и покатились со смеху.

- Здешние женщины торгуют своим телом, - наклонился ко мне Майкл. - Многие джентльмены пересекают мост лишь затем, чтобы весело провести вечер.

Здесь такие тоже есть.

У меня ушло несколько секунд на то, чтобы понять, о чем он. Ну и нравы! Нежели это и в самом деле так?

Я вспомнил Фиону, приходившуюся ровесницей той девушке и так на нее похожей. Но Фиона застенчива, добра и весела. И как только женщины могут быть такими разными?

- Думает ли она о своей душе? - спросил я.

Слова Майкла поразили меня. И разожгли мое любопытство. Турок рассмеялся, словно услышал невесть какую остроту.

- Здешние души прокляты от рождения, шотландец!

Может, лучше было остаться в долине? Я мог бы сразу, рискуя встретиться с констеблями, отправиться в обратный путь и еще раз пройти эти пятьдесят лиг.

Но Турок прервал мои размышления:

- Мы ночуем в подвале - тут, неподалеку. За ночлег берут совсем немного, а на эту ночь ты наш гость. О работе поговорим завтра.

Он прихлопнул блоху на сильной руке.

- Я подумывал о работе в магазине или еще гдето, где пригодилось бы мое умение писать. Так какого рода эта работа?

Турок, хитро улыбаясь, постучал пальцем по своему большому носу. Я разозлился и сказал:

- Или вы мне сейчас же все расскажете, или я благодарю вас за еду и ухожу!

- У тебя едва ли есть время на то, чтобы допить пиво, - ответил Майкл. - Твои джентльмены уже наверняка успели сходить на другой берег и сейчас возвращаются обратно, прихватив с собой друзей. Давай, шотландец, решай! Турок или палач? Кого ты выбираешь?»