Глава восемнадцатая
На базе Ньюмайера наступила полночь. Айви всматривалась в узкое ветровое окно снегохода с помощью специального бинокля ночного видения. Видела лишь несколько невнятных очертаний, но знала — это приближаются войска «Черных Фем». Никто другой не посмел бы пересекать это бескрайнее ледяное пространство, тем более — ночью.
Она схватила радиопередатчик.
— Говорит Ивонн Сегур с базы Ньюмайера. Иеремия, копия с тобой?
«Иеремия» — кодовое название операции в честь проповедника, написавшего так называемую сломанную книгу. Игра слов — члены «Черных Фем» пытались расшифровать криптограмму, найденную в «Евангелии от Генриха Льва».
— Иеремия слушает, — последовал ответ, заглушаемый треском электрических разрядов.
— Результаты есть?
— Скоро будут. Минут через двадцать. Ничто не может задержать нашего продвижения вперед.
— Ничто, кроме льда, — пробормотала в ответ Айви.
Еще раз взглянула в бинокль — группа приблизилась. Их было пятьсот человек, так ей, во всяком случае, сказали. Более чем достаточно для выполнения любой задачи. И это только начало. Менее чем через месяц должно прибыть пополнение.
Айви достала из рюкзака роман Норманна Мейлера «Замок в лесу». Сообразила на этот раз взять с собой что-нибудь почитать. Книга напомнила о юности, о том, как она впервые узнала о таинственной организации под названием «Черные Фемы»…
Ивонн только что закончила Йельский университет. Статья о нацизме, которую она написала, привлекла внимание известного немецкого издателя. Затем с ней связалась одна компания, и ее спросили, не желает ли она участвовать в проекте, посвященном исследованию биографических данных Гитлера. Ивонн с радостью согласилась: помимо интересной работы, ее грела возможность побывать в Европе. И еще она немного нервничала. И в который раз задавалась вопросом: почему они сочли, что она им подходит, ведь статья, опубликованная в издании Йельского университета, носила отчетливо выраженный негативный характер… Она до сих пор помнила одну фразу: «Фашизм — это все равно что подсевший на наркотики сын-подросток». Так почему эти люди решили, что она может провести долгие годы жизни, изучая во всех подробностях жизнь Гитлера?
Собралась она быстро — вещей у нее мало — и не успела оглянуться, как очутилась в отдельной квартире в центре Берлина. Дэвид Боуи однажды назвал этот город одним из разительных проявлений культурной экстравагантности, и она вскоре поняла почему. То был город насильно разделенных соотечественников — после раздела на восточную и западную части. Богачи соседствовали с бедняками, современность — с древностью. В культурологическом плане город походил на слоеный пирог, причем, на взгляд Айви, довольно неаппетитный.
И первый день на работе сложился просто ужасно. По некой непонятной причине тамошние сотрудники сочли, что она должна говорить по-немецки. Но в университете она изучала французский. Что не спасло от грубых лающих команд в ее адрес, отнюдь не способствовавших лучшему пониманию целей и задач. К середине дня она окончательно изнемогла и еще ниже опускалась в глазах сослуживцев и начальства, особенно после того, как, уже вернувшись домой, проиграла еще один раунд. Ее заставили раз в неделю стирать тряпье какого-то местного дурачка. Заодно и языку от него научишься, сказал домовладелец. В ту ночь она долго не могла уснуть, плакала в постели, а потом твердо решила завтра же уволиться с работы и вернуться в Штаты.
Но второй день на службе заставил изменить планы.
Айви послали в Государственную Берлинскую библиотеку встретиться с тамошним куратором, у которого якобы хранился личный дневник Гитлера. Совершенно дурацкое задание. Если бы дневник существовал, к куратору направили бы более опытного сотрудника. Но она пошла, прихватив с собой своего «переводчика», которому пообещала перестирать все рубашки и майки, хранившиеся в шкафу.
И вот она подошла к библиотеке, и у дверей ее встретил мужчина, представившийся доктором Ротшильдом.
— Полагаю, вы желаете видеть Библию Гуттенберга, — сказал он.
— Вы говорите по-английски?!
— Здесь все говорят по-английски.
— Это только говорят, что говорят, — усмехнулась Айви. — Но далеко не все умеют.
— Вы, наверное, и сосиски с кислой капустой тоже не признаете.
— Что?
— Ладно, неважно. Так вы пришли за Гуттенбергом или нет?
— Боюсь, тут какая-то ошибка. Меня прислали посмотреть дневник.
Этим объяснением Айви и ограничилась. Не хотела, чтобы ее высмеяли снова.
— Дневник? Что за дневник? Чей?
Айви огляделась по сторонам. Поблизости никого видно не было.
— Гитлера, — еле слышно выдохнула она.
— Простите?
— Гит-ле-ра, — произнесла уже по слогам.
Доктор Ротшильд смотрел с таким видом, точно сейчас решалась ее судьба. А потом произнес:
— Мне говорили, что пришлют более солидную персону.
— Так, значит, дневник у вас?
— Я этого не говорил.
Айви шагнула ближе.
— Если он у вас, пожалуйста, покажите его мне прямо сейчас. Потому как если я вернусь и скажу, что дневник у вас, но вы согласны показать его более «солидному» человеку, оба мы с вами будем выглядеть полными идиотами.
И она отступила на шаг и прикусила трясущуюся нижнюю губу. Доктор Ротшильд снял очки, протер их носовым платком.
— Так вы уверены, что не хотите видеть Библию Гуттенберга?
— Спасибо, нет.
— Потом пожалеете, — сказал он и отошел.
Айви обернулась к своему переводчику — сегодня он ей не пригодился — и сказала, что им пора уходить.
— Ну? — спросил доктор Ротшильд. — Так вы идете или нет?
— Да! — воскликнула Айви, поняв, что фортуна наконец повернулась к ней лицом. Отослала переводчика и поспешила следом за Ротшильдом по коридору. — Простите. Я подумала…
— Тише. Молчите, пока не окажемся у меня в кабинете, — сказал он.
Айви молча зашагала за ним следом, гадая, в какую историю ввязалась. Они вошли в кабинет доктора Ротшильда — маленький, просто обставленный, какой-то совершенно безликий. Если он и проводил здесь время, заметно это не было.
И вот он торжественно выложил перед ней дневник.
— Прошу вас.
Айви осторожно взяла его в руки.
— Не понимаю, — пробормотала она. — Если он настоящий, тогда должен храниться где-нибудь в музее или же под стеклом в библиотеке. И брать его в руки никак нельзя.
— Ваши руки — самое подходящее для него место, Ивонн, — раздался голос за спиной.
Айви резко обернулась.
Мужчина затворил за собой дверь.
— Позвольте представиться. Кристофер Валодрин.
Айви пожала протянутую руку — она показалась холодной, как у покойника.
— Кто вы?
— Прошу, садитесь, — с улыбкой сказал он и указал на кресло. — Поскольку объяснение займет некоторое время.
— Какое объяснение?
— Наших методов вербовки. Или, если угодно, найма.
Айви растерялась.
— Найма? Но у меня уже есть работа.
Валодрин снова указал на кресло.
— Ну хорошо, — усевшись, сказала она. — Но только давайте побыстрей. Босс отпустил меня всего на час.
Валодрин рассмеялся.
— Об этом не беспокойтесь.
— Да уж, определенно беспокоиться не о чем, — вставил доктор Ротшильд.
Айви казалось, что она попала в какую-то кошмарную и малоприятную историю, где все ее действия снимают скрытой камерой.
— Что происходит?
— Ивонн… или я могу называть вас просто Айви? — осведомился Валодрин и уселся напротив.
— Можете называть меня мисс Сегур.
— Итак, мисс Сегур, с сожалением вынужден информировать вас, что вы стали жертвой довольно жестокого розыгрыша. Издательской компании, на которую вы работаете, просто не существует.
— Что?
— Она ненастоящая.
— Но как же сотрудники? Мой босс?
— Просто играют свои роли. Тоже ненастоящие.
— Тогда что я здесь делаю?
— Как я уже говорил чуть раньше, вас нанимают на работу. И разница между этим наймом и другими состоит только в том, что вы не знали, что вас сегодня пригласят на собеседование.
Айви покосилась на доктора Ротшильда, тот старался держаться от Валодрина как можно дальше.
— Вас тоже «завербовали»? — спросила она его.
— Доктор Ротшильд уже проработал на нас какое-то время, — ответил за него Валодрин. — И принимал самое активное участие в оценке вашего персонального файла.
— Персонального файла?
Валодрин слегка опустил глаза, сфокусировал взгляд холодных глаз на девушке — ну в точности гадюка, готовая укусить.
— Мы знаем о вас практически все, мисс Сегур. Знаем, что вы весьма успешно изучали историю в Йельском университете, но втайне всегда мечтали стать художницей, вести артистический образ жизни. В школе у вас был друг, но, познакомившись с вашей лучшей подругой Ларой, он потерял к вам всякий интерес. Знаем, что вы ненавидите розовый цвет. А вот выпить стаканчик красного вина — «Шираз», если я не ошибаюсь, — очень даже не против. И почитать хорошую книжку тоже любите. Водить умеете машины только иностранных марок. В углу левого переднего зуба у вас стоит маленькая пломбочка. Вы не говорите по-немецки, но уже записались на курсы по обучению этому языку, думая, что это вам поможет… Мне продолжать? Я располагаю и более интимными деталями вашего…
— Перестаньте! Пожалуйста!
— Большинство людей реагируют в точности как вы. Гнев, испуг. Но не думайте, никто не собирается вторгаться в вашу личную жизнь. Личная жизнь — это иллюзия, но придуманная очень умно. Заставляет вас чувствовать, что вы в безопасности. Но на самом деле это не так. Все, даже мельчайшие, детали собраны, рассмотрены, разложены по полочкам и хранятся на случай дальнейшего использования.
— Зачем кому-то знать о моей личной жизни?
— Исключительно из-за вашей истории, мисс Сегур. Сами вы этого не знаете. Теперь будете знать. В вашем роду было очень много фемистов. С древних времен.
— Простите, не поняла?
— Людей, которые входили в тайное общество «Священные Фемы».
Сердце Айви сжалось от страха. Точно ей только что сообщили, что она вампир.
— Не уверена, что знаю, что такое «Священные Фемы», — пробормотала она. — Похоже на культ, но я не приверженец культов.
— «Фемы» — никакой не культ, — сказал Валодрин. — Это сродни королевскому правлению. Только вместо золота и драгоценностей вы получаете власть. Достаточно власти, чтобы иметь все, что захочется.
Айви поднялась из кресла.
— С меня довольно. Я ухожу немедленно. Хочу вернуться к нормальной жизни.
Валодрин тоже поднялся и теперь возвышался прямо над ней.
— Извините, мисс Сегур, но отныне ваша жизнь уже никогда не будет нормальной. Впрочем, вы ведь и не хотели «нормального», верно? Сами чувствуете, что предназначены для чего-то большего.
Айви, не говоря ни слова, бросилась к двери. Нет, это какая-то дурацкая шутка, нелепый розыгрыш, придуманный ее работодателями. Но, вернувшись в офис, она не нашла там ни души. Ни одного сотрудника на месте не было. Ключ от квартиры заедал в замке, домой попасть она не могла, а затем, обнаружив, что ее кредитные карты заблокированы, поняла, что случилось нечто ужасное.
К счастью, она еще не успела открыть счета в местном банке, так что вся наличность оставалась при ней. Денег немного, но вполне хватит, чтобы снять номер в дешевом отеле и переночевать там. Но спала она плохо, ее преследовали кошмары и какие-то темные видения, навеянные мыслями о загадочном тайном обществе.
Видения продолжали преследовать и с восходом солнца. Весь день она чувствовала за собой слежку, спину так и сверлили чьи-то недоброжелательные взгляды. Тогда она решила вернуться в Государственную библиотеку в надежде отыскать Валодрина или Ротшильда, но их там не оказалось. Поговорив с дежурным библиотекарем, она выяснила, что такие люди здесь никогда не работали. Складывалось впечатление, будто их не существовало вовсе, будто все это ей приснилось.
Разбитая и деморализованная, она вернулась в гостиницу. Эти люди отобрали у нее все с непостижимой легкостью. Но что там сказал Валодрин? Что это было собеседование. Если так, то тогда сейчас последнее испытание. Ей совсем не хотелось вступать в их чертово братство, но вернуться к жизни хотелось, и даже очень. А это, в свою очередь, означает, что если она найдет и расшифрует ключи, тогда, возможно, они оставят ее в покое. Но где они оставили эти ключи?
И тут она вспомнила.
Дневник Гитлера.
