29
Египет
Выехав из аэропорта Иншас, водитель повернул пыльное «пежо» к югу — на хайвей-41.
Раввин Аарон Коэн взглянул на часы — 12.32.
Его личный самолет покрыл расстояние в четыреста километров от международного аэропорта Бен Гурион менее чем за сорок минут. Он велел пилоту держать самолет готовым к вылету во второй половине дня.
«Необходимо действовать быстро, прежде чем египетские власти начнут задавать вопросы», — напомнил он каждому.
Раввин утешал себя тем, что власти международного аэропорта Каира либеральничали с VIP-чартерами куда больше, чем с рейсами «Эль-Аль».
— Вы предупредили остальных о нашем прибытии?
— Да, — ответил водитель.
Коэн поудобнее устроился на сиденье.
Шоссе тянулось параллельно каналу Исмаилия, по которому неторопливо следовал на юг величественный парусник: грот был спущен, на мачте лениво шевелился флаг Египта. На просторной кормовой палубе Коэн разглядел стройную женщину с явно хирургически увеличенным бюстом и волосами цвета воронова крыла, загорающую в бикини. По пояс голый, пьющий пиво рулевой — тоже египтянин — был намного старше женщины и выглядел невероятно гордым. В стране, полной мусульманских фундаменталистов, претендующих стать великой надеждой мусульманского государства, такое поведение было вызовом шариату и служило иллюстрацией тому, какие великие исключения делались для богатых.
«У тщеславия и гордыни нет места в глазах Господа».
Коэн отвернулся к правому окну и стал смотреть на ровные ряды сахарного тростника и рисовые поля.
Их путь лежал к Гелиополису. Не к современному району на окраине Каира, который местные называли Миср эль-Гадида, или Новый Каир, а к его древнему «тезке», что располагался на двадцать километров севернее.
Пока был жив Амит Мицраки, Коэн не имел ни шанса: археолог или француженка-египтолог, сопровождавшая его в Кумран, могли каким-то образом разгадать скрытое значение иероглифа. Плану, разрабатывавшемуся столетиями, грозил крах. И если учесть, что пророчество уже начало сбываться, лучше времени для визита подгадать было нельзя.
Несколько минут спустя они миновали крохотную коптскую церковь с мозаикой на колокольне: Иосиф, ведущий ослика с сидящей на нем Марией. Богородица крепко прижимала к груди младенца Иисуса. Выложенная красочными плитками сценка поместила Святое семейство на фоне пальм по берегу Нила и трех пирамид, поднимающихся вдали на другом берегу. Мозаика эта всякий раз вызывала у Коэна улыбку.
Подобные церквушки можно было встретить повсюду в дельте Нила — в Тель-Басте, Фараме, Вади аль-Натруне, Билбеисе, Мостороде и даже в Каире. И в каждой с благоговением чтили свой древний фольклор, выстроенный вокруг истории о том, как Святое семейство скрывалось в Египте после бегства от Ирода в Иудее: святые источники, пробужденные к жизни младенцем Иисусом; пещеры и святые деревья, дававшие кров; колодцы; гранитная лохань, в которой Дева Мария месила тесто; отпечатки ноги и руки Святого Младенца на отдельных камнях; языческие идолы, развалившиеся при появлении Иисуса.
Несмотря на изобилие сказок и легенд, дед внушил Коэну, что здесь, в Египте, можно отыскать немало истин и многие факты просочились в древние христианские рукописи, которые католическая церковь считает еретическими.
Как ессеи в Кумране, которые сберегли свитки Мертвого моря от уничтожения римлянами, древнеегипетские христиане, называемые гностиками, спрятали свои коптские тексты в зарытых сосудах. В 1945 году тринадцать рукописных книг случайно откопали местные крестьяне в Наг-Хаммади. Ватикану это аукнулось многочисленными полемиками, поскольку в найденных текстах содержатся обстоятельные рассуждения о воскресшем Иисусе как о существе бесплотном, духовном.
«Как же Ватикан исказил истину! — с горечью подумал раввин. — И по-прежнему не останавливается ни перед чем, чтобы защитить свою ложь».
Особенно Коэн восхищался глубиной мудрости старинной гностической рукописи, озаглавленной «Диалог Спасителя», в которой Иисус сам обличает слабость плоти:
«Матфей сказал: „Господи, я хочу увидеть эту обитель [место], где нет скверны и порока, но есть свет истины!“
Господь отвечает ему: „Брат Матфей, ты не увидишь этого до тех пор, пока сам состоишь из плоти… Смертно то, что родится от женщины. Бессмертно то, что родится из истины“».
А слова Иисуса из рукописи под названием «Апокрифон Иакова» особенно нравились Коэну: «Дух воскрешает душу, но тело губит ее…»
Духовное существо (неугасимая искра) считалось у всех членов братства Коэнов — и у гностиков в Египте, и у ессеев в Иудее — наивысшим. Те, кто постигал слабость плоти, считались просветленными — «Сыновьями света». Именно им передавалось тайное знание о том, что свет истины, или божественная суть, изливается в вечность лишь от одного истинного Бога.
Двигаясь на север по хайвею-400, они приблизились к своей цели — Телльэль-Яхуди, или Иудейскому кургану. Вдали, по ту сторону широченной дельты, отчетливо виднелись теснящиеся безыскусные здания Шабина-аль-Канатира.
Дорога сделала плавный поворот, и взгляду Коэна предстало древнее нагромождение мергеля и песка, поднимавшееся прямо из пыльной почвы. Оно напоминало огромный замок из песка, построенный слишком близко к воде: океанский прибой облизал его, размыв все детали. И все же кое-где на протяжении гигантской насыпи угадывались контуры древних укреплений.
Когда-то эти развалины были грандиозной крепостью-храмом, построенной древним предком Коэна.
Машина миновала насыпь и широко распахнувшееся поле, что отделяло ее от здания промышленного склада из рифленого железа. На подъезде к ангару водитель сбросил скорость и свернул на короткую дорожку. Почти сразу же дверь ангара со скрежетом откатилась внутрь.
Втиснув «пежо» по соседству с полуразвалившимся трактором, водитель поставил переключатель скорости в положение «парк». В зеркале заднего вида раввин увидел, как одетый в белую тунику человек нажал на кнопку закрытия двери.
— Не заметили ничего подозрительного? — поинтересовался Коэн.
— Ничего, — подтвердил водитель.
— Хорошо.
Он дождался, пока водитель откроет ему дверь.
Коэн ступил на бетонный пол вместительного помещения склада: стальные опорные стойки, тянущиеся к высокому потолку с открытыми стропилами, немудреные стеллажи с ящиками для инструментов и деталей разобранных механизмов.
Воздух был влажен, сильно пахло моторным маслом и ацетиленом.
Здание было зарегистрировано в муниципалитете как автомастерская. Для получения этого официального статуса священникам понадобилось немало времени посвятить обслуживанию местных клиентов, ремонтируя тракторы, культиваторы и сельскохозяйственную технику. Не так давно имитация деятельности расширилась: в сферу услуг автомастерской был включен ремонт автомобилей. Существенный доход пополнял казну «Общества Храма».
Коэн повернулся к водителю.
— Скажите, чтобы приготовили грузовик. Через час я должен уехать отсюда.
С важным видом и чуть прихрамывая — слишком долгое сидение всегда сказывалось на больном бедре, — он направился в конец ангара, открыл дверь в конторку и обошел вокруг видавшего виды металлического стола, приютившего засаленный компьютерный монитор и стопку хрустящих желтых бланков счетов.
Раввин стянул ящик с запчастями двигателя с заляпанного персидского коврика, лежавшего в центре дощатого пола, чуть присел, ухватился за угол коврика и отогнул его назад, обнажив прямоугольную крышку люка. Взявшись за кольцо, он поднял ее вверх и откинул назад — с глухим стуком крышка упала.
Он похлопал по жилету, сбивая пыль, и начал спускаться в черную темень провала. Деревянные ступени скрипели под его весом.
— …Одиннадцать… двенадцать, — бормотал Коэн, считая последние ступени.
Ему припомнилось, что священник, впервые приведший его сюда, вниз, сотворил тот же ритуал отсчета, который он всегда воспринимал как дань то ли двенадцати коленам Израиля, то ли двенадцати «новобранцам» Иисуса.
С последним шагом нога ступила на рыхлый глинистый пол. Воздух был сырым и прохладным. Протянув в темноте руки на уровне лица, он нащупал шнур выключателя — и голая лампочка проснулась к жизни.
Квадратное помещение подвала было скромных размеров, но достаточным, чтобы на грязных кирпичных стенах разместить двенадцать стеллажей, аккуратно заставленных химическими сосудами, инструментами и материалами для сварки. Подойдя к стеллажу у дальней стены, раввин просунул руку между коробками, нащупал холодную металлическую ручку, зацепил ее пальцами и потянул. Стеллаж и псевдокирпичная стена за ним бесшумно выехали наружу.
Скрывавшаяся за стеной сплошная металлическая дверь очень напоминала вход в банковское хранилище.