Когда Вук сказал, что теперь мне нужно будет каждое утро вставать до появления бога Солнца, я подумал, что он собирается учить меня обращению с мячом.

— Если ты ударишь по мячу в темноте, как ты будешь его искать? — осведомился старик, узнав о моем неверном предположении. Как оказалось, мне предстояло просто сидеть и учиться чувствовать мяч.

— До сих пор у тебя, как, впрочем, у всех юных игроков, отношения с мячом сводились к нанесению ударов.

— Ладно, прощупаю я его, прочувствую, а какая от этого польза? По-моему, чтобы вырабатывать навыки игры, нужно бить по мячу.

— Прежде чем бить по мячу, нужно прийти к его понимаю, — сказал он, погладив мяч ладонями. — Прежде чем передать мячу оллин, ты должен представить себе все возможные способы нанесения удара. Ударить по мячу в своем сознании. Только после того, как ты увидел в своем воображении все возможные траектории движения, ты будешь готов вложить в мяч силу твоего тела.

Я решил послушаться старика, хотя и не вполне его понимал. То, чему он собирался меня учить, казалось далеким от практики.

— Ты должен освоить все способы воздействия оллин на тебя и на мяч, потому что когда выйдешь на игровую площадку, тебе ни в коем случае не следует задумываться о том, как ударить.

— Да я и так никогда не задумывался. Я…

— Решал, куда ударить — даже не осознавая, что это делаешь. О, я знаю, видел, как ты играл со своим другом. Он далеко не столь быстр и промахивается чаще, потому что чаще задумывается о том, как лучше ударить. Но на самом деле и ты задумываешься об этом больше, чем выдающийся игрок. Пойми, игра быстрее, чем твои мысли. Мы не собираемся тренировать твой ум, ты уже и так знаешь, что тебе надо делать. Твоя цель в том, чтобы, перемещая мяч через поле, так или иначе загнать его в голевую зону соперника. Больше твоему уму ничего не надо: тренировать следует твое тело. Если после того, как игра началась, ты позволил себе думать, — ты проиграл. Твое тело должно реагировать так, как единое целое с мячом.

Старик постучал себя по груди.

— Удар по мячу должно наносить твое сердце, а не сознание. Оно работает гораздо быстрее, чем голова. Когда соперник ударяет по мячу, ты должен почувствовать, где тебе следует оказаться, чтобы перехватить его ДО того, как мяч ударится о стену. Ты должен оказаться там раньше мяча.

Вук показал мне трость, на которую опирался при ходьбе, и стал ею вращать, да так быстро, что за ней было не уследить, а потом пребольно ударил меня по ляжке. Я вскрикнул и схватился за ушибленное место.

— Ты что делаешь?

— Боль — это хорошо?

— Что в ней хорошего?

— Ты должен научиться не просто терпеть боль, а принимать ее, приветствовать. А не то она станет играть на стороне твоего противника.

…Да уж, боли я натерпелся. Мне доставалось от Вука каждое утро. И каждый вечер. До тех пор, пока я не перестал вскрикивать. Пока не научился приветствовать боль как неотъемлемую часть моего существования.

Кроме того, Вук изменил мое питание.

— Крысы и змеи необычайно сильны для своего размера. Ты должен питаться ими.

Но хуже поедания змей и крыс было то, как он заставил меня играть вслепую, в полной темноте. Вывел на поляну, завязал глаза плотной тканью, так что я ничего не видел, а потом мяч ударил меня в лицо. Я взревел от ярости, а из темноты донесся спокойный голос Вука:

— Тебе не следует полагаться на глаза.

И снова удар мячом — на сей раз в живот.

— Да превратит Ксолотль твои руки и ноги в червей! — гневно вскричал я. — Как можно видеть, если у меня глаза завязаны?

— Учись заменять глаза ушами. Увидеть, что происходит позади, ты не в состоянии, а услышать — можешь. В игре у тебя не будет времени обернуться и посмотреть, что происходит сзади, и только уши — те очи, что видят позади, — подскажут тебе, как следует двигаться, прежде чем те очи, что спереди, увидят мяч.

По словам Вука выходило, что я буду жить ради того Мгновения в игре, когда все будет идти как надо, потому что мяч всегда полетит именно туда, куда я захочу.

— Ты обзаведешься незримой рукой, что будет направлять мяч для тебя. Сам Ксолотль станет участвовать в игре на твоей стороне. Ну а если Ксолотль в твоей команде, тебе всегда будет сопутствовать успех.

Спустя три недели после начала занятий с Вуком мне наконец представилась возможность сыграть в нашей команде. Правда, не на состязаниях, а на тренировке. Внимательно наблюдая за игроками, я был уверен, что могу управляться с мячом лучше любого из них.

— Начнем с работы один на один, — сказал Вук.

Игрок, выбранный им в качестве моего противника, был защитником. Я считал, что он не лучший в команде, куда сильнее, на мой взгляд, был нападающий.

Вук поставил нас с профессиональным игроком в шести локтях друг от друга и бросил мяч между нами. Я метнулся к мячу, но противник резко ударил меня головой в лицо. Кровь брызнула из моего носа: боль была ужасной.

Когда, обескураженный и униженный, с распухшим носом и вьюком Иксчель на спине, я тащился рядом с Вуком, он сравнил удар головой с ударом копьем.

— В игре как на войне. Ты рвешься к мячу, противник мешает тебе любым способом.

— Это нечестно.

Вук пожал плечами:

— Он случайно столкнулся с тобой, когда ты рванулся к мячу.

— Это было не случайно.

— Я же тебе говорил, это война. Каждый игрок команды — воин. Ситат — военный командир, ведомый инстинктами крови и убийства. В Сем Мире обитают два величайших хищника — ягуар и орел. Ягуар властвует на земле, орел — на небе. Ситат назвал команду в честь орла: он мечтает, что когда-нибудь орел сможет бросить вызов ягуару на Игре Черепа. Игроки одеваются орлами не для того, чтобы произвести впечатление на зрителей, но чтобы воспринять орлиный норов. Стать, как и орлы, хищниками. Орлы обладают оллин, они движутся со всей грацией и мощью, какую Ксолотль даровал ветрам. Но кроме того, они безжалостные хищники. Нападают без предупреждения и терзают добычу могучими клювами.

На лице седого ветерана появилась хищная ухмылка.

— Чтобы стать великим игроком, ты должен стать кровожадным. В битве, будь это схватка между двумя людьми или двумя державами, почти всегда побеждает тот, кто нападает. Ты всегда должен атаковать. И не думать об убийстве, а просто убивать.

Вук учил меня многому насчет того, как владеть и мячом, и собой на игровой площадке. Как отбивать мячи, прилетающие под разными углами, как занять правильную позицию, чтобы принять мяч от товарища по команде, как скрывать от противника, куда я намерен послать мяч, и даже как по телодвижениям соперника понять, что он собирается меня ударить… и чтобы я успел ударить его первым.

Но главное, он учил меня пребывать в непрерывном движении и позволять телу реагировать без участия сознания. Освободить тело от контроля сознания и передать контроль над ним самому Ксолотлю.

Иксчель внимательно следила за тем, чтобы мои занятия с Вуком никак не сказывались на исполнении мною обязанностей по отношению к ней. Айо! Рука у этой женщины была тяжелой, и снисхождения она не знала. Чем больше я для нее делал, тем больше она требовала. Но зато хорошо кормила и не позволяла никому другому использовать меня для своих надобностей.

Меня тянуло к Иксчель, восхищавшей меня и как женщина, и как игрок. Меня обдавало жаром, как только я оказывался рядом с ней, а уж тем более помогал ей одеться. Мне очень хотелось исследовать ее тело так, как это бывает между мужчиной и женщиной, но я понимал, что попытка уложить в постель дочь управителя, занимающую куда более высокое, чем я, положение, — это прямой путь к жертвенному алтарю.

То есть умом-то я это понимал прекрасно, но тело мое реагировало на ее присутствие само по себе, прямо как учил меня Вук относительно игровой площадки.

Однажды ранним вечером, незадолго до сумерек, Ситат велел мне найти Иксчель — он хотел с ней поговорить. Женщины из ее команды как раз вернулись с пруда после купания и сказали мне, что она задержалась там, чтобы поплескаться в воде еще.

Я отправился к водоему, но не окликнул ее, не предупредил о своем приходе, а подобрался неслышно и стал подсматривать за ней из тростника. Она плавала на спине, выставив над водой груди и бугорок между ногами, а потом встала в воде и ополоснула волосы, перед тем как ступила на берег прямо передо мной. И ведь нет чтобы сразу прикрыться — встала, нагая, у воды и давай выполнять упражнения на растяжку, словно нарочно дразня меня упругими ягодицами. От одного вида этого соблазнительного зада моя кровь вскипела.

Наконец, неспособный дольше удерживать позицию, я выскочил из камышей и схватил ее за талию, чтобы овладеть ею сзади.

Она скользнула в сторону, извернулась и, захватив меня сзади за рубашку, швырнула в пруд головой вперед.

Когда я вынырнул, она все еще оставалась нагой: стояла подбоченившись, с набухшими, затвердевшими сосками.

— Я не собака, чтобы мужчина мог вскакивать на меня, когда ему заблагорассудится. Я сама решаю, когда мне лечь с мужчиной.

Злой, досадуя на то, как она меня унизила, я двинулся к ней, пока не оказался совсем рядом с ее наготой, и сказал:

— Тогда решай поскорее, а то мое тело уже не слушается разума.

Мы повалились на землю, наши губы слились, а потом мой восставший стебель погрузился в ее сладостное лоно.