ГЛАВА 67
Джош подъехал к дому Габриэллы в восемь часов вечера. Раньше он как-то не обращал на это внимания, но сейчас прошел за ней в ярко освещенную гостиную и заметил, как сильно она сдала за последние четырнадцать часов. Ее жизненные силы будто иссякли. Дело было не только в мертвенной бледности лица и темных мешках под глазами. Габриэлла словно выцвела, как это происходит со старыми фотографиями. Она увидела Джоша и попыталась улыбнуться, однако у нее получилась лишь вымученная гримаса.
В комнате многое свидетельствовало о том беспокойстве, в котором она пребывала. На столе, опасно близко к краю, стояла чашка с недопитым кофе. Там же валялось надкусанное яблоко. Место укуса уже затянулось влажной бурой пленкой. Скомканный свитер лежал на полу. Габриэлла бросила его и не потрудилась потом поднять.
Оба они не сказали ни слова. Она горела нетерпением увидеть его находку, а он торопился показать ей то, что нашел. Райдер был уверен в том, что его открытие подарит несчастной матери хоть тень надежды. Он раскрыл рюкзачок и вынул оттуда конверт, склеенный из плотной бумаги. Габриэлла напряженно следила за каждым его движением. Она протянула руки ладонями кверху, словно ребенок, просящий конфету. Джош положил в них камни один за другим — сперва два изумруда, потом сапфир, снова изумруд, еще один сапфир и наконец рубин. Габриэлла прижала камни к груди так, словно они все вместе уже вернули ей ребенка, бессильно опустилась на пол и залилась слезами.
Райдер присел рядом с ней на корточки и обнял, давая выплакаться. Меньше чем через пять минут она взяла себя в руки и поднялась на ноги.
Эта женщина снова была полна решимости.
— Нам нужно сфотографировать их прямо сейчас и переслать снимки Роллинзу по электронной почте. Он ждет. Ему пришлось так долго трудиться над первыми шестью камнями. Даже не знаю, сможет ли он… На первую половину ему потребовалось двадцать часов. Вдруг на этих камнях сделаны надписи на другом языке и Роллинз просто не сможет…
Габриэлла умолкла и прикусила губу, на которой к этому времени уже успела образоваться ссадина.
— Я привез все снаряжение, разверну его прямо в гостиной, снимки будут готовы меньше чем через десять минут.
В глазах Габриэллы Джош увидел не облегчение, а лишь некоторое ослабление ужаса. Он был рад, что смог дать ей хоть это.
После того как Джош сфотографировал камни с различных ракурсов, Габриэлла загрузила цифровые снимки в компьютер и переслала их Роллинзу по электронной почте. Через пятнадцать минут тот позвонил, сообщил, что получил фотографии, без проблем раскрыл их и готов приступить к работе.
Габриэлла положила трубку. Она выглядела еще более опустошенной, чем тогда, когда Джош приехал к ней домой.
— Что-нибудь не так?
— Роллинз сказал, что на этих камнях сделаны другие надписи. Ни одна из них не повторяет то, что было изображено на первых шести. На расшифровку ему потребуется вся ночь и утро. Если у него не получится сделать это так быстро…
Эта фраза просто угасла, подобно многим другим, произнесенным Габриэллой за последнее время.
— Габриэлла, Роллинз все успеет.
— Так ли? — Она яростно тряхнула головой. — Ты ведь не можешь сказать этого наверняка. Никто не может! У меня больше нет сил. Самое страшное — это когда от тебя ничего не зависит. Я хочу сделать хоть что-нибудь, хоть чем-нибудь помочь своей дочери. — Габриэлла разодрала пальцами волосы, которые уже успели превратиться в беспорядочную мешанину кудрей. — Господи! — простонала она. — Я хочу сделать хоть что-нибудь. Все равно что…
— Знаю. Но ты и так уже сделала все, что только могла. Ты нашла единственного человека, способного ей помочь, и он это сделает. Послушай меня…
Габриэлла обернулась и первый раз за последнее время посмотрела ему в лицо. Выражение, появившееся у нее в глазах, Джошу приходилось видеть на Ближнем Востоке, когда он фотографировал женщин, дети которых стали случайными жертвами террористов. В этом случае горе выражалось иначе, чем на лицах матерей солдат, погибших в бою. Эти женщины держались за героизм своих детей с упорством, напоминающим шелковые нити паутины, таким же хрупким на вид, но невероятно крепким и прочным.
— Ты не хочешь принять душ? Я тем временем приготовлю что-нибудь выпить и поесть. Насколько я понимаю, ты ничего не ела с прошлой ночи, с тех самых пор, когда нас кормили в самолете, так?
— Ты умеешь готовить? — слабо улыбнулась Габриэлла.
— Удивлена?
— Да, по определенной причине.
— Особых кулинарных изысков не жди, но если у тебя есть яйца…
— Знаешь, мне сейчас, наверное, кусок в горло не полезет.
— Придется заставить себя. Ты должна поесть, иначе завтра от тебя не будет никакого толка. Так что проводи меня на кухню.
По пути Джош рассказал ей о том, что Малахай завтра собирается ехать в своей машине следом за ними, на тот случай, если возникнут какие-то осложнения.
— Вдруг за нами будут следить? — спросила Габриэлла, голос которой опять был весьма напряженным. — Что случится, если Малахая обнаружат?
— Он будет очень осторожен. Так безопаснее. Вдруг что-нибудь случится со мной? Тогда ты останешься наедине с чудовищем. — Джош протянул руку и прикоснулся к щеке женщины.
— Когда все это останется позади и Куинн вернется домой, ко мне, я найду слова, чтобы достойно тебя отблагодарить.
Райдер понимал, что до конца мучений по-прежнему было далеко. Впереди их ждала тропа, полная опасностей, ведущая сквозь смертельную схватку. Джошу хотелось надеяться на то, что они пройдут этот путь. Маленькая девочка, которую он никогда не видел, воссоединится со своей матерью.
Пока Габриэлла принимала душ, Джош плеснул себе виски. Он потягивал его, занимаясь приготовлением яичницы и тостов. Фотограф принес камни, Роллинз приступил к работе. Райдер остался один, и только теперь до него в полной степени дошло то, что произошло с ним сегодня.
«Встреча с Рейчел, сеанс гипнотического сна, раздирающий душу рассказ о прошлом Эсме, сестры Перси, с которой я ощущал необъяснимую физическую связь, проникновение с помощью обмана в салон Гаррисона Шоулса, исследование картины, обнаружение камней памяти и их похищение, револьвер, направленный на меня. По крайней мере, мне удалось помочь Рейчел разорвать узы, связывавшие ее с Гаррисоном. Если судьба существует, то он был для нее слишком опасным знакомым. Однако остается еще вопрос насчет дяди Алекса. Представляет ли он опасность для Рейчел? Для Габриэллы и Куинн, что было бы еще хуже? Может быть, мне следует позвонить в полицию и предупредить насчет Алекса, пока Габриэллы здесь нет?»
Вдруг зазвонил сотовый телефон Джоша. Он взглянул на дисплей, увидел, что это Малахай, и ответил на звонок.
— Я хотел узнать, как вы. Есть какие-нибудь новости?
— Нет.
— Что насчет заклинания? Будет ли расшифровка готова к сроку?
— Я полагаю… Послушайте, Малахай, вы должны это знать. Всего камней двенадцать.
— Что?
— Камней памяти двенадцать, а не шесть.
— Откуда вы это узнали? — В тоне Самюэльса сквозило напряжение.
— Мы все объясним завтра, когда вы приедете сюда.
— Нет. Я так не думаю. Особенно после всего того, через что нам пришлось пройти. Мне бы хотелось, чтобы вы объяснили все прямо сейчас.
Джошу еще никогда не приходилось слышать такой надрыв в голосе Малахая, однако это его не удивило, поэтому он рассказал ему обо всем, что случилось.
— Когда это произошло? Мы же с вами только что встречались! Во имя всего святого, почему вы не рассказали мне об этом раньше? Джош, эти камни у вас? Они ваши?
Фотограф заглянул в гостиную. На столе со стеклянной крышкой как ни в чем не бывало лежали камни. Свет проникал в них, и камни сияли, словно морские существа, таинственные, но живые.
Джош уже собирался сказать, что камни у него, но вдруг ощутил страх, молниеносно разлившийся по его телу электрическим током. Это было предостережение.
«Допустим, я расскажу Малахаю всю правду. Вдруг тот прямо сейчас сядет в машину и приедет в Нью-Хейвен? Если это произойдет, Самюэльс увидит камни, убедится в том, что они действительно существуют, то сможет ли он расстаться с ними? Имею ли я право рискнуть и навлечь на Куинн еще большую опасность?»
— Пока что нет. Габриэлла получит их завтра.
— Как это произошло?
Джош услышал, что женщина уже спускается по лестнице.
— Малахай, сейчас мы садимся ужинать и все расскажем вам завтра. Я позвоню, как только станет известно, где и как должна будет произойти передача расшифрованного заклинания в обмен на Куинн.
Они устроились на кухне. Джош наблюдал за тем, как Габриэлла механически тыкала вилкой в тарелку, подносила ее ко рту и жевала пищу. Он понимал, что она не чувствовала вкуса того, что ела, однако это не имело значения. Ей необходимо было пополнить запасы жизненной энергии.
Они расправились с яичницей, взяли чашки с обжигающе горячим кофе с молоком и перешли в гостиную. Оба смотрели на изумруды, сапфиры и рубин так, словно камни могли в любой момент убежать. Но артефакты не были живыми. Люди извлекли из земли эти бесполезные куски породы и каким-то образом превратили их в сокровища. Джош знал, что ради них расстались с жизнью по крайней мере семь человек.
— Я случайно услышала, как ты разговаривал по телефону, — вдруг сказала Габриэлла. — Почему ты солгал Малахаю?
— Я испугался. Вдруг он узнает о том, что камни у нас, примчится сюда прямо сейчас, ночью, увидит их и не захочет расставаться с этими сокровищами?
— Но ведь ты жаждешь получить эти камни так же страстно, как и Малахай. Разве не так?
Джош кивнул.
— Однако ты ведь не оставил их себе.
— Куинн — твоя дочь.
— Но я помню, что еще до ее похищения ты говорил мне о том, что хочешь любым способом доказать существование перевоплощения. Это ведь тебе кажется, что ты сходишь с ума, это ты уже столько времени одержим желанием раскрыть эту загадку. Это твоя жизнь разбилась вдребезги. Как ты можешь выпустить камни из своих рук?
Фотограф уставился на камни и задумался над тем, как узнал о них всю правду.
«Рейчел вспомнила нечто такое, о чем даже не подозревала. Наше прошлое сплелось воедино наперекор логике. Неужели даже одно то, как я нашел эти камни, — больше того, само их существование — не является неоспоримым доказательством перевоплощения? За последние четыре месяца произошло столько событий и откровений, что этого должно было бы хватить с лихвой. Так почему же я все еще сомневаюсь?
Но ведь Малахаю и Берил все еще недостаточно рассказов трех с лишним тысяч детей».
Джош оторвал взгляд от сверкающих камней и перевел его на Габриэллу.
— Завтра в это же время Куинн уже будет с тобой.
Она закрыла глаза, словно читала мысленную молитву, тут же открыла их и тоже посмотрела на камни.
— Я не могу себе представить, каково тебе было, через что ты прошел, добывая эти артефакты. Тебя едва не убили в Риме, однако сегодня ты снова рисковал жизнью.
— Мы уже прошли через это.
Габриэлла обернулась и долго смотрела на него. Затем она подалась вперед и очень быстро поцеловала его в губы. Поцелуй получился очень интимным, но совершенно лишенным секса. Это было лишь выражение благодарности.
— Я забираю назад все то, что наговорила до этого. Я не могу даже представить, как же мне тебя отблагодарить.
— Я от тебя ничего не жду. Тут речь идет о таких вещах, в которых я и сам не до конца разобрался — кармические долги, за которые нужно расплатиться, жизненные планы, которые нужно выполнить, хочется этого или нет. Вы с Куинн являетесь частью всего этого, но только не так, как я предполагал. Я говорю совершенно бестолково, да?
Джош был смущен. Собственные слова показались ему сентиментальными бреднями.
— Джош, ты считаешь, что мы с тобой как-то связаны?
— Тем, что произошло в прошлой жизни?
— Да.
— Мне отчаянно хочется в это верить. Но нет!.. Я по-прежнему ощущаю ее присутствие даже тогда, когда ты рядом. Она тянет меня к себе, несмотря ни на что.
Джош встал и отошел в противоположный конец комнаты, как можно дальше от Габриэллы. Однако это не помогло. Он все равно ощущал на себе взгляд ее светящихся золотистых глаз. Райдер еще никогда не испытывал такого сильного желания сказать ей, что прошлое не имеет никакого значения.
«Я смогу жить, даже если так и не узнаю, чем завершилась история Юлия и Сабины, забыть безымянную, безликую женщину, которая, как мне кажется, ждет меня. Мне больше не нужно искать доказательства существования перевоплощения и пытаться обнаружить метод фотографирования ауры. Не нужно превращать теории в неопровержимую черно-белую реальность».
Однако Джош промолчал.
«Вчера я еще смог бы отказаться от поисков.
Вчера Рейчел еще не заглянула в глубины подсознания и не поведала мне историю картины и рамы с тайником.
Вчера эта самая рама еще не раскрыла мне сокровище, которое больше ста лет было скрыто от людских глаз.
Вчера я, наверное, еще смог бы расстаться с мыслью о том, что мне уготовлена определенная судьба.
Однако всего один день необратимо обрек меня вечно хранить верность своему прошлому».
— Господи!.. — Габриэлла вскрикнула так резко, будто укололась и почувствовала острую боль.
— В чем дело?
— Джош, мы ведь на самом деле не можем сказать наверняка, что камней только двенадцать, правда? Вдруг их больше? Что будет, если мы отдадим этому чудовищу все двенадцать, а они не заработают?
— Нет, этого не произойдет. Похититель не заставит тебя ждать. Он передаст Куинн в обмен на камни и лишь затем проверит, как они действуют.
— А вдруг камней в действительности четырнадцать или шестнадцать?
— Их двенадцать.
Джош услышал собственный голос словно издалека. Он будто стоял у одного конца длинного тоннеля, а кто-то произнес эти слова у противоположного.
— Ты уверен?
— Да.
Габриэлла пристально посмотрела на него.
— Подожди!.. Знаешь, кажется, ты прав.
Она встала и быстро вышла из комнаты.
Джош прошел следом за ней в библиотеку. Габриэлла порывисто хватала книги с полок, раскрывала их, убеждалась в том, что это не то, что ей нужно, и бросала тома на пол.
— Что ты делаешь?
— Кажется, я кое-что вспомнила, хотя точно не могу сказать. Возможно, существует определенное доказательство.
Она взяла очередную книгу и быстро пролистала ее.
— Да, вот оно. Взгляни.
Это был рисунок, изображающий павлина с расправленным хвостом.
— Что это такое? В чем значение этой картинки?
— Это копия изображения, обнаруженного в гробнице времен Древнего Египта. Древние авторы пишут, что рисунок повторял золотой медальон из Индии, который помогал своему обладателю достичь следующего воплощения. В каждое перо хвоста этой птицы был вставлен драгоценный камень. Джош, там именно двенадцать перьев. Этот павлин был древним символом возрождения, перевоплощения. На камнях были сделаны надписи на дравидийском языке. Их родиной, скорее всего, является древняя цивилизация, существовавшая в долине Инда.
— Ты можешь передать этот рисунок похитителю в качестве доказательства, вместе со всем остальным.
Габриэлла уже лихорадочно вырывала страницы из книги, давая выход неистовой боли и маниакальной энергии. Райдер увидел это, и у него защемило сердце. Затем женщина уронила лицо на ладони и залилась слезами.
Фотограф беспомощно смотрел на нее. Он понимал, что сейчас не помогут никакие слова. Оживить ее могло только возвращение дочери.
— Знаешь, по-моему, тебе нужно постараться хоть ненадолго заснуть. Понимаю, это будет нелегко, но отдохнуть надо. Ты не сможешь помочь Куинн, если завтра будешь с ног валиться от усталости.
Габриэлла кивнула.
— Пошли. — Джош помог ей встать. — Я провожу тебя наверх.
— Ты ведь никуда не уедешь, да? — дрожащим голосом спросила она.
Слезы продолжали катиться по щекам матери.
— Нет. Я останусь здесь, устроюсь на диване. Я не хочу оставлять тебя одну. Только не сегодня ночью.
Они стали подниматься по лестнице. Габриэлла опиралась на плечо Джоша. Он сквозь рубашку ощущал холод ее кожи.
Она вошла в спальню и без сил упала на кровать. Женщина была так измучена, что не могла раздеться, поэтому Джош прикрыл ее пледом.
Когда она оказалась в кровати, всхлипывания перешли в рыдания, наполняющие комнату горем и страхом. Райдер присел на кровать, склонился к Габриэлле и обвил ее руками. Ему показалось, что так прошла целая вечность. Вдруг она подняла голову и поцеловала его.
Джош поразился гневу и ярости, выплеснувшимся в прикосновении ее губ. Он ничего не понял, но сейчас это не имело значения. Разобраться в том, каким же немыслимым было их единение, можно и позже.
— Я просто хочу хоть на время забыться, — прошептала Габриэлла. — Ты ничего не имеешь против?
— Нет, не имею. Все очень хорошо.
В ее движениях не было ни нежности, ни терпения. Она брала больше, чем отдавала. Женщина вцепилась в рубашку и штаны Джоша, сорвала с него одежду, но не позволила ему поступить так же с ней.
Габриэлла быстро раздевалась. Джош смотрел на это и тотчас же ощутил прилив вожделения. Он едва успел мельком взглянуть на ее ноги, покатые бедра и грудь. Она действовала слишком стремительно, не успела стащить с себя одежду и уже забралась на него словно одержимая.
Затем она уставилась на Джоша горящими глазами, которые вообще не закрывались. Габриэлла роняла ему на грудь бесконечные слезы, тщетно пытаясь обуздать страх и боль.
Райдеру показалось, что он исчез в ней, пораженный жаром, окружившим его. Ему никак не удавалось поймать ее ритм. Она двигалась неистово, в безумном трансе. Он перестал подстраиваться и полностью отдался ей.
Габриэлла то и дело меняла скорость, держала его на грани, то замедляясь, практически не шевелясь, то пускаясь во весь опор, словно это была гонка, которую она должна была выиграть во что бы то ни стало. Затем, когда Джош уже чувствовал нарастание напряжения, она вдруг останавливалась, делала паузу, не двигая ногами, бедрами и торсом, лишь напрягая и расслабляя мышцы, после чего снова неслась вперед.
Габриэлла действовала прямолинейно, грубо и откровенно. Джошу показалось, что она не отдавала себе отчета в том, кто рядом с ней. В настоящий момент ей требовалось лишь ненадолго расслабиться, освободиться от ужаса, переполняющего ее. Он сознавал это, но не мог устоять перед ее требовательным, пульсирующим напором. Габриэлла спасалась единственным доступным способом, и Джош был полон решимости помочь ей в этом.
Наконец она откинула голову и стиснула его плечи с такой силой, что он ощутил настоящую боль. Приглушенный стон начался где-то в глубине, где они встретились, слились друг с другом. Стон нарастал, набирал силу, становился все более громким и первобытным, как нельзя лучше передавая чувства Джоша. Мир, окружающий его, одновременно бесконечно расширялся и сжимался в одну точку. Долгие годы горя, страсти и беспомощности разом выплеснулись, превратились в рев, наполнивший комнату. Райдер уронил голову и, не в силах сдержаться, разрыдался вместе с Габриэллой.
Он проснулся в кровати один, полностью раздетый, накрытый одеялом. На него нахлынули воспоминания о прошедшей ночи. Причем главное место в них занимал не неистовый экстаз, которого они с Габриэллой достигли одновременно, а то, что произошло потом. Измученная и обессиленная Габриэлла устроилась у него на плече и заснула. Он не спал, глядел на нее и мечтал о том, что никаких камней уже нет. Куинн вернулась к матери. Их жизнь стала и его жизнью.
Джош спустился вниз. Габриэлла сидела на кухне и пила кофе. Ее все еще влажные волосы вьющимися локонами обрамляли лицо. Она увидела его и постаралась улыбнуться. Этот интимный взгляд словно заключил его в объятия.
— От Роллинза никаких известий? — спросил Райдер о том единственном, что сейчас имело значение.
Габриэлла кивнула.
— Слава богу, он уже почти закончил.
— Больше никто не звонил?
— Нет. Я с ума схожу.
— Они позвонят, Габриэлла. Обязательно позвонят.
Она кивнула.
— Кофе хочешь?
Она собралась было встать.
— Не надо, я сам.
— Нет. Позволь мне. Это даст мне хоть какое-то занятие. Я должна чем угодно себя занять.
Габриэлла налила кофе в чашку, поставила ее перед Джошем, а сама уселась напротив.
— Не могу поверить в то, что я сделала вчера ночью.
— Горе способно сотворить с людьми и не такое.
Она уставилась в свою чашку, словно стараясь найти там ответ.
— Но все это было… я совсем…
— Ты была на пределе и нашла выход. Не надо к этому возвращаться. Тебе еще никогда в жизни не приходилось испытывать подобного стресса. Не суди себя слишком строго.
— Просто все дело в том… — Наконец Габриэлла посмотрела ему в лицо.
В ее взгляде были тоска и смятение.
— Джош, я тебя не использовала.
— Есть один буддийский коан, — сказал он. — На столе стоят свечи. Те, что справа, зажжены, те, что слева, — нет. Очередная свеча догорает. Монах в самый последний момент зажигает от нее свечу, расположенную напротив. Когда и эта догорает, монах зажигает от нее следующую. Вопрос вот в чем. Является ли пламя последней свечи тем же самым, которое горело на первой и на второй?
— Да, оно то же самое. А ты что думаешь?
— Не то же самое, но и не другое. Без изначального пламени ни одна из остальных свечей не была бы зажжена.
Габриэлла молча кивнула.
Джош продолжал:
— Мы с тобой разделили нечто важное. Для нас это означает разные вещи, но мы на какое-то время воспламенились и разделили горение. Благодаря этому сегодня утром мы оба уже другие. Возможно, это больше никогда не повторится, но и не исчезнет.
Габриэлла едва уловимо склонила голову, словно принимая благословение, и в этот самый момент зазвонил телефон.
