ГЛАВА 11

Медиков было трое, слишком много для тесного замкнутого пространства, сразу наполнившегося чувством клаустрофобии. Джошу очень хотелось выбраться из гробницы, в которой теперь стоял сильный запах крови, но он не мог этого сделать. Райдер отступил назад, прижался к стене и стал наблюдать за тем, как бригада приступила к работе.

Женщина-медсестра обмотала руку профессора манжетой тонометра. Санитар протер спиртом другую руку и воткнул в вену иглу, чтобы начать переливание крови.

Тем временем врач на ломаном английском задавал Джошу вопросы:

— Как давно это произошло?

— Пятнадцать минут назад.

— Когда профессор потерял сознание?

— Пять минут назад.

— Вы знаете, как связаться с его родственниками?

— Не знаю.

— У вас есть номер их телефона?

— Нет.

Медики работали в хореографической слаженности. Они полностью сосредоточились и будто не замечали, где находятся, не обращали никакого внимания на мумию женщины, рассыпавшуюся на части в углу склепа. Но Джош постоянно оглядывался на нее, будто проверял, как она себя чувствует.

Он видел лицо профессора Рудольфо, обескровленное и неподвижное. Однако глаза старика были открыты, а губы пытались слепить какие-то слова. Джош не мог их разобрать, поэтому он подошел как можно ближе, но так, чтобы никому не мешать. В тесной погребальной камере ему для этого достаточно было сделать всего лишь два шага вперед.

Профессор продолжал шептать по-итальянски те же самые несколько слов. Он повторял их снова и снова.

— Что он говорит? — спросил Джош.

— Aspeta. «Ждите ее».

Медики еще несколько минут занимались Рудольфо. Затем женщина дала отсчет — uno, due, tre. Они подняли его, уложили на носилки, привязали и после целого ряда сложных маневров подняли наверх.

Джош последовал за ними.

Медики покатили носилки к карете «скорой помощи». Они двигались быстро, но следили за тем, чтобы не трясти раненого.

Вдалеке послышался нарастающий рев мотора. По грунтовой дороге летел темно-синий «фиат», поднимая за собой облако пыли. Через несколько мгновений взвизгнули тормоза, машина остановилась. Из нее выскочила женщина, сидевшая за рулем. Она молниеносно, как сгусток энергии, бросилась к носилкам.

Джош успел мельком разглядеть загорелую кожу, высокие широкие скулы и неукротимые волосы цвета меда, растрепавшиеся на ветру. Женщина стала расспрашивать медиков о состоянии профессора. В ее голосе смешивались властность и страх, но даже в минуту стресса в нем присутствовал лирический ритм.

Все внимание Джоша было приковано к незнакомке. Он заметил Малахая только тогда, когда тот его окликнул.

Директор фонда, как всегда, был в костюме, и это несмотря на жару. Он проявлял внимание к таким вещам. Его только что начищенные ботинки сверкали, и фотограф подумал, что здесь, на месте раскопок, они в таком виде долго не продержатся.

— С вами все в порядке? — спросил Малахай.

— У меня все замечательно. Но я должен переговорить с Габриэллой Чейз. — Джош указал на женщину, которая приехала на машине. — Это она?

— Да, но сперва…

— Профессор взял с меня слово, что я расскажу ей о случившемся.

Малахай положил руку Джошу на плечо, останавливая его.

— Она с врачами. Сперва расскажите мне о том, что здесь произошло.

Джош вкратце рассказал про выстрел.

— Вы были с ним один?

— Да.

— Вы единственный свидетель?

— Да. Больше здесь никого не было. А теперь мне нужно…

— Вы видели того человека, который выстрелил в Рудольфо?

— Да, я его видел.

Джош снова представил эту сцену, словно мысленно прокрутил киноленту. Охранник схватил шкатулку, открыл ее и вытащил мешочек из темной кожи. Потом он швырнул шкатулку на землю. Профессор застонал, за этим последовала короткая схватка у лестницы и выстрел. Джош остановил просмотр.

— Охранник выстрелил в профессора и забрал камни памяти, если в шкатулке действительно находились они.

— Вы его сфотографировали?

— Я спешил помочь старику, а потом было уже слишком поздно.

Малахай стоял, качал головой и пытался осмыслить масштабы потери. Им с Джошем отчаянно хотелось увидеть камни, побеседовать о них с Рудольфо и Чейз, проверить, действительно ли эти артефакты обладают той легендарной силой, которая им приписывается. Теперь получалось, что такой возможности у них не будет.

— Вы видели камни, до того как они были похищены?

— Нет.

— Значит, вы не можете утверждать, что они действительно находились в шкатулке? Камни могли быть и где-то в другом месте?

— Наверняка я не знаю, но, судя по тому, как отреагировал профессор, с большой долей уверенности могу сказать…

— На мой взгляд, вам не нужно будет упоминать про камни, когда сюда прибудет полиция. Не стройте предположений относительно того, что находилось в шкатулке.

Наверное, Малахай прочитал в глазах Джоша недоумение.

Он не стал дожидаться вопроса и предупредил его своим ответом:

— Если полиция решит, что вам слишком много известно, то вы сделаетесь главным подозреваемым.

— Но я не подозреваемый. Разве не будет лучше, если полиция узнает, что надо искать? Разве это не нужно?

— Если об этом узнает полиция, то пойдут слухи. Это неизбежно. Мы с доктором Берил меньше всего на свете хотим, чтобы весь мир узнал о существовании этих камней. Особенно теперь, когда они похищены. Я не сомневаюсь в том, что Габриэлла будет думать точно так же, когда выяснит, что произошло.

— Не знаю. Вы хотите, чтобы я солгал полиции?

— Ваша правда никак не поможет расследованию. Камней вы на самом деле не видели.

— Так что же мне сказать? Мол, я видел охранника и могу его описать, но не имею понятия о том, что именно он похитил? Что я был слишком занят воспоминаниями о чужом прошлом, о четвертом веке нашей эры, когда был знаком с живой версией этого самого трупа, погребенного здесь?

Малахай был поражен.

— Если это правда, то вы станете нашим главным инструментом в осмыслении того, что представляют собой камни и как они действуют. Вы будете жизненно необходимы для поисков решения.

— Но это ведь не случайное совпадение, правда? Вы с Берил твердили мне именно об этом на протяжении последних четырех месяцев и, похоже, попали в самую точку. Мои воспоминания… — Джош развел руками, охватывая гробницу, лес, холмы и то, что находилось за ними. — Все это я видел в течение всего последнего года. Это и многое другое.

Малахай внимательно оглядел обнаженную грудь Джоша и его лицо, перепачканное землей и кровью.

— С вами точно все в порядке? Ваши руки покрыты кровью.

— Пустяки, одни царапины. Это профессору досталось по-настоящему. Он может не вытянуть.

Если Малахай иной раз и проявлял сострадание, то как-то издалека. Для того чтобы успокоить детей, с которыми они с теткой работали в фонде «Феникс», этот человек частенько показывал фокусы, являвшиеся его хобби. Один из них, похоже, заключался в том, что он полностью подавлял свои чувства, оставляя только скрытую печаль в глазах, которую Джошу удавалось разглядеть лишь пару раз, при соответствующем освещении. Малахая как будто однажды здорово обидели, после чего он так и не оправился. Джош частенько гадал, будет ли видна меланхолия на снимке, если он сфотографирует этого типа? Но сейчас Малахай был впервые возбужден по-настоящему, до предела и очень огорчен.

— Это трагедия. Настоящая трагедия.

Джош какое-то мгновение гадал, что же именно имел в виду Малахай. То ли он говорил о ранении профессора, то ли переживал по поводу пропажи камней? Но фотограф тут же понял, насколько абсурдным было это сомнение.