31
Южный Иерусалим, Тальпиот
Все посмотрели на Шарон.
— Вон тот холм, — сказала она, указывая на северо-запад, — называется Рамат-Рахель. Там есть кибуц, а при нем очень неплохой отель. И номер там стоит не слишком дорого.
— Спасибо, Шарон, — сказал Рэнд с облегчением. — Ой, Трейси, я тебя не познакомил! Это старший сержант Шарон из израильской полиции. Она приехала сюда еще раньше, чем я.
Рэнд обернулся к Мириам.
— Это Трейси, моя дочь.
Девушки пожали друг другу руки.
— Можешь звать меня Мири.
Рэнд познакомил Шарон с Карлосом и заговорил с ним.
— Если мы с Трейси поедем в гостиницу, чтобы оставить багаж, ты сможешь один установить оборудование в гробнице?
Карлос кивнул.
— Там все должно остаться на своих местах до моего возвращения, — добавил Рэнд, понизив голос.
— Конечно, — понял Карлос. — В любом случае, чтобы установить подъемник и осветители, понадобится время. А до вашего возвращения я ничего не буду трогать.
— Хорошо. — Рэнд обернулся к Шарон и забрал планшет с крыши «фиата». — Прежде чем мы уедем, скажите, вы можете это прочитать?
— Что это? — спросила Шарон, глядя на лист бумаги.
— Буквы, — ответил Рэнд. — Они нацарапаны на боковой стороне одного из оссуариев. Я думаю, это древнееврейский.
Шарон взяла в руки планшет и стала всматриваться в знаки.
— Я таких букв, пожалуй, никогда не видела, — сказала она и задумалась. — Нет, подождите. Вот это, должно быть, «коф»… или «мем». — Шарон назвала буквы древнееврейского алфавита. — А вот это «рейш», потом «йод» и…
Она подняла глаза.
— Что? — спросил Рэнд.
Карлос и Трейси внимательно смотрели на Шарон.
— Это что, шутка?
— Шутка? Нет. Почему?
— Эта надпись — она действительно есть на ящике в гробнице?
— Да, конечно. А в чем дело?
— Ну, я не уверена, но если это написано на иврите, то первая строка — мое имя.
— Ваше имя? Что вы такое говорите?
Шарон вернула планшет, пожала плечами и ткнула пальцем в листок бумаги.
— Как вам сказать. Эта надпись такая… не знаю, как объяснить. Как будто это писал ребенок. Очень коряво, если откровенно.
— Ее нацарапали на известняке чем-то вроде гвоздя. Конечно, если бы это было напечатано на принтере…
— Ну что ж, тогда вполне вероятно, что это имя — Мириам. Весьма распространенное еврейское имя.
— Мириам, — эхом отозвался Рэнд.
— Круто, — добавила Трейси.
— А что насчет остальных букв? — Рэнд протянул планшет Мири. — Что там написано?
Она снова посмотрела на лист бумаги. Нахмурилась и покачала головой, задержав палец на последних знаках в верхней строке.
— Я не знаю. Какая-то бессмыслица.
Она внимательно рассматривала буквы.
— Возможно, вот это — тоже «мем», а вот это — «шин», но все остальное просто… какие-то каракули.
— Может быть, это другое имя. Так обычно бывает в надгробных надписях. Что-то вроде «Мириам, дочь такого-то…».
Шарон снова посмотрела на буквы и покачала головой.
— Извините, — сказала она, возвращая планшет Рэнду.
Тот взял его не сразу.
— Ничего, все равно спасибо. Вы мне очень помогли. Сам бы я и этого не разобрал.
— Если бы я сама видела надпись, — сказала Шарон, — может быть, еще что-нибудь смогла прочитать.
— Точно, — обрадовался Рэнд.
— Я попробую, когда вы достанете их из гробницы.
«Конечно, она же не может покинуть свой пост», — догадался Рэнд и понимающе кивнул.
— Я еще не открывал этот оссуарий. А в локуле в южной стене остался еще один. — Он заговорил тише. — Если внутри что-нибудь важное, вероятно, я не сразу вытащу их на поверхность. Но когда я это сделаю, постараюсь дать вам возможность взглянуть на них.
Едва кивнув в ответ, Шарон бросила взгляд в сторону «Хеврат Кадиша». Мужчины в черном держали перед собой молитвенники и ритмично раскачивались взад вперед, как это делают во время молитвы ортодоксальные иудеи.
— Их терпения надолго не хватит, — сказала она.
— И что они сделают? — спросил Рэнд.
— Поставят меня в безвыходное положение.
— Как это?
— Когда они устанут ждать, они просто пойдут.
— Пойдут? Куда?
— Вперед, — ответила Шарон. — Прямиком в гробницу. Ринутся мне навстречу, и я буду вынуждена стрелять.
— И вы станете стрелять?
Ее мягкие женственные черты ожесточились.
— Они знают, что израильского полицейского, выстрелившего в ортодоксального иудея, который хочет исполнить халача, ждет суровое наказание.
— И что это значит?
С лица Шарон сошла суровость, и она насмешливо улыбнулась.
— Это значит, что чем дольше они ждут, тем взрывоопаснее становится ситуация.
