«Если мне еще раз вколют эту проклятую иглу…»

Дженна расхаживала взад и вперед по своему отсеку недавно установленного карантинного бокса. Здесь она находилась уже двенадцать часов.

Специалисты ЦКЗ добавили к первому изолятору новые модули. В окно в стенке Дженна могла видеть Джоша, лежащего на кровати в бессознательном состоянии. Только за сегодняшний день у него уже было еще два приступа, после которых он снова впадал в беспамятство.

Из своего отсека Дженна наблюдала за тем, как молодого парня подвергли новой серии тестов. Медсестра перевернула его на бок и удерживала в таком положении, а врач брал на анализ спинномозговую жидкость. Не оставалось сомнений, что кровь Джоша заражена этим неизвестным микробом. Однако, как сказали Дженне, пока что врачи не обнаружили присутствие инфекционного вируса в ее тканях и крови.

Они продолжали регулярно брать образцы, ища одно и то же.

В окне в противоположной стенке модуля – «моей камеры», сердито подумала Дженна, – ей был виден находящийся в соседнем боксе Сэм Дрейк. Как и она, он был в больничной пижаме; сидел с несчастным видом на койке. Обоих по прибытии сюда тщательно отскоблили – эта унизительная процедура включала в себя пребывание в пульверизаторе, где под высоким давлением распылялся сильный противомикробный препарат широкого действия. Это была предосторожность на тот случай, если они в коттедже в Йосемитском парке вдохнули заразные частицы – хотя до сих пор действенного средства борьбы с неведомым вирусом найдено не было.

«Но, наверное, это все же лучше, чем ничего».

Затем их с Дрейком оттерли, отскоблили, искололи, и в довершение у них взяли образцы всех жидкостей, содержащихся в организме. Пока что ни у Дженны, ни у молодого сержанта-комендора не было ничего из тех клинических симптомов, которые проявились у Джоша в первые двенадцать часов, и в первую очередь лихорадки и мышечных спазмов. Поэтому врачи были склонны считать, что они не подхватили заразу в том коттедже. И все же в качестве дополнительной меры предосторожности их оставили на карантине еще на сутки. Если симптомы так и не проявятся, их, возможно, отпустят.

Главным тут было «возможно». В настоящий момент мало о чем можно было судить с абсолютной уверенностью. За одним исключением…

Женщина еще раз прошлась от стенки до стенки тесного бокса. Тревога заставляла ее двигаться, не давая подолгу сидеть или лежать. В той йосемитской группе был третий член, чья судьба была не такой определенной.

Никко.

Напарника Дженны забрали в комплекс исследовательских лабораторий, расположенный в дальнем конце ангара. Лиза заверила Дженну, что о лайке позаботятся, что она будет держать ее в своей лаборатории. К сожалению, у Никко уже началась лихорадка, сопровождаемая рвотой и поносом.

«Бедный мой мальчик…»

Дженне хотелось вырваться из бокса, прийти к Никко. Даже только для того, чтобы поддержать его, показать ему, как она его любит. Гнев сражался с горем, оставляя в груди ноющую боль. Дженне не хотелось думать о том, как Никко страдает в одиночестве, гадает, где его хозяйка, уверенный в том, что она его бросила. Но что самое страшное, она не могла себе представить, что потеряет его.

– Ты протрешь пол насквозь.

Обернувшись, Дженна увидела у окна Дрейка, нажимающего на кнопку внутренней связи. Молодой морской пехотинец печально улыбался, понимая, как она сейчас страдает.

Подойдя к окну, Дженна тоже нажала кнопку внутренней связи.

– Если бы я только могла быть рядом с ним…

– Понимаю. Но Лиза сделает все возможное. – Дрейк перевел взгляд на окно в противоположной стенке бокса. – Особенно если учесть, что у нее здесь личная заинтересованность.

Дженна ощутила укол стыда. Что такое потеря собаки по сравнению с жизнью родного брата? Наверное, ей нужно видеть все в перспективе, сохранять профессиональный подход. В конце концов, Никко всего лишь собака.

Однако Дженна отказывалась это принять. Для нее Никко был все равно что родной брат.

– А вот как мы можем скоротать время в ожидании, – продолжал Дрейк, понизив голос. – Давай попробуем понять, с чем мы ведем борьбу. Если мы поймем, что сотворил Хесс в своей проклятой лаборатории, у Джоша и Никко будет больше шансов выкарабкаться.

Над головой прогремел раскат грома, напоминая о том, что угроза нависла не только над Джошем и Никко. Атмосферный фронт наконец дошел до бассейна озера Моно, и в горах уже начался дождь. По словам директора Кроу, специальные отряды чрезвычайных служб сбрасывали с вертолетов мешки с песком в ручьи и пересохшие русла, чтобы ограничить распространение заразы.

Хотя никто не надеялся сдержать ее полностью.

Даже если мешки с песком окажутся эффективными, как долго продержатся эти сооруженные наспех плотины? А если таинственный организм попадет в подземные воды и распространится по всему региону, заразив водоносный слой?

Дрейк прав.

Дженна снова нажала на кнопку переговорного устройства.

– Но чем мы можем помочь в изучении этого проклятого микроба? Тем более что мы здесь взаперти. Диверсантка умерла, а это была наша последняя прямая ниточка.

– А как насчет непрямых ниточек? – предложил Дрейк.

Дженна вздохнула, стараясь прогнать тревогу и отчаяние. База взорвана, Хесс похищен, – похоже, след потерян. Предположительно, ближайшее окружение Хесса в момент взрыва находилось в лаборатории. Единственной надеждой была Эми Серпри.

«Если бы времени было больше, может быть, удалось бы найти другую ниточку…»

Но вот времени-то как раз и не было.

– Мы ничего не упускаем? – спросил Дрейк, лихорадочно соображая.

Дженна мысленно прокрутила все случившееся: от первого сигнала бедствия, принятого Биллом Говардом, до картины того, как тело Эми Серпри в мешке для перевозки трупов забирает военный вертолет. В настоящее время тело умершей подвергалось всесторонним исследованиям в лаборатории БСЛ-4 в дальнем конце ангара.

Закрыв глаза, Дженна мысленно прошла сквозь ужасы последних сорока восьми часов. Трудно было поверить, что с того рокового звонка Билла Говарда прошло всего двое суток.

«Этот звонок…»

Открыв глаза, Дженна резко встрепенулась.

– Дженна? – окликнул Дрейк.

– Мне нужно связаться с директором Кроу. Немедленно!

Пейнтер на время получил кабинет полковника Бозмана в свое полное распоряжение, превратив его в командный пункт чрезвычайной операции в регионе. И вот сейчас он наслаждался редким мгновением уединения. На протяжении последних двух суток целый ураган сотрудников политических, военных и правоохранительных ведомств обрушился на район, и в первую очередь на голову самого Пейнтера. Каждая организация, чье название скрывалось за аббревиатурой, считала своим долгом быть здесь, и ее нужно было успокаивать, направлять, консультировать.

Как обычно бывает в таких делах, все очень быстро шло к тому, чтобы превратиться в абсолютно неэффективный затор. К счастью, благодаря действиям «Сигмы», вмешался лично президент, наделив Пейнтера верховными полномочиями и назначив его здесь вожаком стаи.

«Но будь осторожен со своими желаниями…»

Пейнтеру до сих пор не удалось обуздать разномастные ведомства, заставить всех двигаться в одной связке. У него почти не оставалось времени подумать; он вынужден был только реагировать, тушить вспыхнувший пожар.

Поэтому сейчас Кроу воспользовался кратковременным затишьем, сознавая, что на самом деле это лишь вошедшее в поговорку затишье перед бурей.

«Надо спуститься в ангар и посмотреть, как там дела у Лизы».

Прошло уже несколько часов с тех пор, как Пейнтер был у нее в последний раз. Уже тогда от нее оставалась лишь тень того, чем она была раньше. Кроу прекрасно понимал, что довело ее до такого состояния. Состояние Джоша ухудшалось, а эффективного средства лечения не было и в помине.

Пейнтер решительно отодвинул кресло, собираясь отправиться к своей невесте и утешить ее, насколько в его силах, но тут открылась дверь. Это была подтянутая женщина – морской пехотинец, приставленная в помощники к Пейнтеру, в наглаженной форме с нашивкой «Джессап» на груди.

– Господин директор, – сказала она, – на связи рейнджер Бек. Она говорит, это срочно.

– Соедините меня с ней.

После возвращения Дженны и Дрейка из Йосемитского парка Пейнтер лишь кратко переговорил с ними. Пока что у них не было никаких симптомов, так что, скорее всего, они избежали инфицирования. Это была единственная маленькая радостная весточка за этот в целом плохой день, тем более отвратительный, так как по-прежнему не было никаких известий от Грея в Антарктиде, последний раз выходившего на связь, когда его группа добралась до британской антарктической станции. Пока что Кэт не очень тревожилась, поскольку мощная вспышка на солнце затруднила связь со всем Южным полушарием.

Хотелось надеяться, что в самом ближайшем времени Грей даст о себе знать.

Ну, а пока…

Пейнтер снял трубку.

– Директор Кроу слушает.

– Сэр! – Голос у Дженны действительно был взволнованным. – Я только что вспомнила одну деталь, которая может оказаться важной.

Пейнтер выпрямился.

– Какую?

– Там, в Йосемитском парке, до того как я вошла в коттедж, до того как услышала призыв Эми о помощи, я слышала звонок сотового телефона. А после всего, что произошло потом, я начисто об этом забыла.

– Вы уверены, что это звонил сотовый телефон, а не телефон в коттедже?

– Уверена. Возможно, кто-то проверял, как дела у Эми. Сообщник или тот, кто ее нанял. Не знаю.

– Но это же невозможно. Перед тем как опечатать коттедж, мы забрали все личные вещи Серпри, включая сотовый телефон. Все было досконально проверено. Я лично проследил за тем, как из телефона извлекли карту памяти, как раз для того чтобы определить внешние контакты за последнее время.

– И?..

– Там не было ничего существенного. Несколько звонков знакомым и родственникам. Но, что гораздо важнее, на этот телефон за последние двадцать четыре часа не было ни одного входящего звонка. Даже если Серпри не ответила на звонок, он все равно должен был бы значиться в списке непринятых вызовов.

Наступила долгая пауза.

– Я уверена, что это был сотовый телефон, – наконец твердо произнесла Дженна. – Кто-то пытался связаться с Эми.

Пейнтер уже успел проникнуться уважением к женщине и верил ее словам.

– Я попрошу наших специалистов еще раз проверить телефон.

Если Дженна права и записи были стерты или подправлены, это действительно имело большое значение. В этом случае последний звонок определенно был сделан кем-то из сообщников Серпри, а может быть, даже тем, кто заправлял всем этим.

– Возможно, вы дали нам новую ниточку, – сказал Пейнтер.

– Хорошо. В таком случае, если что-нибудь выяснится, я хочу, чтобы меня привлекли к делу.

На заднем плане послышалось восклицание сержанта-комендора Дрейка, подхватившего эту просьбу:

– И меня тоже!

Пейнтер знал, что эти двое горят желанием помогать, особенно после того, что случилось с собакой Дженны.

– Давайте сначала выясним, к чему это все приведет, – неопределенно промолвил он.

– Мы абсолютно здоровы! – закричал на заднем плане Дрейк. – Мы едем с вами! Даже если мне придется пропиливать себе дорогу отсюда скальпелем!

Пейнтеру была понятна эта решимость. То же самое он видел при каждой встрече в глазах у Лизы. Но иногда всей решимости в мире оказывается недостаточно. Иногда остается открытым только один путь.

И приходится принимать сложное, тяжелое решение.

– Доктор Каммингс, я считаю, нам следует усыпить собаку.

Лиза порывисто обернулась к доктору Реймонду Линдалю. Директор Управления анализов и тестов американской армии, облаченный в костюм биологической защиты, склонился над клеткой из нержавеющей стали, в которой находилась лайка.

Никко лежал на боку, учащенно дыша, с подсоединенной капельницей. Собаке ввели легкое снотворное, чтобы успокоить ее, вместе с противорвотным средством и целым коктейлем антивирусных препаратов.

И тем не менее собака продолжала угасать.

– Он страдает, – продолжал Линдаль, выпрямляясь и поворачиваясь к Лизе лицом. – Мы сделаем доброе дело. И при нынешнем уровне инфицирования вскрытие поможет нам лучше понять характер болезни на ранней стадии. Это редкая возможность.

Леза постаралась сохранить голос ровным, несмотря на вскипевшее в груди возмущение.

– Мы сможем узнать не меньше, наблюдая за клиническими симптомами собаки, изучая ее отклик на различные терапевтические методы лечения.

Линдаль закатил глаза.

– До тех пор пока мы не поймем лучше, с чем имеем дело, любая терапия будет блужданием впотьмах. Это будет лишь бесполезная трата времени и сил.

Лиза встала перед ученым, загораживая собой клетку с Никко.

Линдаль вздохнул.

– Доктор Каммингс, мне бы не хотелось приказывать вам. Я надеялся, что вы прислушаетесь к голосу разума.

– Я не буду выполнять ваши приказы.

Директор УАТ смерил ее взглядом.

– Военное командование наделило меня всеми полномочиями. К тому же я полагал, что вы хотите сделать все возможное, чтобы помочь своему брату.

Услышав такое обвинение, Лиза ощетинилась.

– В том, что вы предлагаете, нет ничего человечного и гуманного.

– Напрасно вы позволяете сентиментальным чувствам влиять на ваши профессиональные суждения, – возразил Линдаль. – Наука по своей сущности должна быть беспристрастной.

– Если только меня не выведут из лаборатории силой, я никому не позволю усыплять моего пациента!

Решение судьбы Никко было прервано шипением открывающейся двери шлюзовой камеры. В лабораторию вошел ведущий вирусолог Эдмунд Дент в сопровождении специалиста по генетике доктора Генри Дженкинса, взъерошенного двадцатипятилетнего вундеркинда.

Судя по выражению лица Эдмунда, скрытого маской, у него были плохие новости.

– Я хочу, чтобы вы услышали это от меня, – начал вирусолог. – Мы получили результаты последних анализов, взятых у вашего брата.

Лиза почувствовала, как у нее внутри все оборвалось, и вместе с тем ощутила определенное облегчение, предположив, что хочет ей сообщить Эдмунд. Она уже давно ждала развязки.

– Хотя мы до сих пор не находим в крови Джоша активного присутствия вирусов, что является хорошим знаком, мы прокрутили в центрифуге последний образец его спинномозговой жидкости.

Эдмунд жестом предложил своему коллеге подойти к компьютеру. Генри загрузил историю болезни Джоша. На экране быстро промелькнула фотография, переснятая с водительских прав, – лицо Джоша было улыбающимся, загорелым после недавней экспедиции в горы.

При взгляде на нее у Лизы сжалось сердце.

Но на экране уже был снимок, сделанный с помощью электронного микроскопа.

На нем был виден плотный сгусток вирионов, выделенный из осадка спинномозговой жидкости Джоша, прокрученной в мощной центрифуге. К этому времени Лиза уже без труда узнавала характерную форму врага.

Ей никак не удавалось сопоставить улыбающееся лицо брата на фотографии с тем ужасом, который сейчас был выведен на экран. У нее навернулись слезы. Она не могла говорить.

Эдмунд почувствовал ее состояние.

– Мы считаем, распространение заболевания замедлилось, поскольку вирусу пришлось совершить путь по пучку нервов в ноге Джоша до центральной нервной системы. Тем же самым путем распространяется вирус бешенства. Возможно, это также объясняет, почему мы до сих пор не обнаруживаем присутствия в крови активных вирусов и почему потребовалось так много времени, чтобы обнаружить их присутствие.

Генри объяснил значимость этого обстоятельства:

– Когда вы ампутировали Джошу ногу в полевых условиях, кровотечение, по всей видимости, вымыло частицы вирусов, которые уже начали обосновываться в кровеносной и лимфатической системе конечности.

– Но они остались в периферийных нервных окончаниях, – добавил Эдмунд. – Должно быть, несколько частиц успели добраться до бедренного или малоберцового нерва еще до ампутации. Они укрылись там, а затем начали медленно распространяться к центральной нервной системе.

Наверное, захлестнувшие Лизу страдания отобразились у нее на лице.

Эдмунд тронул ее за руку.

– И все же это доказывает, что ваше оперативное вмешательство в полевых условиях выиграло для вашего брата такое ценное время.

Лиза поняла, что Эдмунд пытается снять с нее чувство вины, но главным оставалось другое.

«Мне нужно было ампутировать брату всю ногу…»

Вместо этого она попыталась спасти Джошу коленный сустав, что должно было позволить ему передвигаться с помощью протеза. Учитывая, каким активным был ее брат, Лиза хотела дать ему возможность вернуться к полноценной жизни.

«Если бы я тогда выполнила предписание, которое сейчас посоветовал Линдаль…»

Тогда, в полевых условиях, Лиза позволила чувствам заслонить профессиональное суждение. И вот сейчас это могло обернуться для Джоша смертью.

Вероятно, чтобы отвлечь ее внимание, Эдмунд указал на экран компьютера.

– Хочу также вам сообщить, что Генри выяснил кое-что относительно того, что заставляет это чудовище «тикать».

Собрав силы, Лиза стряхнула с себя отчаяние, сознавая, что Джошу от этого не будет никакой пользы.

– Я работал в паре со специалистом по молекулярной биологии, – объяснил Генри, – проводя генетический анализ того, что находится внутри синтетического капсида вириона.

Лиза мысленно представила сферическую белковую оболочку, укрепленную изнутри слоем прочных графеновых волокон. Еще впервые увидев эту сферу, она подумала, что же скрывается в этой крепкой скорлупе.

– Мы намочили образцы зараженных вирусом тканей и раскрутили их на центрифуге, чтобы отделить собственно вирус от нуклеиновых кислот, составляющих его генетический…

– Доктор Дженкинс, не нужно нам объяснять, как готовится колбаса, – шагнул вперед Линдаль, нетерпеливо махнув рукой. – Мы не первокурсники биологического факультета. Просто скажите, что вы выяснили.

– Генри пытался объяснить, с какими трудностями ему пришлось столкнуться, добывая эти результаты, – нахмурился Эдмунд. – Кроме того, это имеет отношение к тому, что он обнаружил.

– Какие еще трудности? – спросила Лиза.

Генри повернулся к ней. Взъерошенный, в очках в толстой оправе, он сейчас был похож на мальчишку.

– Первые попытки извлечь ДНК закончились неудачей. Больше того, с помощью дифениламинового индикатора мы вообще не обнаружили признаков ДНК. Мы испробовали другие методы, с таким же результатом.

– А как насчет РНК? – спросила Лиза.

Она знала, что все вирусы делятся на два класса: одни используют в качестве своей генетической основы дезоксирибонуклеиновые кислоты, ДНК, а другие – рибонуклеиновые кислоты, РНК.

– Присутствие РНК мы также не обнаружили, – сказал Генри.

– Но это же невозможно! – дал волю своему раздражению Линдаль. – В таком случае, что же вы нашли?

Генри перевел взгляд на Эдмунда, и тот взял слово вместо стеснительного ученого-генетика.

– Генри и специалист по молекулярной биологии обнаружили КНК.

Лиза недоуменно нахмурилась.

– Успешно выделив нуклеиновые кислоты из прочной наружной оболочки вируса, они не обнаружили ни ДНК, ни РНК, – объяснил Эдмунд. – Оказалось, что генетический хребет вируса состоит из чужеродного вещества.

– «К» означает «ксено», – сказал Генри. – То есть «чужеродный».

– Но он вовсе не хочет сказать, что это вещество внеземного происхождения, – поспешно добавил Эдмунд. – Мы считаем, этот генетический материал был создан искусственно. Ученые уже больше десяти лет развлекаются созданием экзотических видов КНК, наглядно демонстрируя, что эти молекулы могут воспроизводить себя и даже эволюционировать, совсем как наши ДНК.

– Но чем же тогда отличается наш вирион? – спросила Лиза. – Чем в этих генетических молекулах заменены ДНК и РНК?

Генри задумчиво пожевал нижнюю губу.

– Мы продолжаем над этим работать, – наконец сказал он, – но пока что мы обнаружили следы мышьяка и необычайно высокое содержание фосфата железа.

«Мышьяк и железо…»

Лиза нахмурилась, вспоминая, что доктор Хесс приехал на озеро Моно, потому что в илистых отложениях на дне этого озера были найдены бактерии, процветающие в мышьяке. Нет ли тут какой-то связи?

– Но что Хесс пытался создать из всего этого? – нетерпеливо спросил Линдаль. – Какова была цель его работ?

Эдмунд пожал плечами.

– Мы можем только догадываться. Но есть одно очень важное обстоятельство, касающееся всех известных КНК, созданных в различных лабораториях. Они все показали себя более устойчивыми к разложению.

«Другими словами, они прочнее».

– Точно так же, как и наружная оболочка, – задумчиво произнес Линдаль. – Неудивительно, что нам не удается уничтожить эту проклятую дрянь!

– По крайней мере, пока что, – возразил Генри. – Однако если нам удастся лучше разобраться, из чего состоит эта экзотическая молекула – по сути дела, понять что скрывается за буквой «К», – мы сможем не только создать противовирусный препарат, который убьет этот организм, но и разработать средство для лечения тех, кто им заражен.

Подумав о заточенном в изолированный бокс брате, Лиза позволила себе испытать надежду – но очень слабую.

– Есть у этих КНК еще одна деталь, которая может оказаться важной, – добавил Эдмунд. – Это связано с происхождением жизни. Последние исследования в области способности КНК воспроизводить себя и эволюционировать позволяют предположить, что, вероятно, когда-то на планете существовала другая генетическая система, более древняя, чем ДНК и РНК, предшествовавшая современному миру.

Лиза задумалась над этой гипотезой и ее последствиями.

– Главной целью работ доктора Хесса были поиски пути замедления нынешнего массового вымирания видов. Как с этим могут быть связаны эксперименты с синтетической жизнью? Быть может, Хесс пытался создать более прочную экосистему, основанную на КНК, которая смогла бы вынести загрязнение окружающей среды и повышение глобальной температуры?

– Как знать? – вынужден был признать Эдмунд. – Лучше спросить у него самого, если мы когда-нибудь его найдем. Но вот Генри беспокоит еще одна проблема, связанная с текущими исследованиями.

– Какая еще проблема? – спросил Линдаль.

– Я не думаю, что вирион был создан искусственно… по крайней мере, не целиком.

– Почему вы так считаете? – спросила Лиза.

– На настоящий момент еще никому не удалось успешно сконструировать на основе КНК полностью функционирующий организм. Для этого требуется решить уравнение с астрономическим числом переменных. Мне кажется, в научном плане это слишком сложная задача, даже для доктора Хесса.

Линдаль указал на изображение на экране монитора.

– Но ему это удалось. И вот доказательство.

Генри с сомнением покачал головой.

– Необязательно. На мой взгляд, он совершил невероятный скачок, использовав образец. Я считаю, он нашел нечто экзотическое, живой организм с КНК, и просто подправил его, создав гибрид естественной и синтетической биологии.

Лиза задумчиво кивнула.

– Возможно, вы правы. Хесса очень интересовали экстремофилы. Он искал по всему миру все необычное и странное. И, быть может, в конце концов нашел.

«Не потому ли он был похищен?»

– И если мы сможем установить, что это такое, – добавил Эдмунд, – тогда, может быть, узнаем, что означает таинственная «К», и чаша весов наконец начнет склоняться в нашу сторону.

У Лизы запищала рация. Это был Пейнтер, вызывающий ее по выделенному каналу. Молодой женщине не терпелось переговорить с ним, поделиться тем, что она только что узнала, – как мрачным, так и внушающим надежду.

– Кажется, у нас появилась еще одна ниточка, – не дав ей сказать ни слова, начал Кроу. – Дженна предложила внимательнее изучить телефон Эми Серпри. Похоже, кто-то очень постарался, чтобы стереть все свидетельства своего общения с Серпри, подчистив базу данных местного оператора сотовой связи. Однако не вся информация смывается полностью, нужно только знать, где искать.

– И что вы узнали? – спросила Лиза, отходя в сторону.

– Нам удалось восстановить базу данных в достаточном объеме и узнать, что Серпри звонили из Южной Америки, – объяснил Пейнтер. – Если быть точнее, из города Боавишта, административного центра штата Рорайма на севере Бразилии.

Лиза присела на корточки перед клеткой Никко. Лайка подняла голову, обратив на женщину взгляд своих остекленевших глаз, и слабо постучала хвостом по полу.

«Хороший мальчик».

– Пока след не остыл, я собираюсь во главе группы отправиться туда и лично выяснить, что к чему, – продолжал Пейнтер. – В мое отсутствие здесь за меня останется полковник Бозман, я буду поддерживать с ним связь.

Лизе очень хотелось поехать вместе с мужем, быть рядом с ним, но, встретившись взглядом с Никко, она поняла, что ее место здесь. Также она помнила предостережение Линдаля.

«Нельзя позволять сентиментальным чувствам влиять на профессиональные суждения».

Второй раз она эту ошибку не повторит. И все же тревога осталась. Когда Пейнтер закончил разговор, на плечи Лизе легла тяжесть новой неизвестности.

«Что или кто ждет Пейнтера в Бразилии?»