Глава 7

Алек Майкл Сент-Пьер-старший был в своей мастерской, устроенной из бывшего гаража. В то время как множество других отцов проводили свободное время под капотами спортивных автомобилей или до бесконечности оттачивая удар в гольфе, отец Майкла находил радость в творении, создании новых предметов. Так, формируя, вырезая, комбинируя или шлифуя, он превращал куски дерева в мебель, металлолом — в произведения искусства, а ненужные предметы из пластика — в материализованные фантазии. Когда Майкл, бывало, наблюдал за отцом во время работы, у него создавалось впечатление, что тот, погружаясь в творческий процесс, забывает обо всем, оказывается в другом мире — если не телом, то уж точно душой; ничто в такие минуты не в силах было его отвлечь. В эти часы руки отца — казалось бы, такие большие и неловкие — становились поразительно проворными.

К моменту, когда Майклу исполнилось четырнадцать, он уже решительно во всем не походил на отца. Майкл был стройным и мускулистым, отец же приземистым и массивным. Майкл-подросток носил модные кудри до плеч, но не встречал никого, помнившего его отца, когда у того еще были волосы. Отец был склонен к размышлениям, Майкл, при остром уме, — все же к физическому движению. Но как это часто бывает, противоположности притягивались. По субботам, в утренние часы, прежде чем отправиться на очередные спортивные игры, Майкл заходил в мастерскую к отцу. Они беседовали обо всем и ни о чем. Отец предпринимал ненавязчивые попытки приохотить Майкла к ручной работе, к занятиям в мастерской. Он не уставал повторять, что при таком творческом уме Майклу достаточно было бы лишь отшлифовать практические навыки, и он сможет сделать любую вещь, какую пожелает. Но подобно многим подросткам, тот пока не чувствовал интереса к занятиям отца. В этом не было никакого бунта детей против отцов просто Майкла больше занимал спорт. Так что он внимательно слушал отца и подыгрывал ему, однако искреннего удовольствия в том, чтобы что-то мастерить, не находил. И все же он ни разу не сказал этого вслух, понимая, что для отца это — страсть.

Отец, со своей стороны, хоть никогда не занимался спортом, рассуждал о нем как знаток. Когда выяснялось, что Майкл увлекся каким-то новым видом спорта, Алек читал о нем все, что мог достать, и в беседе с сыном высказывался как заядлый болельщик.

— Подержи-ка. — Алек протянул Майклу железную шестерню.

Майкл взял деталь и, перегнувшись через плечо отца, заглянул внутрь сложного механизма больших часов, сделанных «под старину». Каждая деталь почти законченных часов была изготовлена вручную: деревянный корпус, музыкальный механизм, маятник, гири, даже циферблат.

— Готов к матчу? — спросил отец, не отрываясь от работы.

— По-моему, да. У нас есть кое-какие заготовки. Но и у противников команда сильная.

Алек не отвечал, по-видимому, увлекся работой. Протекла целая минута, и вдруг он заговорил так, словно миновали всего несколько секунд.

— Ага, но у них ведь нет ведущего игрока, способного мгновенно раскусить любую защиту, — такого, как ты! — Алек поднял голову, и взгляды отца и сына встретились. — Знаешь, как тебе повезло, что в тебе нет моих и маминых генов? — Алек похлопал себя по животу.

— Ты играл во что-нибудь в детстве?

Алек улыбнулся.

— Я был из тех, кто считает, что им крупно повезло, если их назначили вторыми запасными. — Алек протянул руку. — Дай-ка мне шестерню.

Майкл передал ему деталь.

— Впрочем, почему бы тебе самому не поставить ее на место? — Алек указал на металлический штырек.

Майкл, примерившись, насадил шестерню на ось. Отец, насадив, в свою очередь, микроскопического размера колпачок на шпиндель размером с булавку, надвинул заднюю крышку корпуса. Обхватив своими короткими руками массивный корпус, он жестом показал сыну, чтобы тот последовал его примеру. Майкл занял позицию у основания часов.

— На «три» поднимаем. — Отец посмотрел на Майкла. — И… три!

Оторвав часы от верстака, они пронесли их несколько шагов и установили на полу. Алек открыл стеклянную крышку циферблата.

— Время? — спросил он, держа указательный палец на минутной стрелке.

Майкл бросил взгляд на настенные часы.

— Восемь пятьдесят девять.

— Идеальный момент, позволю себе заметить. — Установив время, Алек открыл стеклянную крышку, прикрывающую маятник. — Пожалуйста…

Майкл, осторожно взявшись за маятник, оттянул его и отпустил.

«Тик… тик… тик…»

Сложный часовой механизм заговорил на языке всех часов на свете. Майкл наблюдал через стекло, как щелкают и вращаются многочисленные шестерни, как быстро движется секундная стрелка. А затем, с неожиданным гулким щелчком, повернулась главная шестерня, и часы пробили девять раз.

Майкл поймал себя на том, что стоит, загипнотизированный ровным тиканьем часов, столь же точных, какими они были еще в день своего запуска, двадцать с лишним лет тому назад. Огромные, они возвышались на полу, и, глядя на них, Майкл думал, что неплохо было бы сделать так, чтобы стрелки пошли в обратную сторону, перенесли его в прежние времена, в субботние утра, когда они разговаривали с отцом и от этих разговоров все словно становилось на свои места. Майкл тогда недооценивал такие вещи, как мудрость и опытность. Подобно многим сыновьям, он принимал безусловную любовь отца как данность, не отдавая себе отчета в том, насколько нуждается в ней. Несколько лет назад отец скончался, неожиданно, в результате осложнения диабета. Мать, не выдержав горя, вскоре последовала за ним. Майкл с безысходной тоской думал о том, как хорошо было бы побыть с отцом еще неделю, еще хотя бы день, и задать все те вопросы, которые прежде откладывал «на потом»; тогда казалось: к чему торопиться, будет завтра и впереди расстилается будущее. К этому будущему юноша и устремлялся мыслями, а о нынешней, преходящей и невозвратимой минуте забывал.

Как ему не хватало общества отца сейчас! Но как и год назад, когда умерла Мэри, придется обойтись без мудрого отцовского совета.

Призыв Мэри звучал у него в душе, а адрес на визитной карточке, найденной в машине, дополнительно подкреплял его решимость выполнить ее последнюю просьбу. Адрес Стефана Келли, адвоката, способного, как считала Мэри, посодействовать в поиске.

Отец много раз убеждал Майкла в необходимости разыскать настоящих родителей. Человеку, говорил он, надо знать, откуда он, из какого «материала». Алек очень рано объяснил Майклу, что у того имеется два «набора» родителей: те, благодаря чьей любви он пришел в этот мир, и другие, которые его вырастили. Но Майкл отказался от мысли искать их, пока живы Сент-Пьеры. Ему казалось, что это было бы равносильно предательству, все равно как отвернуться от тех, кто его хотел, ради тех, которые от него отказались.

Прислонив письмо Мэри и визитную карточку к сахарнице на кофейном столике, Майкл стоял посреди своей просторной гостиной, с уснувшими у ног собаками, и внимательно изучал оба документа. Адрес был в Бостоне, что для Майкла являлось своего рода заграницей: «22, Франклин-стрит» ничего ему не говорило. Для заядлого болельщика нью-йоркской бейсбольной команды это вообще была вражеская территория. В этом городе Новой Англии он бывал считаное количество раз, предпочитая Кейп-Код, место, особое для него и для Мэри: туда они ездили по выходным в поисках отдыха и уединения.

При мысли о поразительной визитной карточке в голове у него все шло кругом. Разумеется, вовсе не случайно адрес на ней совпадает с адресом, данным ему Мэри. Словно подтверждая эту мысль, часы громко пробили четыре.

Опрокинув бокал виски, Майкл тут же снова потянулся к бутылке. Он вновь и вновь прокручивал в голове события прошедших четырех часов. Его не покидало ощущение, что от него ускользает что-то очень простое, но несущее с собой разгадку. И вдруг его озарило.

Он настолько сосредоточился на визитке, что совсем позабыл о сумочке. Сейчас, вспомнив о ней, он положил ее, насквозь пропитанную водой, также на кофейный столик, рядом с письмом и карточкой. Сумочка была простая, коричневой кожи, с медной пряжкой, на плетеном ремешке. Он еще раз проверил и перепроверил каждый кармашек и каждое отделение, и опять произошло то же, что и тогда, когда он впервые взял сумочку в руки: именно благодаря вопиющему отклонению от обычного важность единственного предмета, который находился внутри, дополнительно подчеркивалась и выступала на первый план. В сумочке отсутствовали все те обычные женские аксессуары, которыми обычно забиты женские сумки. Эта была абсолютно пуста, не считая визитной карточки с текстом, который не смогла смыть вода.

И вдруг мурашки пробежали по спине Майкла, на него словно повеяло холодом. Отпрянув, он еще раз внимательно посмотрел на сумочку. Нет, его не поразил дизайн сумочки или внешний вид визитки; просто к поверхности сознания пробилась истина.

Он был уверен, нет, знал абсолютно точно: эту сумку он видит не впервые.