Глава 10

ДНЕВНИК ЖУЖАННЫ ДРАКУЛ

За все эти дни я так и не узнала от Герды ничего о Ван Хельсинге. Наверное, по каким-нибудь ее словам или жестам он почуял мое вмешательство и заслонился магическим барьером. Мы облазали весь Парфлит, высматривая зарешеченное окно, которое выходило бы на цветник. Нашли только два места, одно из которых – лечебница для душевнобольных. Она находится неподалеку от Карфакса. Но там – ни Ван Хельсинга, ни его жены. Возможно, он более сведущ в магии, чем я думала, и сумел сделать себя и Герду невидимыми.

Конечно, в том, что простой смертный сумел обвести меня вокруг пальца, виновата я сама. Влад научил меня лишь азам магического искусства: умению подчинять людей своей воле, становиться невидимой и окружать себя защитным барьером. О большем я и не догадывалась его попросить (впрочем, даже если бы и сообразила... теперь-то я понимаю, что этих знаний он все равно бы мне не передал). Но ведь в замке были древние книги. При надлежащем усердии я многое смогла бы почерпнуть оттуда. Мне же больше нравилось болтать с Дуней, нежели тратить время на чтение "скучных" трактатов, о чем я теперь горько сожалею.

Возвращаясь из Амстердама, я никак не думала, что Элизабет устроит мне такую теплую встречу. Насчет Герды я, естественно, умолчала, солгав, будто укусила Мери и узнала, что наш дорогой доктор обитает в непосредственной близости от Лондона. Все это очень понравилось Элизабет (хотя и удивило ее), и несколько дней мы провели с ней в полном согласии. Однако сейчас ею вновь начинает овладевать нетерпение и раздражительность. Думаю, Элизабет злят наши безуспешные поиски Ван Хельсинга, но все же она всячески пытается скрывать от меня свое дурное настроение. Она куда-то исчезает и всякий раз говорит, что делает это ради меня, не желая мешать мне наслаждаться жизнью. Но меня уже не проведешь: у Элизабет есть какие-то свои дела. Все остальное – пустые и лживые слова.

Теперь я начинаю понимать, сколько всего Элизабет утаивала от меня. Неужели с самого начала она лгала и обманывала? Надеюсь, я скоро узнаю и это.

Я уже писала, что мы со дня на день ждали появления Влада, но сегодня меня захлестнуло волной предощущения: наконец-то он появится. Мы с Элизабет спешно отправились в Карфакс. (Элизабет была ослепительно красива. Она нарядилась в полосатый атлас нежнейших розовых и кремовых тонов, спрятав длинные локоны под такой же шапочкой. Возможно, все это великолепие предназначалось для меня и служило цели развеять мое недовольство и сомнения.)

Кроме меня, никто больше и не мог любоваться нарядом Элизабет, ибо нас попросту не видели смертные. Расположившись в тени могучих дубов, мы повели наблюдение за старым обшарпанным домом. Можно было бы подойти и ближе, но мы не стали рисковать. Неподалеку от нас шла разгрузка знакомых ящиков – тех самых, что более месяца назад цыгане ставили на свои повозки. Пятьдесят ящиков, в одном из которых лежал Влад! Я сразу же поняла, в каком именно путешествовал дорогой "дядюшка", благодаря окружавшему его густому темно-синему свечению, похожему на звездное небо (только вместо звезд там блестели золотистые крапинки). Такого мощного свечения (никак не могу привыкнуть к модному нынче слову "аура"), исходящего от Влада, я еще не видела (а уж мне есть с чем сравнивать).

Элизабет тоже увидела темно-синий ореол. Она схватила меня за руку и прошипела в самое ухо:

– Нужно немедленно убираться отсюда!

Неужели мне почудилось? Элизабет испугалась! Она даже не попыталась скрыть свой страх, и он отчетливо читался на ее лице.

– Как это – убираться? – воскликнула я. – Сейчас день. Лучше времени не придумаешь. Как только уберутся грузчики, мы пойдем и расправимся с Владом!

– Тогда иди одна. Ты что, не видишь, каким могущественным он стал?

Элизабет махнула в сторону ящика, окруженного темно-синим сиянием, и даже притопнула ножкой. Ее взвинченность неприятно меня поразила. Повернувшись, Элизабет собралась было уйти, но я крепко схватила ее за руку.

– Ты... боишься его? – удивилась я. – Ты же хвасталась своей непобедимостью. Уверяла меня, что избегаешь столкновения с ним, поскольку хочешь подольше поиграть в кошки-мышки... Ты боишься? Так, может, ты теперь сама превратилась в мышь?

– Пусти меня!

Забыв про великосветское воспитание, Элизабет грязно выругалась по-венгерски и разве что не замахнулась на меня. Полосатый розово-кремовый рукав ее платья скользнул в считанных миллиметрах от моего носа. Безупречно красивое лицо перекосила знакомая гримаса гнева.

– Не будь дурочкой, Жужанна! Если мы сейчас начнем препираться, он нас учует. Ты даже не представляешь, какой опасности мы здесь подвергаемся!

У меня чуть не вырвалось: "Может, ты и Ван Хельсинга боишься и поэтому отказываешься его убить? Наверное, и он сильнее тебя!" Элизабет выдернула руку, превратилась в золотистую бабочку и скрылась в листве.

Подавив в себе гнев, я избрала другой способ путешествия – по солнечным лучам. Но я не последовала за Элизабет в Лондон, а направилась в Парфлит. Там, оставаясь невидимой, я проникла в еще закрытый магазинчик, торгующий разной антикварной чепухой. В числе прочего там нашлось и оружие. Я выбрала блестящий кинжал и меч с длинной рукоятью.

Затем я вернулась в Карфакс. Злость на Элизабет только прибавила мне решимости расправиться с Владом. Разве напрасно мы караулили его день за днем? Я покажу Элизабет, что значит настоящая храбрость. А потом, когда Влад будет уничтожен, я оставлю ее одну упиваться своим тщеславием и охотиться за жертвами для мрачного подвала (хватит врать, что такие гнусности она собирает для "коллекции"!). Я больше не нуждаюсь ни в чьей-либо защите, ни в чьей-либо любви. Дважды я открылась навстречу любви, и дважды меня предавали. Больше я не позволю себе страдать. Мне успел надоесть Лондон. Возможно, я отправлюсь в Вену или Париж...

Грузчики продолжали работу. Я принялась терпеливо ждать. Только однажды в мою душу закралось сомнение в успехе своего предприятия. Влад всегда убеждал меня, что вампира можно уничтожить, лишь пробив ему сердце деревянным колом и отрезав голову. Еще он говорил, что вампир не способен убить себе подобного. Элизабет зло высмеяла эти утверждения, назвав их средневековыми предрассудками. Тогда я была очарована ею, и мне хотелось верить каждому ее слову. А вдруг она соврала мне и в этом?

"Тогда я найду смертного, который уничтожит Влада", – пообещала я себе. Но я не отступлюсь от задуманного. И нечего пугать меня разговорами об "ужасной опасности"! Скорее всего, это еще одна уловка Элизабет.

Грузчики (горстка молодых мужчин из среды лондонских кокни; «славные малые» – кажется, так они себя именуют) работали до умопомрачения медленно. Они явно могли бы вносить в дом по два ящика, но таскали по одному. Занеся очередной ящик, они вразвалочку шли за следующим, перебрасываясь непристойными шутками и громко хохоча. Вся эта клоунада продолжалась целых полтора часа. Я уже была готова предстать перед ними в образе какой-нибудь фурии с оскаленными клыками. Представляю, как бы эта голытьба с воплями кинулась прочь!

Когда "славные малые" внесли последний ящик и удалились, солнце уже было высоко над головой. Прекрасно. Я знала, что Влад в эти часы наиболее слаб и уязвим. Я проверила покров невидимости, окружавший меня и похищенные мною орудия мести, и сделала его еще плотнее. Входную дверь рабочие, естественно, закрыли на ключ, но мне хватило небольшой щели, чтобы проскользнуть внутрь.

Пол устилал густой слой пыли толщиной в несколько дюймов (Влад попал в родную стихию!). Рабочие протоптали в нем широкую дорожку и оставили множество следов по сторонам. Я же следов не оставляла. Пройдя по коридору, я очутилась перед тяжелой дубовой дверью, окованной железом. Сверху дверь закруглялась наподобие арки.

Возможно, когда-то эта дверь и закрывалась плотно, но от времени рассохлась. Наверху и внизу образовались внушительные щели. Казалось бы, изнутри в коридор должны были пробиваться тусклые лучи солнца, освещая кружащиеся пылинки. Но вместо солнечного света из щелей распространялось зловещее темно-синее свечение. То был свет иной природы – прямая противоположность солнечному.

Я оторопела, затем, сплавив воедино злость и храбрость, устремилась дальше. Сплющившись до толщины волоса и то же самое проделав со своим оружием, я легко скользнула в нижнюю щель. На мгновение мне показалось, что темно-синее свечение безвозвратно меня поглотит. Дрожа, я вынырнула с другой стороны двери и попала в громадное помещение. Когда-то здесь была домовая церковь. На противоположной стене над полусгнившим алтарем еще угадывалось то место, где висел большой крест (наверное, его сняли совсем недавно). Теперь же вместо сияния свечей пространство наполнял мертвенный темно-синий свет, безошибочно указывающий на присутствие Влада.

Еще раз напомнив себе о том, зачем я здесь, я двинулась вперед, навстречу свету смерти. Дальше я могу писать о своих ощущениях лишь так, как если бы оставалась смертной женщиной. Мне вдруг показалось, что я утратила бессмертие... Я кусаю перо, подыскивая наиболее точные сравнения... Мое движение напоминало попытку пройти сквозь рой потревоженных пчел или борьбу с волной, бешено несущейся навстречу. Какая-то враждебная, гудящая и звенящая сила отбрасывала меня назад. В кожу впивались тысячи мельчайших невидимых иголочек.

Вперед!

Я упрямо шла дальше, силясь подавить страх. Каким бы могущественным ни стал Влад, я была убеждена, что он меня не видит. Я верила в свой замысел: добраться до ящика, где он лежит, откинуть крышку и серебряными лезвиями ударить одновременно в сердце и шею.

Наконец я вплотную приблизилась к цели и остановилась, чтобы укрепить свою решимость. Мне не нужно было собираться с силами – крышку, прибитую гвоздями, я могла бы отбросить легким движением мизинца. Но так мне только казалось. Взявшись пальцами за край крышки, я потащила ее на себя. Она даже не шевельнулась.

Мысленно бормоча проклятия, я дернула крышку снова, уже сильнее. И опять – безрезультатно. Я остановилась, ошеломленная и разъяренная неудачей, и стала перебирать в памяти все доступные мне сверхъестественные способы.

А если это – трюк Влада?

Неожиданно откуда-то из-под крышки вырвался мощный вихрь. Он подхватил меня, понес и швырнул о стену, взметнув облако пыли и щепок. Для простого смертного это означало бы мгновенный конец. Я же с удивлением смотрела на пыльную бурю в закрытом помещении и слушала, как хрустят мои кости. Затем в стену полетели меч и кинжал, воткнувшись в деревянную панель всего в дюйме над моей головой.

Вихрь стих столь же внезапно, как и начался. Я обнаружила себя сидящей на пыльном полу. В сверкающей темно-синей мгле я увидела, что ящик открылся. Внутри лежал Влад.

Он не спал, хотя был неподвижен и скрещенными на груди руками напоминал покойника в гробу. Но широко открытые зеленые глаза смотрели прямо на меня, а губы насмешливо улыбались. Из скелета, обтянутого кожей, он превратился в обаятельного молодого человека. Я смотрела на его черные как смоль волосы и такие же черные усы, чувствуя себя раздавленной и опустошенной. Мне стало страшно.

Но помимо страха меня крайне занимало: что это за белый сияющий свиток пергамента зажат у него в руках? Влад держал его так, словно тот был драгоценнейшим сокровищем.

Алые губы чуть шевельнулись, и Влад произнес:

– Здравствуй, Жужанна. Рад тебя видеть, дорогая. Его голос звучал чарующе, словно со мной говорил не вампир, а ангел.

– Конечно же, ты не настолько глупа, чтобы желать моей кончины, и не настолько безрассудна, чтобы попытаться ее ускорить. Думаю, ты просто вернулась ко мне, наконец-то поняв, что связалась с проигравшей.

Я сидела, словно пригвожденная к месту, не в силах даже пошевелиться. Страхи Элизабет не были напрасными. Я знала: он с радостью меня уничтожит, какую бы ложь я ни придумала в свое оправдание. Мысль о полном провале, как ни странно, наполнила меня удивительным спокойствием. Если мне суждено умереть, тогда я хотя бы должна узнать правду, которую Элизабет скрывала от меня.

– Проигравшая, надо понимать, – Элизабет? – спросила я.

– Да, она, – ответил Влад, не двигая губами. – Дорогая моя, ты являешься пешкой в ее руках. Элизабет слишком труслива, чтобы самой выйти на поединок со мной, потому она и натравливает тебя. Знаю, ты не поверишь моим словам. Так спроси ее. Спроси ее, Жужанна, и пусть расскажет тебе про свой договор с Владыкой Мрака. И заодно узнай, какую участь они оба приготовили тебе.

Меня охватывал липкий, тошнотворный ужас. Влад говорил со спокойной уверенностью того, кто знает правду.

– Почему ты стал таким сильным? – не смогла я сдержать своего любопытства. – И что у тебя в руках?

Я указала на свиток пергамента. Мне отчетливо были видны несколько строк, написанных чистым, сияющим золотом.

Влад улыбнулся, оставив мой вопрос без ответа.

– А ты поинтересуйся у нее. А заодно еще и о том, на что она готова, только бы завладеть этим манускриптом. Жужанна, ты должна ее уничтожить. Расправься с ней, пока она не отправила в небытие тебя. Если ты этого не сделаешь, мне придется прикончить вас обеих. И запомни: я не стану предостерегать тебя дважды. Я мог бы разделаться с тобой прямо сейчас, но мне жаль тебя. Я хочу, чтобы ты одумалась.

И сейчас же дверь позади меня распахнулась. Новый вихрь подхватил меня – разъяренную, испуганную и густо покрытую пылью – и вынес в коридор, а потом и за пределы дома. Я вылетела, словно перышко.

Придя в себя, я смахнула пыль и по солнечным лучам отправилась в Лондон, в красивый дом, где Элизабет с нетерпением дожидалась моего возвращения. Она сидела на диване, распустив по плечам свои золотистые волосы. Меня поразила неестественно прямая, как у манекена, спина Элизабет. Ее руки были сложены на коленях. Желая проверить свои способности (а заодно и ее), я вошла в дом, притушив свечение и сохраняя невидимость.

Элизабет меня не заметила... а если я ошибаюсь, то она проявила такой актерский талант, что ей было бы впору выступать на подмостках вместе с Эллен Терри. Морща лоб, она вздыхала и глядела в окно, словно не могла дождаться дорогого ей человека. Ножка, обутая в атласную туфельку, беспокойно постукивала по турецкому ковру цвета крови. Когда я предстала перед нею, сбросив покров невидимости, Элизабет вскочила, всплеснула руками и воскликнула:

– Жужанна! Жужа, любовь моя! Я так волновалась. Неужели ты отважилась проникнуть в дом? Ты его видела? Как вообще тебе удалось выбраться оттуда?

Элизабет обняла меня и стала порывисто целовать в губы и щеки. Но ответных объятий она не дождалась. Оставаясь совершенно неподвижной (совсем как Влад в своем ящике), я тихо сказала:

– Ты оказалась права. Он силен, пугающе силен. Одной мне его не одолеть.

Услышав эти слова, Элизабет отодвинулась от меня, пораженная моей холодностью, но польщенная тем, что я согласилась с ее оценкой. Видимо, моя отчужденность не давала ей покоя, и она ждала дальнейших объяснений.

Без тени улыбки, глядя ей прямо в глаза, я продолжала:

– Влад сказал, чтобы я обязательно расспросила тебя насчет твоего договора с Владыкой Мрака. И еще о том, какое отношение все это имеет ко мне.

По лицу Элизабет, словно волны, пронеслись, быстро сменяя друг друга, самые разные эмоции: гнев, ненависть, страх, коварство и, наконец, благородное возмущение. Но мысленный приговор, вынесенный мною, гласил: виновна.

– Жужа! Неужели ты не поняла, как ловко он пытается манипулировать тобой? Он хочет, чтобы ты возненавидела меня и вернулась к нему. И что, по-твоему, будет, если ты к нему вернешься?

– Я видела манускрипт, – спокойно добавила я.

Элизабет отпрянула, будто я дала ей пощечину. Она даже отвернулась. Такого поворота событий она не ожидала. Я придала своему лицу подобающее выражение, стремясь показать ей, что поняла, насколько этот документ важен для Влада (и, как теперь стало ясно, – для нее тоже).

По-прежнему стоя ко мне спиной, Элизабет обняла себя рукой за талию. Правильнее сказать, вцепилась себе в бок, хотя она и пыталась придать этому жесту элемент легкости. Другой рукой она принялась нервно тереть лоб и шею. Затем с невероятным спокойствием, будто речь шла о каком-то пустяке, Элизабет спросила:

– И что же Влад рассказал тебе об этом манускрипте?

– Достаточно. Достаточно, чтобы понять, как ты мне лгала.

Элизабет резко обернулась (о, как зашуршали ее атласные наряды!) и принялась было возражать, но я лишь повысила голос, не желая ее слушать:

– В лучшем случае – как ты постоянно скрывала от меня правду.

Фарфоровое лицо сморщилось, из сапфировых глаз брызнули алмазные слезы.

– Жужанна, неужели ты думаешь, будто я желала помучить тебя или поиздеваться над тобой? Да, сейчас он сильнее нас обеих, но я не оставляю надежды. Мы найдем способ расправиться с Владом, а пока мы должны вести себя благоразумно и осторожно.

Элизабет вновь схватила мою руку и наклонилась, чтобы покрыть ее поцелуями. Рука тут же стала мокрой от ее слез.

– Дорогая, неужели я когда-нибудь была к тебе жестока? Неужели я чем-то задела тебя, причинила тебе боль? Скажи мне, и я немедленно все исправлю. Не для того я привезла тебя в Лондон, чтобы ты мучилась и страдала!

Внутри у меня что-то дрогнуло. Элизабет это почувствовала и усилила поток своего красноречия.

– Жужа, ты же знаешь Влада. За все эти годы разве он когда-нибудь относился к тебе с уважением или искренним восхищением? Нет! Он обращался с тобой, как с рабыней, как с личной собственностью, с которой можно делать все, что угодно. Да, он "даровал" тебе бессмертие, но сделал это не из любви к тебе, а только для себя! Ты же знаешь, что он лжец и ему нельзя доверять. Я прошу тебя, умоляю тебя: не позволяй ему вбить клин между нами! Я поняла: все его коварные речи как раз на это и направлены! Учти: если он вновь завоюет твое доверие, мы обе погибнем. Дорогая, мы должны действовать сообща, только так мы его одолеем. Говорю тебе: нашей главной надеждой был и остается Ван Хельсинг. Подчинив его нашей воле, мы победим Влада.

Честно сказать, я колебалась. Красота Элизабет, ее слезы, ее слова казались мне такими искренними. Но и жестокая отповедь Влада не давала покоя.

– Если ты рассчитываешь на мою помощь в столь трудном деле, – сказала я, – ты должна мне все объяснить, ничего не утаивая. В чем состоит твой договор с Владыкой Мрака? И почему Влад так цепляется за этот манускрипт?

Элизабет вздохнула.

– Договор, дорогая, не может быть предметом обсуждения. Будь у тебя свой, ты бы меня поняла. А что касается манускрипта, я... не знаю. Я впервые услышала о нем от тебя. Поверь мне, Жужанна. Я очень нуждаюсь в твоем доверии. Я ведь тоже пытаюсь разгадать все эти загадки. Давай успокоимся и поговорим о них позже. Нам нужно выработать план совместных действий.

Элизабет обняла меня, стала целовать и шептать ласковые слова, пока я не оттаяла и не улыбнулась. Весь остаток дня и вечер она была сама доброта, нежность и кротость.

Но я не состоянии выполнить ее просьбу: я ей уже не доверяю. Я остаюсь в ее доме только потому, что мне некуда податься. Достаточно того, что я навлекла на себя ярость Влада, стать мишенью еще и для гнева Элизабет – нет, это непростительная глупость.

Я должна найти способ уничтожить их обоих.

Я чувствую, что начинаю сходить с ума от нескончаемого ожидания. До сих пор никаких признаков Ван Хельсинга. Мы с Элизабет сошлись во мнении: этот голландский докторишка – наша главная надежда на победу над Владом. Достаточно убить Ван Хельсинга, и с Владом будет покончено.

Теперь я не сомневаюсь: неприметная лечебница в Парфлите как раз и является местом, где находилась Герда. Цветник, разбитый вокруг здания, точь-в-точь такой же, какой я видела во время транса. Но внутри никаких следов Ван Хельсинга и его жены. Боюсь, они оба пробыли там совсем недолго, а потом уехали. Либо Ван Хельсинг здорово поднаторел в магии и сумел окружить себя и жену покровом невидимости. Это было бы гораздо хуже.

Каждый день мы караулим вход в лечебницу и постоянно проверяем все лондонские дома, купленные Владом... И с каждым днем мое беспокойство неуклонно возрастает.

Минувшим вечером мне стало тошно от бездействия. Элизабет легла отдохнуть, а я, не находя себе места, покинула дом и окунулась в туман, в котором тускло мерцали желтые шары газовых фонарей. Со стороны может показаться, будто мы с Элизабет полностью помирились, но на самом деле мы абсолютно не доверяем друг другу. И признаки этого моя коварная возлюбленная усиленно ищет в моих словах, взглядах, жестах, а я, в свою очередь, делаю все, только бы она их не обнаружила. Если же актерское мастерство меня подводит, то она не сердится, а становится еще ласковее и заботливее. Как-то я упомянула, что мне нравятся птицы и собаки (она не переносит ни тех ни других), и вот вчера Элизабет подарила мне белую афганскую борзую (взрослого пса, а не щенка) с ошейником, усыпанным бриллиантами, и большого белого какаду с бриллиантовым кольцом на лапке.

Живые подарки мне очень понравились, однако мое присутствие пугает и собаку, и попугая. Я решила держать их в гостиной и поручила заботам молоденькой служанки, которая будет надлежащим образом ухаживать за ними. Но этим подарки Элизабет не исчерпываются. Она чуть ли не ежедневно осыпает меня белыми розами, драгоценностями, редкой красоты бальными платьями и обещаниями новых знакомств в лондонском высшем свете. Бесконечные удовольствия... как они мне наскучили!

Итак, вчера вечером, покинув дом и очутившись на туманной и сырой улице, я вздохнула с облегчением и решила на время забыть об Элизабет – давно пора заняться хоть чем-то полезным. Я быстро перенеслась на двадцать миль к востоку от Лондона, в Парфлит, стоящий на северном берегу Темзы.

Я направилась прямо к Карфаксу. Луна освещала его унылую и угрюмую громаду. В пыльных и грязных окнах не светилось ни огонька, только зловеще блестела иссиня-черная тьма. Даже самая темная ночь не бывает такой плотной, как этот мрак.

Сие обстоятельство меня раздосадовало. Я ожидала, что Влад давным-давно отправился на охоту. Почему он теряет драгоценные часы, оставаясь в мрачном заплесневелом доме, когда в Лондоне – моря и океаны теплой свежей крови? Давно ли он радовался каждой жертве, которую удавалось заманить в его трансильванское логово? Впервые за долгие годы (да что там годы – века!) у Влада появилась возможность не только насыщаться, но и выбирать себе пищу. Чего же он медлит?

Мой замысел рушился. Я намеревалась в его отсутствие добраться до таинственного белого свитка. Интуиция подсказывала мне: там я найду правду, которую ни Влад, ни Элизабет мне никогда не расскажут. Быть может, даже путь к освобождению.

Скрежеща зубами, я удалилась за ограду. Даже оттуда мне было видно слабое темно-синее свечение. Нет, больше я не стану действовать столь безрассудно, ибо еще одно столкновение с Владом могло бы оказаться для меня последним. Я ходила взад-вперед вдоль чугунной решетки, твердя себе: "Вот дойду до угла – и хватит, возвращаюсь домой". Тем не менее я доходила до угла, поворачивалась и шла к другому углу. Глядя на толстые прутья, оканчивающиеся острыми шипами, я больше всего боялась, как бы Влад меня не учуял.

Прошло еще полчаса, и мрачное свечение вдруг исчезло, как будто в доме задули лампу (странную лампу, распространявшую не свет, а тьму). Я подняла глаза к небу и увидела большую летучую мышь. Она бесшумно махала крыльями, набирая высоту. Я даже залюбовалась грациозным существом, покрытым блестящей серой кожей. Летучую мышь окружало знакомое темно-синее свечение.

Я тоже взмыла в воздух и полетела следом, держась на достаточном расстоянии и прилагая все силы к тому, чтобы остаться незамеченной. Влад летел вдоль северного берега Темзы. Внизу проплывали поместья знати, окруженные старинными парками, зеленые прямоугольники фермерских полей. Постепенно дома вставали все плотнее друг к другу, и вскоре под нами уже проплывали лондонские улицы.

Влад явно знал, куда держит путь. Он ни разу не замедлил полет и не спустился ниже, высматривая жертву. Мы находились в самом центре города. Только здесь взмахи крыльев "летучей мыши" стали медленнее. Влад начал снижаться. Мы оба погрузились в серебристый туман и оказались перед богатым кирпичным особняком. Неподалеку от ворот, на каменной стене я прочла крупную надпись: "Хиллингем".

Я усилила покров невидимости и затаилась под раскидистым платаном. У бессмертных острое зрение, позволяющее видеть даже в темноте. "Летучая мышь" зависла перед темным окном второго этажа. Рама была приоткрыта (видимо, внутри было слишком жарко). Не успела я и глазом моргнуть, как крылатое существо превратилось в обаятельного черноволосого Влада. Он легко проскользнул внутрь. Все указывало на то, что он прилетает сюда не впервые.

Темнота внутри помещения тоже не была помехой для моих глаз. На кровати, устланной белыми кружевными простынями, лежала девушка с довольно миловидным лицом и вьющимися волосами песочного цвета. Девушка спала очень беспокойно и металась во сне, отчего все простыни скомкались и трудно было сказать, где кончаются они и начинается ее белая ночная сорочка с изящными оборками. Ее подол слегка задрался, частично обнажив бледные округлые бедра девушки.

Стоило Владу приблизиться к постели, как барышня пробудилась. Узнав того, кто перед нею, девушка порывисто села на кровати и распахнула руки, готовая заключить его в объятия (словно отец из притчи о блудном сыне, дождавшийся возвращения своего чада!). Влад тоже обнял ее и припал к нежной шее девушки (почти пятьдесят лет назад он проделал то же самое со мной, и по сей день эти воспоминания остаются для меня такими сладостными!).

Едва губы Влада коснулись шеи юной жертвы, я поспешила вернуться в Карфакс. Я мчалась туда по лунным лучам. Я узнала, где бывает Влад, и запомнила путь в Хиллингем. Теперь мне не терпелось узнать, что скрывает в себе белый пергаментный свиток.

Результат моих поисков? Пыль и множество голодных крыс, но нигде никаких следов сияющего пергамента с золотыми строчками. Я заглянула внутрь ящика, в котором тогда лежал Влад... ничего, кроме заплесневелой земли. Подозреваю, что он накопал ее, подняв каменные плиты, служившие полом в его фамильном склепе (Элизабет права – суеверия и предрассудки Влада отдают такой же плесенью средневековья!). Все остальные сорок девять ящиков тоже были открыты, и я сунула нос в каждый из них.

Пусто. Только пыль и эта отвратительно пахнущая земля. Я поискала в других местах: заглянула в стенной шкаф, пошарила в столе, стоящем неподалеку от двери. Все безуспешно! Продолжать поиски я не решилась и быстро покинула дом, вздрагивая при каждом шорохе.

Это было вчера. Сегодня с утра Элизабет изводит меня своей заботой. Я сказала ей, что хочу поиграть с собакой и попугаем, и ушла. (Бедные создания! Как они дрожат в моем присутствии. Я говорю им ласковые слова, пытаюсь успокоить, но это вконец сбивает их с толку.) Пусть Элизабет думает, что я развлекаюсь. Я воспользовалась этой передышкой, чтобы подробно описать свое вчерашнее путешествие и прикинуть, как действовать дальше. Я больше не доверяю ни Владу, ни Элизабет. Как ни странно, я могла бы поверить Ван Хельсингу. Да, он способен причинить мне вред, но он не склонен обманывать. Если бы только я сумела его разыскать, то перед тем, как убить, я бы выведала у него все.

Не знаю, что ждет меня в ближайшем будущем. Видимо, мне опять придется пойти на риск, хотя это и смертельно опасно.

После полудня у Элизабет заметно испортилось настроение. Как она ни пыталась сдерживаться, но все же сорвалась и почти накричала на меня. Спохватившись, она сунула мне в руку толстую пачку денег и почти выпроводила из дому "проехаться по магазинам".

Сердить Элизабет было бы глупо, поэтому я села в коляску, и элегантный кучер Антонио повез меня по лондонским улицам. Возле одного из модных магазинов я велела ему остановиться и ждать. Разумеется, я не собиралась ничего примерять и покупать. Едва войдя в магазин, я сделалась невидимой, и ветер понес меня к Хиллингему, до которого было совсем недалеко.

Я не рассчитывала застать жертву Влада одну, но знала, что девушка слишком слаба и вряд ли покинет пределы своей спальни. Днем Хиллингем выглядел куда привлекательнее: красная входная дверь, красные карнизы и белые кружевные портьеры придавали дому живой и даже веселый облик. На зеленой лужайке резвились щенки терьера – черный и шоколадно-коричневый. Их мамаша устало разлеглась в тени высокого ясеня. Рядом садовник возился с кустами душистых роз.

Больше всего я обрадовалась, обнаружив, что исчезли все признаки, указывавшие на визит Влада. Я не заметила даже слабого темно-синего свечения.

Я сразу же нашла вчерашнее окно и заглянула в комнату. Можно подумать, что жители дома обожали сырость и туман, но очень боялись солнца и теплого ветра. Окно спальни было плотно закрыто. Как я и ожидала, девушка находилась в постели. Обложившись подушками, она сидела и читала, едва ли не до подбородка натянув теплое одеяло. Она мне даже понравилась: светло-зеленые миндалевидные глаза, скуластое лицо и небольшой тонкий носик. Она чем-то напоминала грациозную кошку. На девушке было красивое зелено-голубое платье с вышивкой, его приглушенный цвет великолепно гармонировал с ее глазами. Она читала, совершенно не обращая внимания на горничную, усердно расчесывавшую юной леди ее длинные вьющиеся волосы. Днем солнце добавляло к их песочному оттенку золотистые искорки. В сочетании с платьем волосы казались островком посреди морского простора.

В спальню вошла еще одна служанка с подносом в руках, на котором стояла чашка с чаем и весьма скромный завтрак. Девушка вздохнула и покачала головой. Служанка молча поставила поднос на столик у кровати (мало ли, вдруг молодой хозяйке все-таки захочется подкрепиться).

Как только девушка осталась в одиночестве, я приблизилась к окну и слегка ослабила завесу невидимости, чтобы постучать пальцами по стеклу. Барышня не обманула моих ожиданий – она оторвалась от книги и с любопытством повернула голову к окну. Я постучала громче, потом еще громче и, подобно рыбаку, закидывающему невод, направила в комнату свое свечение. Главное было достигнуто: девушку одолело любопытство. Она медленно встала, столь же медленно побрела к окну (по пути она остановилась, закрыла глаза и поднесла ко лбу руку, словно у нее закружилась голова). Добравшись до цели своего путешествия, девушка с заметным усилием открыла раму.

Итак, меня приглашали войти. Я намеревалась впрыгнуть в ее спальню, как это вчера сделал Влад. Но едва я нагнулась, что-то загородило мне дорогу. Амулет! Возможно, он находился над окном или, наоборот, был спрятан под ним, но он жег мне кожу. С каждой секундой жжение усиливалось. Мне показалось, что я барахтаюсь в воде, отчаянно стараясь плыть, а в воду без конца льют кислоту. Я не выдержала и с криком отпрянула. Защитный барьер, окружавший меня, не пропускал звуков, однако девушка что-то почувствовала. Она недоуменно поморщилась и, прежде чем закрыть окно, высунула голову и огляделась.

Проделки Влада! Я отправила ему мысленное проклятие, но не отступилась от намерения проникнуть внутрь. Я подлетела к соседнему окну. Столовая. Внутри я увидела уже знакомую служанку, которая накрывала длинный стол всего лишь на одного человека. Я вновь постучала по стеклу. Служанка оказалась еще любопытнее хозяйки. Едва она открыла раму, я проскользнула внутрь, стерев из памяти служанки все, что касалось встречи со мной. Не став задерживаться в столовой, я поспешила к спальне жертвы Влада. Я постучала в дверь и почти сразу же услышала:

– Войдите.

Быть невидимым не так уж сложно. Это умеет любой вампир. Но вне зависимости от возраста и опыта в процессе насыщения сохранить невидимость не удается ни одному вампиру. И дело здесь не в ограничении, наложенном на каждого из нас Владыкой Мрака. Все внимание вампира полностью концентрируется на поглощении крови (кстати, то же самое происходит и с пищей, отдающей свою кровь). Невозможно одновременно насыщаться и контролировать собственное свечение, от которого зависит наша невидимость. Поэтому наши жертвы всегда нас видят.

Я рассчитывала полакомиться кровью этой юной леди и потому еще за порогом сбросила покров невидимости. Зачем пугать жертву? Это портит вкус крови.

Когда я вошла, плотно закрыла за собой дверь и щелкнула задвижкой, девушка удивленно поднесла бледную ладонь к губам. И все же любопытство перевесило страх. Конечно, она могла бы закричать или дернуть шнурок звонка, но наша с Владом жертва была знатного рода и получила хорошее воспитание. По-видимому, ее учили, как следует себя вести в неожиданных ситуациях. Постаравшись улыбнуться, девушка спросила:

– Кто вы?

Я улыбнулась и сняла все покровы, представ перед юной леди во всем своем великолепии. Ее взгляд был прикован ко мне, и только ко мне. В глубине зеленого океана ее глаз я заметила слабое темно-синее мерцание. Я поняла: если кусать ее, это нужно делать очень быстро, очистив свой мозг от всех мыслей. Но опасность была слишком велика. Кто знает, каковы пределы возросшей силы Влада? А вдруг даже днем через эту юную деву он почует мое присутствие и ударит по мне?

Но отступать было поздно.

– Я – ваш друг. Я пришла вам помочь в трудную минуту, – торжественно сообщила я.

Я подошла и встала у ее постели. И снова меня обожгло невидимой "кислотой". Наконец я увидела, что загородило мне вход через окно. Наверху, в щели между оконной рамой и стеной, поблескивало маленькое распятие. Странно! Теперь я не боялась подобных вещиц, поскольку Элизабет убедила меня в беспочвенности моих страхов. Значит, кто-то наделил распятие дополнительной отвращающей силой. Кто этот маг? Ответ мог быть только один: Влад.

Девушка отвлекла меня от мрачных мыслей. Она вздохнула и прижала руку к сердцу, то ли защищая его, то ли открывая его мне. Я так и не поняла смысла этого жеста, но ее удивленные глаза были полны вдохновенной любви. Ее губы открылись в ожидании уже знакомого ей чувственного наслаждения.

– Как вы прекрасны, – прошептала она, запрокидывая лицо и подставляя мне свою прекрасную белую шею, частично скрытую бархатной лентой.

Моя улыбка сделалась ироничной. Те же слова я недавно слышала от Мери, но умирающая женщина была искренна (хотя ее разум и оставался замутненным), и потому они тронули меня до глубины души. Девушка произнесла их под влиянием моих чар, а потому ее признание не доставило мне никакого удовольствия.

Я наклонилась для поцелуя. Опустив бархатную ленту чуть ниже, я увидела следы зубов. Я прильнула губами к ранкам и лизнула кожу. Язык почувствовал место укуса, и теперь мои зубы должны были точно попасть в эти небольшие дырочки. Я замерла, но не от желания растянуть удовольствие. Меня охватил трепет.

Нередко знания передаются через кровь – насыщаясь, вампир узнает то, что известно его жертве. Но и жертва может многое узнать о вампире, ибо наши жизненные свечения (напишу "ауры", хотя, как уже говорила, я не жалую это новомодное словечко) переплетаются. Обычно вампиров это не волнует: пища, как правило, погружена в такой глубокий транс, что, очнувшись, все забывает. Однако у нее сохраняется психическая связь с вампиром.

Влад может знать о мыслях этой девушки, о ее чувствах, об образах, наполняющих ее мозг, но далеко не обо всех (если только он не укрепит связь с нею через обмен кровью – тогда он будет знать почти все, что пожелает). А если я соединю свой разум с ее разумом сейчас, когда она находится в трансе и наиболее восприимчива, я... смогу узнать мысли Влада!

Но что, если при этом он узнает мои? Игра стоила свеч – я могла добыть такие сведения, ради которых стоило рискнуть. Я закрыла глаза и погрузила зубы в ранки, проделанные Владом. Я старалась целиком сосредоточиться на дыхании девушки и ударах ее сердца.

Кровь поднялась мне навстречу, и я стала ее пить.

Перед мысленным взором появился образ невысокой и невероятно толстой женщины. Казалось, она целиком состоит из грудей и живота. Шея отсутствовала, голова росла прямо из плеч. Жидких седеющих волос толстухи было явно недостаточно для высокой прически...

"Бедная мама, все эти дни она так плохо выглядит..."

"Артур, неужели я умираю?.."

Я увидела молодого человека с гривой золотистых волос и удлиненным лицом, в котором было что-то лошадиное.

"Шесть строк, два ключа. Проклятый ключ! Он должен быть где-то здесь..."

В сильных руках помолодевшего Влада сиял развернутый белый пергамент с золотыми строчками. Теперь я различала каждую букву.

"К востоку от города есть перекресток. Там находится погребенное сокровище – первый ключ".

Всплеск невероятной силы, что была ослепительнее молнии и оглушительнее грома, силы, превосходящей самый неистовый ураган... кажется, эта мощь вырвалась прямо из самой мисс Люси Вестенра (так звали юную леди) и отшвырнула меня к стене. У меня закружилась голова. А к спальне с криками: "Мисс Люси! Мисс Люси!" уже бежали служанки. Я быстро пришла в себя и притушила свечение, сделавшись невидимой. Обнаружив, что дверь заперта, испуганные девицы замолотили по ней кулаками. К тому времени, когда мисс Люси кое-как доковыляла до двери и отодвинула задвижку, я выскользнула из ее спальни и покинула Хиллингем.

Я вернулась в респектабельный магазин, возле которого меня послушно дожидался Антонио, села в коляску, и мы поехали домой. Правильнее сказать, в относительно безопасный дом Элизабет. Хорошо, что она не видела, как я вернулась, поскольку после нападения в спальне Люси мне требовалось побыть одной. Добавлю, у меня не было ни сил, ни желания прятать дрожащие руки и маскировать крайнюю взволнованность болтовней о пустяках. Я отправилась в свою персональную гостиную (Элизабет отвела мне эту комнату "под живность", которую она терпеть не может). Увидев меня, мои узники в драгоценных оковах сжались от страха. Какаду нахохлился, а пес, поджав хвост, попытался убежать. Но я нуждалась в его молчаливом сочувствии. Я поймала беднягу и усадила рядом с собой на диван, уткнувшись лицом в его мягкую шерсть. Мы сидели и оба дрожали.

Что же произошло? Влад узнал о моем визите к Люси Вестенра и о том, что я полакомилась его жертвой. Он ведь едва не убил меня. Вампир попытался расправиться с другим вампиром. Почти невероятно, но сила, направленная им против меня, чуть не разорвала мое, как я считала, неуязвимое тело. Даже сейчас у меня дрожит рука, отчего перо выводит едва разборчивые каракули. Что же сделало его таким сильным и почему вдруг Элизабет заметно ослабла?

Чтобы хоть как-то рассеять страх, я стала негромко говорить с собакой. Удивительное существо. Пес по-прежнему боялся меня, но в то же время чувствовал мой страх. Его темные глаза смотрели на меня с таким пониманием и сочувствием, что я не выдержала и заплакала. Слезы лились по моим щекам, а это благородное создание слизывало их, отчего я плакала еще сильнее. И люди еще смеют говорить, что у животных нет души? Да душа этого пса куда чище и достойнее моей!

Постепенно мы оба успокоились и перестали дрожать. Мне показалась, что псу нравятся мои ласки. Прижав голову к его узкой, щуплой груди, я слушала частое дыхание и стук собачьего сердца. Потом я обняла его и погрузилась в свои мысли, а пес нежно тыкался в меня своим мокрым носом.

До сих пор мне даже не приходило в голову дать собаке имя. Стыдно признаться, но вначале я восприняла этого пса как забавную живую безделушку. Но "безделушка" оказалась наделенной способностью чувствовать и сострадать. Я решила, что дам ему имя (не кличку!) Друг. Он – мой единственный и верный друг. За все годы своего бессмертия я еще не встречала такой чистой и бескорыстной любви.

Я сидела, гладила Друга, и ко мне возвращалась способность связно и последовательно мыслить. Итак, что же мне удалось узнать от Люси Вестенра?

Манускрипт! Прежде всего, он. Логические объяснения тут не годятся, но интуиция подсказывала: обладание этим свитком дает громадную силу. Неужели Влад каким-то образом отобрал у Элизабет ее прежнее могущество? Я же помню, какой она явилась в трансильванский замок. А сейчас Влад стал даже сильнее, чем она тогда.

"Шесть строк, два ключа. К востоку от города есть перекресток. Там находится погребенное сокровище – первый ключ..."

Строки и ключи. Их число ничего не говорило мне. Единственный напрашивающийся вывод: сокровище находится на каком-то перекрестке, возможно – к востоку от Лондона. Явная загадка. Только кто может ее разгадать?

"Проклятый ключ! Он должен быть где-то здесь..."

Эти мысли, конечно же, принадлежали не Люси, а Владу. Должно быть, он размышлял над загадкой в момент моего вторжения в спальню девушки. Ни перекрестка, ни сокровища Влад до сих пор не нашел, но упорно ищет.

Если манускрипт сам по себе дает такую невообразимую силу, что же даст обладание первым ключом? А вторым?

Элизабет тоже знала о манускрипте. Вот почему она не торопилась расправиться с Владом! Видимо, прикончив его, она бы не сумела найти свиток.

К этому времени Друг настолько осмелел, что лег возле меня и положил голову мне на колено. Я еще долго сидела, гладя пса и раздумывая, каким может стать мир, если Влад сохранит свою поразительную силу, и каким, если эта сила перейдет к Элизабет.

В тот момент Влад представлялся мне воплощением коварства и жестокости, а Элизабет – бесконечного добра. Да, она скрывала от меня правду, но не по злому умыслу. Самым серьезным ее "преступлением" было неверие в мою преданность. Что ж тут удивительного? Мы с Элизабет знакомы чуть более трех месяцев, и она еще не имела возможности убедиться, что я вовсе не мечтаю ни о силе, ни о власти. Меня привлекает спокойная жизнь, полная удовольствий и развлечений. Оставив Друга на диване, я встала и отправилась искать Элизабет, намереваясь поделиться с ней всем, что сумела узнать.

Странно, но ее нигде не было. Я заглянула в большую гостиную, в нашу общую спальню, в малую гостиную, где она любила сидеть, в зимний сад. Пусто. Я пошла вниз, чтобы посмотреть, дома ли Антонио. Его комнатка была заперта. Наверное, Элизабет куда-то уехала, подумала я. Тоже странно. Увидев Антонио, Элизабет должна была понять, что я вернулась. Обычно она сразу же шла ко мне, чтобы взглянуть и похвалить очередные покупки. В последнее время Элизабет всеми силами старалась вернуть мое расположение, и такой внезапный отъезд (если она действительно уехала) меня удивил.

Я решила продолжить поиски и обошла весь дом. Единственным местом, где я еще не была, оставался подвал. Подземелье, как в шутку называла его Элизабет. Когда я подошла к лестнице, ведущей вниз, меня охватил непонятный ужас. Прежде чем взяться за ручку тяжелой, окованной железом двери, мне захотелось окружить себя покровом невидимости. Наверное, я интуитивно догадывалась, какое зрелище меня ожидает.

Я тихо спустилась в подвал и увидела то же, что и в прошлый раз: земляной пол, очаг, в котором давно не разжигали огня, жуткую статую Железной Девы и клетку с шипами, обращенными внутрь. Вокруг было темно и пусто.

И вдруг мне показалось, что на губе Железной Девы я заметила капельку крови. Я осторожно шагнула вперед, потом сделала еще несколько шагов...

Наконец я поймала слабый темно-синий отсвет... Еще шаг, и я попала внутрь "круга Элизабет". Оттуда доносились пронзительные, отчаянные, безнадежные крики. Я не могла различить, кому они принадлежат: мужчине, женщине, ребенку или какому-то терзаемому животному.

Картина окружающего разительно изменилась. В очаге ярко полыхал огонь. Клетка была поднята на высоту, вдвое превышающую средний рост человека. У рукоятки лебедки стоял Антонио, обнаженный до пояса. Жар от очага шел прямо на него, отчего кожа мулата покрылась многочисленными капельками пота, блестевшими в отблесках пламени. Он посмотрел наверх и улыбнулся белозубой, зовущей дьявольской улыбкой.

Между очагом и раскачивающейся клеткой я увидела Дорку. Она сосредоточенно нагревала в огне кочергу на длинной ручке. Ее раскрасневшееся, потное лицо изменилось до неузнаваемости – всегдашнее безразлично-угрюмое выражение сменилось исступленным экстазом. Дождавшись, когда кочерга раскалилась добела, Дорка извлекла ее и быстро сунула внутрь черной клетки.

А там находилась жертва – совсем молодая обнаженная девушка. Ее длинные темно-рыжие волосы, доходившие ей до бедер, были липкими от крови. Стройная, длинноногая, с маленькой девичьей грудью... несчастная медленно и мучительно умирала. Боль и ужас лишили ее всего, превратив даже не в животное, а в комок истошно вопящей плоти. Сомневаюсь, чтобы жертва заметила мое появление – все ее внимание было сосредоточено на зловещем ярко-красном мерцании кочерги. Пышущий жаром металл коснулся ноги девушки. Крики сделались громче, и жертва заметалась, стремясь хоть как-то отодвинуться от страшного орудия пытки. Увы! Стараясь спастись от боли в одном месте, девушка усиливала ее в другом. Два острия уже вошли ей в тело, а судороги лишь помогали им вонзиться глубже, расширяя раны. Шипы впились в бок и бедро, порвали мышцы и теперь крепко держали жертву. Делая отчаянные попытки высвободиться, девушка мгновенно накололась на другой ряд шипов. Схватившись за них руками, она подалась назад.

Однако Дорка пристально следила за жертвой и вновь ударила ее кочергой. Зашипела опаленная кожа, но шипение тут же потонуло в душераздирающем вопле. Девушка мужественно пыталась загородиться от кочерги ладонями, но предплечьем правой руки напоролась на острие. Жертва и тогда не оставила усилий – она принялась дергаться всем телом, как будто у нее оставался единственный шанс выжить. На самом деле ее положение было совершенно безнадежным: кровь хлестала из огромной рваной раны на боку и из многочисленных колотых ран на бедрах и на высоком, некогда красивом лбу. Меня захлестнула жалость к этой несчастной, и в то же время я не могла не гордиться ее мужеством. Понимая свою обреченность, девушка не умоляла о пощаде. Она сопротивлялась до последнего вздоха, ждать которого оставалось совсем недолго – кровь ручьями лилась из ее тела, стекая на днище клетки. Если бы не шипы, державшие жертву, она наверняка давно упала бы.

Я только сейчас заметила, что днище клетки было устроено особым образом: плоское, окаймленное бортиком, оно имело наклон в одну сторону и, вероятно, желоб, оканчивающийся снаружи короткой изогнутой трубкой. Оттуда, будто из носика чайника, текла узкая струя крови.

А внизу, подставив лицо под ярко-красный поток, восседала моя возлюбленная. Я видела Элизабет в моменты страсти, видела ее на вершине плотского удовольствия. Но никогда еще мне не доводилось видеть на ее лице такого бесконечного блаженства, такого полного удовлетворения. Элизабет взирала на несчастную, умирающую девушку с обожанием, восхищением и любовью. Я поняла: чувство, которое она дарила мне, было лишь бледным отблеском того, что она испытывала сейчас. На коленях Элизабет лежала одежда страдалицы: скромное серое платье и белый фартук служанки.

Кровь лилась на лицо, волосы, грудь женщины, которую я еще совсем недавно любила и почитала, и она втирала ее себе в кожу. Возбуждение Элизабет быстро нарастало, и я в любую секунду ожидала услышать экстатический стон и страшилась этого.

Все увиденное вызвало во мне настолько сильное отвращение, что я не сразу поверила в реальность этой жуткой оргии, а поверив, могла лишь смотреть. У меня исчезли все мысли. Я стояла, почти не дыша и не в силах пошевелиться. Да и что дало бы мое вмешательство? Единственная смерть, которую я могла предложить этой несчастной, избавила бы ее от боли, но не принесла бы желанного упокоения. Я знала: девушка скоро умрет и так, без моей помощи, и, если рай действительно существует, ей уготовано вечное блаженство.

Я стояла и беззвучно плакала по умирающей девушке... и по Элизабет. Скорбь настолько захлестнула меня, что мое самообладание дрогнуло, и я забыла о необходимости поддерживать невидимость. Защитный покров растаял, и я явила себя всем участникам этого дьявольского действа.

Умирающая жертва вряд ли заметила мое присутствие. Но Элизабет наконец почувствовала перемену в окружающем ее пространстве. Она повернулась ко мне, и наши глаза встретились.

– Жужанна, дорогая моя!

Ошеломление, недовольство, испуг – все это я уловила в ее голосе. Лицо Элизабет, перепачканное кровью и похожее на отвратительную маску, приобрело фиолетово-коричневый оттенок. Она протянула ко мне липкие от крови руки, умоляя приблизиться.

– Любимая, не суди меня строго. Все это я сделала ради тебя. Подойди ко мне, и я научу тебя истинному блаженству любви... Подойди, не бойся. Поверь мне, Жужанна, все это сделано во имя добра.

Некоторое время я просто молча смотрела на нее. В моем взгляде не было ни ненависти, ни злобы. Только отвращение.

А затем, повернувшись, я бросилась вон из подвала. Вбежав в гостиную, я схватила Друга и навсегда покинула этот дом.