Выходя из экипажа перед аркой вокзала Строппинг, доктор Свенсон витал мыслями совсем в других местах. Он позволил себе грезить наяву во время поездки от Плам-Корт — так на него подействовал тот мучительный порыв, который заставил мисс Темпл броситься вдогонку за утраченной любовью, но в конечном счете он погрузился в размышления о превратностях и горечах собственной судьбы. Спускаясь по многолюдной лестнице, он автоматически искал в толпе маленькую фигурку с каштановыми кудряшками, в зеленом платье, но мысли его были заняты другим — он никак не мог отделаться от этого навязчивого, чисто скандинавского (унаследованного им от строгого отца) приступа самоедства. Что он сделал со своей жизнью? Поступил в услужение к почтенному герцогу и его почтенному сыночку? Доктору исполнилось тридцать восемь лет. Он, тяжело вздыхая, шагнул под крышу вокзала. Как и всегда, сокрушался он, вспоминая Корину.

Свенсон попытался вспомнить, когда он в последний раз был на ферме. Три года назад? Он мог заставить себя отправиться туда только зимой. В любое другое время полные жизни и цвета деревья слишком мучительно напоминали ему о ней. Он был в море, а вернувшись, узнал, что она умерла во время эпидемии «кровавой лихорадки», поразившей долину. Она болела целый месяц, но никто не написал ему. Он бы вырвался с корабля. Он бы приехал и рассказал ей все. Знала ли она о его чувствах? Он догадывался, что знала, но что происходило в ее сердце? Она была его кузиной. Замуж не вышла. Однажды он поцеловал ее. Она уставилась на него, а потом убежала. Не проходило дня, чтобы он не изводил себя, ни одного дня за прошедшие семь лет. Во время его последнего приезда там были новые постояльцы (брат Корины поссорился со своим отцом и, оставив землю, уехал в город), и хотя они вежливо встретили Свенсона и предложили ему комнату, когда он объяснил, кто такой, ему было мучительно оттого, что люди, живущие в ее доме, даже не знают о той, кто похоронена в саду, — не лелеют о ней никаких воспоминаний, не тянутся к ней сердцем. Им завладело беспробудное чувство одиночества, и даже сейчас в гуще событий, захвативших его, не мог он отрешиться от той тоски. Дом его (где бы он ни находился) был с нею — живой или мертвой. На следующий день он бежал назад во дворец.

После этого он побывал в Венеции, Берне, Париже — и все это на службе барона фон Хурна. Он действовал весьма успешно — настолько успешно, что ему доверяли все новые и новые поручения, а не отправляли на военный корабль. Ему даже удавалось спасать людей. Но ничто из этого не имело значения. Его мысли были полны ею.

Он снова тяжело вздохнул и вдруг понял, что не имеет ни малейшего представления о том, как ему найти Тарр-Манор. Он пошел к кассам и встал в одну из очередей. На вокзале кипела жизнь, как в осином гнезде, разбуженном озорным ребенком. Лица вокруг него были отмечены нетерпением, заботами и усталостью, люди соединялись в своем отчаянном порыве сесть на нужный им поезд, они пульсировали в безостановочных потоках, словно попали в кровеносную систему больного, опухшего мифологического зверя. Никаких следов мисс Темпл он здесь не обнаружил, но вокзал был битком набит людьми, и Свенсон надеялся лишь на то, что, сев в поезд, сможет найти ее там. За время, которое потребовалось на то, чтобы зажечь спичку и пару раз затянуться, он достиг окошка кассы. Наклонившись к кассиру, он сказал, что ему нужно попасть в Тарр-Манор. Кассир без промедления чиркнул что-то на билете и просунул его в отверстие в стекле, назвав стоимость. Свенсон достал деньги и, отсчитывая монетки, принялся просовывать их одну за другой в отверстие. Он взял билет, на котором было написано «Фладмер, 3.02», и снова наклонился к окошку.

— А на какой остановке мне выходить? — спросил он.

Кассир посмотрел на него с нескрываемым презрением.

— В Тарре, — ответил он.

Свенсон решил не задавать здесь больше вопросов и узнать у проводника, как долго придется ехать; он пошел по вокзалу в поисках нужной ему платформы и нашел ее в другом конце огромного зала. Он посмотрел на жутковатого вида часы и решил, что можно не торопиться. Лодыжка его понемногу приходила в норму, и он решил, что не стоит ее утруждать лишний раз без особой нужды. Он шел, заглядывая в многочисленные лавки, в которых продавалась еда, книги, газеты, выпивка, но нигде не увидел мисс Темпл. Добравшись до поезда, он понял, что Фладмер — далеко не лучшее место на земле. За тендером и паровозом было всего два видавших виды вагона. Свенсон оглянулся еще раз — не мелькнет ли где зеленое платье?

Он бросил на землю окурок и вошел в последний вагон, смирившись с тем, что лишь попусту потратит время и найдет ее в конечном счете не он, а Чань. Доктор одернул себя. Неужели это укол ревности, вздорного (он должен был признать это) чувства собственника? Ведь он познакомился с ней раньше Чаня. Впрочем, нет — они видели друг друга в поезде. Он покачал головой. Она была такой молоденькой, а Чань — настоящий бродяга, просто дикарь. Нет, ни он, ни Чань были ей не парой, он и не помышлял ни о чем таком. Даже думать об этом было смешно!

Седеющий небритый кондуктор со щеками, будто испачканными белой замазкой, выхватил у Свенсона билет и торопливо сообщил, что тот должен пройти вперед. Свенсон так и сделал, сказав себе, что о времени прибытия, обратном поезде и других пассажирах может спросить позже. Лучше было бы, если получится, найти мисс Темпл, не привлекая ничьего внимания. Он пошел по коридору, заглядывая в купе. Они были пусты, за исключением последнего, в которое набилось цыганское семейство с багажом — несколькими клетями с птицей.

Он вошел в следующий вагон, в котором народа оказалось побольше — во всех купе кто-то был, — но мисс Темпл не встретил. Он встал в конце коридора и вздохнул; да, поездка представлялась ему бесполезным занятием — может, стоит сойти с поезда? Он вернулся к кондуктору, который посмотрел на него с холодной неприязнью. Свенсон вставил в глаз монокль и вежливо улыбнулся.

— Извините, я еду до Тарр-Виллидж и надеялся найти здесь одну знакомую. Могла ли она уехать предыдущим поездом?

— Конечно могла, — сплюнул кондуктор.

— Простите, я неточно выразился. Я только хотел спросить, когда отправился предыдущий поезд, на который могла сесть моя знакомая.

— В четырнадцать пятьдесят две, — сказал кондуктор и снова сплюнул.

— Значит, всего за десять минут до этого?

— Я смотрю, вы настоящий профессор математики.

Свенсон терпеливо улыбнулся.

— Значит, другой поезд, останавливающийся в Тарр-Виллидж, отправился совсем недавно?

— Ну да, я так и сказал. Что еще?

Свенсон проигнорировал его грубость, взвешивая имеющиеся возможности. Если ее экипаж нигде не задержался, то мисс Темпл вполне могла успеть на поезд 14.52, а тогда он должен был ехать следом и надеяться, что сможет перехватить ее на станции. Но если она вообще не приезжала на вокзал, то ему следовало бы отправиться в дом Роджера Баскомба или в министерство и попытаться помочь Чаню. Кондуктор с явным удовольствием наблюдал за нерешительным пассажиром.

— Сэр?

— Да, спасибо. Мне нужно узнать, когда я смогу вернуться.

— Это, я думаю, вам лучше спросить у начальника станции.

— У начальника станции Тарр-Виллидж?

— Именно так.

— Хорошо. Спасибо.

Свенсон, направляясь по коридору во второй вагон, услышал, как кондуктор фыркнул ему в спину. Он не был уверен в правильности сделанного им выбора, но, если существовала хоть малейшая надежда, что она проехала в ту сторону, он должен был последовать за ней. Он мог спросить о ней на станции — ее бы там непременно заметили, — а если ее там не видели, сразу же сесть на обратный поезд. Все равно это будет задержка лишь на несколько часов. В худшем случае он встретиться с Чанем на вокзале Строппинг следующим утром, и если повезет, то под руку Чань будет держать мисс Темпл.

Он заглянул в первое купе и увидел, что там бок о бок сидят мужчина и женщина, а сиденье напротив свободно. Он открыл дверь, кивнул мужчине и женщине и, усевшись у окна, засунул монокль в карман и протер глаза. Он спал едва ли больше двух часов, а его дурное настроение усугублялось вероятной бессмысленностью поездки и смутным, мрачным предчувствием той опасности, которой так необдуманно подвергла себя мисс Темпл, решившись на это предприятие. Он спрашивал себя — когда донос на них будет подан в полицию? Может быть, заговорщики настолько могущественны, что и силы закона могут поставить себе на службу? Он мрачно ухмыльнулся: да ведь они, как ни посмотри, и были силами закона: в распоряжении Граббе имелся целый полк, у Блаха были его солдаты. Свенсону оставалось только надеяться, что враги не нападут на него в поезде. Раздался свисток паровоза, и состав тронулся.

Приблизительно через минуту станция осталась позади, и поезд въехал в туннель. А когда они помчались по узкому проезду между покрытыми сажей кирпичными зданиями, Свенсон принялся разглядывать своих попутчиков. Женщина была молода, может, даже моложе мисс Темпл, с волосами цвета светлого пива, выбивающимися из-под синего шелкового берета. Кожа у нее была белая, щечки — румяные (она вполне могла бы оказаться немкой), а ее чуть пухленькие пальчики крепко держали на коленях закрытую книгу. Он улыбнулся ей. Вместо того чтобы улыбнуться в ответ, она стрельнула глазами на своего спутника, который в свой черед уставился на доктора Свенсона подозрительным взглядом. Мужчина тоже был светловолос (может, они брат и сестра, подумал Свенсон) и чем-то походил на старую костлявую лошадь, которую держат на голодном пайке. На нем был коричневый в полоску костюм и светлый галстук. На сиденье рядом с собой он положил шляпу. Пока пассажир, не скрываясь, разглядывал его, Свенсон отметил нездоровый цвет его лица и круги под глазами — вероятно, следствие онанизма.

Будучи человеком терпимым и довольно разговорчивым, доктор Свенсон не сразу понял, что эта пара поглядывает на него с нескрываемой ненавистью. Он снова посмотрел на их лица — сомнений не было: никогда раньше он их не видел… может быть, он своим приходом нарушил их уединение? Может, мужчина собирался сделать девушке предложение? Доктор вспомнил, что в Венеции он как-то раз купил потрепанный томик довольно мерзких рассказов о плотских радостях путешествия в разных видах транспорта — на поездах, на пароходах, верхом, в каретах, в дирижаблях… и теперь, несмотря на усталость, вспомнил подробности езды на верблюде (что-то о неповторимом ритме походки этого животного); молодая женщина напротив него резко раскрыла книгу и принялась читать вслух:

— Во времена искупления добродетельные будут как факелы в ночи, потому что по их свету мы сможем отличить верных от неверных. Загляни поглубже в сердца окружающих тебя и имей дело только со святыми, потому что города мира есть адские царства греха живого и понесут наказание от гнева Божьего. Сосуды греховные будут разбиты. Нечистые дома будут сожжены. Грязные животные уведены на бойню. Выживут только благословенные, открывшие себя очистительному огню. Они и создадут рай на земле.

Она захлопнула книгу и, надежно ухватив ее обеими руками, посмотрела на доктора прищуренными осуждающими глазами. Ее голос звучал как треснутый кувшин, и теперь, услышав ее, ему было гораздо легче разглядеть признаки недалекого ума в ее чертах. Ее спутник еще сильнее ухватился за собственные колени, словно боялся, отпустив их, подвергнуться проклятию. Свенсон вздохнул — он и в самом деле ничего не мог с собой поделать, — желание овладело им помимо его воли.

— Какое мудрое наставление, — начал он. — И все же… когда вы говорите «рай», не относится ли это к условиям жизни до грехопадения, когда стыд был неизвестен, а желание не запятнано похотью? Мне всегда казалось, что в мудрости своей Господь указует нам путь, позволяя нам избрать невинную радость животных, совокупляющихся в поле… или, кто знает, в вагоне поезда. Смысл тут, конечно, в чистоте помыслов. Я благодарю Господа каждую минуту моей жизни. Абсолютно согласен с вами.

Он полез в карман за сигаретой. Они не ответили, хотя он не без удовлетворения отметил, что глаза у них расширились от чувства неловкости. Он снова вставил в глаз монокль и кивнул.

— Прошу прощения… — сказал он и вышел в коридор.

В коридоре Свенсон достал спички и закурил; глубоко затягиваясь, он попытался собраться с мыслями после этой дурацкой интермедии. Поезд мчался на север мимо стоящих вдоль путей лачуг, развалин и чахлых низкорослых деревьев. Он видел кучки людей вокруг жаровен, играющих оборванных детишек и бегающих за ними собак. Несколько секунд — и все это исчезло, поезд пронесся мимо королевского парка. Это место напомнило ему Францию. Он выдохнул клуб дыма, отмечая разницу между путешествием по суше и по морю — относительное разнообразие объектов на суше и пустой горизонт даже самых благодатных морей. Изобилие живописных видов, с иронией отметил он, спутало его мысли (проносящийся мимо пейзаж захватывал его), тогда как при взгляде на морскую рябь он обращался внутрь себя. Жизнь на земле поражала его отвлеченностью от высокой созерцательности, навеваемой на человека морем. Эта парочка в купе — настоящие обезьяны — были идеальным примером приземленного самодовольства. Его мысли вернулись к мучительному для него образу Корины и ее жизни на ферме, хотя она так много и с такой жадностью читала, что ее разум представлялся ему настоящим океаном. Они когда-то говорили об этом… и она обещала приехать к нему и вместе с ним выйти в море. Доктор Свенсон вспомнил о мисс Темпл. Он пришел к выводу, что ее знакомство с морем — когда она жила на острове — сформировало ту часть ее характера, которая ему представлялась наиболее примечательной.

Он заставил себя пройтись по коридору и на ходу снова заглядывал в купе — может, где найдется более гостеприимное место. Пассажиры в поезде были самые разные — торговцы с женами, группка студентов, рабочие, несколько прилично одетых людей, женщина, чью принадлежность к тому или иному сословию Свенсон определить затруднился, однако посмотрел на нее не без подозрения. Помимо всего, ему показалось, что в каждом купе находилось по паре — мужчина и женщина (а иногда и не одна такая пара) — и почти ни одного одинокого пассажира, за исключением, впрочем, одного купе, где мужчина и женщина сидели друг против друга и не разговаривали между собой. Свенсон выбросил окурок и вошел в это купе, кивнув его пассажирам, повернувшим к нему головы.

Оба занимали сиденья у окон, а потому доктор Свенсон сел со стороны мужчины ближе к двери. А усевшись, он вдруг почувствовал, как сильно устал. Он вынул монокль, потер пальцами глаза, вставил монокль на место и моргнул, как ослепленная светом ящерица. Мужчина и женщина исподтишка поглядывали на него без враждебности, но с вполне допустимой укоризной за нарушение относительного уединения. Свенсон почтительно улыбнулся и, словно протягивая оливковую ветвь общения, спросил, не знакомы ли они с дорогой на Фладмер.

— А конкретнее, — добавил он, — не знаете ли вы расстояние до Тарр-Виллидж и число остановок до этой станции.

— Вы едете в Тарр-Виллидж? — спросил мужчина.

Ему было лет тридцать. В своем костюме из жесткой ткани он производил впечатление клерка или адвоката средней руки. Черные его волосы были расчесаны на пробор посредине и прилизаны; в проборе виднелась бледная шелушащаяся кожа черепа, контрастирующая с его пунцовыми щеками. Разве в купе было жарко? Нет, Свенсону так не показалось. Он обратил взгляд к женщине — это была дама приблизительно его возраста, ее каштановые волосы были увязаны в плотный пучок на затылке. На ней было простое, но хорошо сшитое платье (гувернантка у какого-нибудь высокопоставленного отродья?), и возраст свой она несла с величавым достоинством, вызывавшим у Свенсона уважение. Где витали его мысли? Сначала он думал о Корине, потом о мисс Темпл, потом о собачках, занимающихся любовью в раю, а теперь доктор принялся плотоядно вспоминать всех женщин подряд. Он упрекнул себя за то, что и в этот самый момент съедает глазами упругие груди соседки, вздымающиеся под платьем. И вдруг он словно увидел женщину другими глазами — в его голове забрезжило что-то вроде узнавания. Не встречались ли они прежде? Он откашлялся и бодрым голосом ответил:

— Да. Хотя я там никогда не был.

— И что же влечет вас туда, мистер?..

Женщина вежливо улыбнулась, Свенсон с удовольствием ответил на ее улыбку; он понятия не имел, где мог ее видеть, может быть, на улице, может быть, только что на вокзале. Он открыл было рот, чтобы ответить, но в тот самый момент, когда он уже почувствовал, что его дурное настроение может рассеяться, взгляд его остановился на лежащей у нее на коленях книге в черном кожаном переплете. Он бросил взгляд на мужчину — у него была такая же, она торчала из бокового кармана пальто. Может, в этом поезде ехали одни пуритане?

— Блах. Меня зовут капитан Блах, вы, вероятно, догадались по моему акценту, что я иностранец. Я из Макленбургского герцогства. Вы, возможно, читали об обручении макленбургского кронпринца с мисс Лидией Вандаарифф. Я вхожу в дипломатическую миссию принца Карла-Хорста.

Мужчина понимающе кивнул, женщина, как показалось Свенсону, никак не прореагировала. На ее лице осталось прежнее дружелюбное выражение. Что это могло означать? Что могло быть известно этим двоим? Доктор Свенсон решил выяснить это. Он заговорщицки наклонился вперед и понизил голос:

— А влекут меня события мрачные. Уверен, мне можно не развивать эту мысль. Города мира — царства греха. Кто получит искупление?

— И кто же? — отозвалась женщина с какой-то нарочитой тревогой в голосе.

— Я ехал с одной женщиной, — продолжал Свенсон. — Мне помешали — пожалуй, мне не следует называть ее имя — встретиться с этой дамой. Думаю, что она, возможно, была вынуждена сесть на предыдущий поезд, но в ходе всего этого у меня выкрали мои, — он кивнул на книгу, лежащую на коленях у женщины, — мои… инструкции.

Не переборщил ли он? Доктор Свенсон чувствовал себя глуповато, но мужчина развернулся к нему и, чуть подавшись вперед, с искренней озабоченностью спросил:

— Кто вам помешал?

Доктор Свенсон, даже в такой игре (театральное действо в сочетании с ложью), чувствовал себя не в своей тарелке. Даже работая на барона фон Хурна, он предпочитал не прибегать к лукавству, а действовать осмотрительно и тактично, используя связи. Сталкиваясь с явным желанием собеседника выудить у него побольше информации, он умел (ведь он был врачом) напустить на себя уверенный вид, хотя и чувствовал при этом полную свою беспомощность и некомпетентность. Сколько обреченных людей спрашивали у него, умрут ли они? Скольким он лгал в ответ? Он скрывал свою неуверенность, пытаясь придумать что-нибудь по мере приближения критического мига, когда он должен был решать — говорить правду или нет? Он скользнул взглядом в коридор, а потом в свой черед подался вперед, словно давая понять, что, возможно, только в их купе об этом и можно говорить, и начал голосом чуть громче шепота:

— Вам, должно быть, известно, что несколько человек погибли. Была организована шайка, возглавляемая странным человеком в красном кожаном пальто — полуслепым, смертельно опасным китайцем, мастером клинка. Принц подвергся нападению в Королевском институте, важная работа там была нарушена… Стекло… Вы видели синее стекло?

Они отрицательно покачали головами. Неужели он ошибся?

— Но вы же знаете о лорде Тарре, что он… Мужчина энергично кивнул:

— Да, он получил искупление.

— Именно. — Свенсон кивнул, снова почувствовав себя увереннее. Но не был ли его собеседник сумасшедшим? — Через несколько дней появится новый лорд Тарр. Племянник. Он — друг принца. Он наш общий друг.

— И кто же помешал вам встретиться с этой дамой? — с настойчивостью спросила женщина.

Ощущение, что он где-то ее видел, не отпускало его. Было что-то в легком наклоне ее головы, когда она задавала вопросы.

— Агенты китайца, — ответил Свенсон, чувствуя себя при этом полным идиотом. — Мы были вынуждены сесть в разные экипажи. Я молю бога, чтобы с ней ничего не случилось. Мы должны были, как вам прекрасно известно, ехать вместе, как оно и было запланировано…

— В Тарр-Виллидж? — спросил человек.

— Именно туда.

— Мог кто-нибудь из этих агентов сесть в поезд? — спросила женщина.

— Не думаю. Я их не видел. Кажется, я сел в вагон последним.

— Ну, по крайней мере, это уже неплохо. Она вздохнула с некоторым облегчением, но ее плечи и осторожный взгляд по-прежнему были напряжены.

— А как можно узнать этих агентов? — спросил мужчина.

— В этом-то вся и трудность, но они проникли даже в окружение принца и обратили в свою веру одного из наших — доктора Свенсона, личного врача принца!

Мужчина втянул через зубы воздух, издав неодобрительный свист.

— Вам я рассказал, — продолжал Свенсон, — но боюсь, что больше никто не должен об этом знать. Может, все и сойдет благополучно и мне не стоит предавать это гласности…

— Конечно, — согласилась она.

— И не поделиться даже?.. — начал мужчина.

— С кем? — спросил Свенсон.

Мужчина покачал головой.

— Нет, вы правы. В конечном счете мы только званые гости на этом празднике. — Сказав это, он еще раз улыбнулся, отрешаясь от истории, рассказанной доктором. Рука его потянулась к книге в кармане пальто, он с отсутствующим видом погладил ее, словно спящего щенка. — Знаете, капитан Влах, у вас очень усталый вид, — сказал он дружелюбным тоном. — Времени найти вашего друга у вас будет достаточно. До Тарр-Виллидж езды не меньше полутора часов. Почему бы вам не отдохнуть? Нам всем понадобятся силы для… восхождения.

Свенсон мог только догадываться, о чем идет речь. Этого Свенсон не знал, к тому же усталость и в самом деле одолевала его. Ему необходимо было поспать. Можно ли довериться этим двоим? Его мысли прервала женщина:

— Как имя вашей дамы, капитан?

— Что-что?

— Имя вашего друга. Вы ее никак не называли!

Свенсон перехватил обеспокоенный взгляд, которым мужчина посмотрел на женщину, но ее лицо оставалось открытым и дружелюбным. Что-то здесь было не так.

— Ее имя?

— Да, вы не назвали ее имени.

— Да-да, не назвал, — подтвердил мужчина голосом чуть более настойчивым, чем следовало бы.

— Понимаете, дело в том, что я не знаю ее имени. Я только знаю, как она была одета — зеленое платье и зеленые сапожки. Мы должны были встретиться и ехать вместе. А что, разве вы знали имена друг друга до того, как встретились здесь?

Она не ответила сразу. Когда за нее ответил мужчина, Свенсон уже знал, что его догадка верна.

— Мы их даже теперь не знаем, капитан, в соответствии с нашими инструкциями.

— А теперь вам нужно отдохнуть, — сказала женщина, возможно в первый раз искренне улыбаясь ему. — Я вам обещаю — мы вас разбудим.

Во время сна часть сознания доктора Свенсона не забывала о том, что он не спал толком вот уже двое суток, а потому доктор ожидал беспокойных видений. Это рациональное отстранение, возможно, входило в противоречие с последовательно накатывавшими на него волнами ярких кошмаров, но никак не изменяло их. Он знал, что эти видения питаются чувствами одиночества и утраты (а более всего его беспомощностью перед смертью Корины) и соединяются в один губительный клубок с неудовлетворенным желанием к другим женщинам. Неужели дело было в том, что во сне его уставший мозг потерял бдительность? Или, может быть, готов был признать он, чувство вины провоцировало эротическое наслаждение? Он погрузился в теплые объятия сна, которые в его сознании легко преобразовывались в объятия бледных нежных рук и в ласковые возбуждающие прикосновения пальцев. Ему казалось, будто его тело преломляется в гранях алмаза и он видит многочисленные отражения себя самого в безнадежных обстоятельствах. Миссис Марчмур гладит его член под столом… Мисс Пул щекочет языком его ухо… Он вдыхает духи Розамонды… Он стоит на четвереньках на кровати, вылизывая завитки волос связанной Анжелики… Его руки трогают под платьем задницу мисс Темпл… Его глаза закрыты, а губы нежно ласкают грудь гувернантки, которая встала со своего места, уселась рядом с ним и, дабы облегчить его муку, предложила себя его губам… нежная, гладкая плоть… Ее рука гладит его волосы… Она шепчет что-то ему… трясет за плечо.

Он внезапно проснулся. Она сидела рядом с ним и трясла его за руку. Он сел, мучительно ощущая свою эрекцию. Волосы его прядью свисали на глаза. Мужчины в купе не было.

— Мы подъезжаем к Тарр-Виллидж, капитан, — улыбаясь, сказала она. — Жаль, что приходится вас будить.

— Спасибо… конечно же…

— Вы так крепко уснули!

— Извините…

— Вам не за что извиняться. Вы, видимо, сильно устали. Он увидел, что верхняя пуговица на ее платье расстегнута, почувствовал влагу слюны на своих губах и вытер их рукавом. Что тут произошло? Он кивнул на место, где прежде сидел мужчина.

— Где ваш спутник?

— Он пошел в начало поезда. Я собираюсь присоединиться к нему, но сначала хотела убедиться, что вы проснетесь. Вы… во сне разговаривали.

— Правда?

— Вы называли имя Корины.

— Корины?

— Да. Кто это?

Доктор Свенсон сделал недоуменное лицо и покачал головой.

— Понятия не имею. Клянусь вам — это весьма странно.

Она посмотрела на него; открытое выражение ее лица вкупе с непрекращающимся напряжением в его штанах вдохновили его на продолжение разговора.

— Впрочем, вы не назвали вашего имени.

— Разве? — Она помедлила, но всего одну секунду. — Меня зовут Элоиза.

— Вы гувернантка?

Она рассмеялась.

— Скорее, я бы сказала, наперсница. И за то же жалованье еще и наставница во французском, латыни, музыке и математике.

— Ясно.

— Не понимаю, как вы догадались. Наверно, все дело в вашей военной подготовке — я знаю, что офицеров обучают изучать своих солдат, будто они книги! — Она улыбнулась. — Но я не занимаюсь со своими учениками весь день. Для этого у них есть другая дама — она гувернантка, и ей нравится быть с детьми гораздо больше, чем мне.

Свенсон не знал, что сказать, он сейчас вполне довольствовался тем, что смотрит ей в глаза. Она улыбнулась ему и встала. Он попытался было встать следом, но она положила руку ему на плечо.

— Я должна до прибытия на станцию быть в начале поезда. Но мы, наверно, увидим друг друга в Тарре.

— Мне бы очень этого хотелось.

— И мне. Надеюсь, вы сможете найти вашего друга.

В это мгновение доктор Свенсон понял, где видел ее и почему никак не мог вспомнить ее лица: на Элоизе была маска — она наклонилась, чтобы шепнуть что-то на ухо Шарлотте Траппинг в Харшморте в тот вечер, когда был убит полковник Траппинг.

Она ушла, дверь купе захлопнулась за ней. Свенсон сел и протер лицо, а потом, испытывая чувство стыда, подтянул брюки. Он встал, повел плечами, поправляя на себе шинель. Он ощутил тяжесть пистолета в кармане и вздохнул. Он попытался как-то примирить то инстинктивное чувство, которое возникло у него к этой женщине, с признанием того, что она была в стане его врагов в Харшморте и сейчас, находясь в этом поезде, явно оставалась на их стороне. Ему не хотелось верить, что Элоизе известно, какие темные силы действуют за кулисами происходящих событий, но убедить себя в этом ему было нелегко. У всех у них были черные книги… она так легко отозвалась на его выдуманную историю… и именно она пыталась как можно больше разузнать про него, задавала вопросы… и тем не менее… Он вспомнил о ее роли в его сне, чувствуя при этом неловкость и одновременно симпатию к ней. Вздохнув еще раз, он выкинул ее из головы. Каковы бы ни были цели других пассажиров, направлявшихся в Тарр-Виллидж, он ехал туда для того, чтобы найти мисс Темпл, прежде чем с ней произойдет что-нибудь непоправимое. Если на станции ее не видели, он тут же вернется назад, потому что, где бы она ни находилась, ей нужна его помощь.

Он подошел к окну, посмотрел на пробегающий мимо ландшафт графства Фладмер: низкорослые, чахлые деревца на склонах выветренных, переходящих один в другой холмов, между которыми то здесь, то там виднелись луга и прорывающиеся наружу, как сломанный зуб, утесы красного камня. Доктор Свенсон видел такой камень прежде — на холмах рядом с его домом — и знал, что он свидетельствует о наличии железной руды. Неудивительно, что здесь ведутся какие-то горные разработки. Он увидел чистое небо и улыбнулся при мысли о том, что сейчас должно быть около пяти часов — солнце уже клонилось к закату, — и он торопился насладиться чистым небом только для того, чтобы тут же проститься с ним. Поезд начал замедляться. Они прибывали к пункту назначения. Доктор достал сигарету (сколько у него еще осталось?), прикурил, погасил спичку, с ужасом подумав о возвращении в город без курева. Поезд остановился. Придется ему найти какой-нибудь другой сорт сигарет.

Когда он сошел на платформу, прибывшие в поезде парочки были уже далеко впереди, направляясь к зданию станции. Насколько он мог судить, в поезде никого (если не считать семейства цыган) не осталось. Он не видел ни Элоизы, ни клерка, который явно был ее парой, а вот злобная парочка из первого купе была тут как тут. Молоденькая блондинка обернулась, увидела его и дернула за руку своего спутника, который тоже повернулся. Они ускорили шаг, ее пухленькие ягодицы совершали движения, которые в обычной ситуации привлекли бы его взгляд, а теперь вызывали лишь желание отвесить по ним хорошего шлепка. Он дал этой паре отойти подальше — и они, пройдя через деревянную арку, направились в поселок, а он вошел в небольшое здание станции. Там были три пустые скамейки для ожидающих поезда пассажиров и холодная чугунная печка. Он подошел к билетной кассе, но окошко было закрыто ставней. Он постучал, позвал кассира — безуспешно. Чуть в стороне от окошка была дверь, он подошел и постучал в нее, но, не получив ответа, подергал ручку — дверь оказалась заперта. Если мисс Темпл и побывала здесь, то сейчас ее явно не было.

На стене висела доска с расписанием поездов. Ближайший обратный поезд, как с раздражением прочел Свенсон, отправлялся только в восемь часов на следующее утро. Он недовольно вздохнул. Теперь ему придется без всякой пользы провести чертову уйму часов, а она тем временем находится неизвестно где, да и Чаню его помощь явно не помешала бы. Доктор Свенсон оглядел станционное помещение, но в конечном итоге был вынужден смириться с мыслью о том, что ему следует отправиться в поселок и найти ночлег. Может быть, он догонит Элоизу и ее таинственных попутчиков с черными книгами. Библиями? А чем еще они могли быть, с их устрашающими образами греха и искупления; но кто относится к подобным вещам серьезно? Нет-нет, он был уверен, что ответ сложнее… или ему самому хотелось связывать Элоизу скорее с негодяями, чем с фанатиками?

Он вышел из здания станции на дорогу. Его попутчики к этому времени уже скрылись из вида. Вдоль дороги по обеим сторонам были непролазные заросли черного шиповника, отбрасывающие на дорогу колючие тени. Восходила луна, и Свенсон с удовольствием посмотрел на нее. Над шиповником вдалеке виднелись соломенные крыши Тарр-Виллидж. Он быстрым шагом направился туда, и уже через минуту дорога вывела на небольшую площадь с обычной зеленью в середине и мощеным пространством вокруг. С другой стороны находилась церковь с белым шпилем, но (к его радости) на ближайшем же доме висела характерная деревянная табличка с изображением вороны в серебряной короне. Свенсон подошел к двери, поставил одну ногу на ступеньку и оглядел площадь. В домах то здесь, то там виднелись огни, но людей на улице не было, и в воздухе стояла тишина. Увидь он где-нибудь часовых, то решил бы, что Тарр-Виллидж — военный лагерь после полуночи. Он зашел в таверну.

Будучи иностранцем, доктор Свенсон понимал, что его впечатления вряд ли объективны, но «Королевская ворона» показалась ему решительно странным заведением, вовсе не отвечающим его представлениям о деревенском трактире, что усилило (вкупе с видом самого поселка и апокалипсическим характером пассажиров в поезде) его растущие подозрения относительно Тарр-Виллидж. Скорее всего, поселок представлял собой одну из общин, организованных на основе религиозных принципов (но вот только вопрос: что это за учение и кто лидер общины?). Прежде всего, в «Королевской вороне» не было запахов, присущих таверне, — ни пива, ни табака, ни едкого духа человеческого пота. Напротив, воздух благоухал мылом, уксусом и воском, а зал был выдраен и пуст, как палуба корабля, стены выбелены, в небольшом камине горел огонь. К тому же на двух единственных посетителях были черные костюмы, белые рубашки с высокими воротниками и черные дорожные плащи. Оба они стояли у камина, держа стаканы с красным вином, не разговаривая друг с другом и явно чего-то дожидаясь. Как только он вошел, они резко повернулись к нему.

Один откашлялся и спросил:

— Простите. Вы прибыли поездом? Свенсон вежливо кивнул.

Они разглядывали его или ждали, когда он заговорит, и потому он хранил молчание.

— На вас макленбургская форма, если не ошибаюсь? — спросил другой.

— Да.

Один из них прошептал что-то на ухо другому. Он продолжали разглядывать его, словно никак не могли принять решение. Свенсон обратил свой взор к стойке бара, за которой молча стоял толстый мужчина в безукоризненно белой рубашке.

— Мне нужен ночлег, — сказал ему Свенсон. — У вас есть где переночевать?

Тот посмотрел на двух посетителей — то ли чтобы получить их разрешение, то ли чтобы выяснить, не нужно ли им что-нибудь, прежде чем он уйдет, этого Свенсон не знал, — а потом вышел из-за стойки, вытирая руки. Он прошел мимо Свенсона, пробормотав:

— Сюда, пожалуйста…

Свенсон снова посмотрел на двух посетителей у камина и пошел за хозяином таверны, который, тяжело ступая, начал подниматься по лестнице.

Комната была без претензий, цена — приемлемая. Обведя ее взглядом — узкая кровать, рукомойник с тазом, жесткий стул, зеркало, — Свенсон решил, что номер его устраивает, и спросил, где можно поесть. Хозяин снова пробормотал: «Сюда, пожалуйста…» — и пошел обратно в зал с камином. Те двое по-прежнему стояли на своих местах (Свенсон отсутствовал не больше двух минут); они не сводили с него глаз, смотрели, как он снял шинель и сел за маленький столик, на который указал ему хозяин, прежде чем исчезнуть в двери за стойкой — в кухне, решил Свенсон. Его ничуть не смутило, что хозяин не спросил о его гастрономических предпочтениях. Он привык к путешествиям по сельской местности и обходился тем, что подают. Когда он перекусывал в последний раз? Он два раза скудно поел за два дня. Плохой способ готовиться к неожиданностям.

Двое по-прежнему изучали его, почти не утруждая себя какими-то правилами приличий.

— Вы мне хотели что-то сказать? — спросил он.

Они потоптались на месте, откашлялись, но на том дело и кончилось. Теперь настала его очередь в упор разглядывать их. Из-за дверей раздавался ласкающий его душу стук посуды и кастрюль. Перспектива поесть в скором времени придала ему сил, и Свенсон заговорил снова:

— Насколько я понимаю, вы здесь встречаете пассажира, отправившегося с вокзала Строппинг в три ноль две. И еще я понимаю, что вы не знаете человека, которого встречаете. Поэтому я допускаю, что ваша манера разглядывать незнакомых людей так, словно перед вами животное из зоопарка, не столько имеет целью нанести личное оскорбление, сколько свидетельствует о том дурацком положении, в котором вы оказались. Или же я ошибаюсь? Если так, то прошу вас сказать мне об этом. Может быть, я нанес вам какое-то оскорбление, которое мы как джентльмены, — он со значением понизил голос, — должны уладить за дверями этого заведения?

Вообще-то Свенсон обычно не был склонен к подобному самоуверенному поведению, но тут он не сомневался, что эти двое — люди не воинственные, образованные, носят чистые рубашки, а на руках у них нет мозолей. Может быть, он перенял некоторые манеры Чаня. Несколько мгновений спустя высокий и остроносый — тот, что прежде заговорил первым, — поднял открытую ладонь.

— Мы приносим извинения за то, что потревожили вас — это не входило в наши намерения. Просто подобная форма и ваш акцент… Вполне понятно, что их не так уж часто можно встретить в здешних местах.

— А вы — здешние? — спросил Свенсон. — Меня бы это удивило. Я бы скорее сказал, что вы приехали сегодня. Человек, которого вы ищете, должен был ехать с вами, но не явился. И вы рассчитывали, что он приедет следующим поездом. Поскольку вы не исключали возможности, что сие лицо — я, это подтверждает мое предположение, что вы с ним не встречались прежде. Не так ли?

В этот момент кухонная дверь распахнулась и появился хозяин с подносом, на котором стояло несколько тарелок — жареное мясо, толсто нарезанный хлеб, горячая вареная картошка, пюре из брюквы с маслом и горшочек с соусом. Он поставил поднос на столик перед Свенсоном, рука его неуверенно указала на стойку бара.

— Что-нибудь выпить? — пробормотал он.

— Кружку пива, пожалуйста.

— Здесь нет пива, — сообщил второй; у него были редеющие волосы, залихватски зачесанные на лоб по старой имперской моде.

— Тогда вина, — сказал Свенсон.

Хозяин кивнул и отправился за стойку бара. Доктор Свенсон повернулся к двум своим собеседникам. Вдохнув запах стоящей перед ним еды, он еще острее ощутил голод.

— Вы не ответили, верно ли мое… предположение, — сказал он. Двое обменялись быстрым взглядом, поставили свои стаканы на каминную полку и, не сказав больше ни слова, быстрым шагом вышли из «Королевской вороны».

Часы над входом в «Королевскую ворону» пробили семь. Доктор Свенсон закурил сигарету, медленно выдул голубоватый дымок на остатки своей трапезы. Он взболтнул и допил то, что оставалось в его стакане (это был крепкий деревенский кларет), поставил его на стол и, поднявшись со стула, накинул на плечи шинель. Хозяин читал за стойкой какую-то книгу.

— Я бы хотел прогуляться в округе. У меня не будет трудностей с возвращением? Когда вы закрываетесь?

— Двери в Тарр-Виллидж не закрываются, — ответил хозяин и возобновил чтение.

Поняв, что никакого другого ответа не получит, Свенсон направился к входной двери.

Вечер был ясный и прохладный, яркая луна проливала свой бледно-серебристый свет на поросшую травой пустошь, создавая впечатление недавно прошедшего дождя. На другой стороне площади в окнах церкви горел свет. Остальные дома казались пустыми, словно все свечи в определенный час гасились по чьему-то приказу. Как бы подтверждая эту его догадку, погас свет и у него за спиной в «Королевской вороне» — хозяин закрыл заведение на ночь. Но время едва перевалило за семь часов! Когда же просыпаются здешние жители — неужели до рассвета? Свенсон пошел по травке к церкви, рассчитывая выяснить, почему, в отличие от остальных, не спят ее прихожане.

В центре пустоши рос огромный старый дуб, и Свенсон специально прошел под ним, чтобы посмотреть на луну сквозь его корявые голые ветки, но почувствовал головокружение и опустил глаза. Тут же доктор услышал легко узнаваемый звук — стук копыт и грохот колес по брусчатке; в Тарр-Виллидж въехал небольшой быстрый экипаж; тщательно укутанный кучер подогнал пару лошадей прямо к дверям «Королевской вороны». Свенсон сразу же догадался, что это припозднившаяся компания, которая должна была встретиться с двумя людьми из таверны. Кучер подошел к двери, постучал, подождал, постучал еще раз — гораздо громче — и несколько минут спустя, не дождавшись ответа, вернулся к экипажу. Свенсон не мог не восхититься выдержкой хозяина таверны. Сказав что-то пассажиру, кучер взобрался на свое место. Резко свистнув и хлопнув вожжами, он резво тронул с места — экипаж прогрохотал по площади и скоро исчез из вида в центре деревни. Еще немного — и его даже слышно не стало, и, когда снова воцарилась вечерняя тишина, ощущение возникло такое, словно никакого экипажа и не было.

По архитектуре церковь Тарр-Виллидж была очень проста: покрытые известкой деревянные стены, увенчанные шпилем, больше похожим на сторожевую башню. У церкви был таинственный вид. Двойные двери были закрыты, а когда он подошел к ним, то оказались еще и заперты — тяжелая цепочка продета сквозь ручки и туго стянута навесным замком. Свенсон отступил на мощеную площадь и посмотрел поверх дверей. Никого не увидев, он тихо поднялся на три ступеньки крыльца и приложил ухо к двери. Внутри что-то происходило. Чем дольше он слушал, тем сильнее охватывала его тревога… Из церкви шло низкое, монотонное гудение. Может быть, песнопения? Странный, подавляющий гул органа? Он отошел от дверей — ничто вокруг не давало ему никакой подсказки. Церковь была окружена открытым пространством, и он пошел по траве, доходившей ему до колен; скоро от вечерней росы ноги его промокли. Вдоль боковой стены церкви шел ряд высоких витражных окон. У витражей была узловатая замысловатая поверхность, которая не проявляла рисунок стекла. Он подумал, что, может быть, это чисто декоративный орнамент — скажем, какой-то геометрический рисунок, как в мечети, где любое изображение мужчины или женщины, не говоря уже об изображении пророка, было бы богохульством. Он смотрел наверх, но увидел только неясное мерцание изнутри — там был какой-то свет, но не ярче, чем от нескольких свечей. Внезапно из окна вырвалась синяя вспышка, похожая на лазурную молнию, которая тут же исчезла. Вспышка эта не сопровождалась никаким звуком, никакой звуковой реакции изнутри не было… Не привиделось ли ему это? Нет, не привиделось. Он метнулся к задней стене церкви — к другой двери, завернул за угол…

— Капитан Блах!

Это был человек из купе, спутник Элоизы, адвокатский клерк. Он стоял в открытой задней двери церкви, в одной руке держа зажженную сигарету, а в другой нечто совершенно несообразное — тяжелый литой гаечный ключ, какие используются только на самых больших машинах. Прежде чем Свенсон успел что-либо сказать, человек сунул сигарету в рот и протянул руку доктору.

— Вы все же появились… я уж боялся, что не увижу вас здесь. Так вы нашли своего друга?

— К сожалению, нет.

— Не волнуйтесь — она наверняка отправилась прямо в дом, вместе с другими.

— Свет. — Свенсон показал на окна. — Синее сияние несколько секунд назад…

— Да! — Глаза человека загорелись. — Ну разве это не замечательно? Вы прибыли как раз вовремя.

Он затянулся еще раз сигаретой, бросил ее на каменное крыльцо и растоптал каблуком. Свенсон не мог отвести взгляд от ключа — тот был длиной с предплечье. Человек заметил взгляд Свенсона и усмехнулся, взвешивая в своей руке увесистую железку, словно та была каким-то вожделенным трофеем.

— Они позволяют нам помочь им в работе — все великолепно, я даже на такое и не надеялся! Идемте, вас будут рады видеть!

Он повернулся и вошел в церковь, придерживая дверь для Свенсона. Синяя вспышка напомнила доктору о встрече с д'Орканцем. Он не назвал этому человеку своего настоящего имени, но любой из участников заговора, если таковые там есть, мгновенно узнает его. Далее (мысли его метались; он сделал жест, приглашая своего попутчика пройти первым, потом закрыл за ними обоими дверь), в Тарр-Манор были ли женщины? О каком другом доме могла идти речь? Если так, то невозможно было скрыть связь между этой группой (черными книгами и пуританскими проповедями) и Баскомбом с его кликой. Но… он должен решиться на что-то, должен что-то сделать (пока эти мысли метались в его голове, попутчик вел его через гардеробную, где висели церковные одеяния). Лорда Тарра убили, чтобы получить контроль над месторождением синей глины. Какое отношение это убийство может иметь к подобной религиозной чепухе? И что это за религиозная церемония, если для нее требуется гаечный ключ… да еще таких размеров?

Человек резко остановился, повернувшись к доктору, положил одну руку ему на грудь, а другую (с ключом, отчего вид у него был глуповатый) прижал к губам — соблюдайте тишину. Он кивнул вперед, показывая на открытую дверь, потом зашагал дальше, и вскоре они оказались в следующем помещении. Свенсон следовал за ним с осторожностью и любопытством, выгибая шею, чтобы из-за плеча человека увидеть, что там впереди.

Они вышли со стороны алтаря, и им открылся неф церкви, в котором скамьи были сдвинуты к стенам и составлены там в штабель. В центре пустого пространства стоял импровизированный стол из деревянных ящиков. Ящики были вроде тех, о которых говорил Чань, видевший их в институте, или тех, что солдаты полковника Аспича увозили утром на телегах. На этом столе располагалась… машина, некий агрегат из металлических деталей, выступающих из центрального контейнера, чем-то напоминающего средневековый шлем с забралом, и ярких клубков медного провода, уходившего в открытые ящики на полу (содержимое которых Свенсону не было видно). Воздух был едкий, с каким-то механическим привкусом — озона, кордита, жженой резины, масла. Этот запах был такой резкий, что ноздри доктора сморщились, хотя он находился достаточно далеко от его источника. Вокруг машины кружком стояли несколько человек — та же самая смесь типажей, что он видел в поезде, включая высокого, с лошадиным лицом человека из первого купе. Большинство были без верхней одежды, с закатанными рукавами, некоторые держали инструменты, промасленные тряпки, часть из них стояли, просто довольно уперев руки в бока, и все любовно устремляли взгляды на находящуюся между ними машину. Во главе кружка стоял другой человек, в неопрятном черном плаще, его волосы были зачесаны назад и уложены за уши, на лице прежде всего бросались в глаза темные защитные очки, руки в кожаных перчатках до локтей напоминали руки гиганта. Это был доктор Лоренц.

Свенсон шагнул назад. Его сопровождающий почувствовал, что он шевельнулся, и, повернув голову, озабоченно посмотрел на него. Свенсон поднял руку и начал бесшумно откашливаться, давая понять, что он поперхнулся, что у него проблемы с горлом, сделал еще один шаг назад и махнул рукой, показывая, чтобы тот шел дальше, а он сейчас вернется, буквально через секунду. Но человек не пошел вперед, наоборот, он сделал шаг к Свенсону (отчего тот стал задыхаться еще театральнее), а потом повернулся к середине церкви, словно собираясь попросить о помощи. Свенсон ухватил его за руку и потащил к двери, через которую они только что вошли. В конце гардеробной доктор наконец позволил себе звучно закашляться, прикрывая рукой рот.

— Капитан Блах, что с вами? Вы нездоровы? Я уверен, что доктор Лоренц…

Свенсон бросился через заднюю дверь и согнулся пополам, упер руки в колени, пытаясь набрать полные легкие воздуха. Человек последовал за ним наружу, сочувственно прищелкивая языком. Свенсон понимал, что не может вернуться — Лоренц непременно узнает его. А теперь, независимо от того, что случится дальше, этот человек наверняка упомянет о нем (может, он уже сделал это?) и, таким образом, те, кому он известен как враг, тут же узнают его. Доктор ощутил сочувственную ладонь у себя на спине и повернул голову.

— Я надеюсь, мы им не мешаем, — прохрипел Свенсон.

— Нет-нет, — ответил ему человек. — Я уверен, они нас даже не заметили…

Как Свенсон и надеялся, человек, говоря это, инстинктивно повернул голову к дверям. Свенсон быстро выпрямился и, зажав рукоять пистолета в правой руке, с силой ударил человека за ухом, тот вскрикнул от удивления и, шатаясь, сделал несколько шагов к двери. Свенсон помедлил — он не хотел бить того еще раз. Человек застонал, его шатало, но он попытался распрямиться. Свенсон выругался и ударил его еще раз, всей рукой ощутив тяжесть удара. Человек мешком упал на землю. Свенсон быстро убрал пистолет и затащил упавшего в церковь, прислушался (изнутри не доносилось ни звука) и тихо снял несколько пальто из внутренней комнаты. Он накрыл ими тело, оставив то в сидячем положении за заклиненной в открытом состоянии дверью, — таким образом, тело было почти невозможно заметить. Доктор Свенсон пощупал затылок человека — он распух, отек, но трещины вроде бы не было, хотя наверняка в темноте он и не мог сказать. Человек был жив, и этого достаточно, сказал он себе, хотя это и не снимало с него чувства вины. Свенсон подобрал ключ, потом закатил глаза, ругая себя за забывчивость, забрался в карман пальто человека и вытащил оттуда черную книжку. Затолкав ее в свой карман, он осторожно снова подошел к внутренней двери. Гудение возобновилось.

Машина на столе вибрировала, звук этот набирал высоту, что указывало (судя по реакции стоявших вокруг людей) на близость кульминации. Лоренц держал в руке карманные часы, другая его рука была поднята, люди вокруг напряженно замерли в ожидании сигнала. Свенсону они напомнили группу великовозрастных детишек, которые ждут разрешения учителя начать потасовку. Машина дернулась, ящики под ней сотряслись и опасно загремели. Уж не взорвется ли все это устройство? Лоренц не шелохнулся. Люди продолжали толпиться вокруг него. Вдруг ученый опустил руку, и присутствующие пригнулись к машине, крепко ухватились за нее, пытаясь удержать на месте, и Свенсон увидел усиливающееся мерцание. Люди крепко зажмурили глаза и отвернули лица от машины. Свенсон понял, что вот сейчас-то оно и должно произойти, и тогда захлопнул дверь, прижался к стене и закрыл глаза. Даже через закрытые веки он увидел ярко-синюю вспышку, вырвавшуюся из соседней комнаты, остаточное сияние ненадолго повисло в воздухе. Он закрыл рукой нос и рот — запах был невыносимым. В соседней комнате люди кашляли и в равной мере заливались смехом, поздравляя себя. Он позволил себе повернуть голову и заглянуть за угол двери.

Лоренц склонялся над машиной. Он приподнял (словно открыл дверцу печки) на петле металлическую плиту и теперь залезал одетой в тяжелую перчатку рукой внутрь, откуда лилось ярко-синее сияние, обесцветившее его и без того бледное лицо. Внимание окружающих было приковано к руке Лоренца, которая проникла в открытую камеру, а потом появилась оттуда с шаром пульсирующей синевы (из стекла?). Он показал им этот шар, держа его на ладони, и они взорвались нестройными радостными выкриками. Лица людей были взволнованные и обезумевшие. От химического запаха у Свенсона уже некоторое время кружилась голова, и он мог себе представить, что этот запах делает со всеми ними. Лоренц скинул с себя плащ. На плече у него был надет тяжелый кожаный патронташ, на котором висело множество металлических сосудов с колпачками, похожих на пороховые заряды для старинных мушкетов. Лоренц осторожно отвинтил колпачок с одного из сосудов, потом сжал шар (словно он был из светящейся мягкой глины) в руке и засунул его в узкое горлышко сосуда. Когда шар оказался внутри, он завернул колпачок, а потом коротким движением снова накинул плащ.

Доктор Лоренц обвел взглядом окружающих его людей и ровным голосом, хотя и не без любопытства, спросил:

— А где мистер Коутс?

Свенсон подался назад, прижался спиной к стене, потом выскочил из церкви и припустил прочь. Он пересек пустую площадь и нырнул за следующий дом, вернулся на мощеную дорогу, а по ней — через пустырь. Он не останавливался, бежал пригибаясь и стараясь не шуметь, пока не добрался до дуба, где опустился на колени и наконец оглянулся. На поросшем травой участке стояли люди, один из них дошел до переднего крыльца церкви и с его ступенек оглядывал пустырь. Свенсон спрятался за ствол дуба. Видели ли они, как он бежал? Если удача сопутствовала ему, то обнаружение тела несчастного Коутса приостановило преследование на время, достаточное, чтобы он мог скрыться из вида. Конечно, группа эта пребывала в возбужденном состоянии, а потому могла воспламениться жаждой немедленной мести. Очнется ли Коутс? Что он тогда сможет им рассказать? Свенсон не осмеливался пробежать открытое пространство до «Королевской вороны». Он посмотрел наверх. Любой другой забрался бы на дерево и переждал там, невидимый для врагов. Свенсона пробрала дрожь. Нет, он не был похож на Кардинала Чаня.

Человек на церковном крыльце еще раз внимательно осмотрел поросший травой пустырь, а потом вернулся к задней двери, забирая с собой людей, высыпавших наружу. Свенсон услышал, как закрылась дверь. Теперь ему можно было бежать к укрытию, но он остался за деревом, продолжая вести наблюдение. Прошло еще минут пятнадцать, наконец дверь открылась снова, из церкви появилась цепочка людей, тащивших ящики. Последним шел Лоренц, теперь уже без перчаток и очков, кутаясь в свой плащ. Компания двигалась в ту же сторону, что и экипаж немногим ранее, и вскоре исчезла из поля зрения Свенсона. Он мог только предположить, что направлялись они в Тарр-Манор.

Свенсон дал им еще две-три минуты и только тогда оставил свое укрытие под дубом и направился к церкви. Он понятия не имел, что рассчитывал там найти, но все, что угодно, было лучше, чем еще одна прогулка наугад в темноте. Коутса в углу, где оставил его Свенсон, больше не было (доктору хотелось думать, что тот пришел в себя и смог уйти со всеми), и он через гардероб прошел в темную церковь. В окно лился лунный свет, но без синего мерцания машины помещение казалось иным, более призрачным и заброшенным, хотя скамьи были спешно возвращены на свои места. Свенсон посмотрел на алтарь, который как-то странно потемнел внизу. Он посмотрел на окна, но не увидел, что мешает свету проникать внутрь, — какие-то пятна или отложения на стекле, сажа от работы машины? Он подошел к алтарю и понял свою ошибку. Увиденная им тень оказалась лужей. Свенсон сдвинул в сторону белую материю и увидел скрюченную фигуру мистера Коутса — горло его было аккуратно перерезано.

Свенсон прикусил губу. Он уронил материю и отвернулся, засунул руку в карман, нащупал револьвер, проверил патроны, крутанул барабан и вернул револьвер в карман. Он оглянулся, подавляя желание раскидать скамейки и усилием воли заставляя себя дышать ровно. Он ничего не мог сделать для Коутса, разве что запомнить его как человека приветливого и внимательного. Он вышел из церкви и направился к дороге.

Поскольку люди из церкви тащили с собой ящики, Свенсон решил, что сможет нагнать их, однако он прошел целую милю по сельской дороге, поросшей по обочинам шиповником, но так никого и не увидел. Достигнув развилки, он остановился в лунном свете, размышляя, куда повернуть. Никаких указательных знаков здесь не было, и дороги казались одинаково укатанными. Он посмотрел чуть вперед и увидел, что левая дорога поднимается на пригорок. Это напомнило ему слова Коутса о восхождении. Не имея больше никаких соображений на этот счет, Свенсон повернул налево.

Добравшись до самого верха холма, он увидел, что дорога уходит вниз, а потом снова начинает подниматься. Вскоре доктор увидел конечную цель своего путешествия. Когда прошел еще немного, так и не встретив никого по пути, то перед ним предстал дом, который по своим размерам не мог быть ничем иным, как поместьем Тарр-Манор, с высокой защитной полосой голых тополей и старомодным каменным забором. Хозяйственные постройки были невелики по размерам, а сам дом, хотя и не мог сравниться с чудовищной громадой Харшморта, представлял собой особняк кирпичной кладки с островерхими крышами, трубами и более чем наполовину оплетенный плющом, листья которого в призрачном лунном свете показались Свенсону чешуей рептилии.

Окна первого этажа были ярко освещены. Доктор с любопытством отметил, что кроме этих окон ярко горело только одно — самое высокое чердачное, а между ними (он пересчитал окна) было четыре этажа темноты. Он осторожно приблизился к воротам (получить пулю за нарушение прав собственности — нет, ему вовсе не хотелось умирать такой глупой смертью) и увидел на них цепь. Он крикнул в сторону маленькой будки сторожа по другую сторону стены, но не получил ответа. Ворота были очень высокими, и перспектива карабкаться через них его вовсе не радовала. Он предпочел поискать другой, менее опасный путь и тут вспомнил по баскомбовской карточке синего стекла полуразрушенный участок стены (перебраться через нее не составило бы труда), огораживающей сад, и отправился на ее поиски. Свенсон пошел вдоль стены, топая по высокой сухой траве.

Он попытался составить план действий, хотя никогда не чувствовал себя особо искушенным в подобных занятиях. Ему нравилось делать выводы, даже уличать во лжи тех, кого удавалось припереть к стенке фактами, но вот деятельность такого рода — бегать из дома в дом, карабкаться по водосточным трубам, стрелять, становиться чьей-то мишенью… нет, это все было не по нему. Он знал, что его появление в Тарр-Манор должно быть незаметным, и попытался представить себе, что сделал бы на его месте Чань, но из этого ничего не вышло. Непредвиденные обстоятельства — вот что больше всего смущало Свенсона. Он одновременно искал и то, и другое, и третье, и в зависимости от того, что находил, менялись и его дальнейшие цели. Он надеялся найти мисс Темпл, хотя и не думал, что это ему удастся. Он надеялся найти женщину с поезда, а это означало также, что он хотел выяснить — окончательно Элоиза погрязла в этой мерзости (чего он и опасался) или же она такая же обманутая и невинная, как Коутс. Он надеялся узнать что-нибудь новое о Баскомбе и покойном лорде Тарре. Он хотел выяснить истинную природу работ в карьере. Он надеялся узнать правду о Лоренце и его машине и выяснить, какое отношение к Лоренцу имеют эти приезжие из города. Он надеялся узнать, кто приехал в экипаже, а через это — о двух типах из таверны, которые и сами прибыли из города, чтобы встретить этот экипаж. Все эти задачи перепутались в его голове, и единственное, что он смог теперь придумать, — это пробраться в дом и попытаться выяснить там, что удастся. Но что — вопрошал его строгий логический ум — будет он делать, если столкнется с кем-нибудь из заговорщиков (не считая Лоренца), знающих его в лицо? Что, если он столкнется с графиней или графом д'Орканцем? Он остановился и тяжело вздохнул, в горле у него словно сухой комок застрял. Он понятия не имел, что делать.

Найдя разлом в стене, Свенсон сначала осмотрел сад и убедился в безопасности. Отсюда до дома было рукой подать — от ближайшего окна его отделяло лишь несколько небольших фруктовых деревьев и клумб. Он вспомнил газетное сообщение о смерти лорда Тарра — кажется, его тело было найдено в саду? Свенсон взобрался на стену, слегка оцарапав руки, и спрыгнул в траву. Ближайшие к нему окна были абсолютно темны, возможно, за ними находился кабинет старого лорда, теперь пустующий (означало ли это, что Баскомба в доме нет?). Свенсон тихонько пошел вперед, ступая по траве, чтобы не оставлять следов на разрытых клумбах. Он добрался до окон; два внутренних оказались фактически дверями — от стены ему не видны были ведущие к ним из сада ступеньки. Свенсон нагнулся и вставил в глаз монокль. Одна из дверей была разбита — в части рамы около ручки стекло отсутствовало. Он осмотрел ступени позади, но битого стекла там не увидел (ну конечно, его уже убрали), потом снова повернулся к пустой раме. На дереве виднелись маленькие сколы. Если он правильно понял, то стекло разбили ударом изнутри, и оно посыпалось наружу. Даже если бы Свенсон поверил, что старого лорда загрыз зверь (а Свенсон отнюдь не верил в подобную версию, к тому же зачем хищнику разбивать стекло, чтобы дотянуться до ручки?), то нападавший должен был бы проникнуть в дом снаружи. А если он уже был внутри, то зачем вообще разбивать стекло? Может быть, лорд Тарр сам его разбил, ища путь к спасению? Но это имело смысл только в том случае, если дверь была заперта снаружи, если лорд Тарр был заточен в своей комнате.

Теперь дверь была заперта изнутри, и Свенсон, осторожно просунув руку в отверстие, распахнул ее. Он вошел в темную комнату и закрыл за собой стеклянную дверь. В лунном свете он разглядел письменный стол и длинные стены, целиком уставленные книжными шкафами. Вытащив спичку из кармана, он зажег ее о ноготь и увидел свечу в старом медном подсвечнике на книжной полке. В слабом пламени свечи доктор осмотрел содержимое всех ящиков письменного стола, но узнал в конечном счете только то, что лорд Тарр питал острый интерес к медицине и почти никакого — к своему имению. Потому что на единственный журнал (заполненный до последней страницы записями, сделанными, как решил Свенсон, рукой управляющего), имеющий отношение к делам имения, приходилось великое множество записных книжек и связанных в пачки рецептов от разных врачей. Свенсон достаточно разбирался в таких делах, чтобы понять: причиной пошатнувшегося здоровья лорда Тарра был бесконечный поиск удовольствий, последствия которого не поддавались никакому лечению; и в самом деле, покойный лорд, казалось, с удовлетворением заносил в дневник сведения о всех своих недугах. Эту аккуратную тетрадь Свенсон обнаружил в верхнем ящике под еще более толстым журналом с рецептами различных снадобий и процедур. Он не торопясь перелистал этот журнал и уже был готов положить его на место, когда вдруг увидел запись: «Доктор Лоренц. Минеральные процедуры. Неэффективно!» Он перевернул страницу и нашел еще две записи — одинаковые, если не считать разного числа сопутствующих им восклицательных знаков; записи эти описывали бурную реакцию желчного пузыря лорда и последующее принудительное опорожнение кишечника. Это была последняя страница журнала, но за ней Свенсон увидел ровную кромочку — тут была еще одна страница (или несколько), и кто-то аккуратно вырезал их бритвой. Он раздраженно нахмурился. Записи не сопровождались датами (больной в своем эгоизме исходил из того, что нет нужды записывать то, что ему и без того известно), а потому Свенсон понятия не имел, сколько это все продолжалось. Не важно. Он засунул журнал назад в ящик. Заговорщики длительное время предпринимали попытки склонить лорда на свою сторону, но затем назначили Баскомба в наследники и… совершили убийство.

Свенсон встал на колено у замочной скважины и тупо уставился в стену в футах трех-четырех от него, потом вздохнул, поднялся и очень-очень медленно повернул ручку, чувствуя, как защелка лязгнула гораздо громче, чем ему хотелось бы. Он не шевелился, готовый задвинуть щеколду и броситься назад в сад. Но, судя по всему, никто ничего не услышал. Он набрал в грудь воздуха и все так же медленно стал открывать дверь, выглядывая в коридор сквозь увеличивающуюся щель. Ему отчаянно хотелось закурить. Коридор оказался пустым. Он открыл дверь достаточно, чтобы высунуть голову и посмотреть в обоих направлениях. В коридоре царил полумрак, свет в него проникал только из освещенных помещений, расположенных по его концам. Он не видел, что это за помещения, к тому же оттуда не доносилось ни звука. Нервы Свенсона были напряжены. Он заставил себя выйти в коридор и закрыл дверь. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, увидев дверь приоткрытой, начал выяснять, в чем дело, хотя и опасался потеряться в доме и не узнать ее среди других запертых дверей, если его вынудят спасаться бегством. Он попытался успокоить себя. Ведь это он налетчик. Это его должны бояться обитатели дома. Свенсон засунул руку в карман пальто и нащупал револьвер. Глупо было рассчитывать, что оружие вселит в него уверенность (либо ему хватает мужества, либо нет, уговаривал он себя; пистолет может быть у кого угодно), но тем не менее он почувствовал себя увереннее. Доктор дошел до конца коридора и заглянул за угол.

Он тут же убрал голову и зажал рукой нос. Запах — едкий, сернистый, механический запах — ударил ему в ноздри, проник в горло, словно он вдохнул пары в литейном цехе. Он вытер платком нос и глаза и снова заглянул в помещение, прижимая к лицу платок. Он увидел большую комнату, уставленную изящными старинными креслами и диванами с широкими сиденьями для дам в кринолинах. Вокруг кресел стояли небольшие приставные столики, на каждом полупустые чайные чашки и маленькие блюдечки с манерно недоеденными остатками торта. Доктор Свенсон произвел быстрый подсчет — одиннадцать чашек; достаточно для женщин из поезда? Но где они теперь? И кто принимал их здесь? Он осторожно прошел через гостиную и заглянул в дверь по другую сторону — она выходила в маленькую прихожую, из которой наверх уходила устрашающе крутая лестница, а дальше виднелся вход в другую гостиную. В тот самый момент, когда он бросил туда взгляд, из-за арки выглянула невысокая толстая женщина в черном платье. Оба они одновременно подались от неожиданности назад, женщина вскрикнула, а Свенсон беззвучно открыл рот. Она подняла руку, глядя на него, а другой принялась обмахивать свое раскрасневшееся лицо.

— Прошу прощения, — выдавила она из себя. — Я думала, они… вы… все ушли. Я бы никогда… я только искала тарелки, чтобы нести на кухню. Повар уже ушел… а дом такой большой. Тут наверняка могут быть крысы. Вы понимаете?

— Мне очень жаль, что я напугал вас, — ответил доктор Свенсон исполненным сочувствия голосом.

— Я думала, вы все ушли, — повторила она.

— Конечно, — успокоил он ее. — Это вполне объяснимо.

Она оценивающе посмотрела на лестницу, потом снова на Свенсона.

— А вы — один из немцев, верно?

Свенсон кивнул и (подумав, что это ей понравится) щелкнул каблуками. Женщина хохотнула и тут же прикрыла рот пухлой розовой ручкой. Он посмотрел ей в лицо, напоминавшее лицо глуповатого ребенка. Волосы у нее были замысловато уложены. На самом деле (он понял, что умозаключения подобного рода даются ему с невероятным трудом) это был довольно претенциозный парик. Черное платье означало траур, и ему пришло в голову, что глаза у нее такого же цвета, как и у Баскомба, что у нее такие же плавные очертания глаз и губ… может быть, это его сестра? Кузина?

— Позвольте узнать у вас кое-что, мадам?

Она кивнула. Свенсон сделал шаг в сторону и указал на гостиную у себя за спиной.

— Вы чувствуете этот запах?

Она снова хихикнула, но теперь в ее глазах мелькнула какая-то безумная неуверенность. Этот вопрос выбил ее из колеи, даже напугал. Опасаясь, что она уйдет, он снова заговорил:

— Я только хотел сказать, я… не думал, что они будут работать… здесь. Я думал, где-нибудь в другом месте. Я говорю от имени всех нас и выражаю надежду, что этот запах не слишком впитается в стены. Позвольте узнать, вы говорили с кем-нибудь из женщин?

Она помотала головой.

— Но вы их видели?

Она кивнула.

— И вы нынешняя хозяйка дома.

Она кивнула.

— Не могли бы вы — понимаете, — я всего лишь хочу убедиться в том, что они сделали свою работу, — рассказать, что видели? Прошу вас, подойдите и сядьте в кресло. И возможно, тут и в самом деле найдется кусочек торта?

Она устроилась на канапе с полосатой обивкой и поставила себе на колени блюдечко с нетронутыми ломтиками торта. С нескрываемым удовольствием женщина засунула себе в рот целый ломтик, хихикнула с набитым ртом, проглотила его с привычной решимостью, взяла еще один ломтик — словно держать торт в руке было для нее утешением. И заговорила возбужденно:

— Ну, вы знаете, это из тех вещей, что кажутся ужасными, просто ужасными… но ведь ужасным поначалу много что кажется… На самом деле это великолепно!

Она разразилась новым взрывом пронзительного смеха, который стих лишь со следующим куском торта. Она проглотила его, ее полная грудь от усилий вздыбилась под лифом платья.

— И они казались очень довольными — эти женщины. Я бы даже сказала — на удивление довольными. Если бы оно не было таким пугающим, я бы им даже завидовала. Может, я и сейчас завидую, но, конечно, причин для зависти у меня нет. Роджер говорит, что для семьи это будет просто чудо… Но пожалуй, этого я не должна вам говорить, хотя я верю каждому его слову. Мой мальчик еще ребенок… Роджер обещал, что Эдгар будет его наследником, что Роджер, у которого нет детей… а если бы и были… у него была невеста, но он ей отказал… не то чтобы это имело значение… она была плохой девчонкой, я это всегда говорила, бог с ними, с ее деньгами… он такой завидный жених… и с такими связями… он все это передаст, когда придет время. Справедливость есть справедливость! А вы знаете… это почти наверняка… нас пригласят во дворец! Я точно знаю.

Доктор Свенсон одобрительно кивнул:

— Да, деятельность мистера Баскомба очень важна. Она энергично кивнула:

— Я и это знаю!

— Хотя, вероятно… я, конечно, могу это себе только представить… Но я так думаю, что некоторым бы не очень понравились такие… вторжения в их дом.

Она не ответила, а лишь натянуто ему улыбнулась.

— Позвольте еще спросить… недавняя утрата вашего отца…

— И что? Не имеет никакого смысла… обсуждать это… эту… эту трагедию!

Натянутая улыбка оставалась на ее лице, хотя глаза снова приобрели безумное выражение.

— Вы тогда были с ним в доме?

— С ним никого не было.

— Никого?

— Если бы с ним кто был, то их тоже загрызли бы волки!

— Волки?

— Хуже всего, что этих тварей так и не нашли. Это может повториться!

Свенсон мрачно кивнул:

— Я бы на вашем месте не выходил из дома.

— Я и не выхожу!

Он встал, показывая в сторону прихожей и лестницы:

— Остальные — они наверху?

Она кивнула.

— Вы мне очень помогли. Я скажу об этом Роджеру при встрече… и мистеру Граббе.

Женщина снова захихикала.

Свенсон подошел к лестнице, понимая, что ищет Элоизу. Он знал, что мисс Темпл здесь нет. Скорее всего, Элоиза вовсе не хотела, чтобы ее находили, иными словами — была его врагом. Неужели он оказался таким сентиментальным идиотом? Он посмотрел вниз, где за лестницей женщина, обливаясь слезами, уминала еще один кусок торта. Она встретилась с ним взглядом, испуганно вскрикнула и неловким движением метнулась в сторону, исчезая из вида. Свенсон хотел было остановиться и найти ее, но уже через секунду продолжил подниматься по лестнице. Рука его снова нашла револьвер, другая — нащупала черную книгу в кармане. Он совершенно забыл об этой книге, а ведь именно она могла объяснить, что здесь делает Элоиза да и все остальные.

Он добрался до темной площадки и вспомнил, что снаружи этот и следующие этажи были совершенно темны. Тарр-Манор — старый дом, без электрической проводки, а значит, всегда где-нибудь поблизости в ящике шкафа на всякий случай должен иметься запас свечей. Доктор брел по коридору, пока не нашел то, что искал, чиркнул спичкой и зажег свечу. Теперь ему требовалось место, где он мог бы спокойно почитать. Свенсон окинул взглядом лабиринт коридоров со множеством дверей и решил остаться на месте. Остановка предполагалась совсем короткая, но и в эти мгновения его не отпускал страх, что с женщинами может происходить что-то плохое. Он вспомнил Анжелику. Что, если Лоренц, у которого явно отсутствовали нравственные начала, в этот самый момент там, наверху, откручивал колпачок с одного из своих сосудов?

Свенсон заставил себя собраться с мыслями — он ничего не добьется, изводя себя таким образом. Две минуты. Столько он может посвятить чтению.