С того дня, когда она сошла с корабля в порту, до получения письма от Роджера на хрустящей министерской бумаге, подписанного его полным именем, — горничная подала ей это письмо за завтраком на серебряном подносе — прошло три месяца. На завтрак были вареные яйца, от которых поднимался легкий парок, а с Роджером она к тому времени не виделась уже неделю. Сначала его вызвали в Брюссель. Потом он должен был отправиться в имение своего престарелого дядюшки — лорда Тарра. Потом его ни на шаг не отпускал от себя министр, потом заместитель министра, потом с безотлагательной просьбой обратилась его кузина, которой срочно понадобилась консультация по вопросу спорного наследства. Но потом мисс Темпл случайно оказалась в одной кондитерской с той самой кузиной. Звали ее Памела, она носила огромный парик — в то самое время, когда Роджер вроде бы должен был утешать ее, — и единственным источником раздражения Памелы было отсутствие в кондитерской сладких булочек. Мисс Темпл почувствовала, что ее пробирает дрожь. Прошел еще день, но никаких известий от Роджера так и не поступало. Сегодня за завтраком она получила наконец его письмо — он разрывал их помолвку; кончалось письмо просьбой — ни при каких обстоятельствах не попадаться ему на глаза. О мотивах своего решения Роджер умалчивал.

Даже мысль о возможном разрыве отношений никогда не приходила ей в голову. На манеру, в которой это было сделано, она почти не обратила внимания, — что уж говорить, она бы и сама не стала стесняться в выражениях (да при случае и не стеснялась), но сам этот факт больно ранил ее. Она попыталась было перечитать письмо, но тут обнаружилось, что видит она все как в тумане, правда, мгновение спустя поняла, что виной тому слезы в ее глазах. Она отпустила горничную и тщетно попыталась намазать маслом хрустящий ломтик хлеба, потом аккуратно положила нож на стол, встала, поспешно направилась в спальню и легла на кровать, свернувшись калачиком; ее тонкие плечи стали сотрясаться в беззвучных рыданиях.

Целый день не выходила она из комнаты, отказываясь от всего, кроме горького черного чая, но даже чай разбавляла водой (без молока, без лимона), пока он не становился не просто слабым, а даже неприятным на вкус. Ночью она снова рыдала в темноте и одиночестве, голодная и потерявшая опору в жизни, наконец ее подушка намокла от слез до такой степени, что лежать на ней стало невозможно. На следующий день она с красными кругами под глазами и растрепавшимися кудряшками проснулась в скомканных простынях, увидела бледный зимний свет (мисс Темпл терпеть не могла зиму) и вновь исполнилась решимости заняться своим делом, а не впадать в отчаяние.

Ее мир изменился — она была образованной девушкой и отдавала себе отчет, что такие вещи случаются в жизни, — но вряд ли это означало, что она должна покориться судьбе. Покорность мисс Темпл проявляла в исключительно редких случаях. Напротив, некоторые даже считали ее дикаркой, если не откровенным маленьким чудовищем, потому что ростом она была невелика и от природы резка в суждениях и поступках. Она выросла на жарком острове, где вовсю использовался рабский труд, а поскольку была девочкой чувствительной, это оставило на ней отметину, как от удара бича; впрочем, была здесь и несомненная польза — она стала закаленной, готовой к любым ударам судьбы и надеялась, что такой и останется.

Ей было двадцать пять — давно пора замуж, но несколько лет, перед тем как ее отправили за море в общество, она отвергала предложения потенциальных женихов, недостатка в которых на острове не было. Она была богата, насколько может быть богатой владелица плантации, и достаточно проницательна, чтобы понимать: претендентов, вполне естественно, больше интересовало ее состояние, но не принимала это близко к сердцу. Вообще-то она почти ничего не принимала близко к сердцу. Исключением (хотя она обнаружила, что никак не может объяснить это себе, а отсутствие каких-либо приемлемых объяснений выводило ее из себя) был Роджер.

Мисс Темпл занимала номер в модном отеле «Бонифаций», впрочем вполне пристойном; в номере имелись две гостиные, столовая, гардеробная, спальня, комната для двух ее горничных, еще одна гардеробная и спальня для ее престарелой тетушки Агаты, которая жила на выделенный ей небольшой доход с плантации и обычно либо спала, либо пила чай, но при этом годилась на роль компаньонки, хотя и страдала рассеянностью. Агата, с которой мисс Темпл впервые встретилась, только сойдя с корабля на берег, была знакома с семейством Баскомбов. Вполне естественно, что Роджер оказался первым человеком (достаточно привлекательным и занимавшим высокое положение в обществе), которому была представлена мисс Темпл, и она, будучи серьезной и сдержанной молодой женщиной, сочла, что дальнейшие поиски можно прекратить. Роджер, со своей стороны, всем поведением давал понять, что находит ее красивой и обаятельной, и они обручились.

По всем меркам партия была прекрасная. Не говоря уже о мнении самого Роджера, даже те, кто находил прямоту мисс Темпл невыносимой, признавали ее природную прелесть, компенсирующую этот недостаток. Они также с готовностью признавали ее богатство. Роджер Баскомб был восходящей звездой в министерстве иностранных дел и уже достиг весьма влиятельного положения. Он был из тех мужчин, что прекрасно выглядят, если хорошо одеты, не был замечен ни в каких смертных грехах, и ко всему этому живот у него был меньше, а подбородок больше, чем у всех Баскомбов на протяжении двух поколений. Вместе они пробыли всего ничего, но для мисс Темпл это было очень насыщенное время. Они успели отведать невообразимое количество блюд, бродили по паркам и посещали галереи, преданно заглядывали друг другу в глаза, обменивались нежными поцелуями. Все это было для нее в новинку — и рестораны, и живописные салоны, в которых были выставлены картины. Размер рам и необычность сюжетов вынуждали мисс Темпл присесть на несколько минут перед холстом и крепко прижать ладони к глазам. Ее мир внезапно наполнило огромное количество людей, запахи, музыка, шумы, манеры и все эти новые слова, а также ощущения от ладони Роджера на ее талии, его добродушные насмешки (даже если они были в ее адрес, она, как это ни странно, ничуть против них не возражала) и его собственные запахи — мыла, бриолина, табака, чернил, воска и лака, идущего от столов с зелеными суконными столешницами, — и наконец опустошительная смесь ощущений, которые она испытывала от прикосновения его чувственных губ, волос, его нежного настойчивого языка.

Но мисс Темпл, выйдя к завтраку, хотя и с лицом в красных пятнах и припухлым у глаз, на яйца и хлебцы набросилась с обычным аппетитом и робкий вопрос в глазах горничной отмела единственным прищуренным повелительным взглядом, который пресек всякую попытку выразить сочувствие. Агата все еще спала. Предыдущим днем мисс Темпл поняла (по хрипловатому, настойчивому, пахнущему фиалками дыханию), что ее тетушка топчется по другую сторону двери ее, мисс Темпл, затворничества (как она сейчас о нем думала), но и этот разговор был ей ничуть не нужен.

Она пустилась прочь из отеля, одевшись в простое, но подчеркнуто элегантное платье с зелеными и золотыми цветами и в сапожки зеленой кожи до колен, взяла зеленую сумочку и решительно направилась в квартал дорогих магазинов, которыми пестрели улицы на ближайшем берегу реки. Покупки ее не очень интересовали — она была одержима идеей, что, глядя на собранные в одном месте товары, проделавшие путь из разных уголков земли до этих магазинов, она сможет по-новому взглянуть на свое новое положение. С этой мыслью она нетерпеливо, даже беспокойно переходила от прилавка к прилавку. Ее взгляд ни на секунду не останавливался — ткани, резные шкатулки, посуда, шляпки, безделушки, перчатки, шелка, духи, бумага, театральные бинокли, шпильки, перья, бусы и веера. Мисс Темпл нигде не задержалась и быстрее, чем ей это казалось возможным, оказалась в другой стороне квартала — на краю площади Святой Изобелы.

Над ней было облачно-серое небо. Она развернулась и пошла назад, вглядываясь еще пристальнее в каждый из экзотических прилавков, но так и не нашла ничего такого, что, как крючок, зацепило бы — будь она рыбой — ее внимание. Повернув к отелю, она с недоумением спросила себя: что все же у нее на уме? Почему (если она ясно ощущала это новое для нее чувство утраты и по-новому смотрела на самое себя) ничто (даже прелестнейшая резная уточка) не пробудило ее интереса? Напротив, у каждого предмета она чувствовала, будто что-то толкает ее, какой-то мучительный зуд, название которого она не знает, влечет ее все дальше и дальше, к какому-то неизвестному радостному удивлению. Ей досаждало, что она понятия не имеет, что это может быть, но она тешила себя тем, что ее поиски не бесцельны и необходимый предмет, если он существует, непременно привлечет ее внимание, когда попадется на глаза.

И тогда она, мыслями пребывая где-то в другом месте, с решительным вздохом развернулась и в третий раз пошла по тем же магазинам; пересекая площадь в направлении монументального комплекса министерских зданий, она поняла, что не в силах сосредоточиться. Дело было не столько в каких-то ее недостатках или в очевидном превосходстве соперницы (личность которой она пыталась отгадать просто из любопытства), а в том, что с ней произошло нечто совершенно из ряда вон выходящее. Так или иначе, это отнюдь не означало, что она выбита из колеи, или что у нее нет перспектив, или что будущие романы Роджера Баскомба хоть капельку волнуют ее.

Невзирая на эти мысли, мисс Темпл, дойдя до середины площади, остановилась и, вместо того чтобы идти в направлении зданий, где в этот самый момент, вне всяких сомнений, пребывал в трудах праведных Роджер, уселась на кованую скамью и обвела взглядом статую святой Изобелы в центре площади. Мисс Темпл, которая ничего не знала о сей святой мученице и не страдала излишней набожностью, была выведена из равновесия вызывающей вульгарностью этого памятника: женщина, цепляющаяся за бочку, поднятую на гребень волны, порванные одежды, растрепанные волосы, тут же — остатки кораблекрушения, вода вокруг взбаламучена множеством змей, они обвили ее мельтешащие в воде ноги, пробрались под ее одежду, оплели ее шею, но она все же открыла рот, взывая к небесам, и крик ее, как можно увидеть, был услышан двумя ангелами — крылатые, в длиннополых одеяниях, они, расположившись над головой Изобелы, бесстрастно наблюдали за катастрофой. Мисс Темпл вполне оценила размер сего монумента, но тем не менее памятник поражал ее своей грубостью и неправдоподобием. Будучи уроженкой острова, она могла поверить в кораблекрушение и даже в змей, но вот ангелы казались ей не на месте.

Глядя в невидящие каменные глаза навечно обрученной со змеями Изобелы, она, конечно же, понимала, что эта сцена ее мало волнует. Взгляд мисс Темпл наконец-то переместился в область ее истинного интереса — к комплексу белых зданий, и тут в ее голове почти мгновенно возник план, тут же получивший разумное обоснование. Она принимала тот факт, что навечно разделена с Роджером, — возобновление отношений с женихом ни в коей мере не составляло ее цели. На самом деле она жаждала одного — объяснения. Был ли этот отказ вызван чисто прагматическими мотивами? Роджер предпочел остаться в одиночестве, чем обременять себя семьей? Соображения карьеры диктовали ему такое поведение? Или, может, дело было в другой женщине? Или же тут вмешались какие-то непредвиденные обстоятельства, о которых она даже не догадывалась? Все эти варианты в ее голове были равноправны, но от них зависело то, как мисс Темпл справится с утратой и как она станет выстраивать свою будущую жизнь.

Она полагала, что без труда сможет его найти. Роджер был человеком привычек, и, хотя его присутственные часы были нерегулярны, обед оставался обедом, и когда бы он ни обедал, делал он это в одном и том же ресторане. Мисс Темпл зашла в книжную лавку на другой стороне улицы, где (поскольку она так долго простояла у полок, что уйти без покупки показалось ей неприличным) она, следуя какому-то внутреннему побуждению, выбрала «Жития святых, в морской пучине свой крест принявших», в четырех томах, с иллюстрациями. Книги были достаточно поучительны, что оправдывало ее стояние у стеллажа, где она якобы разглядывала цветные иллюстрации, а на самом деле наблюдала из витрины за Роджером, который сначала вошел в тяжелые двери на другой стороне улицы, а потом, час спустя, вышел оттуда в одиночестве. Он направился прямо во внутренний дворик министерства. Мисс Темпл попросила доставить покупку в отель и вышла на улицу, чувствуя, что не только не добилась цели, потратив время на пустую слежку, но и совершила дурацкий поступок.

Когда она пересекла площадь в обратном направлении, ей удалось убедить себя, что она вовсе не так уж безнадежно глупа, а просто не искушена в слежке. Бессмысленно было вести наблюдение вне ресторана. Только находясь внутри, могла она определить, обедает Роджер в одиночестве или нет, и если он обедает не один, то с кем именно? Ей было просто необходимо знать это. Далее, если он, конечно, не бросил ее только ради своей карьеры (в чем она, язвительно усмехаясь про себя, сомневалась), то вряд ли ей удастся что-нибудь узнать, наблюдая за ним в течение рабочего дня. Ясно как божий день, что все что-нибудь существенное можно было бы узнать, проследив за ним после того, как он покинет служебный кабинет. И вот на сей раз, перейдя площадь и снова оказавшись в торговом квартале, она вошла в лавочку, на витрине которой были выставлены всевозможные чемоданы, корзины, дорожные гетры, пробковые шлемы, фонари, телескопы и невообразимый набор тростей на любой вкус. Когда она появилась некоторое время спустя после нелегких переговоров, на ней был темный плащ с большим капюшоном и несколькими весьма хитроумно устроенными карманами. После посещения еще одной лавочки в одном из ее карманов появился театральный бинокль, а в следующей она приобрела для второго кармана блокнот в кожаном переплете и химический карандаш. После этого мисс Темпл выпила чашечку чая.

После чаю и булочки со взбитыми сливками она зафиксировала в блокноте некоторые мысли, предварявшие задуманное ею предприятие, и первые полученные к настоящему времени наблюдения. Тот факт, что у нее теперь было нечто вроде формы и набора инструментов, значительно облегчал ее действия и меньше задевал ее чувства, поскольку задача, требовавшая специального снаряжения, могла показаться объективной, даже научной. Проникшись этими мыслями, она решила шифровать записи, заменяя одни названия другими или прибегая к игре слов, которая сделала бы эти записи нечитаемыми для всех, кроме нее (если ей нужно было написать «министерство», то она писала «Минск» или, скажем, просто «Россия», а сам Роджер в результате сложной цепочки умозаключений из змеи, лицемерно сбросившей кожу, превращался в змею, пляшущую под чужую дудку, а затем, проделав путь от змеи до образа индийского факира, — просто в «Раджу»). Слежка могла затянуться, так что она купила «на ужин» пирожок с мясом. Пирожок в толстой вощеной бумаге тут же исчез в одном из карманов ее плаща.

Хотя зима была уже на исходе, на окраинах города еще оставалась сырость, вечера были холодные и смеркалось рано. Мисс Темпл, зная, что Роджер обычно заканчивает работу в пять, вышла из чайной в четыре часа и наняла экипаж. Заверив для начала кучера, что его труды будут хорошо оплачены, она негромким, не терпящим возражений голосом сообщила ему, что от него требуется: они будут следовать за джентльменом, который, скорее всего, тоже будет в экипаже, и она даст знать о его появлении, постучав по крыше. Кучер кивнул, но ничего не сказал. Она решила: его молчание означает, что такие дела для него привычны, и, почувствовав себя еще увереннее, поглубже забилась в экипаж и в ожидании Роджера приготовила бинокль и блокнот. Когда он появился минут сорок спустя, она чуть не пропустила его — загляделась в соседнее окно через свой бинокль, но какое-то внутреннее чутье заставило ее оглянуться на ворота дворика как раз вовремя: она увидела Роджера, который подзывал экипаж. Он стоял на мостовой с таким уверенным видом, что у мисс Темпл перехватило дыхание, она резко постучала по крыше, и они тронулись следом.

Острые ощущения погони, усиленные волнением от вида Роджера, — она была уверена, что острота ее переживаний объясняется важностью стоящей перед ней задачи, а никак не оставшимися чувствами к Роджеру, — быстро сошли на нет, когда после нескольких поворотов стало ясно, что Роджер направляется всего лишь к своему собственному дому. И опять мисс Темпл вынуждена была признать, что отставку в его сердце она, возможно, получила вовсе не из-за таинственной соперницы, — вполне вероятно, что он руководствовался мотивами, не имеющими ничего общего с любовными приключениями. Такая вероятность была для нее предпочтительнее. Пока ее экипаж следовал по улицам к дому Баскомба — путь хорошо ей знакомый, потому что не так давно она считала этот дом чуть ли не своим собственным «семейным гнездышком», — она размышляла над тем, какова вероятность того, что из сердца Роджера ее вытеснила другая женщина. Судя по тому, как складывался день Роджера — замкнутый круг: работа, еда, работа, дом, где после ужина он наверняка снова окунется в работу, — напрашивался другой вывод: его безудержное честолюбие оттеснило мисс Темпл на второй план. Это казалось ей глупым, поскольку она считала, что могла бы помочь ему в его устремлениях самыми разнообразными способами — в том числе и закулисными обходными маневрами, но эта его детская логика, по крайней мере, была ей понятна. Она представила себе, как Роджер в конце концов осознает, от чего он бессердечно и глупо отказался, а потом почувствовала настоятельную потребность утешить его в этом неминуемом горе, но тут она увидела, что они уже прибыли к дому Роджера. Его экипаж остановился перед парадным подъездом, а ее — на почтительном удалении в полквартала.

Роджер не вышел из экипажа, а через несколько минут после его прибытия открылась парадная дверь и его слуга Филипс вышел с каким-то объемистым свертком. Через открытую дверь экипажа он передал сверток Роджеру, а от своего хозяина в обмен получил его черную сумку и два объемистых портфеля с бумагами. Филипс унес сии плоды дневных трудов Роджера Баскомба в дом и закрыл за собой дверь. Минуту спустя экипаж Роджера тронулся с места и скоро снова влился в уличное движение. Мисс Темпл постучала по крыше экипажа, и ее тут же отбросило к спинке сиденья — лошади рванулись с места, возобновив преследование.

На улице уже было темно, и мисс Темпл все в большей мере приходилось полагаться на кучера. Даже высунув из окошка голову — в капюшоне, чтобы сохранить инкогнито, — она видела лишь экипажи впереди, но есть ли среди них экипаж Роджера, понять было невозможно. Чем дальше они ехали, тем сильнее тревожило ее это ощущение неопределенности, тем более что теперь с реки стал подниматься туман. Когда они остановились в следующий раз, она и собственных лошадей почти не могла разглядеть. Кучер свесился вниз и указал ей на дверь, которой она до этого не заметила: высокая тенистая арка над внушительной лестницей, ведущей в похожий на пещеру освещенный газовыми светильниками проход. Она посмотрела туда и поняла, что шевеление, которое она поначалу приняла за полчища крыс, на самом деле поток облаченных в темные одеяния людей. Зрелище было абсолютно инфернальное — тошнотворно-желтый портал, окруженный мраком, предлагающий проход в ужасающие глубины.

— Строппинг, мисс, — сообщил ей кучер, а потом в ответ на молчание мисс Темпл: — Вокзал.

Ощущение было такое, будто ей отвесили пощечину, или, по крайней мере, ей представлялось, что именно такое чувство жгучего стыда она испытывала бы, получив пощечину. Конечно же, это был вокзал. Почувствовав вдруг прилив возбуждения, она выпрыгнула из экипажа на мостовую. Быстро сунув деньги в руку кучера, бросилась к мерцающей арке. Вокзал Строппинг. Именно это она и предполагала — значит, у Роджера есть еще какие-то дела.

Она чуть не впала в отчаяние, решив, что потеряла Роджера, потратив несколько драгоценных секунд, когда замешкалась в экипаже, но спустя несколько мгновений она все же увидела его. Проход под аркой заканчивался широкой лестницей, которая вела вниз — в главный вестибюль, откуда можно было пройти на платформы, — над всем этим пространством нависало кружевное плетение из чугуна на покрытых сажей кирпичных опорах. «Как храм Вулкана», — улыбнулась мисс Темпл, глядя на открывшееся перед ней зрелище и гордясь тем, что смогла сохранить ясность мысли. Присутствия духа ей хватало не только на то, чтобы чеканить сравнения, — она подошла к краю лестницы, держась за фонарный столб, забралась на ограду, и с этой выгодной точки, вооружившись биноклем, принялась искать Роджера в толпе. Она обнаружила его почти сразу же. И опять она не ринулась за ним сломя голову, нет, она проследила его путь до платформы и вагона. А когда сомнений в том, что он вошел внутрь, не осталось никаких, она спустилась с ограждения, решив узнать, куда отправляется этот поезд, а потом уже купить билет.

Она еще никогда не бывала на таких громадных вокзалах — из Строппинга уходили все поезда на север и на запад, — к тому же в многолюдном конце рабочего дня у мисс Темпл возникло такое ощущение, будто она оказалась в муравейнике. Она была хрупкой девушкой невысокого росточка, а потому привыкла, что порой теряется в толпе и на нее не обращают внимания. Но хотя мисс Темпл и знала, что держит путь к большой грифельной доске, на которой были обозначены платформы и пути следования, ее чуть не затолкали в толпе, что вовсе не входило в ее намерения, а обзор из-под капюшона затруднялся мельтешением множества локтей и жилетов. Словно плывешь в море против волн — таково было самое подходящее сравнение, какое пришло ей в голову. Она подняла глаза и увидела отметины в потолке, созвездия чугунных плетений, по которым можно было ориентироваться в пространстве и контролировать собственное продвижение; таким образом она определила и местонахождение рекламного киоска, который заметила еще с лестницы. Она обогнула его и снова пустилась в путь, откорректировав направление движения и прикинув его скорость, чтобы представлять, когда она доберется до следующего фонаря, на котором можно будет подтянуться, чтобы увидеть доску.

Добравшись до фонарного столба, мисс Темпл стала испытывать беспокойство — она боялась опоздать. Вокруг нее — ведь путей тут было великое множество — раздавались пронзительные свистки, возвещая о прибытии и отправлении поездов, и она в своем полуподвальном этаже понятия не имела, стоит ли еще на месте поезд Роджера или уже убыл. Взглянув на доску, она с радостью отметила, что та удобным образом разделена на столбцы, в которых указаны номер поезда, его назначение, время и платформа. Поезд Роджера — на двенадцатой платформе — отправлялся в 18.23, до станции Орандж-канал. Он повернула голову в сторону вокзальных часов, представлявших собой еще одну устрашающую конструкцию: по сторонам громадного циферблата расположились ангелы (словно поддерживающие его своими крыльями), безразлично взиравшие вниз; один из них держал в руках весы, другой — обнаженный меч. Между двумя этими металлическими призраками справедливости мисс Темпл с ужасом увидела стрелки, показывавшие 18.17. Она нырнула с фонарного столба в направлении билетной кассы, с трудом продвигаясь в море плащей. Две минуты спустя она оказалась в конце очереди, а еще через минуту добралась и до самого окошка. Она назвала пункт своего назначения — конечную станцию и взяла билет в обе стороны, вывалив на мраморный прилавок горсть тяжелых монет и решительно подвинув их в сторону кассира, который по-птичьи посмотрел на нее из-за другой стороны обтянутого металлической сеткой окошка. Его бледные пальцы высунулись из-под сетки, забрали ее деньги, а вместо них пропихнули билетик с дырочками. Мисс Темпл схватила билет и ринулась к поезду.

Проводник с фонарем в руке стоял одной ногой на ступеньке последнего вагона, готовясь захлопнуть дверь. Часы показывали 18.22. Она улыбнулась ему со всем обаянием, хотя сделать это, запыхавшись, было весьма затруднительно, и проскользнула мимо него в вагон. Она едва добралась до верхней ступени, когда поезд дернулся, отчего она чуть было не упала. Она выкинула вперед руки, упираясь в стенку, и услышала смешок у себя за спиной. Кондуктор с ухмылкой стоял на нижней ступени в открытом дверном проеме, за ним быстро уплывала назад платформа. Мисс Темпл не привыкла, чтобы над ней насмехались, ни при каких обстоятельствах, но теперь, когда она, скрыв свое истинное лицо, выполняла секретную миссию и к тому же не успела перевести дыхание, она не нашлась что ответить и, чтобы не стоять, глазея на него, как выброшенная на берег рыба, направилась по проходу внутрь в поисках свободного купе. Она торопилась скрыться с глаз кондуктора, а потому, увидев, что первое купе свободно, открыла стеклянную дверь, вошла и уселась на среднее сиденье лицом по направлению движения. Справа от нее было большое окно. Когда она вновь взяла себя в руки, за окном исчезли из вида окраины вокзала Строппинг с его платформами, выстроившимися вдоль них поездами, кирпичными сводами — все это было поглощено чернотой туннеля.

Купе было полностью отделано темным деревом, а ряды сидений — по три с каждой стороны — обшиты довольно роскошным красным бархатом. Маленький молочно-белый шар испускал слабый свет, бледный и сумрачный, но этого было достаточно, чтобы она увидела свое отражение в темном окне и посмотрела на себя. Первым ее движением было скинуть плащ и вздохнуть свободно, но, хотя мисс Темпл была разгорячена, пребывала в растрепанных чувствах и не полностью отдавала себе отчет в том, где она, ей хватило здравого смысла сидеть спокойно, пока в голове у нее не прояснится. Орандж-канал располагался довольно далеко от города, почти на самом берегу, а сколько остановок делает поезд в пути — было одному богу известно, и Роджер мог сойти на любой из них. Она понятия не имела, какие еще пассажиры могут ехать в этом поезде, знают ли они ее, знают ли они Роджера и не являются ли сами по себе целью этой поездки. Что, если Роджеру был нужен не какой-то определенный пункт, а всего лишь сама поездка? В любом случае ей стало абсолютно ясно, что если она не найдет Роджера в поезде, то так и не узнает, где он собирается сойти или с кем встретиться. Она решила начать поиски, как только придет кондуктор и заберет ее билет.

Но кондуктор не появлялся. Уже прошло несколько минут, а ведь он был всего в паре шагов. Она не помнила, чтобы он проходил мимо ее купе (может быть, сразу, как только она села?), и начала чувствовать раздражение, переросшее, стоило ей вспомнить его ухмылку, в ненависть. Она вышла в коридор и направилась в хвост вагона. Кондуктора там не было. Она сощурилась и осторожно — меньше всего ей хотелось натолкнуться, пусть даже и в плаще, на Роджера — пошла вперед. Подкравшись к следующему купе, она вытянула голову, чтобы заглянуть внутрь; и на дальнем ряду сидений, и на ближнем — никого. В вагоне было восемь купе, и все они оказались пусты.

Поезд грохотал по рельсам все еще в темноте, — то ли они так и не выехали из туннеля, то ли вокруг сгустился туман. Впрочем, это не имело значения. Мисс Темпл остановилась у двери в следующий вагон и заглянула туда через стекло. Он ничем не отличался от вагона, в котором она находилась. Она открыла дверь и крадучись пошла по коридору. Еще восемь купе без единого пассажира. Она вошла в следующий вагон, и тут ситуация оказалась точно такой же. Три хвостовых вагона поезда были абсолютно пусты. Этим могло объясняться и отсутствие кондуктора, хотя если он прошел мимо нее, то должен был знать, что она находится в последнем вагоне, и долг вежливости требовал, чтобы он сначала взял билет у нее, а потом уже шел к другим пассажирам. Возможно, он просто полагал, что она поступит именно так, как теперь и поступила, — перейдет вперед, где и должна была бы сидеть, если бы не появилась в последний момент. Может, она чего-то не знала о последних вагонах, или о порядках на этом конкретном маршруте (не этим ли и объяснялся смешок кондуктора?), или о других пассажирах. Может, они едут группой? Может, это не столько поездка, сколько экскурсия? Теперь она ненавидела кондуктора не только за его наглость, но и за непочтительность. Она двинулась дальше, исполнившись намерения найти его. Следующий вагон тоже оказался пустым, — четыре пустых вагона! — и мисс Темпл остановилась перед дверью пятого, пытаясь для начала вспомнить, а сколько всего вагонов в составе (она понятия не имела), или сколько бывает обычно (этого она тоже не знала), или что именно она скажет кондуктору, найдя его, чтобы не продемонстрировать свое полное невежество (мыслей на этот счет у нее никаких пока не было). Она задумалась над всем этим, и тут поезд остановился.

Она бросилась в ближайшее купе, распахнула окно и высунула голову. Платформа была пуста — никто не садился и никто (насколько она могла видеть) не выходил. Сама станция — согласно надписи на щите, это был Крэмптон-Плейс — казалась темной и закрытой. Раздался гудок, и поезд, отбросив мисс Темпл на сиденья, снова тронулся. Она поднялась — по мере того как возрастала скорость, в купе все сильнее врывался леденящий ветер — и закрыла окно. Она никогда не слышала о Крэмптон-Плейс и была рада, что ей не пришлось здесь сойти, — ей показалось, что здесь ничуть не лучше, чем в дикой сибирской тундре. Жаль, что у нее не было схемы этого конкретного маршрута, списка остановок. Может быть, его можно получить у кондуктора или, по крайней мере, взять на время, чтобы переписать себе в блокнот. Вспомнив о блокноте, она достала его, облизнула кончик карандаша и неспешным округлым почерком написала: «Крэмптон-Плейс», потом убрала блокнот, вернулась мыслями к кондуктору и, вздохнув, решительно шагнула в пятый вагон.

Ощутив запах духов, она сразу же поняла, что здесь обстановка будет другой. Если предыдущие вагоны были пропитаны каким-то смутным промышленным запахом, смесью гари, масла, щелока и грязной воды, то тут, в коридоре пятого, пахло (и это испугало ее, потому что она их знала по своему дому) цветками красного жасмина. Испытывая прилив волнения, мисс Темпл подкралась к ближайшему купе и осторожно вытянула голову, чтобы заглянуть внутрь. Дальний от нее ряд сидений был полностью занят: по бокам сидели двое мужчин в черных пальто, а между ними — смеющаяся женщина в желтом платье. Мужчины курили сигары, у обоих были ухоженные бородки клинышком и добродушные красные лица, словно они принадлежали к одной собачьей породе — плотной и сильной. На женщине была полумаска из павлиньих перьев, уходившая ей на затылок и оставлявшая открытыми глаза, сверкавшие, как драгоценные камни. На губах у нее была красная помада, а рот широко открывался в смехе. Все трое смотрели на кого-то, сидевшего напротив, и не замечали мисс Темпл. Она сделала шаг назад, исчезая из поля их зрения, а потом, чувствуя, что ведет себя по-детски, но не зная другого способа, встала на четвереньки, чтобы ее тело было ниже уровня стекла в двери, и таким образом миновала купе. На другой стороне двери она осторожно выпрямилась, чтобы увидеть другой ряд сидений, и замерла. Она смотрела прямо на Роджера Баскомба.

Он не смотрел на нее. На нем было черное пальто, застегнутое по самую шею, и он курил тонкую манильскую сигару, его припомаженные каштановые волосы плотно прилегали к черепу. На правой руке у него была черная перчатка, в обнаженной левой он держал сигару. Еще она обратила внимание, что Роджер не смеется, что на его лице нарочито угодливое выражение — она помнила, что таким оно у него становилось в присутствии министра, или заместителя министра, или его матери, или его дядюшки Тарра, то есть людей, к которым он должен был относиться почтительно. Рядом с окном через пустое сиденье от Роджера сидела еще одна женщина, она была в красном платье, пламеневшем под темным пальто с меховым воротником. Мисс Темпл увидела тонкую шею и бледные колени женщины, то исчезавшие из вида, то снова появлявшиеся, по мере того как она двигалась на своем сиденье. Ее губы в темной помаде искривлялись в вызывающей иронической улыбке. Она курила сигарету, вставленную в длинный черный лакированный мундштук. На ней тоже была маска, только из красной кожи и усыпанная сверкающими бусинками, которые складывались в дуги бровей и — поежившись, отметила мисс Темпл — блестящие слезинки, готовые скатиться с уголков обоих глаз. Именно она и сказала что-то такое, что вызвало смех остальных. Женщина выдохнула, посылая клуб дыма в сторону противоположных сидений. Эта выходка словно завершала эскападу ее острот, и остальные снова засмеялись, хотя при этом и замахали руками, отгоняя дым от своих лиц.

Мисс Темпл отошла от окна, прижалась спиной к стене. Она понятия не имела, что ей делать дальше. Справа от нее было еще одно купе. Она рискнула заглянуть туда и увидела, что дальний ряд сидений занят тремя женщинами, все в дорожных плащах поверх — если судить по их туфлям — изящных вечерних платьев. На двух были полумаски, украшенные желтыми страусовыми перьями, а маска третьей лежала у нее на коленях, и женщина явно возилась с непослушной завязкой. У этой женщины были густые кудрявые волосы, которые упали вперед, когда она склонилась над маской, и потому мисс Темпл не видела ее лица, хотя вряд ли оно было ей знакомо. Она поглубже спряталась под капюшоном и выгнула шею: напротив сидели двое мужчин — один в пальто, а другой в тяжелой шубе, в которой он казался похожим на медведя. На обоих этих мужчинах тоже были маски, но простые, черные; тот, что был в черном пальто, прикладывался к серебряной фляжке, а тот, что в шубе, постукивал пальцами по инкрустированной жемчугом рукояти трости черного дерева. Мужчина в шубе бросил взгляд в направлении коридора. Она в спешке, не пригибаясь, метнулась к двери в предыдущий вагон.

Она закрыла за собой дверь и присела. Прошло несколько бесконечных секунд. К двери никто не подошел. Никто не бросился следом за ней, хотя бы даже из любопытства. Она расслабилась, перевела дыхание и немедленно вернулась к своему заданию. Она чувствовала себя как рыба, вытащенная из воды, опыта в таких делах у нее не было никакого… а еще, если откровенно, мисс Темпл сомневалась, что это все происходит на самом деле. Хотя ее и одолевали самые зловещие мысли, единственные достоверные сведения пока состояли в том, что Роджер (без какого-либо явного удовольствия и, судя по всему, по обязанности) направляется на какое-то закрытое мероприятие, куда гости должны являться в масках. Было ли это чем-то из ряда вон? Даже если оно и казалось таковым мисс Темпл, она прекрасно понимала, что это ничего не значит — выросла она в тепличных условиях, и многое ей представлялось необычным, судить она толком ни о чем не могла; вот проведи она в обществе полный сезон, то развлечения такого рода, если бы ей довелось на них побывать, вполне могли бы казаться ей чем-то вполне обыкновенным. Потом она принялась обдумывать тот факт, что Роджер сидит не рядом с женщиной в красном, а в стороне от нее, фактически в стороне от всех. Интересно, подумала она, в первый ли раз оказался он в их компании и кто эта женщина? Другая — с красным ртом и павлиньими перьями — интересовала ее гораздо меньше по той простой причине, что она столь вульгарно реагировала на остроты более элегантной попутчицы. Мужчин ничуть не беспокоило то, что на их лицах нет масок, — видимо, они знали друг друга и ехали одной компанией. А поскольку в соседнем купе все пассажиры были в масках, то можно было предположить, что они друг друга не знают. А может, напротив, знают, но не догадываются об этом из-за масок, и главное удовольствие от предстоящего вечера, поняла она, будет состоять в том, чтобы оставаться инкогнито. Ей показалось это довольно забавным, хотя она и понимала, что ее собственное платье, вполне, впрочем, подходящее для дня, никоим образом не годится для званого вечера, а ее плащ и капюшон, хотя и позволяют ей пока скрывать лицо, для маскарада тоже не подходят.

Ее мысли прервал щелчок, донесшийся из коридора. Она рискнула бросить туда взгляд сквозь стекло двери и увидела мужчину в шубе. Он производил довольно внушительное впечатление, почти полностью перекрывая собой коридор; выйдя из купе Роджера и закрыв за собой дверь, он не посмотрел в ее сторону и вернулся в свое купе. Она облегченно вздохнула — напряжение, которое она даже не успела прочувствовать в полной мере, отпустило ее, — он ее не видел, он просто заходил в соседнее купе. Он тоже, видимо, знает их — знает женщину, решила она, хотя он и мог зайти в соседнее купе, чтобы перекинутся словом с кем угодно, включая и Роджера. Роджер за день встречался со многими людьми — из правительства, из сфер бизнеса, из других стран, — и она вдруг с болью поняла, насколько мал ее собственный круг общения. Она так мало была осведомлена о мире, о жизни, и вот пожалуйста, пряталась теперь в пустом вагоне поезда. Пока мисс Темпл кусала губы, поезд еще раз остановился.

Она опять бросилась в купе и распахнула окно — платформа была пуста, а вокзал закрыт и погружен во тьму. На щите значилось «Паккингтон» — место, о котором она слыхом не слыхивала, — но тем не менее она потратила несколько мгновений, чтобы сесть и занести это название в свой блокнот. Когда поезд снова пришел в движение, она закрыла окно. Повернувшись к двери, она увидела, что та открыта, а в ней стоит улыбающийся кондуктор.

— Ваш билет, мисс?

Она вытащила билет из кармана плаща и протянула ему. Кондуктор взял билет и, наклонив голову, принялся разглядывать пропечатанный пункт назначения; улыбка так и не сходила с его лица. В другой руке он держал компостер — необычного вида металлическую штуковину. Подняв на нее взгляд, он спросил:

— Так, значит, поедете до самого конца — до Орандж-канал?

— Да. Сколько до него остановок?

— Да уж не одна.

Она улыбнулась ему в ответ натянутой улыбкой.

— А если точно?

— Семь остановок. Почти два часа.

— Спасибо.

Компостер с громким щелчком пробил отверстие — словно укус металлического насекомого, — и кондуктор, вернув ей билет, остался стоять в дверях. Мисс Темпл в ответ на это, встретив его взгляд, закуталась в плащ, как бы заявляя тем самым свои права на это купе. Кондуктор смотрел на нее, потом бросил взгляд по ходу движения поезда и облизнул губы. В это мгновение она заметила какое-то кабанье подрагивание его толстой шеи. В особенности ее поразило, как плотно сидит она в тугом, облегающем воротнике синего мундира. Он снова кинул на нее взгляд и щелкнул пальцами — бледными и толстыми, похожими на сырые сосиски. Столкнувшись с такой несуразностью, она почувствовала, как ее презрение сменяется полным безразличием — она уже не хотела расцарапать ему лицо, только чтобы он ушел. Но он не собирался уходить. Вместо этого он наклонился вперед и с ухмылочкой спросил:

— Так вы, значит, не с остальными едете?

— Как видите — нет.

— Это не всегда безопасно, молодая леди, одна…

Он оборвал предложение на полуслове и улыбнулся. Этот кондуктор все время улыбался. Он погладил пальцами компостер, взгляд его переместился на ее точеные икры. Она вздохнула.

— Что значит небезопасно?

Он не ответил.

Прежде чем он успел сделать что-нибудь, от чего она закричала бы или прониклась к нему еще большим презрением и отвращением, она обратила к нему раскрытую ладонь, давая понять, что не ждет его ответа, что не ждет от него никаких слов, и задала ему еще один вопрос:

— Вы знаете, куда они… куда мы едем?

Кондуктор шагнул назад, словно получил удар, словно она угрожала его жизни. Он сделал еще один шаг, отступая в коридор, прикоснулся к своей фуражке, резко развернулся и ринулся в следующий по ходу движения вагон. Мисс Темпл осталась на своем месте, пребывая в некотором недоумении. Что сейчас произошло? Она всего лишь задала обычный вопрос, а он воспринял его как угрозу своей жизни. Он должен знать, подумала она; вероятно, это место, где собираются богатые и влиятельные — по крайней мере, достаточно влиятельные, чтобы слово одного из гостей могло стоить ему его нынешней работы. Она улыбнулась (в конечном счете этот их маленький разговор был вполне удовлетворительным) тому, что узнала, хотя и ничуть не удивилась. Насколько она понимала, Роджер занимал здесь подчиненное положение, а это лишний раз подтверждало, что среди гостей могут ехать представители самых верхних эшелонов власти.

С неопределенным гнетущим беспокойством мисс Темпл вспомнила, что уже некоторое время испытывает чувство голода. Она вытащила из кармана пирожок с мясом.

В течение приблизительно часа поезд сделал еще пять остановок — Горсмонт, Де-Конк, Раксфол. Сент-Трист и Сент-Порт; все эти названия она занесла в свой блокнот вместе с описаниями своих странных попутчиков. Выглядывая каждый раз из окна, она видела пустые платформы и закрытые вокзалы; из поезда никто не выходил. И с каждой остановкой она чувствовала, что становится все холоднее, и наконец в Сент-Порте в купе хлынул настоящий морозный воздух со слабым привкусом моря или, может быть, солончаковых болот — ей помнилось, что в этой части страны должны быть такие болота. Туман рассеялся, но, если бы не узкий серп месяца, вокруг стояла бы полная темнота. Когда поезд в очередной раз тронулся, мисс Темпл украдкой пробралась в коридор и заглянула в пятый вагон — не происходит ли там чего? Раз она увидела, как кто-то входил в одно из первых купе (она понятия не имела — кто; в черных одеяниях все были на одно лицо), но после этого никакого движения она больше не замечала. Ее стала одолевать скука, и она даже подумывала, не пройти ли ей еще раз в тот вагон и не заглянуть ли в купе Роджера. Она понимала, что это глупая идея, родившаяся от беспокойного ожидания, и, более того, именно в такие ответственные моменты человек совершает самые вопиющие ошибки. Ей нужно было лишь сохранить спокойствие еще на несколько минут, и тогда все прояснится и она доберется до сути всех этих событий. И тем не менее ее пальцы были готовы нажать на ручку двери, ведущей в пятый вагон, когда поезд в очередной раз остановился.

Она сразу же отпустила ручку и отошла назад, увидев с испугом, что двери всех купе открываются. Мисс Темпл заставила себя нырнуть в купе, которое занимала все это время, прежде чем кто-нибудь посмотрит через дверь, за которой она стоит, и увидит ее. Она бросилась к окну и распахнула его. У платформы замерло в ожидании множество экипажей. Окна вокзала светились. Она поискала глазами и нашла название станции — Орандж-Локс, — увидела людей, покидающих поезд и проходящих совсем рядом с ней. Не закрывая окна, она отпрянула вглубь купе, а потом бросилась к двери, разъединяющей вагоны; люди, судя по всему, выходили из дальней от нее двери; она увидела, что последний из них — человек в синей форме — уже почти дошел до выхода. Сглотнув от волнения слюну и чувствуя нервный спазм в желудке, она тихонько прошла в дверь и быстро, осторожно засеменила по коридору, заглядывая на ходу в купе. Все они были пусты. Попутчики Роджера ушли вперед, как и мужчина в шубе.

Человек в синей форме исчез из вида. Мисс Темпл ускорила шаг, устремляясь к концу вагона, где увидела открытую дверь и ряд ступенек, ведущих на платформу. Она бросила взгляд вперед — коридор шестого вагона был пуст — и стала спускаться на платформу. Добравшись до последней ступеньки, она оглянулась. Последние пассажиры, направлявшиеся к экипажам, были от нее, казалось, всего в нескольких ярдах. Она снова проглотила слюну. Если она останется в поезде, то сможет спокойно доехать до конечной станции, а потом благополучно вернуться назад. Если она сойдет, то предсказать дальнейшее невозможно — что, если вокзал Орандж-Локс закроется, как и пять предыдущих? В то же время, возражала она себе, ее приключение шло своим чередом именно так, как она на то рассчитывала. Словно чтобы подстегнуть ее к принятию решения, поезд дернулся вперед. Не размышляя, она спрыгнула и, чуть не упав, со вскриком приземлилась на платформу. Когда она оглянулась, поезд уже набирал ход. В дверях последнего вагона стоял кондуктор. Взгляд его был холоден, и он держал в руке фонарь, так, словно отгораживался им от вампиров.

Поезд умчался, и его грохот перешел в низкий рокот разговоров, стук копыт, бренчание и хлопки, сопровождающие посадку пассажиров в ожидающие их экипажи. Заполненные экипажи отъезжали, и мисс Темпл, направляясь к оставшимся людям, поняла, что должна немедленно решить, что ей делать дальше. Ни Роджера, ни его попутчиков по купе она нигде не видела. На остававшихся — приблизительно поровну мужчин и женщин общим числом около двадцати — были тяжелые пальто, плащи или шубы. В один экипаж садились несколько мужчин, в два других — мужчины и женщины. Вздрогнув, она поняла, что кроме этих остается еще только один экипаж. В его направлении шли три женщины в плащах и масках. Распрямив плечи и спрятав голову поглубже в капюшон, мисс Темпл решительно направилась к ним.

Она добралась до экипажа, прежде чем стайка женщин успела рассесться в нем, и когда третья женщина, войдя внутрь, повернулась, чтобы захлопнуть за собой дверь, то увидела мисс Темпл — вернее, темную фигуру в капюшоне, какую являла теперь собой мисс Темпл, — и, извинившись, подвинулась дальше на сиденье. Мисс Темпл в ответ только кивнула и в свою очередь забралась в экипаж и плотно закрыла за собой дверь. Выждав несколько мгновений после хлопка и давая тем самым время усесться последней пассажирке, кучер тронул лошадей, и экипаж пришел в движение. С накинутым на голову капюшоном мисс Темпл едва видела лица своих соседок и уж тем более не видела ничего за окном, хотя если бы и видела, то это мало что могло ей дать.

Другие женщины поначалу помалкивали, и она решила, что это объясняется ее присутствием. На двух были маски с перьями и темные бархатные плащи, плащ женщины слева от нее был отделан мягкими черными перьями. Когда они устроились поудобнее, та, что сидела от нее справа, расстегнула плащ и принялась обмахиваться веером, словно ее бросило в жар от спешки. На ней было облегающее платье из какого-то сверкающего шелка, с узором как на змеиной коже. Веер женщины трепыхался в темноте, словно ночная птица в силках, и экипаж наполнялся запахом духов — сладкого жасмина. На женщине, сидевшей рядом с мисс Темпл, — на той, что вошла в экипаж перед ней, — было что-то вроде маленькой пиратской треуголки, залихватски приколотой булавкой к волосам. Одежда на ней была проще, но, видимо, довольно теплая — из черной шерсти. Мисс Темпл прониклась надеждой, что, может, она и не покажется здесь белой вороной, если не будет высовываться. Она не сомневалась, что ее сапожки — очаровательно зеленого цвета — если и попадутся кому на глаза, то не выдадут ее.

Некоторое время они ехали молча, но мисс Темпл скоро поняла, что другие женщины разделяют ее возбуждение и душевный трепет, а возможно, и ее гнетущую тревогу. Через несколько минут они уже были не в силах сдерживаться и понемногу стали обмениваться пустяшными замечаниями — сначала о путешествии в поезде, потом о туалетах друг друга и, наконец, полунамеками — о месте их назначения. Поначалу они не обращались к мисс Темпл и вообще отпускали свои замечания, не адресуясь ни к кому конкретно, просто делясь какими-то общими соображениями и таким же образом отвечая на них. Впечатление создавалось такое, будто им вообще было запрещено говорить о предстоящем вечере или можно было подступать к этой теме только постепенно, но каждая из них давала понять, что она вовсе не прочь нарушить правило. И уж сама-то мисс Темпл слушала их с интересом — ей ведь вообще было нечего сказать. Она выслушала, как пиратка и женщина в шелковом платье поздравили друг дружку с замечательными нарядами, а потом, как они обе одобрительно высказались о маске третьей женщины. Затем они обратились к ней. Пока что она не произнесла ни слова — только раз или два согласно кивнула головой, но теперь она понимала, что они внимательно изучают ее, и потому заговорила.

— Очень надеюсь, что надела подходящие для такого холодного вечера сапожки.

Она шевельнула ногами в узком пространстве между сиденьями и чуть приподняла свой плащ, демонстрируя зеленые кожаные сапожки с замысловатой шнуровкой. Три другие наклонились, чтобы разглядеть их, а пиратка, сидевшая рядом с ней, согласилась:

— Очень благоразумно с вашей стороны — не сомневаюсь, что будет холодно.

— И платье у вас тоже зеленое… с цветами, — отметила женщина с воротником из перьев, переведя взгляд с сапожек на край платья, показавшийся над ними.

Женщина в шелковом вечернем платье хохотнула.

— Вы появитесь в наряде сельской девушки! — Остальные тоже рассмеялись, и она, воодушевленная, продолжила: — Одной из тех, что живет в городе, зачитывается романами и предпочитает духи благоуханию летних лугов, но прикидывается сельчанкой. Сельская простушка, предводительница пиратов, шелковая змейка и ночная хищная птица — неплохо мы замаскировались!

Мисс Темпл подумала, что та немного переборщила. Ей вовсе не нравилось быть сельской девушкой, а кроме того, она была убеждена, что осуждают что-то (в данном случае чтение романов) обычно люди, которые этим самым и грешат, тратя большую часть жизни на чтение. В этот миг, переживая нанесенное ей оскорбление, она лишь могла утешиться этим соображением, хотя ей так хотелось протянуть руку (благо тянуться было недалеко) и ухватить эту «шелковую змейку» за красивое, похожее на раковину ушко. Но она выдавила из себя улыбку, понимая, что должна смирить свою гордость и принять к сведению более важный факт — пусть эта женщина и отнеслась к ней свысока, но зато подарила ей роль, которую она может играть. Она откашлялась и снова заговорила:

— Я полагала, что среди такого множества дам, стремящихся перещеголять друг дружку в элегантности, такой костюм будет тем более заметен.

Пиратка рядом с ней прыснула. Женщина в шелковом платье натянуто улыбнулась, а в голосе ее послышалась холодность. Она повнимательнее вгляделась в лицо мисс Темпл, скрытое в тени капюшона.

— А какая у вас маска? Что-то я ее не вижу…

— Ее невозможно увидеть.

— Правда? Она тоже зеленая? Вряд ли под таким капюшоном может поместиться что-нибудь из ряда вон…

— Вы правы, у меня самая простая маска.

— Но мы ее не видим.

— Не видите?

— А нам бы хотелось.

— Я и преследовала эту цель — сделать ее гораздо более таинственной за счет ее, как я уже и сказала, простоты.

В ответ на это ее собеседница наклонилась вперед, лицом прямо к капюшону мисс Темпл, отчего мисс Темпл инстинктивно отпрянула назад, насколько позволяла спинка сиденья. Момент был неловкий, но мисс Темпл не была уверена, кто из них проявляет большую бестактность. Две другие хранили молчание, наблюдая; маски скрывали выражение их лиц. В любое мгновение эта женщина может приблизиться настолько, что увидит ее, или вообще стянет с нее капюшон — мисс Темпл должна была немедленно остановить ее. В это мгновение ей на помощь пришло неожиданное соображение: вряд ли эти женщины прожили свои жизни в домах, где жестокое наказание было делом обыденным. Мисс Темпл просто выставила вперед два пальца правой руки и ткнула ими в отверстия разукрашенной перьями маски — прямо в глаза настырной женщины.

Та подскочила на своем сиденье, зашипев, как переполненный чайник, готовый закипеть. Она раз или два вздохнула с особенно громким присвистом, сдернула с лица маску и прижала ладони к глазам, поглаживая их в темноте. Мисс Темпл едва прикоснулась к ее глазам, да и то подушечками пальцев, а вовсе не ногтями, и знала, что никакого серьезного вреда ее попутчица не потерпела. Женщина подняла на нее свои красные слезящиеся глаза, рот ее злобно искривился, она была готова кинуться на обидчицу. Две другие женщины потрясенно наблюдали за происходящим. Опять все повисло на волоске, и мисс Темпл поняла, что должна закрепить свою победу. Она рассмеялась.

А еще через мгновение вытащила надушенный платок и предложила его женщине, сказав при этом самым дружелюбным голосом:

— Ах, моя дорогая, простите бога ради… — Словно утешала котенка. — Вы должны меня извинить за то, что я сохранила… в неприкосновенности свое инкогнито.

Женщина медлила брать платок, и тогда мисс Темпл наклонилась вперед и с крайней осторожностью промокнула слезы в глазах женщины — терпеливо, не спеша, после чего сунула платок в ее руку и откинулась к спинке своего сиденья. Мгновение спустя женщина поднесла платок к глазам и снова протерла их, а потом, кинув быстрый, стыдливый взгляд на других, водрузила свою маску на место. Они погрузились в молчание.

Цоканье копыт стало звонче, и мисс Темпл выглянула в окно. Они ехали по какой-то вымощенной камнем дороге, и, насколько она могла разглядеть, пейзаж был ничем не примечательным и ровным — то ли поле, то ли болото. Она не видела деревьев, хотя вряд ли смогла бы увидеть их в темноте, даже если бы они и были, но впечатление возникало такое, что никаких деревьев тут нет, что их давно срубили на дрова для давно забытого очага. Она посмотрела на своих попутчиц — все они вроде были заняты собственными мыслями. Она корила себя за то, что прервала разговор, но не находила способа возобновить его. И тем не менее, чувствуя, что должна предпринять попытку и исправить положение, она постаралась вложить в свой голос оптимистическую нотку:

— Уверена, скоро мы доберемся.

Остальные женщины кивнули, а пиратка даже улыбнулась, но никто не произнес ни слова. Мисс Темпл гнула свое:

— Мы выехали на мощеную дорогу.

Три женщины, точно как и мгновение назад, кивнули, а пиратка улыбнулась, но никто опять не произнес ни слова. Молчание длилось и длилось и наконец окончательно установилось в экипаже; по мере того как обстановка отчуждения сгущалась, каждая из них погружалась в свои мысли, прежнее настроение предвкушения теперь было вытеснено атмосферой мучительного беспокойства и тревоги. Мисс Темпл вдруг остро осознала тот факт, что понятия не имеет, куда едет, что делает, как собирается возвращаться и что найдет, вернувшись. Привычный ход ее мыслей дал сбой. Даже то, что недавно ее немного развеселило, — то, как она поставила на место кондуктора и настырную спутницу, теперь показалось ей совершенно лишенным смысла. У нее возник гнетущий вопрос: «А что я вообще хотела этим добиться?» — но тут она поняла, что женщина в плаще, отделанном перьями, говорит — медленно, спокойно, словно отвечая на вопрос, который услышала только она:

— Я уже была здесь. Летом. В экипаже было светло… светло было до самого позднего вечера. Вокруг росли цветы. Но было холодно — здесь всегда холодные ветра, потому что близко к морю и потому что тут равнина. Так мне сказали… К вечеру мне стало холодно. Я помню, когда мы добрались до мощеной дороги, — помню, потому что экипаж пошел ровнее. Я была с двумя мужчинами… и я позволила им расстегнуть на мне платье. Мне сказали, чего следует ждать… и все же, когда их обещания стали сбываться… в такой отдаленной местности… у меня мурашки побежали по коже. — Она замолчала, подняла глаза, встретилась взглядом с остальными, потом закуталась в плащ и, застенчиво улыбаясь, повернулась к окну. — И вот я снова здесь… понимаете, впечатления были такие захватывающие.

Никто не сказал ни слова. Стук копыт снова изменился — они въехали на неровную булыжную мостовую. Мисс Темпл, пребывавшая в немалом волнении, выглянула в окно и увидела, что они, миновав большие высокие чугунные ворота, въехали во двор. Экипаж замедлил ход — она увидела, что другие уже остановились и из них выходят пассажиры, поправляют на себе плащи, шляпы, нетерпеливо постукивают тростями о землю. Потом перед ней впервые мелькнул и сам дом — великолепное массивное сооружение из камня в три высоких этажа без каких-либо архитектурных излишеств, если не считать широких окон, из которых теперь лился гостеприимный золотистый свет. Все это производило впечатление простоты, которая, будучи использована в таких крупных масштабах, недвусмысленно свидетельствовала о назначении здания, как свидетельствует о своем назначении тюрьма, арсенал или языческий храм. Она сразу поняла, что этот великолепный дом принадлежит какому-нибудь знатному лорду.

Их экипаж остановился, и севшая в него последней мисс Темпл сочла своим долгом выйти первой — она сама открыла дверь и спустилась на землю, ухватившись за руку кучера, вставшего рядом. Она оглянулась и в конце двора увидела вход в дом — двойные двери были распахнуты, по сторонам стояли слуги, и поток гостей исчезал внутри. Она была поражена великолепием, и сомнения снова нахлынули на нее, потому что наверняка, когда она войдет в дом, ей придется снять плащ и капюшон. Ее мозг искал решения этой проблемы, а глаза выискивали в толкущейся толпе фигуру Роджера. Наверное, он уже исчез в доме. Три ее попутчицы тоже вышли из экипажа и начали двигаться к двери. Пиратка помедлила мгновение, оглянулась — идет ли с ними мисс Темпл, которая, приняв еще одно неожиданное решение, в ответ лишь слегка поклонилась, словно прощаясь с ними. Пиратка недоуменно наклонила голову набок, но потом кивнула, развернулась и пустилась догонять остальных. Мисс Темпл осталась одна.

Она оглядела двор — не найдется ли здесь какого-нибудь другого входа в дом? — хотя и понимала: чтобы узнать, чем тут занимается Роджер и почему ради этого он так бесповоротно отказался от помолвки, она должна заявиться к парадным дверям. Она поборола в себе порыв броситься к экипажу и спрятаться в нем. Вместо этого она решила: идти, так идти, — и заставила свои ноги шагать с уверенностью, которую ее готовое выскочить из груди сердце вовсе не разделяло. Подойдя поближе, она оказалась среди других экипажей, кучера которых по указанию слуги направлялись в другую сторону двора — они пересекали ей дорогу, перекрывали видимость, а два-три раза ей даже пришлось резко остановиться. Наконец, когда путь был свободен, она увидела, что последние из гостей — вполне вероятно, три ее попутчицы — исчезли в дверях. Мисс Темпл наклонила голову, чтобы ее лицо оставалось в тени капюшона, и поднялась по ступенькам, минуя двух слуг, стоящих по сторонам; она отметила про себя черный цвет их ливрей и высоких сапог — словно перед нею был эскадрон спешившихся кавалеристов. Поднималась она осторожно, подтягивая повыше, чтобы не споткнуться, платье и плащ. Она дошла до площадки светлого мрамора и остановилась там в одиночестве; перед нею были длинные зеркальные коридоры, освещенные газовыми светильниками и уходящие вперед и в обе стороны от нее.

— Я полагаю, вы собирались идти со мной.

Мисс Темпл оглянулась и увидела женщину в красном из купе Роджера. На ней больше не было плаща с меховым воротником, но в руке она все так же держала лакированный мундштук, а ее живые глаза неотрывно смотрели на мисс Темпл из-под черной маски. Мисс Темпл повернулась, но не произнесла ни слова. Женщина была поразительно красива — высокая, с прямой осанкой. Волосы ее кудрями ниспадали на обнаженные бледные плечи. Мисс Темпл вздохнула, чуть не лишилась чувств от сладкого запаха жасмина и увидела, что женщина улыбается. Именно так, показалось ей, она сама недавно улыбалась женщине в синем шелковом платье. Не произнеся больше ни слова, женщина повернулась и пошла по одному из зеркальных коридоров. Мисс Темпл молча последовала за ней.

Здесь было тихо. У себя за спиной она слышала отдаленный гомон — какое-то движение, голоса, разговоры, — но он заглушался звонким стуком шагов женщины по мраморному полу. Они прошли метров сорок — приблизительно половину длины коридора, когда ее проводница остановилась и повернулась, указывая вытянутой рукой на открытую дверь слева от мисс Темпл. Никого, кроме них, здесь не было. Не представляя себе, что бы иное она могла сделать в этой ситуации, мисс Темпл вошла в комнату. За ней последовала женщина в красном, плотно закрывшая за собой тяжелую дверь. Здесь стояла полная тишина.

Пол в комнате был устлан ворсистыми красными и черными коврами, заглушившими звук их шагов. Вдоль стен стояли закрытые шкафы, а между ними — вешалки с крючками для одежды и зеркало в полный рост. У одной из стен стоял длинный тяжелый деревянный стол. Комната была похожа на театральный гардероб или на раздевалку перед гимнастическим залом. Она подумала, что в доме такого размера по прихоти владельца может быть устроено что угодно. На дальней от них стене была другая дверь, которую с первого взгляда можно было принять за еще один шкаф. Может быть, она и вела в гимнастический зал.

Пока она оглядывала комнату, женщина за ее спиной молчала, и потому мисс Темпл повернулась к ней, не забыв при этом наклонить голову, чтобы не было видно лица. Женщина в красном вовсе и не смотрела на мисс Темпл — она выбила окурок из мундштука, бросила на ковер и загасила каблуком. Затем вставила новую сигарету, подошла к газовому светильнику, прикурила от огонька, затянулась и серьезно оглядела мисс Темпл, как бы изучая ее.

— Сапожки можете оставить, — сказала женщина.

— Что-что?

— Сапожки оставьте, а остальное повесьте в какой-нибудь шкафчик.

Она движением руки с мундштуком показала в сторону высоких шкафов. Мисс Темпл подошла к одному из них, открыла его — внутри на крючках висели всевозможные предметы одежды. На крючке прямо перед ней — словно ответом на ее страхи — была белая маска, густо обшитая перышками, то ли гусиными, то ли лебедиными. Стоя спиной к женщине в красном, мисс Темпл сбросила с головы капюшон и надела белую маску, плотно подвязав ее на затылке под своими локонами. После этого она скинула с себя плащ и — кинув взгляд на женщину, которая, казалось, улыбалась, глядя на ее действия с ироническим одобрением, — повесила его на крючок. С другого крючка она сняла что-то похожее на платье — оно было белое и шелковое — и принялась рассматривать, держа перед собой на вытянутых руках. Оказалось, что это вовсе и не платье. Это был пеньюар, очень короткий, очень прозрачный пеньюар без пуговиц и без пояса.

— Вас прислали с Ваксинг-стрит? — спросила женщина безразличным тоном.

Мисс Темпл повернулась к ней и, быстро приняв решение, ответила твердым голосом:

— Нет.

— Ах вот как?

Женщина затянулась. Мисс Темпл понятия не имела, правильно она ответила или нет (да и были ли в этой ситуации правильные и неправильные ответы), но сочла, что лучше ответить правду, чем попасть пальцем в небо. Женщина выдохнула к потолку тонкую струйку дыма.

— Тогда, значит, вы из отеля?

Мисс Темпл ничего не ответила, только неторопливо кивнула. Мысли ее метались — какой еще отель? Отелей были сотни. Ее отель? Они что — знали, кто она? Может быть, администрация ее отеля посылает молодых женщин на роскошные вечеринки? Занимаются ли в отелях такими вещами вообще? Судя по всему, занимаются — это вытекало из постановки самого вопроса, — и тем не менее мисс Темпл понятия не имела, что это значит для нее в ее положении. Что ей следует сказать, какого поведения от нее ждут? Она снова посмотрела на совершенно откровенный пеньюар и повернулась к женщине.

— Вы говорили — отель…

Та оборвала ее на полуслове, бросила сигарету на ковер и произнесла внезапно раздраженным голосом:

— Все готово — уже поздно. Вы опоздали. Меня никто не назначал вам в няньки. Переодевайтесь, и побыстрее, а когда будете иметь приличный вид, можете меня найти. — Она подошла к мисс Темпл, взяла ее за плечо — пальцы у нее оказались на удивление жесткими, — развернула так, что мисс Темпл оказалась лицом в пол-оборота к шкафчику. — Не мешкайте. Я вам, так и быть, помогу.

Мисс Темпл вскрикнула. Что-то острое коснулось ее спины, раздался звук рвущейся материи, и мисс Темпл, почувствовав, как ослабла на ней одежда, поняла, что женщина просто разрезала шнуровку ее платья. Она резко развернулась, прижав руки к груди, потому что платье больше не держалось у нее на спине и съезжало с плеч. Женщина засовывала что-то маленькое и блестящее в свою сумочку, направляясь одновременно к маленькой внутренней двери и вставляя новую сигарету в мундштук.

— Можете пройти здесь, — сказала женщина в красном и, не удостоив более мисс Темпл ни одного взгляда, нетерпеливо распахнула дверь, остановилась на секунду у газового светильника, чтобы прикурить сигарету, и исчезла из вида, с силой захлопнув за собой дверь.

Мисс Темпл замерла в растерянности. Платье ее было погублено или по меньшей мере прекратило выполнять свое назначение до того, как у него появится новая шнуровка и горничная зашнурует ее. Мисс Темпл стащила с себя платье через голову и принялась обследовать — обрезки зеленого шнурка прямо из-под ее пальцев падали на пол. Она посмотрела на дверь, ведущую в коридор. Уйти отсюда в таком виде она вряд ли бы смогла. В то же время ей до слез не хотелось надевать пеньюар, хотя она тут же с облегчением вспомнила, что у нее остался плащ, которым можно было прикрыться. Настроение у мисс Темпл чуточку улучшилось, и, когда через несколько секунд дыхание ее успокоилось, она уже не думала о бегстве. Она принялась размышлять об этой женщине, о вечеринке и, конечно, о Роджере, так и не выходившем из ее головы. Если она может в любую минуту вернуться и надеть свой плащ, наверно, не будет никакого вреда, если она продолжит свои расследования. Кроме всего прочего, ее заинтриговало упоминание об отеле, и теперь она была исполнена решимости выяснить, происходят ли подобные вещи в «Бонифации». Узнать это можно было, только продолжая поиски. Она снова заглянула в шкаф. Может, кроме пеньюара там найдется что-нибудь еще?

Кое-что там нашлось, хотя мисс Темпл питала большие сомнения в том, что будет чувствовать себя удобнее, надев это кое-что. Несколько предметов даже не подходили под название нижнего белья и, вероятно, предназначались для более теплого климата — Испании? Венеции? Танжера? — светлый шелковый корсаж, несколько прозрачных нижних юбок и пара очень миленьких шелковых трусиков со швом, распоротым между ног. Там нашелся и еще один пеньюар, похожий на первый, только подлиннее и без рукавов. Он был белый, с зеленым кантом по краю. Эта окантовка, видимо, и объясняла, почему ей посоветовали оставить сапожки. Она посмотрела на собственное нижнее белье — сорочка, нижняя юбка, трико из хлопка и корсет. Не говоря о корсете, особой разницы между вещами в шкафу и на ней не было, разве что вещи в шкафу были шелковые. Мисс Темпл решила переодеться. Задача состояла в том, чтобы выбраться из корсета, а потом затянуться в него без посторонней помощи.

Она в спешке принялась развязывать корсет за спиной, потому что теперь опасалась слишком задержаться, не хотела, чтобы кто-нибудь пришел за ней, пока она полуодета. Расшнуровав узлы и вздохнув несколько раз глубже обычного, она стащила корсет вместе с сорочкой через голову, потом натянула на себя шелковый корсаж с тонкими завязками и поправила его на груди. Что и говорить — ощущение было великолепное. Она спустила с себя на пол нижнюю юбку и трико и, балансируя сначала на одной, а потом на другой ноге, переступила через них, взяла маленькие трусики, испытывая какой-то странный прилив восторга и страха оттого, что стоит в большой комнате в одном только корсаже, едва доходившем ей до пояса, и зеленых сапожках по щиколотку. Но еще более странное чувство она испытала, надев трусики: в них — с открытым швом — она показалась себе еще более голой. Она провела пальцами между ног, потрогала шовчик, потом поднесла пальцы к лицу и по привычке понюхала их. Взяв шелковую нижнюю юбку, она раскрыла ее, шагнула внутрь сначала одной, потом другой ногой, подтянула на талию и завязала, а потом снова взяла свой корсет.

Прежде чем его надеть, мисс Темпл встала перед большим зеркалом. Оттуда на нее смотрела какая-то незнакомая ей женщина. Отчасти дело было в маске: смотреть на себя в маске было очень забавно — все равно что провести пальцами по кудряшкам сквозь отверстие в трусиках. Она почувствовала зуд желания, родившийся где-то в глубинах ее естества; он пополз вниз и остановился точно у нее между ног — неутихающий ненасытный голод. Она облизнула губы и увидела, что женщина в маске с белыми перьями сделала то же самое, только эта женщина (с обнаженными белыми руками, сильными ногами, открытой шеей и розоватыми сосочками, видными сквозь ткань корсажа) облизнула губы как-то по-другому, на взгляд мисс Темпл, в этом жесте незнакомки было что-то необычное, но, увидев этот образ однажды, она, так сказать, вобрала его в себя и снова облизнула губы, словно в ней и в самом деле произошли какие-то изменения. Глаза ее сверкали.

Она бросила корсет в шкафчик и надела пеньюары — сначала тот, что покороче и с рукавами, а поверх него тот, что побольше, свободный — почти как мантия, с зеленым рубчиком, на котором все же было несколько крючков, что позволяло запахнуться. Она снова посмотрела на себя в зеркало и с радостью отметила, что два пеньюара позволяли ей оставаться в рамках приличий. Ее руки и ноги тем не менее оставались почти открытыми под полупрозрачной материей, однако остальная часть ее тела хотя и угадывалась, но в подробностях оставалась невидимой. В качестве последней меры предосторожности мисс Темпл выудила из кармана своего плаща деньги и остро оточенный карандаш. Потом присела на одно колено, засунула деньги за голенище одного сапожка, а за голенище другого — карандаш. Она встала, сделала несколько шагов, проверяя, насколько ей удобно, закрыла шкаф и направилась к внутренней двери.

Она оказалась в узком коридоре, по которому сделала несколько шагов в направлении пятна света и дошла до поворота. Вступила в полосу ослепительного сияния и, поднеся к глазам ладонь, посмотрела вокруг. Она увидела нечто вроде углубленной сцены, вокруг которой с трех сторон амфитеатром круто уходили вверх ряды кресел. На подмостках — на том, что она приняла за сцену, — располагался большой стол, который в настоящий момент занимал горизонтальное положение, но, судя по громоздкому устройству (оснащенному стальной пластиной с зубцами) внизу во всю длину стола, мог принимать любой наклон для лучшего обозрения из зала. За столом на стене — с той стороны, где не было кресел, висела обычная, хотя и необыкновенно большая грифельная доска.

Театр этот был, видимо, анатомический. По обеим сторонам стола она увидела отверстия, в которые были пропущены кожаные ремни, призванные фиксировать конечности пациента. На полу — отделанное металлом дренажное отверстие. Она почувствовала запах уксуса и щелока, а кроме них еще какой-то запах, щекотавший ей горло, и подняла взгляд на доску. Та предназначалась для класса, обучения, но ни один простой ученый не мог позволить себе такой дом. Может, этот лорд был их пациентом — но какой пациент стал бы терпеть присутствие посторонних в ходе лечения? Или патроном какого-то медицинского светила… или сам был практикующим дилетантом… или любопытствующим зрителем? По спине ее пробежал холодок. Она сглотнула и тут обратила внимание, что на доске что-то написано — она не увидела написанного сразу из-за слепящего света. Окружающий текст был стерт — даже половина самого этого слова была стерта, — но догадаться, что это было за слово, не составляло труда — угловатыми печатными буквами мелом на доске было написано «ОРАНЖ».

Мисс Темпл вздрогнула, может, она даже пискнула от удивления, услышав чей-то кашель из тени на дальней от нее стороне сцены. Она увидела, что там есть пандус, поднимающийся на сцену, — поначалу она не заметила его за столом. Из тени вышел человек в черном фраке с дымящейся сигарой. У него была изящная маленькая бородка и знакомый ей румянец на щеках. Перед ней был один из двух пассажиров, что она видела в поезде, — тот, который сидел напротив Роджера. Он смерил ее откровенным взглядом и снова откашлялся.

— Да? — сказала она.

— Меня послали за вами.

— Понимаю.

— Да. — Он выпустил струйку дыма изо рта, но остался неподвижным.

— Поверьте, мне очень жаль, если я кого-то заставила ждать.

— Я не очень расстраивался по этому поводу. Хочу тут осмотреться. — Он снова взглянул на нее откровенным взглядом, вышел на сцену и поднял руку с сигарой, загораживаясь от света. Он осмотрел зрительские кресла, стол, потом его взгляд вернулся к ней. — Ничего себе местечко.

Мисс Темпл без всякого труда напустила на себя покровительственный тон:

— А вы что, в первый раз здесь?

Прежде чем ответить, он несколько секунд внимательно разглядывал ее, потом решил не отвечать и засунул сигару в рот. Свободной рукой вытащил часы из кармана жилетки и посмотрел на циферблат, потом вернул часы на место, затянулся, вытащил изо рта сигару, выпустил дым.

Мисс Темпл снова заговорила, стараясь делать это как можно небрежнее:

— Мне этот дом всегда казался весьма изысканным, но… своеобразно изысканным, конечно.

Он улыбнулся.

— Так оно и есть.

Они посмотрели друг на друга. Ей очень хотелось спросить у него о Роджере, но она понимала, что время для этого неподходящее. Если Роджер был, как она подозревала, лицом малозначительным, то назови она его по имени — в особенности будучи гостьей в ее странном положении (при том, что она полностью не понимала, в чем же оно состоит — это ее положение) — и это может вызвать подозрения. Она дождется, когда они с Роджером (оба оставаясь в масках) окажутся в одной комнате, постарается завязать с кем-нибудь разговор и укажет на него.

Но и пребывая с кем-нибудь с глазу на глаз, она тоже получала некоторую возможность и, несмотря на одолевавшее ее сильное беспокойство и неуверенность, попыталась вытащить из собеседника что-нибудь еще, для чего перевела взгляд на доску — уставилась на недописанное слово, а потом снова посмотрела на него, словно давая понять, что тут кто-то не закончил свою работу. Человек увидел слово. На его лице промелькнула гримаса, он подошел к доске и стер слово рукавом своего черного фрака, после чего принялся неловко стряхивать мел с материи. Потом он сунул сигару в рот и предложил ей руку:

— Они ждут.

Она, пройдя мимо стола, взяла его под руку и чуть наклонила голову. Рука у него была сильной, и он прижал ее к боку, так, что мисс Темпл стало немного неловко. Они пошли по пандусу вниз, в темноту, и тут он опять заговорил, кивнув назад, в сторону сцены:

— Не знаю, зачем они отправили вас по тому коридору? Может быть, это кратчайший путь? Но я не ожидал, что мы встретимся в столь необычном месте.

— Необычном? — отозвалась мисс Темпл. — А чего вы ждали?

Мужчина в ответ только усмехнулся и еще сильнее сжал ее руку. Пандус сделал поворот — такой же, как и тот, по которому она пришла, — и они оказались перед закрытой дверью. Мужчина распахнул ее и подтолкнул мисс Темпл внутрь. И только когда она, споткнувшись, сделала несколько шагов в комнату, он отпустил ее руку. Она оглянулась — теперь они были не одни.