5
Когда Дэвид очнулся, ослабевший и онемевший, они оба находились снаружи, перед дверями бара. Под лучами горного солнца. У девушки из раны на лбу сочилась кровь, но не сильно. Девушка трясла его, пытаясь привести в чувство.
Над ними нависла чья-то тень. Это оказался бармен. Он стоял, нервно переминаясь с ноги на ногу, на его лице виднелись и сострадание, и страх.
Он заговорил по-английски:
— Эми… Мигель… я пока удержу его внутри, но… ты лучше уйди, ты должна уйти, уйти поскорее…
Девушка кивнула.
— Я знаю.
И снова блондинка схватила Дэвида за руку. Она тянула его, поднимая на ноги. Когда он встал, молодой человек почувствовал, что у него болит все лицо — и мышцы, и кости. Но вроде бы ничего сломано. На пальцах подсыхала кровь — видимо, руки были разбиты, когда Дэвид пытался защититься сам и защитить девушку.
— Безумие. — Эми покачала головой. — Я хотела сказать… спасибо, что вы так поступили. Но это безумие.
— Мне очень жаль. — Дэвид был совершенно сбит с толку: девушка оказалась англичанкой. — В любом случае это вы спасли меня. Но… я не… я не понимаю. Что там вообще случилось, в этом баре?
— Мигель. Там случился Мигель.
Это он и сам знал. А девушка уже вела его по молчаливой басконской улице, мимо маленьких ресторанчиков, завлекающих посетителей разными raciones и gorrin. Мимо безмолвных каменных зданий с башенками.
Дэвид посмотрел на свою спасительницу. Ей было лет двадцать семь, может быть, двадцать восемь, и у нее было решительное, но очень хорошенькое лицо, несмотря на синяк и пятна крови. И она была настойчива.
— Идемте же! Быстрее! Где ваша машина? Нам нужно убраться отсюда, пока он не разозлился по-настоящему. Я потому и спешу увести вас подальше.
— Так это еще не был… настоящий гнев?
Девушка качнула головой.
— Да это вообще было ничто.
— Не понял?
— Вы никогда не слыхали о Мигеле? Об otsoko?
— Нет.
— Otsoko — это баскское слово, означает «волк». Это его кодовое имя. Кодовое имя в ЭТА. «Эускади Та Аскатусуна». «Страна Басков и свобода».
Дэвид не стал ждать дальнейших объяснений; они бегом бросились к его машине и запрыгнули внутрь.
Мартинес посмотрел на девушку.
— И куда нам ехать? Куда?
— В любую деревню, кроме Лесаки. Давайте в ту сторону… к Элизондо. Я там живу.
Дэвид тронул машину с места, и они помчались прочь из города. Эми добавила:
— Там безопасно. — Она покосилась на Дэвида. — И там вы сможете отмыться, а то вид у вас не очень…
— А вы?
По ее лицу скользнула улыбка.
— Со мной все в порядке. Спасибо.
Дэвид крутил руль, а его нервы натягивались при мысли о Мигеле, Волке. Бармен и посетители бара явно как-то удержали его от дальнейшего проявления насилия; но, может быть, Волк вот-вот передумает?
Волк?
Дэвид решительно увозил их обоих из этого маленького городка, мимо испанских полицейских, мимо последнего из каменных зданий; он был вне себя от бесконечных головоломок. Что произошло в баре? Кто такой Мигель? Кто эта девушка, сидящая рядом с ним? В очередной раз он подумал о том, что по-испански она говорила с британским акцентом. Но что она делает здесь?
Когда они уже ехали по узкой дороге сквозь леса, Дэвид почувствовал, что просто должен расспросить спутницу и что сама она, без понуждения, не собирается говорить ему слишком много. И потому начал задавать вопросы. Лицо девушки, когда она повернулась к нему, покрывали пятна света и тени, маскировавшие синяк. А Дэвид прежде всего задал вопрос, который напрашивался сам собой:
— Ладно. Я так понимаю, мы едем в полицию? Чтобы рассказать обо всем?
Но с изумлением увидел, что Эми отрицательно качает головой.
— Нет. Нет, мы не можем, мы просто… не можем. Извините, но я работаю с этими людьми, живу рядом с ними, они мне доверяют. Здесь вообще территория ЭТА. А в полиции служат испанцы. Никто не обращается в полицию.
— Но…
— Да и что бы я могла сказать? Ммм… — Голубые глаза девушки вспыхнули. — Что я скажу? Что какой-то парень ударил меня в баре? Полицейские поинтересуются его именем… и мне придется сказать, что его имя — Волк. И таким образом получится, что я предаю героя ЭТА, прославленного борца за свободу басков… — Эми помрачнела. — Это вряд ли поможет мне прожить достаточно долго. По крайней мере, не здесь, в центре Эускади.
Дэвид медленно кивнул, принимая такое объяснение. Но ответ Эми породил новые вопросы: она работает с этими людьми? Как? Где? И почему?
И он напрямую спросил об этом. Девушка отвернулась, глядя на пышную зелень вокруг дороги.
— Вы хотите узнать об этом прямо сейчас?
— У меня масса всяких вопросов. Так что почему бы и не сейчас?
Эми некоторое время молчала, потом заговорила:
— Хорошо. Хорошо. В конце концов, вы пытались спасти мою жизнь. Возможно, вы заслуживаете ответа.
Ее решительное тонкое лицо было повернуто к Дэвиду в профиль, когда она начала свой рассказ.
Ее звали Эми Майерсон. Она была иудейкой двадцати восьми лет от роду, из Лондона, где получила образование и ученую степень по иностранным языкам. Теперь она преподавала в университете в Сан-Себастьяне, вела курс английской литературы для детей басков. Сюда она переехала после пары лет скитаний.
— В Марокко слишком много курят в ресторанах, понимаете?
Дэвид заставил себя улыбнуться, но Эми не ответила улыбкой. Вместо этого она добавила:
— А потом я нашла себя здесь, в Стране Басков, между лесами и городами. — Пятна света, просачиваясь сквозь листву, падали на лобовое стекло машины. — И так уж получилось, что я оказалась вовлечена в борьбу за независимость. Познакомилась кое с кем из «Герри Батасуна», это политическое крыло ЭТА. Конечно, я не одобряю насилия… но я верю в их цель. Свобода басков, — она снова смотрела наружу, за окно. — Почему бы им не стать свободными? Баски живут здесь дольше, чем кто-либо другой. Может, тридцать тысяч лет. Затерянные в тихих долинах Наваррских гор…
Они уже ехали по скоростной трассе Бидасоа; мимо них громыхали огромные грузовики с цементом. Эми подсказала:
— Теперь направо.
Дэвид кивнул; он все еще ощущал пульсирующую боль в губах. И челюсть болела там, где к ней крепко приложился пистолет. Но Мартинес понимал, что все его кости целы. Жизнь сироты, когда приходилось самому стоять за себя, научила его отлично оценивать собственное физическое состояние. Он знал, что все будет в порядке. Но как насчет девушки?
Эми смотрела в его сторону.
— Ну вот. Такая у меня биография, не похожая на бестселлер. А как насчет вас? Расскажите мне о себе.
Это было вполне справедливо; она была вправе знать.
Дэвид вкратце обрисовал свое странное и немножко дон-кихотское в настоящий момент положение: рассказал о своих родителях, о полученном от деда наследстве, о карте и о церквях. Голубые глаза Эми Майерсон все больше расширялись по мере его рассказа.
— Два миллиона долларов?!
— Два миллиона долларов.
— Боже! Хоть бы мне кто-нибудь оставил парочку этих чертовых миллионов! — Тут она прижала ладонь к губам. — Ох… вы, должно быть, горюете по деду. Впрочем, это глупейшие слова в мире… Мне очень жаль… я просто… такое уж сегодня утро…
— Все в порядке. Я понимаю. — Дэвид не ощущал ни малейшего раздражения. Девушка только что спасла его от хорошего мордобоя — а то и от чего похуже, — а он спас ее. Мартинес вспомнил огонь, полыхавший в темных глазах Мигеля.
— Здесь возьмите влево.
Дэвид послушно повернул рулевое колесо, и они съехали со скоростной трассы; теперь они очутились на куда более тихой дороге. Впереди Дэвид видел широкую яркую долину, уходящую к подернутым дымкой голубым горам. Верхняя часть их склонов была слегка припорошена снегом.
— Долина Бастан, — сказала Эми. — Красиво, правда?
Девушка была права; красота долины ошеломляла. Дэвид во все глаза смотрел на умиротворяющий пейзаж: коровы стояли по колено в золотистой речной воде, дремлющие леса тянулись до самого туманно-голубого горизонта…
Проехав около десяти минут среди красот Пиренеев, они проскочили мимо мастерской по ремонту тракторов, потом мимо супермаркета «Лидл» и наконец въехали в маленький городок с горделивыми площадями и маленькими магазинчиками и с щебечущим что-то горным ручьем, который протекал мимо садов и древних домов, выстроенных из песчаника. Элизондо.
Эми жила в квартире в современном доме, неподалеку от главной улицы. Девушка отперла дверь, они крадучись вошли внутрь; в ее квартире имелись высокие окна с прекрасным видом на долину и Пиренеи. Горы с покрытыми льдом и туманом склонами, с поднимавшимися все выше и выше вершинами на заднем плане выглядели как ряд мафиози, сидящих в парикмахерской, — они были по горло укутаны в белые простыни…
Ряд наемных убийц.
Пока Эми хлопотала в кухне, Дэвид вспоминал Мигеля. Мигель, Otsoko, Волк. Невероятно крепкие мышцы, высокая темная фигура, глубоко сидящие глаза. Дэвид изо всех сил старался не думать об этом человеке. Он стал рассматривать квартиру: стены здесь были почти голыми, зато книжные полки битком забиты книгами: Йитс, Хемингуэй, Оруэлл… И здоровенный том под названием «Поэзия жестокости».
Чему только она учила ту молодежь в университете Сан-Себастьяна?
Потом Дэвид отвернулся от книг: из кухни появилась Эми, неся бумажные полотенца, лоскуты белой фланели, антисептическую мазь и пластиковый таз с горячей водой. Они вместе устроились на голом деревянном полу и занялись ранами друг друга. Эми промокнула разбитую губу Дэвида белой фланелью; лоскут тут же покрылся красными и коричневыми пятнами свежей и подсохшей крови.
— Ох!.. — выдохнул Дэвид.
— Ничего не сломано, — заметила Эми. — Стойкий оловянный солдатик.
Дэвид отмахнулся от абсурдного комплимента; Эми наклонилась над тазом, прополаскивая и отжимая фланель, и вода стала нежно-розовой от его крови. Потом девушка заговорила.
— Нам следовало бы обратиться к врачу… но тогда, пожалуй, мы там просидим целую вечность, пока нам будут накладывать швы. Не вижу в этом смысла. А?
Дэвид кивнул. Лицо у Эми было серьезным, бесстрастным, замкнутым. Он догадывался, что она не стала рассказывать ему об очень многих вещах; но он ведь пока что и не задавал ей по-настоящему важных и сложных вопросов. Вот, например: почему Мигель вдруг напал на нее так внезапно, так яростно?..
— Ладно, Эми, теперь позвольте мне помочь вам.
Мартинес взял чистый фланелевый лоскут и окунул в горячую воду.
Эми подставила лицо, закрыв глаза, и Дэвид начал осторожно промокать и смывать кровь с ее лба, у самых волос. Девушка слегка поморщилась — от воды ссадины начало щипать, — но промолчала. А Дэвид, покончив с делом, снова приступил к расспросам.
— Я хочу все узнать о том баре.
— А?
— Я не смог уловить… там… Дело не в этом парне, Мигеле; там вообще все казались странными и агрессивными. Но что за ужасную ошибку я совершил? Как я мог умудриться вывести из себя такое множество людей, всего-навсего задав пару вопросов?
Эми вскинула голову, позволяя Дэвиду протереть свой лоб. Некоторое время она молчала, потом заговорила:
— Ладно, скажу вам все. Лесака — один из самых националистически настроенных городов в Стране Басков. Бешено гордые люди.
Дэвид кивнул и, взяв бумажное полотенце, начал просушивать глубокую, но уже переставшую кровоточить царапину.
— И что?..
— И еще есть ЭТА. Террористы. Друзья Мигеля. — Эми нахмурилась. — Они убили несколько гражданских гвардейцев, всего пару недель назад. Сразу пятерых, мощной бомбой, в Сан-Себастьяне. А потом испанские полицейские застрелили четверых активистов ЭТА. Мадрид заявил, что они тоже замышляли кого-то взорвать. Но баски говорят, что это была просто хладнокровная ответная мера.
— Ох…
— Вот поэтому сейчас тут столько полицейских. Все очень напряжено. Испанская полиция может быть крайне жестокой, когда дело касается ЭТА. Это некая бесконечная спираль насилия.
Дэвид отклонился назад, изучая взглядом результат своих действий. Ничего, с девушкой все будет в порядке. И с ним самим все будет в порядке. Но было тут и кое-что странное, нечто такое, что настораживало.
Когда Дэвид смывал кровь со лба Эми, он увидел шрам. Странный, необычный шрам: изогнутая аркой линия каких-то глубоких фигурных порезов, скрытых под светлыми волосами.
Но он промолчал.
Когда с обработкой ран было покончено, Эми отодвинулась от Дэвида. Она уселась на голых досках пола, скрестив ноги в джинсах, положив ладони на пол.
— Значит, хотите знать, в чем именно вы ошиблись?
— Хочу.
— Тогда давайте по порядку. Во-первых, вы оскорбили этих парней, заговорив на испанском в этом сугубо баскском районе. Это уже само по себе плохо. К тому же вы должны припомнить нынешнюю весьма непростую политическую ситуацию. Как я вам уже и говорила.
— Понял. И?..
— И… ну… да, есть и еще кое-что.
— Что именно?
— Вы сказали нечто такое, что чрезвычайно их взволновало, до предела.
— Я такое сказал?!
— Вы упомянули Хосе Гаровильо. Именно тогда я и вмешалась и попыталась вам помочь, когда вы назвали это имя. Я сказала им, что знаю вас, что вы просто полный идиот и им следует вас пожалеть…
— Вот спасибо!
— Мне пришлось так сказать. Потому что, когда я услышала, как вы допытываетесь насчет Хосе, я сразу поняла, что вы влипли в серьезные неприятности.
— Ну так… кто же он такой?
Эми уставилась на мутную воду в пластиковом тазу.
— А вы не знаете?
Дэвид чувствовал себя все более и более глупо и не мог скрыть разочарования.
Эми объяснила:
— Хосе Гаровильо теперь уже очень стар, но он по-настоящему известен в этих местах.
— Вы хотите сказать, что вы его знаете?! Вы можете мне помочь найти его?
— Я очень хорошо его знаю. Я могу отправить ему письмо по электронной почте, прямо сегодня, и рассказать о вас. Если хотите.
— Но… Потрясающе! Это просто потрясающе!
— Погодите. — Лицо Эми было серьезным; она вскинула руку, заставляя Дэвида замолчать. — Послушайте. Множество людей в этих краях знают Гаровильо. Потому что он — нечто вроде символа сопротивления, предмет поклонения. Он один из тех интеллектуалов, которые в шестидесятые и семидесятые годы помогли оживить баскский язык и культуру. И еще, пожалуй, самое главное: в шестидесятых он состоял в ЭТА.
— Он так известен? Но я искал его в Сети! Никаких упоминаний!
Эми объяснила и это:
— Он известен только среди басков. А в ЭТА его называют просто Хосе. Вы никогда и нигде не найдете его фамилию, ее не пишут… Члены ЭТА предпочитают держаться незаметно. А Гаровильо примкнул к радикалам после возвращения… его интернировали немцы во время войны, отправили туда, в Ипарральде.
— Не понял?
Эми повернулась и махнула маленькой белой рукой в сторону окна.
— Там. По ту сторону гор — Французская Страна Басков. В 1970-м Хосе арестовали люди Франко, пытали, потом за него взялись социалисты. Он раньше, много лет назад, постоянно заходил в бар «Бильбо». Он действительно известен… точнее, печально известен. — Эми очень серьезно посмотрела на Дэвида. — И не в последнюю очередь благодаря своему сыну…
— То есть?
— Его сын… его сына зовут Мигель.
— Тот парень, что налетел на нас…
— Сын Хосе. Волк — сын Хосе Гаровильо.
