50
Боль была глубокой и сильной, она забралась куда-то в самую глубину его тела. Боль, что жила в темноте, как лишенные век глаза какого-то зверя. Но потом Дэвид прислушался к себе и понял: он жив. Конечно, он был завален обломками камней, почти не мог двигаться, но мог дышать и видеть.
От подземного помещения ничего не осталось. Камни и земля заполнили почти все ее пространство, похоронив под собой ящики и погасив огонь. Вокруг воцарилась глухая тишина. Дэвид осознал, что ему, похоже, невероятно повезло. Если бы взорвались все установленные террористами заряды, он бы наверняка погиб. Но, возможно, огонь повредил соединявшую пакеты проволоку, а может, по какой-то другой причине сработал только один заряд.
А так… Огонь умирал, а Дэвид оказался в каменной ловушке. И он не слышал ни единого звука, который говорил бы о чьем-то присутствии, и конечно, никто не собирался его спасать.
И тут… Что за звук? Дэвид посмотрел направо, налево; откуда-то со стороны входа в туннель сочился свет. Там была щель, и она впускала в подвал воздух, одновременно втягивая в себя печальный серый дым.
Куча земли в нескольких метрах от Дэвида шевельнулась. И из нее показалось лицо.
Мигель, отряхивавший с себя песок и каменную крошку.
Мигель не погиб. Этот неистребимый убийца, этот jentilak из горных лесов…
Террорист лежал ничком, из раны на его голове, сбоку, обильно текла кровь, а вторая огромная рана красовалась на его ноге, мутно поблескивая в полумраке.
Дым и пыль взрыва задумчиво плыли под потолком, а последние языки огня постепенно угасали.
Мигель увидел Дэвида. Нахмурился. Расхохотался, покачал окровавленной головой. А потом сбросил со своей груди обломок ящика и перекатился в сторону, высвобождаясь, и тут же пополз по разломанному бетонному полу — к Дэвиду.
Мартинес похолодел, как будто вся его кровь превратилась в лед. Что-то невыразимо ужасное было в медленном, отвратительном движении кагота, волочившего за собой искалеченную ногу. Волочившего самого себя к Дэвиду…
Отчаянно стремясь сбежать от этого гигантского червя, от этого ползущего к нему окровавленного хищника, Мартинес попытался вырваться из завала, но камни и обломки бетона были слишком тяжелыми. Эта масса расплющивала его. Он как будто стал ведьмой, которую зажали между каменными плитами. А Мигель уже добрался до него.
Террорист истекал слюной... Сорвав с Дэвида рубашку, он обнажил его тело. С его крупных губ, покрытых шрамами, свисала струйка пенистой слюны; Дэвид рефлекторно дернулся, когда теплая капля упала на его кожу.
Кагот просиял ликующей улыбкой.
— Jaio zara, hilko zara…
Мигель отер рот и оскалил зубы, а потом прижался зубами к коже Дэвида и начал кусать… он собирался сожрать Дэвида живьем… Мартинес чувствовал, как зубы террориста впиваются в мышцы над его желудком и двигаются, двигаются; Мигель пытается прокусить кожу насквозь, постанывая от наслаждения, вгрызаясь в живой живот живого человека, всасывая выступившую кровь…
Но Мигеля отшвырнул в сторону выстрел, и Дэвид судорожно вздохнул… Вторым выстрелом террористу разнесло голову, и она превратилась в огромный кровавый цветок, в омерзительную кровавую гвоздику… Кагот был мертв. А над ним стояла Эми, и рядом с ней — какие-то мужчины. Они пролезли в подвал через ту щель, что пропускала свет, и Дэвид в ужасе, в панике смотрел на Эми, и Ангуса, и остальных, когда они расшвыривали камни, освобождая его…
— Идем, — сказала Эми, поднимая его на ноги.
Дэвид посмотрел на свой живот. Рана кровоточила, на коже был отчетливо виден след укуса — но в остальном он был в порядке.
— Скорей! — крикнул Ангус.
Он дернул головой, показывая в сторону выхода. Похоже, наверху были солдаты. Или полицейские, и еще кто-то пробивался в подвал со стороны подземного хода…
— Но… — запротестовал Дэвид. — Но…
Эми сжала его руку. Ее взгляд был горячим и яростным.
— Я договорилась с полицией. Им был нужен Мигель, Дэвид. И я сдала им Мигеля и архивы тоже — ради нас, тебя и меня. А теперь постарайся двигаться побыстрее… там перестрелка, в пивной, люди Мигеля схватились с полицейскими…
— Надо бежать!! — заорал Ангус.
Начался новый камнепад. Куски камня, грязные валуны сыпались с потолка; подземелье рушилось. Они выбрались через дыру в подземный коридор и помчались со всех ног, спасая свои жизни; на них сыпались земля, камни… и они бежали, бежали, а их догоняла каменная приливная волна, как некий дикий зверь, как все пожирающий на своем пути пещерный монстр — серая и черная каменная пасть… она пыталась проглотить их, словно подземный волк.
Но они все же добрались до маленькой двери, и грохот камнепада начал утихать за их спинами. Они ворвались в пивной бар, моргая и задыхаясь, ослепленные ярким светом.
Их ожидали несколько немецких полицейских. И чешских тоже. И офицер Сарриа был здесь. И тот, другой полицейский из Биаррица. И еще какие-то люди в строгих костюмах и темных очках. Спецслужбы? И еще тут были врачи, помогавшие раненым.
Один из немецких офицеров подошел к Саймону, держа в руке сотовый телефон.
— Герр Куинн?
— Да… но…
— Тут детектив из Скотланд-Ярда. — Немец протянул ему телефон.
Журналист взял трубку и, пошатываясь, вышел на улицу, в серый влажный октябрьский воздух. Дэвид наблюдал за ним; потом он увидел сквозь открытую дверь, как Саймон заплакал и как-то весь ослабел и пошатнулся. И прикрыл ладонью глаза, стараясь скрыть постыдные слезы.
Наверняка Тим погиб. Они опоздали, не успели вовремя его освободить.
Дэвид, Эми и Ангус тоже вышли под дождь. Большие блестящие полицейские автомобили выстроились вдоль дороги; еще тут ждали несколько машин «Скорой помощи», над ними вспыхивали красные огни; несколько машин уже уезжали вверх по холму. Поодаль стоял взвод усталых солдат.
Вообще вокруг царила неразбериха; полицейские то вбегали в пивную, то выскакивали обратно… Что-то выносили — вроде бы невзорвавшиеся заряды или что-то похожее на них.
Дэвид посмотрел на Эми, на ее лицо, покрытое полосами грязи и крови. Но она была жива. И невредима. Неужели она действительно была беременна?
Эми покачала головой. И заговорила:
— Послушай… дай мне сказать. Я знала, что он все равно может нас найти. К тому времени, когда мы добрались до Амстердама, я уже понимала… понимала, что Мигель никогда не остановится. И однажды, где-то, он нас все равно настигнет. Мы должны были сами заманить его в ловушку. В такую ловушку, где мы могли бы убить его. Где его могли бы схватить копы. Я не могла сказать тебе об этом, потому что… я ведь понимала, что ты слишком сильно меня любишь… И… и потому… — Она моргнула, вытерла глаза тыльной стороной грязной ладони и продолжила: — Ты бы ни за что не позволил мне рискнуть, Дэвид… особенно если узнал бы, что я беременна. И эта беременность была моей козырной картой, если бы нам понадобилось выиграть время. И так оно и вышло, я оказалась права… нам понадобилось купить несколько минут. — Она смотрела на Дэвида спокойно и в то же время с глубоким чувством. — И потому — да, я позвонила Мигелю. Предала нас, рассказала ему, куда мы направляемся. Он мне поверил. Он все еще любит меня. Он все еще любил… Он хотел верить.
— Но…
— Но потом я набрала номер того полицейского, офицера Сарриа. Он сообщил обо всем немецким и французским властям. Сообщил им, где они могут получить то, что им так нужно — Мигеля, — и покончить со всем этим, и заодно найти архивы Фишера. Чтобы все данные можно было уничтожить. Всё равно все каготы мертвы…
— Ты заключила сделку с полицией?
— И с Мигелем тоже. Да, мне пришлось, Дэвид. Но это было так трудно… Мигель добрался сюда первым; если бы он заметил хоть какие-то признаки присутствия полиции, то и близко к нам не подошел бы. Но полицейские уже несколько дней следили за нами. Нам повезло. Очень повезло. Они согласились нас отпустить, но мы должны молчать. Всегда. Вот такая сделка, ради того, чтобы мы все остались в живых. Все мы.
Она покачала головой и снова тем же самым жестом, что и в подземелье, прижала ладонь к животу.
— Так это правда? Ты действительно…
— Да.
Дэвид не мог решиться задать ей главный вопрос, вертевшийся у него на языке. Вместо того он отвернулся и уставился на унылую улицу, где под дождем грустно подмигивали сигнальные огни полицейских машин, как синие звездочки, начерченные на старой серой карте.
