Подразделение светового компьютера.
ЦЕРН, Женева
Они проследовали за человеком по фамилии Харви в центр, где создавали световой компьютер. По всей вероятности, Микела Вейснер влюблялась лишь в мужчин, одержимых страстью к науке и почти не испытывающих потребности в отдыхе. По пути все кратко представились друг другу и перекинулись парой шуточек. Открывая черную тяжелую дверь, Харви строго произнес:
— Надеюсь, вы понимаете, что явились не на публичную лекцию. Пообещайте, что, выйдя из этого кабинета, будете держать язык за зубами. Я согласился на это только потому, что Мики попросила. Итак, что надо исследовать в анализаторе?
Хаккетт достал С-60. Пирс дернул его за рукав.
— Вы уверены, что поступаете правильно?
— Не понял…
— Камень. Вы уверены, что показывать его посторонним людям не запрещено? Дауэр придет в бешенство. Вы ведь не предупредили его?
— Нет, — пожал плечами Хаккетт.
На стенных крючках висели стерильные белые спецодежды. Под ними ящики, куда можно было поставить обувь и положить личные вещи. Харви попросил гостей надеть костюмы.
— Наше оборудование очень чувствительное, — пояснил он.
Хаккетт удивился. Это означало, что работа до сих пор велась на уровне испытаний.
— Моя лаборатория — «чистая комната» класса 100. Но мы стараемся, чтобы в ней было еще чище. Пылинка размером три миллионных дюйма в состоянии повредить зеркала в приборах стоимостью семьдесят пять тысяч долларов. Всего лишь оставив на поверхности царапину, которую невозможно рассмотреть даже под некоторыми микроскопами. И тогда пиши пропало. На подушечке пальца вполне достаточно жира для уничтожения целой группы составных элементов. Поэтому, пожалуйста, будьте предельно аккуратны.
Он повел компанию в «чистую комнату», закрыв за собой толстую дверь.
— Воздуха в костюмах вполне хватит.
— Курить в лаборатории, насколько понимаю, нельзя? — спросил Мейтсон с серьезным видом.
Смеха его шутка не вызвала ни у кого.
Помещение, через которое проходил их путь, было заставлено разнообразными приборами, соединенными обилием кабелей. Чтобы не задеть за что-нибудь воздушным шлангом, следовало соблюдать предельную осторожность.
Каждые два года на протяжении вот уже шестидесяти лет, принялся не без гордости рассказывать Харви, быстродействие компьютеров увеличивалось вдвое, а составляющие их компоненты при этом в два раза уменьшались в размерах. Харви был одним из немногих ученых, поддерживавших идею хранения данных на атомном уровне. Прочесть эту информацию мог исключительно лазер.
— Мы начали с водорода, — говорил Харви. — У него всего один электрон. Я решил принять за «ноль» атом в его основном квантовом состоянии. За «единицу» — в более высоком. Из этого я исхожу, разрабатывая бинарную систему на уровне атома. Да, об углероде-60. Удивительное соединение, Джон. Молекула в виде футбольного мяча, каждый атом в вершине усеченного икосаэдра. Чертовски прочный материал.
Они вошли в лабораторию и приблизились к устройству, напоминающему электронный микроскоп.
— Давай, — сказал Харви. Хаккетт протянул ему углерод-60. Закрепив камень в анализаторе, Харви поинтересовался: — Ожидаешь каких-то конкретных показателей?
Хаккетт глубоко вздохнул, наблюдая за надписями на экранах. «Включение системы». «Начало поиска». Ему ужасно хотелось скинуть чертов капюшон, особенно маску, так мешавшую следить за происходящим.
— Ничего конкретного, — ответил он наконец. — Хочупросто проверить.
Харви нажал на ввод, и система зашумела, оживая. Зеркала наклонились, лазерный луч принялся за работу. На экранах замелькали изображения молекулярной структуры С-60 — пятиугольники и шестиугольники.
Пирс тоже не отрывал от экранов глаз.
— В «Тимее», — сказал он, — Платон говорит, что атом огня имеет вид тетраэдра, земли — гексаэдра, воздуха — октаэдра, а воды — икосаэдра. Двенадцатигранник — по его мнению, «эфир», окружающий вселенную. Именно в этом диалоге, — Добавил он, — упоминается об Атлантиде…
Вейснер достала из принтера первый лист с результатами анализа.
БИНАРНАЯ МОДЕЛЬ НЕ ОБНАРУЖЕНА
— Ничего интересного, — сказала она— Абсолютно. Бинарного кода нет. В общем, мы квиты. Я пойду?
— Дорогая, — произнес Харви сладким голосом. — Это еще не все.
— Ладно, — ответила та недовольно.
— Проверим десятич…— начал было Харви.
— А нельзя, — перебил Хаккетт, поправляя воздушный шланг, — сразу перейти к шестеричной? — Харви поинтересовался почему. — Просто так. Чутье подсказывает. В углероде ведь шесть электронов.
Харви ввел в анализатор соответствующие команды.
ШЕСТЕРИЧНАЯ МОДЕЛЬ НЕ ОБНАРУЖЕНА
— Увы, Джон.
По настоятельной просьбе Хаккетта они продолжали исследование до тех пор, пока анализатор не выдал:
ШЕСТИДЕСЯТИРИЧНАЯ МОДЕЛЬ ОБНАРУЖЕНА
Хаккетт попросил Харви проверить еще раз. Тот так и сделал.
— Все верно, — сказал он.
— Шестидесятеричная система счисления, — пробормотал Хаккетт, прикидывая, что это значит. — Боже мой!
— Ты знал! — воскликнула Вейснер укоризненно.
— Только догадывался, — ответил Хаккетт. — Не знал.
Пирс еще раз просмотрел выданные машиной показатели, и тут его осенило.
— Шестидесятеричная. Да ведь эта древнейшая система счисления, — выпалил он. — Ее использовали в Месопотамии еще шумеры — шесть тысяч лет назад.
— И сейчас используют, — добавил Мейтсон. — Для измерения времени. Часы, минуты, секунды.
— Почему же мне раньше не пришло в голову? — воскликнул Хаккетт. — Надо позвонить Ричарду.
Харви посмотрел на машину и вскрикнул:
— Проклятие!
Остальные подошли ближе. На экранах высвечивалась тьма цифр.
— А это еще что?
— Черт его знает… Это в твоем кристалле, Джон. Записано на атомном уровне.
— Боже правый! Надо немедленно позвонить Скотту, — произнес Хаккетт на выдохе.
Линия оказалась занята.