ГЛАВА 21

Когда я вышел на двор, сердце мое сильно колотилось, но голова была ясной и свежей. День уже начинал клониться к вечеру. Солнце висело низко на туманном небосклоне и казалось таким огромным, каким оно бывает только зимой, когда на него можно глядеть, совсем не щурясь, как будто с уходом теплой поры оно утратило весь свой жар. Впрочем, судя по моим ощущениям, так оно и было, ибо погода установилась на редкость холодная. Брат Габриель был в церкви. Он сидел в нефе вместе со старым монахом, которого я уже видел переписывающим книги в библиотеке. Они разбирали кипы древних манускриптов. Когда мы приблизились, они оба обернулись, и я увидел, как судорожно заметался взгляд Габриеля.

– Снова работаете над древними книгами, брат? – осведомился я.

– Да, это богослужебные книги, сэр. В них много музыкальных пометок. Когда они приходят в ветхость, их нельзя перепечатывать. Поэтому приходится переписывать их от руки.

Я взял в руки одну из книг. Пергаментные страницы были сплошь испещрены латинскими словами вперемежку с красными музыкальными значками. Это оказались различные псалмы и молитвы на каждый день года. Чернила, которыми они были исписаны за долгие годы пользования выцвели. Я бросил книгу на скамью.

– Мне нужно задать вам несколько вопросов, брат, – произнес я и, обратившись к старому монаху, добавил: – Не могли бы вы оставить нас наедине?

Кивнув, тот молча зашаркал прочь.

– Что-нибудь не так? – осведомился ризничий дрожащим голосом.

– Разве вы еще ничего не слышали? Насчет тела, найденного в пруду?

Очевидно, известие застигло его врасплох, ибо глаза ризничего широко распахнулись.

– Я был занят. Мы с братом Стивеном только что пришли сюда из библиотеки. Так вы говорите, тело?

– Мы полагаем, что оно принадлежит девушке, которая работала у вас в монастыре и исчезла два года назад. Ее звали Орфан Стоунгарден.

От изумления у брата Габриеля отвисла челюсть. Он слегка приподнялся со скамьи, но потом снова сел.

– У нее оказалась сломана шея, – продолжал я. – Как выяснилось, ее убили и сбросили в пруд. Там же нашли меч. Мы полагаем, что он явился орудием убийства господина Синглтона. И еще вот это.

Я кивнул Марку, и тот передал мне одежду. Я помахал вышитыми значками перед носом ризничего.

– Это ваша сутана, брат Габриель?

Он не мог скрыть своего удивления.

– Это ваши значки?

– Да, да, мои. Видите ли… это… это должно быть та самая сутана, которую у меня украли.

– Украли?

– Да. Две недели назад я отправил ее в прачечную, но оттуда она не вернулась. Я справлялся насчет нее, однако ее не нашли. Как будто провалилась сквозь землю. Бывает, что служки крадут у монахов одежду. Наши зимние сутаны сшиты из добротной шерсти. Прошу вас, сэр… пожалуйста, не подумайте только, что я мог…

Слегка наклонившись над ним, я твердо произнес:

– Слушайте меня внимательно, Габриель из Ашфорда. Я утверждаю, что именно вы убили эмиссара Синглтона. Убили потому, что он узнал о вашем прошлом, возможно, о каком-то недавнем преступлении, в котором вы были уличены и за которое были осуждены. За это ему пришлось поплатиться жизнью.

– Нет! – Он отчаянно замотал головой. – Нет!

– После убийства вы спрятали меч и свою окровавленную одежду в пруду, который сочли надежным местом, ибо уже однажды использовали его, чтобы сокрыть в нем труп этой девушки. Но скажите мне, брат Габриель, зачем вам понадобилось убивать Синглтона таким страшным способом? И почему вы убили девушку? Может, вы ревновали к ней брата Александра? Вашего бывшего возлюбленного? А теперь что касается вашего другого приятеля, Саймона Уэлплея. Он узнал, что случилось с девушкой, не так ли? Но несмотря на это, вас не выдал. Не предал до самого конца, пока не стал бредить из-за своей болезни. По этому вам пришлось его отравить. С тех пор вы мучаетесь, как от боли. Вас терзают муки совести. Все сходится, брат Габриель.

Он встал и посмотрел мне прямо в лицо, вцепившись в спинку стула. Потом сделал пару глубоких вздохов. Рука Марка в это время потянулась к мечу.

– Вы представитель короля, – дрожащим голосом начал Габриель, – а по своей речи скорее походите на дешевого законника. Я никого не убивал! – Он шел на крик. – Слышите? Никого! При всех моих грехах за два последних года я не нарушил ни одного постановления короля! Можете спросить об том кого угодно. Любого человека в городе, если желаете. Вы ничего худого за мной не найдете! Ничего!

Его голос эхом прокатился по церкви.

– Успокойтесь, брат, – сказал я сдержанным тоном. – Выслушайте меня и отвечайте достойным образом.

– Брат Александр никогда не был мне ни врагом, ни другом. Это был глупый ленивый старик. Что же до Саймона, – он издал вздох, который скорее смахивал на стон, – да, он и впрямь подружился с этой девушкой в первые дни, как только она у нас появилась. Мне кажется, они оба ощущали себя потерянными. Как будто оба боялись чего-то. Я предупреждал его, чтобы он не путался с прислугой. Что ничего хорошего из этого не выйдет. Он говорил, что она рассказывала ему о чьих-то домогательствах…

– Чьих именно?

– Этого он не говорил. Она взяла с него клятву, что он будет молчать. Этим типом мог быть кто угодно. Я советовал ему не вмешиваться в эти дела, а девчонке обратиться за помощью к брату Гаю. Тот только что заступил на место лекаря. Сразу после того, как умер брат Александр. От стыда, – с горечью в голосе добавил он.

– А потом она исчезла.

Лицо его исказила гримаса.

– Подобно всем остальным, я считал, что она сбежала. – Он посмотрел на меня невидящим взором, после чего продолжил спокойным и холодным тоном. – Насколько я понимаю, сэр, вы уже построили версию, которая привела вас к определенному умозаключению. И дело только за тем, чтобы кто-то дал против меня ложные показания, после чего вы отправите меня на виселицу. В наши дни подобные дела в чести. Мне известно, как расправились с сэром Томасом Мором.

– Нет, брат Габриель. Никаких ложных свидетелей не будет. Я найду все необходимые мне доказательства сам. – Я придвинулся к нему на шаг ближе. – Но учтите. Вы находитесь под очень серьезным подозрением.

– Я невиновен.

На мгновение задержав на нем взгляд, я отступил назад.

– Я не буду арестовывать вас прямо сейчас. Но в ближайшее время вы не имеете права покидать стен монастыря. И если попытаетесь это сделать, это послужит подтверждением вашей вины. Ясно?

– Я не сбегу.

– Будьте готовы к разговору со мной в любое время дня и ночи. Пошли, Марк.

Я встал и пошел прочь, оставив брата Габриеля наедине с кипой книг. Но, выйдя из церкви, я не удержался и треснул кулаком по каменной двери.

– Я думал, что он у меня в руках.

– Вы до сих пор считаете его виновным?

– Не знаю. Я надеялся, что если он виновен, то при допросе не выдержит и признается. Но… – Я по качал головой. – Нет, он все равно что-то скрывает. Я это нутром чую. Он назвал меня дешевым законником и, возможно, попал в самое яблочко. Ибо двадцатилетняя судебная практика кое-чему меня научила. Я знаю, как ведут себя люди, когда что-то утаивают. Пошли.

– А теперь куда?

– В прачечную. Проверим его показания. И заодно поглядим на этого самого Люка.

Прачечная располагалась в одной из небольших построек, что находилась по соседству с кладовой. Из лопастей приспособления, по виду напоминавшего мельницу, наружу валил пар. Я уже не раз видел, как прачечную входили и выходили служки с корзинами белья. Поэтому уверенно направился к тяжелой деревянной двери, приподнял защелку и вошел внутрь. Следовавший за мной Марк закрыл за собой дверь.

Внутри оказалось очень тепло и мрачно. Поначалу после яркого света я сумел разглядеть только большую покрытую каменными плитками комнату, которая была уставлена множеством корзин и ведер. Но потом Марк воскликнул: «О Господи!», и я внезапно прозрел.

Помещение, в котором мы находились, было переполнено собаками, огромными шотландскими овчарками, которые в день нашего приезда разгуливали по двору. В нос мне ударил сильный запах псины. Едва завидев нас, собаки встали, и две из них с рычанием двинулись в нашу сторону. Шерсть у них на хребте вздыбилась, а челюсти оскалились, обнажив острые желтые зубы. Марк медленно вытащил из ножен меч, мне же не оставалось ничего иного, как вцепиться в трость.

За внутренней дверью слышались чьи-то голоса, и я уж подумывал о том, чтобы позвать кого-то на помощь, но, поскольку мое детство прошло в деревне, то я не понаслышке знал, чем это могло для нас обернуться. Подобное поведение, скорей всего, вспугнуло бы собак, и тогда они не оставили бы нам ни малейшего шанса выйти из этой заварухи невредимыми. Стиснув зубы, я свободной рукой схватился за Марка. Мне было не по себе: сначала я подверг его ужасным событиям у пруда, а теперь нам предстояло пережить еще одно испытание.

Раздался скрип двери. Мы обернулись и увидели, что из внутренней двери вышел брат Хью, неся в своих пухлых руках бадью с пищевыми отходами. Увидев нас, он от удивления открыл рот. Мы уставились на него с мольбой, он быстро взял себя в руки и позвал к себе собак:

– Брутус! Огастус! Сюда! Сюда!

Он принялся кидать на пол ошметки пищи. Псы поначалу не знали, куда и смотреть, потом один за другим направились за едой. Их вожак еще некоторое время недовольно рычал, но потом развернулся и присоединился к своим сородичам. Лишь после этого я позволил себе сделать судорожный вздох. Брат Хью быстро указал нам на дверь.

– Сюда, сэр. Умоляю вас. Быстрей. Пока они едят.

Обойдя свору грязных животных, мы последовали за ним через внутреннюю дверь в саму прачечную, которая оказалась еще сильней заполнена паром. Едва мы вошли, он затворил за нами дверь и закрыл ее на щеколду. Под присмотром двух монахов одни служки трудились над кипящими на огне котлами с одеждой, другие – выжимали сутаны и нижнее белье под прессом. Мы ввалились в прачечную в тяжелом верхнем облачении, которое тут же поспешили снять. Наше появление невольно привлекло к себе любопытные и недоуменные взоры служек. Я почувствовал, что начинаю обильно покрываться испариной, то же самое происходило и с Марком. Схватившись за край стоящего по соседству стола, он тяжело дышал. Я даже подумал, что он вот-вот потеряет сознание, но несколько мгновений спустя к нему вернулся прежний цвет лица. Я тоже чувствовал себя не лучшим образом, ноги у меня дрожали и подкашивались. Рядом с нами стоял брат Хью, в волнении ломая руки.

– О, господа, сэр… – начал он. – Слава Иисусу, что я вовремя пришел.

При упоминании Господа он поклонился, и его примеру последовали все остальные.

– Примите нашу благодарность, брат, – произнес я. – Однако почему вы держите здесь этих собак? Им нельзя тут находиться. Они ненароком могут кого-нибудь загрызть насмерть.

– Видите ли, сэр. Для нас они не представляют никакой опасности. Они нас всех знают. А чужие в наших краях появляются крайне редко. Аббат приказал запереть их здесь, пока не сойдет снег.

Я стер со лба капли пота.

– Очень хорошо, брат управляющий. Насколько мне известно, за работу прачечной отвечаете вы?

– Да, я. Чем могу служить? Аббат велел нам помогать вам по мере сил и возможностей. Я слыхал, кто-то утонул в пруду.

Его покрасневшие глаза горели любопытством.

– Об этом вам все расскажет приор. Я пришел к вам, сэр, чтобы задать один вопрос. Не могли бы мы с вами пройти к столу?

Он повел нас в дальний угол, где можно было укрыться от посторонних взоров, и я жестом попросил Марка достать нашу находку. Когда тот положил мокрое монашеское одеяние перед братом Хью, я спросил у него:

– Брат Габриель утверждает, что две недели назад у него пропала сутана. Вы помните это?

Я тешил себя надеждой услышать отрицательный ответ, но ошибся.

– Да, сэр, – без промедления ответил брат Хью. – Мы перевернули все вверх дном, но так ее и не нашли. Наш казначей приходит в ярость, когда пропадают вещи. Поэтому я завел книгу учета. – Он ненадолго нырнул в паровое облако, после чего вернулся с толстой книгой в руках. – Смотрите, сэр, вот запись о том, когда она к нам поступила. А вот о том, что была потеряна.

Я обратил внимание на месяц и число. Пропажа случилась за три дня до убийства Синглтона.

– Где вы ее нашли, сэр? – поинтересовался он. – Это не имеет значения. У кого была возможность ее выкрасть?

– В указанный день мы все здесь работали, сэр. А на ночь прачечная запирается на замок, правда…

– Что?

– Ключи были потеряны. Мой помощник, как бы это сказать, человек немного небрежный. – Он нервно улыбнулся, потирая жировик у себя на лице. – Брат Люк, подойди-ка сюда.

Когда к нам направился высокий монах, по виду двадцати с лишним лет, мы с Марком переглянулись. Он был рыжеволосым, крупного телосложения, с грубыми чертами лица, на котором отпечаталась сердитая гримаса.

– Что, брат?

– За время, что ты служил у меня, ты потерял две связки ключей, верно я говорю?

– Они выпали у меня из кармана, – недовольно пробубнил тот.

– Такое случается только у небрежных людей, – заметил я. – Когда это произошло с вами в последний раз?

– Летом.

– А до этого? Как долго вы работаете в прачечной?

– Четыре года, сэр. В первый раз я потерял ключи два года назад.

– Спасибо, брат Хью. Мне хотелось бы перекинуться парой слов с братом Люком наедине. Куда мы можем с вами пройти?

Глаза брата Люка тревожно забегали. Брат Хью, явно разочарованный положением дел, проводил нас в переднюю, где сушилось белье. Когда мы остались с братом Люком наедине, я строгим голосом спросил:

– Вы знаете, что нашли в рыбном пруду?

– Говорят, будто чей-то труп, сэр.

– Труп женщины. Мы полагаем, что это тело девушки, которую звали Орфан. Нам сообщили, что она неоднократно подвергалась вашим домогательствам. Это правда?

Его глаза округлились от ужаса, он внезапно упал на колени и, схватившись красными мясистыми пальцами за край моего камзола, завопил:

– Я не делал этого, сэр! Я только заигрывал с ней, больше ничего! И не я один. Она была распутницей. Она искушала меня!

– Дайте мне сказать. Смотрите мне в глаза!

Не вставая с колен, он посмотрел на меня безумными глазами. Слегка подавшись вперед, я произнес:

– Мне нужна правда. От этого зависит ваша жизнь. Так как было на самом деле? Искушала ли она вас или вы сами к ней приставали?

– Она… она была женщиной, сэр. Само ее присутствие было искушением! Меня повсюду преследовал ее образ. Я только и делал, что думал о ней. Сатана то и дело ставил ее на моем пути, чтобы искушать меня. Но я покаялся. Я исповедовался и раскаялся!

– Сейчас меня меньше всего заботит ваше покаяние. Вы приставали к ней даже после того, как аббат велел вам оставить ее в покое. Это правда? Во второй раз на вас был вынужден пожаловаться брат Гай.

– Но после этого я больше к ней не подходил! Аббат пригрозил меня выгнать! Клянусь кровью Иисуса, после этого я оставил ее в покое. Клянусь Его святой кровью!

– Аббат не передал это дело в руки приора?

– Нет, ведь приор…

– Ну, говорите же. Что приор?

– Он был замечен в том же грехе. А также казначей.

– Так. А кто еще? Кто еще отравил жизнь этой девушке и приблизил ее конец?

– Не знаю, сэр. Клянусь, не знаю! После предупреждения аббата я обходил лазарет стороной. Клянусь Пресвятой Девой…

– Пресвятой Девой! – в негодовании фыркнул я. – Спустись она нынче на землю, вряд ли присутствие таких, как ты, было бы для нее безопасным. Прочь отсюда!

Он поспешно вскочил с колен и понесся обратно в прачечную.

– Вы напугали его до смерти! – с ухмылкой произнес Марк.

– Иметь дело с такой трусливой деревенщиной, как он, легко. Другое дело приор с казначеем – этих голыми руками не возьмешь. Гляди, дверь. Значит, отсюда можно выйти, не проходя мимо проклятых собак.

Мы вышли во двор. Столкновение с собачьей сворой вновь встало у меня перед глазами. Я почувствовал слабость, и теперь настал мой черед ненадолго прислониться к стене, пока мое внимание не привлек гул голосов.

– Господи, что там случилось на этот раз?

Люди столпились, чтобы поглазеть на процессию, которая направлялась к воротам. Двое монахов несли статую святого Доната, облаченного в римскую одежду, со скрещенными на груди руками и скорбным выражением лица. За ними следовал брат Джуд с кожаной сумкой. Завершал шествие брат Эдвиг, на котором поверх сутаны был надет зимний плащ, а на руках были перчатки. Они приближались к сторожевому домику, где их поджидал Багги, чтобы открыть ворота.

– День подаяний, – произнес Марк.

К тому времени как мы подошли к воротам, Багги уже открыл их. Толпа, стоящая по другую их сторону, смотрела на статую, которую вынесли на плечах двое служек. Достав свою суму, брат Джуд торжественно произнес:

– Внемлите! Это образ нашего покровителя, священного нашего заступника на небесах, претерпевшего мучения от язычников. Образ святого Доната! Да свершится это подаяние во имя его великой милости! Помолитесь ему за отпущение своих грехов!

Мы стали протискиваться сквозь толпу. Здесь собралось добрых полсотни облаченных в жалкие лохмотья старых вдов, нищих и калек. Было видно, что скудная одежда не согревала их, ибо все они посинели от холода. Окружив полную фигуру госпожи Стамп, отдельной группой стояли дети, на лицах которых не было ни кровинки. Несмотря на то что день выдался холодным, от этого сборища бедолаг, которые проковыляли добрую милю, чтобы добраться сюда из города, разило невыносимой вонью. После обращенного к ним призыва брата Джуда они покорно поклонились и осенили себя крестным знамением.

– Что вы делаете? – резко одернул я монаха, когда нам с Марком наконец удалось пробраться к нему сквозь толпу.

– Ничего… просто раздаю подаяния, сэр…

– Вы требуете, чтобы эти несчастные люди поклонялись куску дерева.

Брат Эдвиг сделал шаг вперед.

– Но только в память о его святой доброте, сэр.

– Он призывал их молиться статуе! Я слышал это собственными ушами. Уберите ее! Сейчас же.

Опустив статую, монахи поспешно унесли ее прочь. Брат Джуд, которого била заметная дрожь, жестом велел раздавать подаяние. От меня не укрылось откровенно насмешливое выражение, мелькнувшее на лицах некоторых горожан.

– Подходите вперед, – вновь произнес монах дрожащим от волнения голосом. – Подходите за подаянием и хлебом.

– Не толкайтесь, не толкайтесь, – воззвал к порядку Багги, когда нищие один за другим двинулись к раздающему милостыню.

– Подаяние состояло из фартинга, самой мелкой монеты, и скудной пищи – яблок, хлеба и прозрачных кусочков бекона.

Тем временем ко мне подошел брат Эдвиг.

– М-мы не имели в виду ничего дурного, сэр, – сказал он. – Это всего лишь древняя церемония, смысл которой давно изгладился из нашей памяти. Мы обязательно ее исправим.

– Давно пора было это сделать.

– М-мы раздаем милостыню каждый месяц. Это наша святая обязанность. Будь иначе, эт-ти люди вообще в своей жизни не увидели бы мяса.

– При ваших доходах, мне думается, вы могли бы выделить больше средств на благотворительность.

Лицо брата Эдвига внезапно потемнело от гнева.

– Чтобы лорд Кромвель прибрал наши деньги для своих дружков! Это, по-вашему, называется благотворительностью?

Он отчеканил эти слова без намека на заикание, потом развернулся и быстро пошел прочь. Люди бросали на меня любопытные взгляды, пока мешок, в котором побрякивали монеты, вконец не истощился.

Я облегченно вздохнул. Гневная выходка, которую я себе позволил во время церемонии, сыграла мне на руку: по крайней мере, люди узнали, что среди них находится эмиссар короля. Тем не менее всплеск эмоций окончательно лишил меня сил. Миновав двор, я направился в сторону дороги, возле которой в окружении детей, поджидавших взрослых, стояла госпожа Стамп. Увидев меня, она сделала реверанс.

– Доброе утро, сэр.

– Не могли бы мы с вами поговорить с глазу на глаз? Будьте так любезны, подойдите сюда.

Мы отошли в сторону. Она смотрела на меня с плохо скрываемым любопытством.

– Я хочу, чтобы вы взглянули на это. Скажите, вы узнаете этот предмет?

Повернувшись спиной к толпе, я вытащил из кармана серебряную цепочку, которую снял с трупа девушки. Госпожа Стамп тотчас схватила ее в руки, вскрикнув от удивления:

– О святой Христофор! Помнится, я отдала ее Орфан. Перед тем как направить ее сюда. Сэр, вы нашли ее…

Она осеклась, увидев выражение моего лица.

– Мне очень жаль, госпожа Стамп, – мягко произнес я. – Эту цепочку я нашел на трупе, который мы сегодня утром достали из пруда.

Я думал, что она расплачется, но пожилая дама лишь стиснула руки в кулаки.

– Как она умерла?

– Ей сломали шею. Мне очень жаль.

– Вы нашли того, кто это сделал? Кто это был?

Ее голос неожиданно перешел в хриплый визг. Перепуганные дети начали озираться вокруг.

– Не надо, мадам. Прошу вас. Мы пока об этом решили не распространяться. Я обязательно найду того, кто это сделал. Клянусь вам.

– Отомстите за нее. Ради Бога, прошу вас, отомстите за нее.

Голос у нее задрожал, и она тихо заплакала. Я ласково тронул ее за плечо.

– Прошу вас, пока никому ничего не говорите. Если что-нибудь станет известно, я дам вам знать через судью Копингера. Глядите, взрослые возвращаются. Постарайтесь взять себя в руки.

Когда раздача милостыни подошла к концу, процессия оборванцев, словно стая черных ворон на белом снегу, потянулась обратно в город. Госпожа Стамп тяжело вздохнув, поспешно кивнула мне на прощание и повела детей вслед за взрослыми. Направляясь через ворота во двор, где меня поджидал Марк, я все время оглядывался назад, боясь, что она не выдержит и снова расплачется. Но, услышав ее твердый голос которым она подбадривала детей, понуждая догонять взрослых, постепенно успокоился. Брата Эдвига к этому времени нигде не было видно.