Крепко сжимая в руке конверт с картами, Кэтрин вышла с лестницы доктора фон Дехенда на залитый солнцем двор колледжа. Ее едва не трясло от страха: мир вокруг рушился. Рутерфорд вышел за ней следом — голова шла кругом от всего услышанного. Объяснение, которое дал доктор фон Дехенд картам, необычайно взволновало его: никак не шла из головы записка, которую прислал ему профессор. Получалось, что вывод только один — к заявлению профессора карты имели прямое отношение.

Если на самом деле существовало послание из далекого прошлого, логично было заключить, что в глубокой древности, до первых исторических записей, существовала и великая цивилизация, сгинувшая во тьме веков. И вероятно, карты являются твердым доказательством этого.

«Возможно, профессор на самом деле расшифровал послание, пришедшее через тьму веков, — предостережение гиперцивилизованного народа детям будущего о том, что их вот-вот должна постигнуть та же страшная судьба».

Однако все это казалось странным и даже нелепым.

Кэтрин тяжко вздохнула, не зная, что делать. Она все еще не могла решиться рассказать Рутерфорду о том, что профессор отлично знал о грозившей ему опасности.

Не потому, что не доверяла Джеймсу, — просто боялась стать лицом к лицу со сложностями: ведь если она покажет ему записку и поделится с своими подозрениями, если вообще кому-то расскажет, — пути назад уже не будет.

С трудом скрывая отчаяние, она все же заговорила:

— Джеймс, у меня к вам еще один странный вопрос. Ведь вы классицист — можете объяснить мне толкование слова «эврика»?

Рутерфорд опешил.

«Кэтрин что-то от меня скрывает».

Искренне желая помочь ей, он сочувственно улыбнулся:

— «Эврика», вы сказали? Полагаю, мне нет смысла интересоваться, зачем вы спрашиваете это?

Кэтрин виновато проговорила:

— Нет… Но, прошу вас, доверьтесь мне. Это важно.

Рутерфорд рассмеялся и покачал головой, а Кэтрин продолжила:

— Насколько мне известно, первым это слово произнес Архимед. Он сел в ванну, и его вдруг осенило, что масса тела вытесняет пропорциональное количество воды, в которую помещено. И тогда он воскликнул: «Эврика!», что означает: «Нашел!», выпрыгнул из ванны и помчался голый по улице, визжа от радости.

Рутерфорд задумчиво посмотрел на нее.

— Подозреваю, вы сейчас рассказали мне заимствованную версию.

— В смысле?

— Первым крикнул: «Эврика» не Архимед, а Пифагор, открывший зависимость квадрата гипотенузы в прямоугольном треугольнике от суммы квадратов катетов. Версия с голым Архимедом и ванной с водой появилась позднее и всегда очень нравилась школьным учителям.

— А вы откуда знаете, что это был Пифагор, а не Архимед?

— Крикнуть: «Эврика» мог только Пифагор, потому что Пифагор обладал чувством юмора.

Кэтрин смутилась. «Причем здесь вообще чувство юмора?»

— Не поняла…

— Пифагор увлекался гематрией — раскрытием зашифрованных литературных посланий.

«Гематрия? — повторила про себя Кэтрин, будто пробуя словно на вкус. — Никогда об этом не слышала».

— Как можно зашифровать послание в одном слове? Наверное, очень короткое послание.

— Конечно, но в данном случае это скорее игра слов. Сейчас объясню. Нужны ручка и бумага.

— Хорошо. Только, если не возражаете, я бы хотела выйти с территории колледжа, а то здесь у меня начинаются приступы клаустрофобии, — попросила Кэтрин. — Мы можем пойти к вам?

Рутерфорд помедлил, но одного взгляда в огромные искренние глаза Кэтрин достаточно было, чтобы понять: его объяснение было крайне важно для нее. Он решительно кивнул.