Недремлющим стражем высится на пересечении 46-й улицы и 1-й авеню Нью-Йорка, на самом берегу Ист-Ривер, знаменитое здание Генеральной Ассамблеи ООН, и с него открывается замечательный вид на весь Манхэттен. С верхних этажей здания на западе виден Центральный парк, а на востоке — беспорядочно разрастающиеся предместья Квинса и Бруклина и вязь мостов, соединяющих остров Манхэттен с восточным берегом. Здание было спроектировано после Второй мировой, и конструкция в тридцать девять этажей была окончена в 1962-м. Всемирно известный зал заседаний Генеральной Ассамблеи, в котором отведено место для одного представителя от каждой нации на Земле, располагается на третьем этаже, в самом сердце здания.

Не всем известен тот факт, что здание ООН мало того что возносится к небесам, оно еще и уходит глубоко под землю. Целых одиннадцать подвальных этажей бетона, усиленного сталью, вгрызлись в илистый грунт острова Манхэттен. Трехуровневый гараж в состоянии принять много дипломатических автомобилей, курсирующих неизменными маршрутами между различными иностранными посольствами и штаб-квартирой ООН. Один из этажей разместил водопроводно-канализационные комплексы и системы кондиционирования воздуха, необходимые для обеспечения строения такого масштаба. Но под всеми этими техническими этажами существуют этажи другие — те, что были дальновидно спроектированы в дни, предшествовавшие Карибскому кризису, с целью приютить всю Ассамблею на случай массовой ракетной атаки на Нью-Йорк. Доступные через отдельную систему лифтов, расположенную в северо-восточном крыле здания, все жизненно важные устройства дублируются внизу, так же как и аварийное оборудование в комплексах ФБР или МО: здесь имеются и большая столовая, и три этажа офисных помещений, и даже целый этаж, отведенный для жилья. Но, что наиболее важно, есть там точная копия знаменитого зала заседаний Генеральной Ассамблеи ООН — на случай непредвиденного всемирного катаклизма.

Этот резервный зал, расположенный на седьмом подвальном этаже, никогда не использовался для заседаний Генеральной Ассамблеи. Сразу же после атак 11 сентября 2001 года Генеральный секретарь ООН действительно поначалу откликнулся на идею, но все же заключил, что она будет неправильно воспринята миром в целом. В конечном итоге все резервные помещения по-прежнему должны содержаться в должном порядке — и оставаться надежно запертыми на ключ.

В последний вторник марта, в 7 часов утра североамериканского восточного времени, два вместительных лифта шли вниз — к подземным этажам: последние два часа лифты трудились без перерыва. С шести утра почти непрерывной вереницей лимузины и «БМВ» причаливали, чуть не доезжая фронтона здания ООН, и высаживали пассажиров на внешнем дворе. Все прибывали по одному — это были мужчины в дорогих деловых костюмах. Большинство — белокожие, но создавалось впечатление, что представлены все расы планеты. Не глядя по сторонам, они направлялись прямиком к усиленному кордону безопасности, выставленному перед главным входом в здание сразу после событий 11 сентября, и, быстро предъявив удостоверения личности, проходили через огромные вращающиеся стеклянные двери и растворялись в преломленных солнечных лучах.

За стеклянными дверями и нешироким атриумом располагался коридор, ведущий к северо-восточному крылу здания и к лифтам вниз. Ни одна душа из обслуживающего персонала или охраны и бровью не повела при виде потока хорошо одетых гостей. Здание ООН принимает в год больше посетителей, чем любое другое общественное заведение в мире, и тем не менее каждый из сегодняшних ранних гостей был тщательно досмотрен службой безопасности. Мужчинами средних лет в стильных костюмах, энергично шагающими по одетым в мрамор коридорам власти, это воспринималось как должное.

Все прибывшие знали в точности, куда идти, и каждому был выдан магнитный ключ для лифтов северо-восточного крыла; к 7.15 утра седьмой подземный этаж гудел как улей. Девственно чистый резервный зал заседаний Генеральной Ассамблеи принимал участников чрезвычайного и невероятно мрачного собрания. К 7.30 аудитория была полна: почти 300 человек удобно расселись в креслах подковообразного ярусного зала. Собрание Корпорации вот-вот должно было начаться.

Впереди, за столом спикера, где обычно должен находиться Секретарь ООН, терпеливо сидел шестидесятилетний темноволосый мужчина с лицом землистого цвета: сложив на столе руки, он обводил сидящих в зале внимательным взглядом.

Это был секретарь Миллер, и в обязанности его как главы Корпорации в редких случаях, когда возникала необходимость, входило созывать собрание глобального руководящего Совета. Сегодня был именно такой случай.

Ровно в 7.40 он оттолкнул свой стул от стола и поднялся. Ростом он был около 5 футов 7 дюймов и, как и большинство мужчин в этом зале, видом своим напоминал преуспевающего банкира с Уолл-стрит или же влиятельного адвоката. Необычными в его внешности были лишь темные, с тяжелыми веками глаза, сквозь толстые линзы очков сканирующие зал ничего не упускающим взглядом.

Секретарь Миллер казался взволнованным. В нормальной ситуации он стал бы обмениваться любезностями с прибывающими гостями и «терся в толпе», но сегодня он был явно выбит из колеи. Миллер выскользнул из зала и принялся медленно расхаживать перед лифтами с маской мрачной сосредоточенности на лице.

Просьба сверхсекретного правления Корпорации о созыве собрания глобального руководящего Совета показалась ему довольно странной. Подобного собрания не проводилось с момента распада Советского Союза. Что все это значит? Какое заявление намеревается сделать Совет? Кого они сделают представителем?

Но прежде чем Миллер смог продолжить размышления, тишину коридора нарушил звоночек лифта. Прибыл представитель правления. Как только расползлись двери лифта, кровь секретаря Миллера застыла в жилах. Будто в кладбищенском склепе, в лифте стоял сенатор Куртц.

Миллеру с трудом удалось скрыть изумление. Сенатор Куртц был выдающимся и очень известным политиком. Он считался добрым другом многих из ближнего круга президента и в качестве такового частенько появлялся в телевизионных ток-шоу. Крепкая поддержка религиозного сообщества его южного избирательного округа означала наличие влиятельных сторонников его подъема к солидным политическим высотам. Его личные интересы в государственной безопасности и военной индустрии ни для кого не являлись секретом, как и тот факт, что многие прочили его на должность будущего Секретаря Совета Безопасности.

Хотя Корпорация могла гордиться наличием в своих рядах парой дюжин отставных сенаторов и конгрессменов — в дополнение к политическим деятелям каждого идеологического оттенка со всего света, — беспрецедентным фактом было то, что далеко не рядовой член действующей администрации является еще и активным членом правления Корпорации.

Самого секретаря Миллера можно было назвать прекрасным примером типа людей, составляющих костяк Корпорации. Это был финансист, который в сфере своей деятельности обладал такой властью, какой позавидовал бы римский император. От отца он унаследовал контроль над «GrippenAG», швейцарским частным банком, в дополнение к многочисленным и солидным долям в компаниях по добыче и разработке полезных ископаемых, в которые он нанимал тысячи рабочих рук по всему миру. Но слыл он серым кардиналом — человеком, избегавшим находиться в центре внимания.

Миллер преданно служил Корпорации, и его лояльность тысячи раз вознаграждалась, однако он не был посвящен в глубинные секреты власти и ее систему на уровне правления. Он не ведал, ни как избираются члены правления, ни каково их количество. Зато он твердо знал, что если сюда в открытую заявилась такая фигура, как действующий сенатор Куртц, значит, случилось нечто из ряда вон. Кстати, многие из собственной администрации Куртца — да и сам президент США — были бы шокированы, прознай они об истинной силе и власти Корпорации.

Сделав шаг вперед, секретарь Миллер проглотил комок в горле.

— Добро пожаловать, сенатор. Очень рад видеть вас здесь сегодня.

Сенатор вышел из лифта. Высокий, 6 футов 1 дюйм ростом, в жизни он выглядел таким же подтянутым и энергичным, как на экране. В юности он был успешным спортсменом и сейчас явно продолжал поддерживать форму. Его когда-то черные волосы слегка серебрились на висках, однако седина делала его еще более привлекательным. Сенатор протянул руку:

— Секретарь Миллер, не так ли?

— Совершенно верно, сэр. Добро пожаловать. Признаться, для меня настоящая честь…

Темные глаза сенатора просканировали коридор. Телохранители из его службы безопасности остались на первом этаже. Исключений здесь не делалось никому, даже действующим членам Сената Соединенных Штатов.

По голосу секретаря Миллера чувствовалось, как он нервничает:

— Все готово. Я созвал управляющий совет согласно директиве правления.

Опустив любезности, сенатор Куртц вновь заговорил — со стальной ноткой в голосе:

— Вы твердо уверены, что здесь обеспечена полная конфиденциальность нашего собрания?

Он огляделся по сторонам и затем неприветливо продолжил:

— Есть некая ирония в использовании штаб-квартиры ООН в качестве стартовой площадки для нашего финального восхождения к власти, тем более нам было бы крайне неудобно привлекать внимание к себе именно на этой, последней стадии.

Секретарь, выглядящий немного сконфуженным, повел рукой в сторону зала заседаний, обращаясь к сенатору, будто паж к королю:

— Место проведения мероприятия подбиралось не шутки ради. Здание ООН обеспечивает надежное укрытие для приходящих и уходящих. Земля эта принадлежит портовым властям города Нью-Йорк, которые у нас под контролем. Ну и, согласно правилам, это наше первое и последнее совещание в данном конкретном месте.

Сенатор немного расслабился и тепло улыбнулся:

— Хорошо. Отличная работа. Очень скоро нам все это не понадобится. — Он сделал широкий взмах левой рукой. — Позволим нашему суперправительству просуществовать в особо легальных условиях последние несколько дней. В понедельник утром, на рассвете дня весеннего равноденствия, мы разом покончим с этим фарсом. — Он помедлил и затем отрывисто обратился к секретарю, будто ожидая в ответ лжи: — А как с профессором?

Глаза Миллера едва заметно сузились. Под пристальным, испытующим взглядом сенатора ему было неуютно. Каждый нерв его тела сообщал ему о том, что здесь что-то не так: отчего сейчас, когда они уже почти на вершине успеха, сенатор так озабочен судьбой профессора и уничтожением результатов его работы? Какую угрозу могла представлять коллекция старых карт? Секретарь Миллер мог только догадываться, что у правления имеются свои, скрытые причины, — для него весь бизнес был непрозрачным. Он взглянул сенатору прямо в глаза и вновь проглотил комок.

— Сделано, — кивнул секретарь.

Сенатор Куртц одобрительно хмыкнул и следом, нахмурившись, проговорил:

— Да, непросто все, секретарь, ох как непросто… Как там в народе говорят? «Приходится идти, когда черт гонит».

Затем он неожиданно повернулся и с улыбкой хлопнул Миллера по спине.

— Да не корите вы себя, секретарь. Мы на войне, и профессор был прямой угрозой интересам Корпорации. Война — дело сложное и хлопотное, без потерь — никак.

Едва уловимая тень извиняющейся улыбки мелькнула в уголках сенаторского рта и тут же исчезла, уступив выражению мрачного недоверия. Тяжелый взгляд вновь сфокусировался на секретаре. Опять сменился и тон его голоса: с шутливо-одобряющего на холодно-подозрительный.

— Позвольте вам напомнить, секретарь, нечто крайне важное. Нет на свете ничего опаснее для нашего дела, чем личная инициатива. Ни-че-го. Профессор — именно такой случай. Одним из благ нашей Конституции является то, что мы предоставляем людям определенную свободу действий, некую «порцию свободы». Кому-то может даже показаться, что слишком большую порцию…

Секретарь стоял не шелохнувшись.

— …И это, несомненно, правильно, — продолжил Куртц. — Проблема, однако, в том, что в головы людям приходят идеи. А приходят они потому, что люди не в состоянии видеть картину в целом — это доступно только нам. Мы же, как это ни печально, рисковать не имеем права. И если в связи с этим кого-то надо заставить замолчать, значит, мы должны заплатить такую цену. Война без потерь есть неизбежное поражение… Корпорации надо дать завершить дело по спасению человечества. Что хорошо для Корпорации — хорошо для Америки. Господь отдал природные ресурсы в наше распоряжение, и мы должны использовать их, прежде чем это сделает кто-либо другой.

Они оба пошли от лифта к залу заседаний. Сенатор Куртц положил руку секретарю на плечо — как тренер покидающему поле игроку.

— Если люди узнают, сколько запасов осталось им на ближайшее будущее, наше правительство моментально потеряет контроль. Катастрофа в Новом Орлеане покажется в сравнении с этим пикником, и все наши усилия пропадут в одночасье. Я не преувеличиваю. Начнутся стихийные бунты, цивилизация рухнет. Придут насилие и анархия. В наших силах предотвратить хаос.

Соглашаясь, секретарь что-то пробормотал. Они подходили к дверям главного зала заседаний. Сенатор вновь остановился, будто застигнутый врасплох неприятной мыслью.

— Правление настаивает, — вновь заговорил он, — на том, чтобы вы продолжили тщательное наблюдение за бывшими партнерами профессора. Сейчас первым делом необходимо обнаружить и уничтожить оставшиеся карты. А также любого, кто хотя бы находился в одном помещении с ними. Надеюсь, компетентные агенты проинформированы об этом и направлены в колледж? Я правильно понял — вы сожгли ту карту, что попала нам в руки в Перу?

— Да, сенатор. Конечно — согласно вашему приказу.

Сенатор Куртц подтянул галстук и глубоко вздохнул, прежде чем последний раз наедине обратиться к секретарю:

— Хорошо. Все идет по плану. То, что делает Корпорация, — в интересах народа, однако все это должно оставаться за закрытыми дверями… Только так, не иначе. А сейчас — представьте меня собравшимся. Пришло время удивить их добрыми вестями. Всего шесть суток отделяют нас от дня весеннего равноденствия — дня, когда наконец пробьет наш час.