31
Головомойка

Перри вышел из душа в заполненную паром ванную комнату и наскоро вытерся полотенцем. Сейчас он ощущал странное умиротворение, как будто к нему вернулись все прежние ощущения. Наверное, это был самый долгий душ в его жизни, но каждая секунда пребывания под горячей водой стоила того. Головная боль в основном прошла. Желудок был пуст, и Перри чувствовал голод. Настоящий голод. Уборка в ванной подождет, пока он не изучит содержимое холодильника. Для начала подойдут несколько «поп-тартсов».

Стараясь не ступить чистыми ногами на грязь на полу, Перри проковылял к запотевшему зеркалу и ладонью протер пятно достаточных размеров. На водянистом отражении с тревогой заметил, что совершенно зарос: щетина на подбородке была двухдневной давности!

Господи… сколько же времени он провел в отключке?!

Завернувшись в полотенце, Перри прошел в комнату и включил телевизор. Канал 23 всегда показывал время в левом нижнему углу экрана.

Сейчас там мигало 12.40. Только это был не четверг, 13 декабря. Наступила пятница, 14 декабря!

Он пребывал без сознания с момента возвращения домой в среду. Почти двое суток. В луже собственной рвоты?! Неудивительно, что сейчас нестерпимо хотелось есть.

Перри схватил сотовый. Шестнадцать непринятых текстовых сообщений! Большая часть, видимо, от Сэнди, которая хотела поинтересоваться, планирует ли он вообще появиться на работе.

Работа… Он пропустил два полных рабочих дня. Его, наверное, уже уволили. Не тащиться ведь в офис в 13.00! Хорошенькое получится объяснение: «Простите, босс, я поскользнулся в ванной, стукнулся головой о сиденье унитаза и провалялся без сознания, уткнувшись носом в лужу собственной рвоты на полу».

Перри присел на диван и быстро пролистал эсэмэски. Две из них действительно оказались от Сэнди, семь сообщений пришли от Билла, остальные — от спецов по телефонному маркетингу. Четыре СМС датировались четвергом. По тону сообщений чувствовалось, что Билл не на шутку встревожен. В последнем сообщении пятницы он писал, что зайдет к нему узнать, все ли в порядке.

Перри стер полученные сообщения. Потом отключил звонок; меньше всего ему хотелось сейчас с кем-нибудь разговаривать, даже с Биллом. Подошел к двери и открыл ее. Он не удивился, заметив выпавший из дверной щели листок бумаги, на котором было нацарапано:

Два дня. Он прогулял два дня. Что сказал бы его старик-отец? Уж наверняка ничего хорошего. Ничего, он все компенсирует. Ради Сэнди. В ближайшие три месяца он станет работать в две смены и в выходные. Контузия, сотрясение мозга или еще бог весть что… разве это оправдание за такой прогул? Просто позвонить было бы трусостью. Он поедет немедленно и объяснится лицом к лицу. После того, естественно, как вначале посетит больницу.

В животе крутило и бурлило. В первую очередь нужно что-то перехватить.

Через минуту Перри уже жарил на сковородке несколько яиц. Аромат яичницы вызвал моментальное выделение слюны. Перри опустил в тостер два ломтика хлеба, третий запихал в рот и принялся яростно жевать.

Прежде чем яичница была готова, Перри успел вытащить из шкафчика оставшиеся «поп-тартсы» и съесть их. Когда он выкладывал яичницу на тарелку, первая гренка выскочила из тостера. Обмакнув ее в желток, он с удовольствием откусил кусочек, и в животе приятно заурчало.

Потом Перри замер, и наполовину кусок гренки застыл у него во рту.

Круглый, желтовато-оранжевый желток блеснул, окруженный слоем белка. Оранжевый желток, который мог бы превратиться в цыпленка… при более благоприятном развитии событий. Этот желток изменялся, рос, увеличивался.

Гренка упала на пол. Естественно, намазанной стороной вниз.

Что за мысли лезут ему сейчас в голову? Стоит ли беспокоиться о работе, когда в теле такая чертовщина?! Перри отвернул край полотенца, чтобы рассмотреть бедро, обнажив рану, которая помогла ему отключиться на двое суток. Вода в душе смыла запекшуюся кровь, оставив свежую рубцовую ткань с маленьким бордовым струпом посередине. Рана выглядела здоровой. Беловатый нарост, вызывавший чесотку, давно исчез.

Исчез… но другие остались.

Он уселся за кухонным столом, поднял правое колено к груди, чтобы получше разглядеть голень.

Первоначальная шероховатая корка исчезла. А то, что возникло на ее месте, не доставило Перри удовольствия.

Там, где раньше была толстая шелушащаяся оранжевая кожа, теперь располагался странный треугольник. Треугольник, который находился под его кожей. Длина каждой из сторон треугольника составляла около дюйма.

Кожа, покрывающая необычный треугольник, имела бледно-голубой оттенок, такой же, как у вен на запястье руки. Но это была не его кожа. Никаких повреждений или порезов на коже ноги не было, однако то, что покрывало голубой треугольник, выглядело каким-то чужим. На ощупь более плотным, чем собственная кожа Перри.

Возле каждой из вершин треугольника находилась узкая щель, указывающая на его центр. Это напомнило Перри о разрезах на яблочном пироге — если бы, конечно, пирог был треугольной формы, сделан из человеческой кожи и имел голубоватый оттенок.

Что, черт побери, это такое?

Нужно отправляться в больницу.

Отца тоже когда-то положили в больницу — откуда ему не суждено было выбраться. Врачи ни черта не смогли для него сделать. Последние несколько месяцев своей жизни Джейкоб Доуси провел, увядая на больничной койке, а никчемные доктора утыкали его ослабевшее тело иголками, щупали, осматривали, брали бесконечные анализы. За это время отец из могучего мужчины весом свыше ста килограммов превратился в шестидесятикилограммовую, обтянутую кожей мумию, похожую на персонаж из фильма ужасов.

Когда-то Перри и сам попал в больницу, сразу после травмы колена на матче турнира «Розовой чаши». Он думал, что чертовы доктора смогут что-нибудь сделать. Увы. Несколько месяцев спустя вторая группа специалистов заявила, что первая все перепутала, поставила неправильный диагноз, и что если бы не их ошибки, то Перри смог бы продолжить карьеру.

Но сейчас дело не в колене. И рак здесь ни при чем. Рак — мертвый кусок плоти. То, что Перри вытащил из ноги, было живым организмом, который двигался самостоятельно.

Таких оставалось еще целых шесть штук. Шесть существ, которые беспрепятственно росли лишние два дня, в то время как он валялся без сознания. Всего три дня понадобилось на то, чтобы маленькая, ничего не значащая сыпь превратилась в шевелящийся ужас, а потом — еще сорок восемь часов, чтобы трансформироваться в странные треугольники. Что же ожидает его в ближайшие сутки или двое?

Пора отправляться в больницу. Тянуть больше нет никакой возможности.