Глава 36

Мы забрели в те края, куда никогда еще не ступала нога белого человека, за исключением, возможно, средневековых седых скандинавов. После долины реки Огайо с ее гигантскими деревьями эти западные равнины поразили нас безграничностью просторов и горизонтов. Сейчас ощущение бесконечности и пустоты этих незатейливых степей стало полным, мир здесь сузился до своих простейших элементов — земли и небес. За изогнутую линию далекого горизонта дружно ныряли стайки облаков. Казалось, сотворив нашу планету, Господь еще не успел вырастить на ней райский сад. Редкие встречаемые нами деревья теснились в расщелинах, прячась от постоянных ветров, а луговые травы вздымались океанскими волнами. Однако чем более растерянными становились в нашей компании трое бледнолицых мужчин, тем более уверенности обретали Намида и Лягушечка. Должно быть, они чувствовали, что приближаются к родному дому.

Они смотрели в будущее с надеждой, а я с сомнением. Расстилавшиеся перед нами земли Америки выглядели нереально пустыми, и их однообразная пустота терялась в бескрайней дали.

Что, интересно, собирался здесь делать Наполеон? Я ковырнул ногой черную почву, уходившую, казалось, к центру земли. Может, фермеры Джефферсона и сумеют вырастить на ней что-то, но для французских имперских замашек она будет подобна пустынным пескам Египта. Здесь не разживешься даже пушниной.

Я не увидел здесь никаких слонов, не обнаружил соляных гор и дымящихся вулканов, как, впрочем, и никаких следов наших дакотских преследователей. Степной ковер выглядел чисто выметенным. По ночам лишь тлеющие угольки нашего костра тускло освещали эти голые равнины. Истинное освещение сияло над головами, бриллиантовые россыпи звезд серебрились в холодной вышине. Прежде мы спали парами — я с Намидой, а Пьер с Лягушечкой, — но, заметив разок-другой тоскливо-завистливые взгляды Магнуса, теперь по молчаливому согласию засыпали, сбившись в кучу, как овцы. Не хотелось бы мне застрять здесь до тех пор, когда начнутся снегопады.

— Долго ли еще до зимы? — спросил я Пьера.

— Да надо бы поторапливаться. Вопрос в том, хватит ли у нас времени вернуться в желанные края. Какие у тебя мысли по этому поводу, колдун?

— Магнусу надо в Норвегию. А мне в Вашингтон и Париж.

— А бедному Пьеру? Я в тысячах миль от моих славных гребцов, заблудший пилигрим, не ведающий, где ему придется зимовать.

— Ты можешь вернуться с нами.

— Могу ли? А что будет с Намидой? И Лягушечкой? Трудно жить между двух миров.

Наш пеший поход продолжался еще несколько дней, мы устало тащились по безлесым равнинам, и я как раз размечтался о быстроногом скакуне, когда, проснувшись утром, мы не обнаружили под боком нашего вояжера.

В предрассветном затишье мы не сразу сообразили, что Пьер действительно исчез. Лягушечка сказала что-то на своем языке Намиде, и женщины с нарастающей тревогой начали бегать взад-вперед по склонам балки, в которой мы устроились на ночлег.

Мы с Магнусом тоже забеспокоились. Наш компаньон мог отойти, чтобы облегчиться после сна, или, может, заметив дичь, отправился добывать завтрак. Но все три наших ружья лежали на обычном месте, и там же остался его бурдючок с водой.

Перед нами простиралась обширная равнина, но нигде не было видно никаких его следов.

— Пьер!

Наши крики быстро поглощались необъятной далью прерий.

Молчание.

— Пье-е-е-е-е-ер!

Отвечал нам только равнодушный свист ветра.

— Наверное, он отправился обратно искать свое каноэ, — неуверенно произнес Магнус. — Ему ведь давно осточертел этот пеший поход.

— Не взяв даже ружья? И не сказав ни слова?

Все вчетвером мы разошлись в разные стороны и, не теряя друг друга из вида, обошли всю округу.

Наши призывы таяли в степном безмолвии.

Опять сойдясь к стоянке, мы проглотили холодный завтрак. Лягушечка выглядела несчастной.

— Может, он отправился вперед на разведку? — вновь предположил Магнус.

Все озадаченно помолчали.

— Ведь вечером он лег спать вместе с нами. А теперь ни с того ни с сего взял да исчез?

Я начал более пристально осматривать окрестности нашей стоянки. У меня нет особых способностей следопытов или первооткрывателей, да к тому же мы сами уже истоптали весь наш холмик, собирая сухой бычий навоз для костра и таская воду из ближайшей котловины. И тем не менее в траве я заметил несколько следов, оставленных теми, кто хотел незаметно подкрасться к нам. Несколько примятых извилистых полос в высокой траве могли означать, что на нашу стоянку приползали чужаки.

Я поежился. Мне стало ясно, что на стоянке побывали какие-то люди — люди с ножами для снятия скальпов, индейские воины, которых оджибве окрестили ползучими змеями, — и совершенно беззвучно и незаметно утащили одного из нас. У меня перехватило дыхание. Почему же мы сами еще живы? Почему они не перерезали всех нас?

— Кто-то утащил его, — заключил я. — Может, дакоты?

— Если бы нас обнаружили дакоты, то наверняка не оставили бы никого в живых, — сказала Намида с испуганным видом. — Но почему же они изменили своим привычкам? Вдруг их подослала та отвратительная английская парочка… Если англичане выжили, то могли поручить дакотам забрать только одного из нас.

— Но почему? Почему они не захватили или не убили всех нас?

— Потому что им хочется проследить, куда мы пойдем, — мрачно проворчал Магнус. — Они постараются выпытать у Пьера какие-то сведения, а потом используют его в качестве обменного товара, чтобы забрать найденный нами молот. Подобно змеям, они хотят заползти в наш райский сад. А что, если они придут туда, Итан, если овладеют тайной моих предков? Вот тогда, приятель, начнется Рагнарёк.

— Что такое Рагнарёк?

— Последняя битва богов с людьми, — пояснил Магнус. — Конец света.

Степной ветер дохнул холодом.

— Пь-е-е-е-ер!

Мы собрали пожитки и быстро двинулись в путь, так тревожно озираясь, как будто из-за каждой травинки за нами могли следить глаза наших тайных врагов.

Раю всегда предшествовало чистилище. А Валгалле, небесному чертогу избранных павших героев, — подземное царство мертвых Нифльхейм.

Такие мысли посетили меня, когда мы, вопреки всем ожиданиям, нашли родное племя Намиды и Лягушечки — потомков индейцев аваксави, чья деревня примостилась в излучине безымянной реки, лениво несущей свои воды по этим западным прериям. Мы оказались так далеко от всех очевидных ориентиров или следов цивилизации, что мне понадобился бы секстант и хронометр, дабы зафиксировать наше местоположение на этой земле, если бы я, конечно, умел ими пользоваться. Но Намида с ходу узнавала какие-то особые степные тропки и холмики, незаметные для моих глаз, а когда впереди заблестела река, ее волнение достигло крайней степени.

— Смотрите! — вскричала она. — Вот он, тот самый овражек. Видите? Вот проросли тополя! Слышите? Это кричат наши речные птицы!

С обрывистого берега поселение выглядело скорее средневековой европейской, чем современной индейской деревней. Утоптанная дорога вела к сухому рву под частоколом, за которым темнели дерновые крыши куполообразных домиков. Эта долина казалась чудесным оазисом с колосящимися полями зерновых и бобовых культур, которые перемежались прибрежными рощицами. Но наше приближение было встречено полным молчанием, не лаяли даже собаки. А когда из ворот так никто и не вышел, радостное возбуждение Намиды и Лягушечки сменилось смутным беспокойством.

— Что-то случилось, — прошептала Намида.

У ворот лежал распростертый мужчина.

Мы осторожно спустились вниз и, остановившись на безопасном расстоянии, попытались получше разглядеть лежащего. Его кожу покрывали красные гнойные нарывы, а живот сильно раздулся. Заплывшие глаза безжизненно смотрели в небо, а открытый рот исказила мучительная гримаса.

— Оспа, — пробормотал Магнус.

Женщины разразились слезами.

Мы заметили, что кроме этой первой жертвы за стеной палисада в самой деревне имелись и другие, они лежали под открытым небом на плотно утрамбованной земле. В одной стороне лежала умершая кормящая мать с обнаженной, обезображенной нарывами грудью, к которой припал истощенный малыш, не дождавшийся молока. Неподалеку от них сидел старик с зажмуренными глазами, словно не мог видеть этого ужаса. В другой стороне скорчился в неестественной позе мертвый воин.

Оспа наводила страх на всю Европу, унося без разбора и королей, и простолюдинов, но для племен Америки она стала полнейшим бедствием.

— Значит, манданы умирают, — мрачно произнес я.

Сначала в лесах мы попали на стоянку, чье население Красный Мундир уничтожил во время погони. И вот теперь новая трагедия. Раса краснокожих индейцев, казалось, исчезала прямо на наших глазах.

Подавляя рыдания, Намида и Лягушечка взирали полными боли и страха глазами на обреченных на смерть родственников. Женщины, казалось, вросли в землю, словно какая то незримая сила мешала им броситься в родную деревню, и это было хорошо. Там их самих ждала неминуемая смерть.

— Магнус, держи женщин подальше. Эта зараза может убить их в считаные часы или дни. А я пойду гляну, остался ли там кто-то в живых, или поищу ту плиту.

— Нет, я затеял эти поиски, — сказал он с посеревшим лицом. — И я возьму на себя этот риск.

— Даже не пытайся, пойду я, мне же сделали прививку.

— Что сделали?

— Я прошел специальную вакцинацию и после нее перенес легкую форму этой болезни, так что теперь мне не страшна зараза. — Я махнул рукой в сторону покойного привратника. — Один англичанин по имени Дженнер очень успешно привил людям коровью оспу, и его метод вакцинации дошел до Франции в том году, когда я путешествовал по Святой земле. Видя, сколько жизней унесла оспа в Египте и Италии, в прошлом году после кампании Маренго я решил испытать такой метод на себе. И теперь, после прививки, я стал невосприимчив к ее возбудителям.

— Что значит прививка?

— Жидкая вакцина, ее вводят под кожу. — Я стащил с плеча обносившуюся рубаху. — Видишь вот этот бугорок?

— Тебе все-таки удалось проявить колдовские способности.

Норвежец сделал какой-то странный жест над моим рубцом и удалился к дороге, забрав с собой женщин.

Я был не совсем уверен в защитных свойствах такой прививки, но прежде мне приходилось сталкиваться с больными оспой, и ее зараза ко мне не пристала. Если индейцы Красного Мундира по-прежнему гоняются за нами, а родное племя наших женщин вымерло, то нам больше не от кого ждать помощи. Сейчас необходимо как можно скорее завершить нашу миссию, то есть прежде всего найти ту каменную плиту. Также нам нужно найти либо путь к молоту Тора, либо оправдание отказа от поисков.

Вход в манданскую деревню вызывал суеверный страх. Оспа поражает индейцев очень быстро, люди буквально падают замертво на ходу. Упавшие женщины лежали возле коптилен и на рамах ткацких станков. Двое мужчин привалились к частоколу, словно они из последних сил пытались перелезть на стену, надеясь найти за ней спасение. Возле потерявшей сознание девочки валялись черепки разбитого кувшина с водой. Все вокруг источало зловоние экскрементов и гниения, приторную вонь торжествующей смерти. Вдруг я услышал странный шум и не сразу сообразил, что громкое жужжание издавали прожорливые мухи.

Внутри жилищ свет попадал только через дверные проемы и дымоходы, но его было достаточно, чтобы подтвердить здешний апокалипсис. Трупы жались по углам, словно старались избежать мучительных лучей света. Тела всех покойников с открытыми незрячими глазами и скрюченными в предсмертной агонии пальцами покрывали ужасные нарывы, их рты исказили гримасы последнего вздоха.

Пройдя по деревне, я нигде не заметил, однако, каменной плиты. Методично осматривая дом за домом, я переворачивал одежду и покрывала, заглядывал в подземные склады зерна, но так ничего и не нашел. Мое сердце тревожно колотилось. Я весь вспотел, но не от жары, а от страха.

Я уже был готов отказаться от жутких поисков, когда услышал хриплый кашель из самого дальнего от ворот земляного дома. Неужели кто-то выжил? Вновь зайдя в сумрачное помещение, я осознал, что привалившийся к спинке скамьи старик, которого я принял за мертвеца, на самом деле еще дышал. Он походил на обтянутый кожей скелет, весь покрытый пустулами, но я разглядел странные светлые глаза, длинные седые волосы и — самое удивительное — редкую бороду. Он выглядел как вождь или старейшина, и пока он бормотал что-то на своем языке, я быстро провел второй осмотр его жилища. Но опять не обнаружил никакой каменной плиты или вообще хоть чего-то необычного. И все-таки, возможно, именно он был упомянутым Намидой знахарем? Смогут ли женщины расспросить его? От прикосновения к гниющей коже у меня по спине побежали мурашки, но я решительно положил стонущего больного на кожаное покрывало и безжалостно вытащил его на солнечный свет. Старец зажмурил щелочки глаз и захныкал, как ребенок, но у меня не было иного выбора. Я протащил его по грязному двору деревни и мимо мертвого стража за ворота, крикнув своим спутникам:

— Намида! Я нашел живого человека!

Она бросилась ко мне, но я удержал ее.

— Помни, что он может заразить тебя.

— Это Желтая Луна, — горестно сказала она, роняя слезы. — Он очень стар, и я думала, что болезнь унесет его первым. А вместо этого он пережил всех. Он знает лекарственные травы.

— Спроси его, что тут произошло.

Разговор получился прерывистым, старик еле дышал, но Намида переводила нам все, что он говорил.

— Группа людей из деревни отправилась к Миссури, чтобы обменять заготовленные меха. Когда они вернулись с одеялами, все заболели.

— A у него еще сохранилась та плита с письменами? — встрял Магнус.

— Торговая группа умерла первой. Он пытался сделать лекарство, но…

— Плита!

Руки норвежца вцепились в древко бердыша. Намида задала очередной вопрос.

Слова знахаря стали неразборчивыми. Он терял последние силы. Я сам чувствовал себя инквизитором, допрашивающим умирающего под мучительным для него ярким солнечным светом.

— Когда все начали умирать, он перетащил камень в пещеру у реки. Кто-то или что-то охраняет его там. — Она стала наклоняться ближе, стараясь расслышать шепот, но я удержал ее, опасаясь, что возбудители болезни могут как-то перенестись на нее. — Неподалеку видели дакотских всадников. И человека в красном мундире.

Я мысленно чертыхнулся.

— А какая пещера?

— Он говорит, что ты обладаешь силой духов, потому что не побоялся войти в больную деревню.

— Спроси, не видел ли он Пьера? Не было ли его с Красным Мундиром?

Но старик умер. Я содрогнулся, чувствуя себя зачумленным и проклятым. Холмистые равнины вокруг нас внезапно показались зловеще побуревшими, а река обмелевшей. Лето подходило к концу, и исчезновение Пьера сильно расстраивало меня. Оно напомнило мне о Тальма, исчезнувшем в Египте, и о последующей доставке кувшина с его головой.

Судьба упорно подсовывала нам дьявольские сюрпризы.