Париж

4.45

В свое время Виктор Гюго назвал Нотр-Дам «состарившейся королевой парижских кафедральных соборов». Возводившийся потом и тяжким трудом на протяжении двух столетий, Нотр-Дам являл собой блистательнейший архетип готической архитектуры. Подсвеченный янтарным светом западный фасад величественно возвышался в ночи. Две одинаковые башни-колокольни обрамляли центральную часть здания. Окно «роза» на западном фасаде отбрасывало букет красных и синих отблесков, образуя великолепный нимб над головой статуи Мадонны. Над этим окном высвечивались горгульи, расположенные вокруг башен.

Кори понимала: здесь может храниться множество тайн. Вот только где искать ответы?

Площадь под названием Пляс дю Парви украшала мигающая разноцветными огоньками елка.

— Наша Госпожа просто великолепна, верно? — спросила Николет Бетанкур.

— Tres magnifique, — решила ответить по-французски Кори. — По красоте своей превосходит все остальные соборы.

Бетанкур пожала плечами.

— Далеко не все придерживаются того же мнения. У нашей Госпожи есть прекрасные сестры по всей Европе. Но для меня?.. О, нет, они не могут с ней сравниться. Это мое мнение.

— Лучше скажи вот что, — перебил ее Вёрм. — Где нам найти парадиз?

— Ты на нем и стоишь, — Николет развела руками. — Это и есть парадиз.

— Площадь Парви?

— Qui. В переводе со средневекового французского «Парви» и означает «парадиз».

Вспомнив строки Юнга, Вёрм спросил:

— А что тебе известно о драконах, которые исходят дождем над парадизом?

— Погоди, дай подумать, — сказала Бетанкур. — Возможно, это… Одна легенда семнадцатого века гласит, что однажды из пещеры у берега Сены выполз дракон по имени Ла Горгуль. Сожрал всех домашних животных в округе, разрушил деревню под названием Париж. Мало того, дракон захватывал корабли и пожирал моряков. И вот жители деревни решили приносить ему в жертву каждый год какого-нибудь преступника, чтобы задобрить. Нашелся один храбрый священник по имени Сент Романи. Он отрубил дракону голову. Потом поджег его, но голова и шея не горели. И тогда Романи вытащил их из огня, и прибил голову дракона к церковной стене.

— И получилось, что Ла Горгуль стал первой горгульей? — спросила Кори.

— Non, — ответила Бетанкур. — Первым гротеском.

— А чем горгулья отличается от гротеска?

— Горгульи служат для стока воды, — пояснила Бетанкур. — Отводят воду от стен собора в дождливые дни, чтобы его не затопило. Есть в старофранцузском языке такое слово, «gargouille», оно означает «горло». Видимо, произошло от звуков, которые издает вода, стекающая по узким желобам.

— Как «gurgle» в английском, — подхватил Вёрм. — Или «gargle».

— Но при чем тут гротеск и сточные трубы? — не переставала удивляться Кори.

Бетанкур покачала головой и указала на стены собора.

— Вон, видишь? Эти гротесковые фантастические фигуры украшали собор еще в Средние века. Были как бы стражами города. Ну и постепенно разрушались. Каменные обломки падали вниз, на площадь. В прошлом эти каменные создания, обваливаясь вниз, убивали горожан. Истории об этих несчастных случаях передавались из уст в уста и вызвали страх перед горгульями и гротеском. Представляешь?

— Драконы изрыгали потоки воды на парадиз, это относится во всем подобным изваяниям, украшающим стены кафедральных соборов, — пробормотал Вёрм. — Однако эти вроде бы держатся крепко.

— Но они же не подлинные. Виолет-ле-Дюк добавил новые фигуры. Это был архитектор, надзирающий за реставрацией собора.

— Так, давайте разберемся, — сказала Кори. — «Parvis» означает «парадиз», а эти гротесковые фигуры — драконы. Хоть кто-нибудь понимает, почему мы должны искать нечто под названием «ноль парадиза»?

— Гм?.. Ах, поняла. Ты имеешь в виду «нулевой километр». Идемте!

И Бетанкур подвела их к немного поблекшей бронзовой отметке в северо-восточном углу площади. Символ солнца был заключен в восьмиугольник, его восемь острых концов торчали в разные стороны. Подобно мандале Юнга, представляющей центр личности, эта табличка отмечала центр Парижа. Отметка на площади перед собором называлась «нулевой точкой», от нее во Франции отсчитывали расстояния до самых отдаленных границ страны.

Кори вспомнила слова Юнга из Библии: «Там, где однажды драконы дождем исходили, с нами был Бог, высился над нулем парадиза». Улыбка тронула ее губы. Они нашли нулевую точку парадиза, в том месте, где каменные драконы низвергали дождь. Она подняла глаза на башни-близнецы собора, устремленные в ночное небо.

— А может, там у вас есть Эммануэль?

Бетанкур кивнула.

— Идемте за мной.

По стертым от старости каменным ступенькам — их было двести пятьдесят — они поднялись в северную башню собора Нотр-Дам. Кори шла следом за Бетанкур по винтовой лестнице, сзади устало плелся Вёрм. Пройдя мимо неосвещенной церковной лавки, они поднялись еще на несколько ступенек и оказались у небольшой двери. Вышли из башни — и перед ними открылся захватывающий вид на ночной Париж. Внизу тянулись бульвар за бульваром, монументальная архитектура соседствовала со скромными постройками из камня под серыми шиферными крышами — типичный стиль для Второй империи. Но Уже за Иль де ла Сите высились небоскребы, затеняя и подавляя старинную архитектуру. И этот новый парижский урбанизм выглядел как-то угрожающе.

Они прошли по галерее с колоннадой, демонстрирующей целую армию гротескных скульптур. Кори вспомнила слова Бетанкур о том, что архитектор заменил старые разрушающиеся скульптуры на новые. Она прибавила шагу, догнала своих спутников уже в южной башне, где они стали подниматься по скрипучим деревянным ступеням на колокольню. Даже при свете фонарей место это выглядело удручающе мрачным.

— Поначалу колокола были только в северной башне. И у каждого свое имя. Колокол Гийом установили где-то в 1248 году. Позже к нему присоединились его братья: Пуньез, Шамбеллан, Паскер, Жан, Николя, Габриэль и Клод. А среди дам были сестры Мари и Жаклин, это уже в южной башне, позже к ним присоединились Франсуаз, Катрин, Анна и Барбара.

— Но об Эммануэле ты так и не упомянула, — заметил Вёрм, пока они расхаживали по колокольне.

— Я еще не закончила, — с раздражением в голосе заметила Бетанкур. — Жаклин отлили заново в 1681 году. Она прошла, если так можно выразиться, операцию по смене пола, и ее переименовали. Дали новое имя: Эммануэль.

Кори показалось, что на гигантском колоколе повис Квазимодо.

— Переплавка обошлась в тридцать тысяч фунтов, зато у колокола Эммануэль оказался самый низкий и звучный голос, — продолжила Бетанкур. — Во время революции колокола с башен сняли. Хотели переплавить их на пушки. Лишь одному огромному Эммануэлю было суждено вернуться домой. Остальные же затерялись в тумане времени.

— Но почему Юнг хотел, чтоб мы увидели этот колокол? — спросил Вёрм, озираясь по сторонам.

Кори вспомнила записи матери.

— Вы упоминали о каком-то архитекторе, надзиравшем за реставрацией. Уж не он ли случайно возглавлял Музей памятников истории здесь, в Париже?

— Вообще-то, да, возглавлял, — ответила Бетанкур. — А ты откуда знаешь?

— Масон, стоявший во главе этого заведения, посетил деда Юнга. Должно быть, один и тот же человек. Как звали того архитектора?

— Эжен-Эммануэль Виолет-ле-Дюк.

— Эммануэль? — воскликнул Вёрм.

— Тогда, возможно, «с нами бог» относится к нему, а вовсе не к колоколу, — выпалила Кори. — Можно ли найти здесь имя этого архитектора? Ну, где-нибудь на табличке?

Бетанкур призадумалась.

— Его имя есть вон на той статуе, — она показала на шпиль собора к востоку от колоколен. В свете прожекторов шпиль вонзался в ночное небо, точно зазубренный кончик копья. В основании шпиля размещались двенадцать статуй, по три с каждой стороны. — Во время реставрации в 1840-х Жофре Дешом создал скульптуры двенадцати апостолов. Моделью для лица одной из них служил Виолет-ле-Дюка. Имя Эммануэль выгравировано на руке этого апостола.

— Какого именно?

— Одиннадцать апостолов размещены лицами к городу, — пояснила Бетанкур. — Лишь статуя Виолет-ле-Дюка смотрит в другую сторону. Он глядит на шпиль, точно восхищается им. Скульптор посчитал уместным придать святому покровителю архитекторов внешнее сходство с Виолет-ле-Дюком.

— А кто из апостолов является покровителем архитекторов?

— Фома. У статуи святого Фомы лицо великого реставратора.

— «Когда в сомнении ты, отвернись», — не сводя глаз со скульптуры, процитировала Кори слова из послания Юнга. — Вот сомневающийся апостол и отвернулся.

— Фома неверующий? — Глаза у Вёрма загорелись. — Святой с поясом… — Он ударил кулаком по ладони. — Вот что, Николет, веди нас к нему, и немедленно!

Подобно многим готическим кафедральным соборам, Нотр-Дам был выстроен в форме креста. Спускаясь по ступенькам колокольни, Кори слышала, как Бетанкур объясняет Вёрму, что двенадцать апостолов размещены вокруг основания шпиля на крыше, там, где трансепт, или поперечный неф, пересекается с апсидой. Шпиль возвышается над самым центром креста.

— Что тут у вас с охраной, расскажи, — попросил Вёрм.

— Вам повезло, — ответила Бетанкур. — Рождественская месса завершилась вчера ночью. Ну а на праздники в соборе обычно дежурит всего один охранник. Я чем-нибудь займу Антона Вадена. Он ужасно любит пофлиртовать, так что, пожалуйста, не задерживайтесь.

И вот они оказались в нефе, и Бетанкур велела Кори и Вёрму спрятаться за колонной. А потом объяснила, как пройти к цели:

— Никаких камер и сигнализации в шпиле нет, — прошептала она и протянула Вёрму ключ. — Вот этим отпирается дверь. После того как я уведу Вадена к себе в комнатушку, можете начинать. Сообщите по телефону, когда закончите. — И она направилась через неф.

Стоявший у алтаря охранник с редеющими черными волосами зажег свечу. Бетанкур подошла, похлопала его по спине. Беседа тотчас же превратилась во флирт. И они оба скрылись в проходе, ведущем к служебным помещениям.

— Да, она свое дело знает, — восхищенно прошептала Кори. — Но долго ли сможет удержать его этим кокетством?

— Ты удивишься, — ответил Вёрм. — Ладно, пошли!

Шпиль сбора Нотр-Дам поднимался на высоту 295 футов. Примерно посередине на нем было закреплено кольцо из металлических шипов, образуя нечто вроде тернового венца. Кори прошла под аркообразным сводом. Двенадцать апостолов выстроились у основания. На каждой из четырех сторон шпиля размещалось по три статуи, все были подперты конструкцией в виде лесенки, каждая из статуй размещалась на отдельном выступе. Подсветку фигур снизу обеспечивали прожекторы.

— Зеленые люди, — восхищенно прошептал Вёрм. — Не как Езус, конечно, но все равно зеленые…

Кори перегнулась через перила, увидела мятно-зеленую голову одного из апостолов. На нем был плащ, в руке он сжимал некое подобие креста. Уровнем ниже стоял другой апостол, в его руках — раскрытая книга. Третий застыл в какой-то странной позе: левая рука вытянута вперед, правая опущена. Колени полусогнуты, ступни смотрят в разные стороны — создавалось такое впечатление, будто третий апостол пытается сохранить равновесие и не сорваться с подпорки. Или же он изображал некоего библейского серфингиста, прорывающегося через накрывшую его волну. У подножия статуи размещался маленький бычок с крыльями, опасливо изгибающий шею, точно боялся, что апостол-серфингист упадет и собьет его с крыши.

— Я нашел его, — сказал Вёрм. — Вон на той стороне.

Кори выглянула из арки. Вёрм направил луч фонарика на юго-восток, высветил зеленоватое лицо апостола Фомы. Левой рукой святой прикрывал глаза, словно от яркого света. В его правой руке был некий плоский предмет, напоминавший огромное измерительное устройство.

Святой Фома действительно восхищенно смотрел на шпиль, повернувшись спиной к городу и тем двум апостолам, что размещались позади него. «Когда в сомнении ты, отвернись». Из всех двенадцати апостолов вокруг шпиля отвернулся только он.

— Мы на правильном пути. Что теперь?

— Видишь пояс у него на талии? — спросил Вёрм. — Кое-что напоминает?

— Шифры Юнга.

— Ну а этот предмет у него в руке?

— Посох, или какая-то мерная палка. Мы должны обернуть вокруг нее пояс. Ведь буквы на поясе Юнга были вышиты с двух сторон. Одна сторона предназначалась для Боллингена. Может, вторая подойдет для собора Нотр-Дам. Вот только одна проблема… — упавшим голосом добавила Кори. — Пояс остался в Швейцарии.

— Хочешь пари? — спросил Вёрм и задрал рубашку. Пояс Юнга был обернут вокруг его тела. — Пока мы спорили, брать ли с собой Библию Юнга, я решил не тратить времени даром на аналогичные споры о поясе. И прихватил его с собой.

— Что ж, возможно, это даже неплохо, что ты страдаешь клептоманией.

Пока Вёрм снимал с себя пояс, она добавила:

— А знаешь, почему на этой стороне буквы выглядят не такими поблекшими? Готова побиться об заклад, Юнг наносил свои знаки здесь, уже после того, как его дед вышил другую, обратную сторону.

— Дед создал свой шифр, нанес его на свою ценнейшую реликвию, Вартбургский пояс. И с самого начала имел в виду Нотр-Дам. Десятилетия спустя Юнг воспользовался тем же шифром и поясом, и предназначалось все это для Боллингена.

Кори кивнула, затем глянула вниз.

— Чтоб добраться до святого Фомы, нам придется влезть на крышу. И площадочка у подножия статуи совсем маленькая. Места для двоих там не хватит. Так что пойду я.

— Чушь, ерунда! — с этими словами Вёрм извлек из рюкзака альпинистскую веревку. Закинул один ее конец в отверстие в шпиле, завязал узлом в виде восьмерки. — Я опытный альпинист. Я пойду.

— Да ты взгляни на свои перебинтованные пальцы! После маникюра, который сделала тебе Адриана, цепляться за веревки не получится.

— Однако же я спустился в подземелье Юнга. Без проблем.

— Есть только один способ разрешить этот спор, — улыбнулась Кори. — Камень, ножницы, бумага. Идет?

Вёрм коротко кивнул. А затем на счет три сжал пальцы в кулак. Взглянул на руку Кори. Ладонь плоская, как лист бумаги. Глаза его сузились, превратились в щелочки.

— Два из трех!

— Нет времени, — ответила Кори и взяла пояс.

Она выскользнула из створки окошка в форме трилистника, ухватилась за веревку и начала спускаться вниз. Она хотела приземлиться на деревянную подпорку. Но та оказалась уже, чем предполагала девушка. Она взглянула на восток, на городские огни, отражающиеся в реке Сене. Нотр-Дам снизу подсвечивали прожекторы. Кори поняла, что ее могут заметить от Иль Сен-Луи, что на левом берегу. Продолжая держаться за веревку, она балансировала на узкой подпорке, потом ухватилась за фигуру Фомы другой рукой. Она казалась такой маленькой на фоне огромной зеленоватой скульптуры.

— Что за буквы выбиты на той штуковине, что держит Форма? — крикнул Вёрм.

— Имя архитектора латинскими буквами в сокращенном виде, — ответила Кори, прочитав: «EVG-EMMAN-VIOLLET». Под большим пальцем апостола примостились еще буквы: «LE DVC», значился также род его занятий. Она несколько раз обернула поясом верхнюю часть измерительного инструмента. На щеку упала капля. Кори подняла глаза, взглянула на небо в надежде, что дождь все-таки не начнется. Заставила себя сосредоточиться на поясе. — Здесь получилось какое-то французское слово. И вообще, эта штуковина оказалась толще, чем та ветка в Боллингене. Пояс заканчивается прямо у большого пальца статуи.

— Произнеси по буквам!

— L-E-S-T-R-Y-G-E, — выкрикнула она. — Французское слово. Le stryge.

— Есть догадки, что оно означает?

— Не знаю. Мой французский просто ужасен.

И тут застучали первые крупные капли дождя, и Кори торопливо принялась разворачивать и снимать пояс.

— Давай спросим Николет.

Она обернула пояс вокруг талии, потом крепко ухватилась за веревку и начала карабкаться к шпилю. Вёрм одним мощным рывком подтянул ее к себе, точно тряпичную куклу. Кори немного отдышалась и отправила текстовое сообщение Николет. А потом вдруг увидела: ей кто-то звонит. И просто не поверила своим глазам, увидев номер Тессы. Она ответила подруге уже на лестнице, когда начала спускаться вслед за Вёрмом.

— Ты где? — спросила Тесса слабеньким голоском.

— Это не важно, не имеет значения, — осторожно ответила Кори. Как знать, может, полиция прослушивает разговор. — Лучше скажи: как ты? Я о тебе беспокоюсь.

— Скоро поправлюсь. Буду в полном порядке.

— А кто такая Адриана? — сонным голоском спросила Тесса.

— Да она тебя едва не убила! Ну, такая высокая, сильная, жуткая на вид тетка. С черными волосами.

— Погоди, Кори… Это не она на меня напала.