Боллинген

1.17

Вёрм прилаживал на голове шлем с лампой, которым обычно пользуются спелеологи, когда вдруг услышал из-под земли дикий пронзительный крик Кори. И тут же начал стравливать конец веревки в отверстие. А после этого и сам стал протискиваться внутрь, не выпуская веревки из рук. Широкие плечи с трудом втиснулись в узкий прямоугольный лаз, он медленно продвигался вперед, не обращая внимания на содранную на спине кожу.

Кори кричала не умолкая.

— Что такое? — заорал он в ответ.

И пополз дальше, держась за туго натянутую веревку. У края колодца остановился, опустил в темноту руку и одним рывком втянул девушку наверх, к себе. Промокшая до нитки, она дрожала в его объятиях. С трудом удерживая равновесие, Вёрм натянул ей на голову альпинистский шлем с фонариком.

— Там… внизу… змея! — пролепетала Кори. — Ненавижу змей!

— Юнг тоже их не очень-то жаловал. — Вёрм оглядел темную поверхность воды, потом — стены. Все они сплошь были покрыты рисунками и символами. Вёрм снова перевел взгляд вниз, на воду. И тут что-то разорвало гладкую ее поверхность. Он прикоснулся к затылку девушки — мокрые волосы липли к пальцам, — потом повернул ее голову.

— Это не змея. Вон, посмотри.

В воде плавала белая рука с растопыренными пальцами.

Кори содрогнулась, еще крепче приникла к его груди. Вёрм отпустил ее, затем стал спускаться к воде по наклонному уступу. Вошел в воду, встал ногами на дно.

— Осторожней! — крикнула ему Кори.

Ледяная вода плескалась у его пояса. Вёрм не удержался от мысли о Гильгамеше, древнем герое Месопотамии, который нырял на самое дно моря в попытке найти растение, необходимое для приготовления эликсира жизни. Ученый медленно продвигался вдоль стены, как вдруг что-то задело его по животу. Он опустил руки в воду и нашарил предмет. Нога… Вёрм ощупывал ее пальцами, дошел до бедра, затем — до живота трупа. И, найдя плечи, рывком поднял тело из воды. Женщина. Мокрая одежда липла к распухшему посиневшему телу. Вёрма передернуло от омерзения. Он узнал ее.

— Это Лукреция Борджиа, — крикнул он Кори. — Названа так в честь сестры Чезаре Борджиа.

Он смотрел в пустые неподвижные глаза женщины. Раздутые губы приоткрыты, точно она собиралась что-то сказать. Под волосами на голове Вёрм обнаружил рану.

— Что с ней случилось?

— Похоже, ударилась головой. А потом утонула.

— Неудивительно, — заметила Кори. — Со мной едва не произошло то же самое.

— Мне страшно жаль, — прошептал Вёрм женщине. — Бедняжка Лукреция.

Выбравшись из лаза, Вёрм тут же бросился к рюкзаку. Достал из него альпинистское оборудование и передал его Кори. Та укрепила «сбрую» на теле Лукреции Борджиа. Они вместе вытащили труп из провала, заполненного водой. Затем Вёрм снял ремни с тела утопленницы и отнес тело в спальню Юнга в «материнской» башне.

Потом бросился во вторую башню, где возле лаза поджидала его Кори.

Он подбежал, снова заглянул в отверстие. Фонарь, закрепленный на лбу, высветил пространство над потайной дверцей. Юнг сконструировал здесь довольно примитивный механизм из противовесов, шкивов и сифонов, которые открывали запорное устройство дверцы, стоило только вставить ветку в рот Езусу. Открыв ее и войдя в лаз, человек давил на него своим весом и приводил в движение столь же примитивный таймер. Отсчитав определенное число минут, таймер включал насос, и дверца захлопывалась. Вёрм улыбнулся. Все это сооружение Юнга напомнило ему ученого древности Герона и его изыскания в области гидродинамики.

— Давай не будем тратить времени даром, — заметил он Кори, протискиваясь в лаз. — Эта дверца скоро захлопнется, и тогда нам отсюда уже не выбраться, как и бедняжке Лукреции.

— А сколько времени у нас есть?

— Ну, может, полчаса. — Вёрм сверился с водонепроницаемыми наручными часами. — Сдается мне, мы открыли дверцу примерно в час семнадцать по европейскому времени.

Стоя рядом с ним на краю колодца, Кори внезапно протянула руку к воде:

— Вон там! Смотри, Эдгар!

На поверхности, примерно в том месте, где он обнаружил тело Лукреции, плавали три белых листа бумаги.

Вёрм осторожно вошел в воду, потом поплыл — забрать их. Девушка тоже осторожно сошла вниз, протянула руку, и ученый передал ей находку. Потом присоединился к ней и посветил фонариком на мокрые листы.

— Это факс страницы из тетради мамы, — сказала Кори. — И последние слова здесь: «Скорми Езусу ветвь».

— Ее записи помогли бы нам сэкономить кучу времени, — заметил Вёрм.

— Люди Борджиа пробрались в мой дом, чтоб украсть эти записи. — Кори подняла на него глаза. — Напали на мою подружку Тессу. А потом факсом отправили эти бумаги в Швейцарию.

— Для Лукреции, — подхватил Вёрм. — Они следили за тобой еще со дня опубликования книги твоей матери. Если бы ты тогда оказалась дома, они бы тебя прикончили.

Кори приблизилась к стене, на которой Юнг изобразил красную и белую розы. Изучив этот алхимический символ, она провела пальцем по шву между двумя каменными плитами.

— А я нашла потайную комнату! — воскликнула девушка. — Юнг соорудил здесь нечто вроде лабиринта. Иди за мной!

И она двинулась в воде, освещая путь фонариком, а вскоре уже скрылась за поворотом.

Вёрм пошел вдоль стены, цепляясь за ее шероховатую поверхность, тоже свернул. Но Кори не увидел.

— Кори! — крикнул он и остановился. — Ты где?

— Здесь! — донесся откуда-то издалека ее голос. — Дойди до конца стены, там свернешь влево!..

Вёрм, расплескивая воду, свернул за угол. Потом еще раз и еще. Он понимал, что заблудился, и его охватило прежде незнакомое чувство полной растерянности. От холодной воды тело начало неметь. Он еще раз свернул за угол. Кори видно не было.

— Черт бы тебя побрал, — пробормотал Вёрм.

— Сюда!.. — Теперь ее голос звучал еще более отдаленно. — Я уже почти в центре.

— Я иду назад! — крикнул он в ответ и обхватил себя руками за плечи, чтоб хоть немного согреться. — Если в башне никого не будет, таймер сработает и дверца закроется. И тогда мы оба в ловушке.

И он повернул назад, уверенный, что сможет выбраться, что найти тут дорогу не сложней, чем в лабиринте на детских картинках. Что до Кори, она нашла дорогу. А значит, с тем же успехом может найти и выход.

Кори продвигалась к центру лабиринта под башней Юнга. Вода поначалу казалась страшно холодной, но адреналин, бушующий в крови, не давал замерзнуть. Она свернула за угол и увидела прямо перед собой символ, известный под названием «Божье око». Он был нарисован на стене черной краской, над глазом дугой высилась бровь. Две линии, одна прямая, другая завитком, спускались от нижнего века.

Кори хорошо помнила, как впервые увидела этот древнеегипетский символ. Ей было восемь, и она пришла к маме на занятия в Принстонском университете. Во время лекции она сидела в первом ряду между двумя девушками студентками, те приветливо улыбались. Кори взяла цветные карандаши и принялась раскрашивать картинку в книжке «Привет, Китти», как раз в этот момент мама показывала студентам укрупненный рисунок — «Око Гора».

Кори подняла глаза и завороженно смотрела на мать. А та рассказывала, что Гор был сыном египетских богов Осириса и Изиды, человекообразным созданием с головой сокола. Осириса убил его брат Сет, ставший царем Египта. Гор отомстил за смерть отца, встретившись с Сетом в яростной схватке. Сета взяли в плен, но ему удалось бежать. В конце концов, Гору все же удалось победить своего дядю, но в сражении он потерял левый глаз. Осирис и Исида поднялись на небеса, а Гор стал царем Египта. И все египетские фараоны вели от него свой род.

Глаз, известный под названием «уаджет», стал очень популярным символом в амулетах. Считалось, что он приносит здоровье, оберегает от болезней. Во время лекции Ариэль Кэссиди продемонстрировала студентам различные варианты изображения «Ока Гора» — от самого древнего глаза сокола с характерными отметинами в нижней части века до масонского символа, где глаз красовался внутри пирамиды. Аналогичное изображение имелось и на долларовой банкноте США.

Она вспомнила о Горе еще кое-что. В переводе с древнеегипетского это имя означало «над» или «выше». Она навела луч фонарика на стену, чуть выше символа. И увидела: почти под самым потолком один из камней выступал из стены примерно на дюйм, как бы образуя ступеньку. Что бы там могло быть?

Держась за стену, Кори начала подниматься из воды. Вылезла, ощупала пальцами поверхность камня. С внешней стороны ничего особенного. Она приподнялась на цыпочки и просунула руку дальше, над камнем. И не смогла дотянуться до стены, из которой он выступал. Запустить руку в небольшое углубление, что там находилось, отсюда было невозможно. Цепляясь за неровные камни, Кори начала подниматься по стене, и вот, наконец, смогла заглянуть в углубление. Там лежала черная металлическая коробочка. Она улыбнулась и вытащила ее из тайника. Сердце радостно билось, девушка была просто в восторге от находки. Может, там и спрятана Сцинтилла?.. Прижимая находку к груди, она вновь погрузилась в темную холодную воду.

Вскоре Кори нашла Вёрма в материнской башне. Он наслаждался теплом, разведя огонь в маленькой кухне знаменитого психиатра. Кори проследила за направлением его взгляда — ученый не сводил глаз с металлической коробочки.

— Бог ты мой, детка! Что тебе удалось найти в лабиринте Юнга?

— Надеюсь, Сцинтиллу. — Кори огляделась по сторонам. — А где же Лукреция?

Кори забеспокоилась — мало радости знать, что тут где-то близко кто-то из семейки Борджиа. Потом попыталась выбросить эту мысль из головы.

Затаив дыхание, девушка открыла коробочку. Сгорающий от любопытства Вёрм нависал у нее над плечом. Кори достала старую маленькую книжку. На изношенном кожаном переплете — крест, как бы произрастающий из дерева. А над ним слова золотым тиснением:«Die heilige Schrift».

— Это старая немецкая Библия. — Вёрм расстегнул металлическую застежку, открыл книгу, взглянул на первую страницу. — Вполне в приличном состоянии. Посмотри-ка на надпись!

В нижней части страницы черными чернилами было выведено: «Проф. Карл Густав Юнг». И еще чуть ниже: «25 июля 1858».

— Но Юнг родился только в 1875-м, — заметила Кори. — Стало быть, эта Библия принадлежала его деду.

Они рассматривали книгу, листали пожелтевшие страницы, заполненные плотным немецким шрифтом и черно-белыми иллюстрациями-гравюрами из библейских сцен. Никаких заметок в книге не было, если не считать последней страницы. Там какими-то непонятными полустершимися символами было выведено три отдельных предложения. Тем же аккуратным летящим почерком, что и на титуле.

— Странно, — пробормотал Вёрм. — Дед Юнга писал крипторунами.

— Сцинтилла, — Кори затаила дыхание. — А ты сможешь расшифровать?

Вёрм сцепил пальцы, захрустел суставами.

— Сейчас попробую.

Кори в нервном предвкушении следила за тем, как ученый переводил текст. Через пару минут он укоризненно покосился на нее, точно она ему мешала. Тогда, не в силах усидеть на месте, Кори выбежала во двор за башней Юнга. Расчесывая пальцами мокрые волосы, чтобы скорее высохли, принялась расхаживать по лоджии. Затем раздвинула полосатые занавески и увидела, что за лоджией располагается небольшая комната с камином и окошками с видом на озеро. Кори приподняла фонарь, укрепленный на голове, посветила вверх. Потолок был разделен на квадраты, в каждом нарисованы различные фамильные гербы. В одном квадрате Юнг изобразил бородатого мужчину, державшего в руках большое зеленое растение. Может, это и есть Радикс?

Когда Кори вернулась в материнскую башню, Вёрм, навалившись грудью на стол, переводил руны при свете свечей. На миг поднял голову от Библии.

— Юнг-старший написал каждое из посланий разным руническим шрифтом. Первое было написано ранней тевтонской формой, использовавшейся в Северной Европе до восьмого века. Второе являло собой нордическую его версию из Исландии, здесь руны датировались примерно тринадцатым веком. И, наконец, последние — англо-саксонские, уже более поздние, год тысяча сто с чем-то…

— Так это и есть Сцинтилла?

Он покачал головой. Потом прочел вслух первое переведенное им послание:

— И что же это означает?

— Это означает, что Сцинтиллы здесь нет. Послание Указывает нам новое направление поисков.

Было около двух часов ночи. Кори гнала машину по дороге к Цюрихскому аэропорту. Вёрм втиснулся на сиденье рядом. Сидел и шевелил губами, переводя последние два послания Юнга. Время от времени Кори поглядывала в зеркало заднего вида, проверяя, не гонятся ли за ними Борджиа. Потом с облегчением откидывалась на спинку сиденья. Ей совсем не хотелось снова встречаться с этими людьми.

— Все! — объявил Вёрм. Набрал воздуха и начал зачитывать перевод второго послания Юнга, которое оказалось таким же загадочным, как и первое.

— А вот эта часть мне более или менее понятна, — заметила Кори. — Как-то я встречалась с парнем по имени Эммануэль. Его имя в переводе означает «С нами Бог». Стало быть, надо найти Эммануэля, возвышающегося над «нулем парадиза».

— Проще некуда! — саркастически заметил Вёрм. И принялся читать третье и последнее послание:

— Знаешь, что это означает? — спросила Кори.

— Ни малейшего понятия. Знаю только одно: ответ следует искать в Париже.

— В Нотр-Дам, — подхватила Кори. — Я, конечно, неверующая, но все же знаю, что «notre dame» в переводе означает «Наша Госпожа».

— Это так. Но в Европе есть несколько кафедральных соборов, носящих это название. Однако нам нужен тот Нотр-Дам, что в Париже. Догадайся, почему?

— Может, сам мне скажешь?

— Помнишь первое послание Юнга? — спросил Вёрм, почесывая бороду. — Там говорилось: «Там, где на языческой земле Юпитера, наша Госпожа превратилась в богиню разума». Так вот, парижский собор Нотр-Дам построен на том самом месте, где за несколько веков до этого стоял римский храм. И задолго до появления христианского кафедрального собора римляне посвятили этот храм своему главному богу — Юпитеру.

— Нотр-Дам построен на земле язычников. Теперь понятно. Ну а как насчет превращения «нашей Госпожи в богиню разума»?

— Это относится к Французской революции. В 1793 году гильотина отсекла головы королю Людовику XVI и Марии Антуанетте. Этим самым в ноябре новое французское революционное правительство объявило религию вне закона. Христианство было свергнуто. Библии сжигались. Нотр-Дам переименовали в «Башню Разума». Был даже проведен праздник, в честь победы философии над религией. По этому случаю парижская опера устроила спектакль в соборе, там поставили декорации. Там пели лучшие певцы, прославляли новообращение народа. Мадемуазель Обри, в то время молодая оперная звезда, вышла в римской тоге — изображала нечто вроде статуи Свободы, только в триколоре. Длинное белое одеяние, поверх синяя мантия, на голове фригийский колпак.

— Какой колпак? — спросила Кори.

— Этот головной убор символизировал свободу. — Вёрм быстро набросал на бумаге его изображение. — Во время революции французы носили его как эмблему освобождения.

Ученый показал ей набросок.

— Похоже на колпачок гнома, — весело заметила Кори.

— И вот на этом спектакле артисты кордебалета сопроводили мадемуазель Обри в святилище. Толпа приветствовала ее как богиню разума. После этого около двух тысяч французских церквей были аналогично переименованы в «башни разума». Но богиня, то бишь мадемуазель Обри, почтила своим присутствием лишь один собор.

— Итак, «наша Госпожа» превратилась в богиню разума именно в парижском кафедральном соборе.

— Именно так, Кори. Жми на газ. Нам надо успеть на рейс во Францию.