Глава 35
В КОТОРОЙ СО ВСЕЙ ОЧЕВИДНОСТЬЮ ПРОЯВЛЯЕТСЯ УЯЗВИМОСТЬ ПОДКОЛЕННОГО СУХОЖИЛИЯ
Интересный момент: если бы вы спросили меня чуть раньше, как выглядит Гербо, я бы, скорее всего, не нашелся с ответом. При этом загадочным образом его черты отпечатались у меня в подсознании. Челюсть героя, переходящая в раздвоенный подбородок. Нос боксера (по крайней мере, дважды сломанный) и глаза сатира, слишком широко расставленные, чтобы не вселять острого беспокойства: кажется, они смотрят на вас под всеми возможными углами одновременно.
Одна вещь забылась со времен Сен-Клу: комплекция Гербо. Кажется, чтобы вместить его, дверному проему приходится раздвинуться.
— Вставай, — произносит он.
Сделать это оказывается не так просто. От шампанского мозги у меня превратились в труху.
— Можно… можно мне одеться?
— Брюки, — рычит он. — Тебе хватит.
Я двигаюсь медленно, но не из тонкого расчета, а чтобы успокоить бьющееся сердце. На пару секунд мой взгляд задерживается на окне. Пауза прерывается невозмутимой репликой Гербо:
— Я бы на твоем месте не стал. Прыгать придется с четвертого этажа. Лучше пошли, разбудим твоего дружка.
— Но я пришел один.
— Ясное дело.
Он хватает меня за загривок и легким движением швыряет так, что я лечу по коридору и приземляюсь в нескольких шагах от двери Шарля.
— Быстро за ним, — приказывает Гербо.
Все дальнейшие действия я совершаю по чистому наитию. Одной рукой поворачиваю ручку двери. Другой же… Выхватив из руки Гербо подсвечник, я с размаху обрушиваю его на лицо бандита. Тот ревет от боли, подсвечник со стуком прыгает по полу, Гербо, пошатываясь, надвигается на меня. Я растворяю дверь, врываюсь внутрь и захлопываю ее за собой.
— Шарль!
По мере того как мои глаза привыкают к темноте, я начинаю различать очертания его фигуры. Он там же, где я его оставил — на кровати. Спит и ровно дышит.
Гербо тем временем достаточно оклемался, чтобы начать биться в дверь. Он бросается на нее снова и снова, я же всем телом наваливаюсь на дверь со своей стороны. Кажется, будто дверь съеживается между нами, ветшает и стареет на глазах.
— Шарль! Ради бога, проснись!
Ища упор, я натыкаюсь ногой на белый фарфоровый кувшин. Быстро наклонившись, хватаю кувшин и с размаху выплескиваю его содержимое на Шарля. Комната мгновенно наполняется едким запахом. Шарль подскакивает в постели.
— Я описался? — растерянно произносит он.
— Ничего. Послушай, сейчас… — Я сам удивляюсь, как спокойно звучит мой голос. — Сейчас надо, чтобы ты кое-что сделал. Встань и передвинь трюмо вот сюда. Сможешь?
Он еще менее дееспособен после выпитого, чем я, но, не переставая стонать, все-таки пододвигает трюмо к двери. После этого мы совместными усилиями подпираем им дверь.
— Теперь дави на дверь что есть силы. Можешь?
— Вот так?
— Еще сильнее. Дави!
Он наваливается на дверь — и с изумлением обнаруживает, что она оказывает сопротивление.
— Там кто-то есть.
— Ты прав, с той стороны человек. Мы с ним играем в игру. Если мы не позволим ему войти в комнату, то, — несколько секунд я лихорадочно соображаю, — он угостит нас завтраком.
Лицо Шарля затуманивается, как от приступа тошноты.
— Не рано ли для завтрака?
— Не отвлекайся, дави на дверь.
И он давит. Даже после того, как дверь, не выдержав бешеного натиска Гербо, расщепилась, он упорно сопротивляется. Его кряхтение слышно даже от окна, к которому я метнулся. Я взываю к ночи:
— Помогите!
Никакого ответа, не считая эха, скачущего по сточным канавам и кучам мусора.
Затем я различаю, что по стене подо мной, как по шпалере, сухой лозой вьются, изгибаются сотнями колен старые водосточные трубы.
— Кажется… мы проиграем, — выдыхает Шарль.
— Продержись еще несколько секунд!
Словно в лихорадке, я отодвигаю кровать от стены и подтаскиваю ее к трюмо.
— Отлично, — шепчу я. — На счет «три» бежим к окну. Раз… два…
Трюмо поддалось, но кровать держится. Пока.
— В этом самое веселье, — говорю я. — Будем лезть вниз…
— Вниз?
— Да, таковы правила игры. Первый, кто коснется ногой земли, получает приз.
— Ну, не знаю…
Позади нас дверь проламывается еще в одном месте.
— Я полезу первым, — объявляю я. — Ты за мной…
— Нет, не надо!
Не колеблясь больше ни секунды, он ставит ногу на первое колено трубы, пробует его на прочность и опускается ниже. Тремя секундами позже Шарль исчезает из поля зрения.
Я следую за ним. Путь освещается лишь тонким месяцем, ноги у меня неповоротливые, руки занемели. Глаза словно кто-то сдавил пальцами. Бросив взгляд в окно, я вижу там свечу Гербо. Вновь зажженная, она описывает круги в темноте.
Я набираю полную грудь воздуха. Осторожно опускаю ногу, и удивительным образом оказывается, что ее поджидает следующее колено трубы.
Меж тем я утратил всякое представление о местонахождении Шарля. Я почти готов поверить, что, кроме меня, в мире никого нет, пока моя нога не попадает в странную нишу, явно не являющуюся частью архитектурного замысла. В ответ раздается пронзительный визг, что-то вцепляется мне в обе ноги, а потом начинает ползти по ним вверх.
Океан крыс, красноглазых от злости. Они суетятся у меня в волосах, визжат, вцепляются в руки и ноги. Со стоном я их отдираю, но тут же появляются новые: с шелковой шерстью, скрежеща зубами. И пока я перепрыгиваю с трубы на трубу, они следуют за мной, как бесчисленные укоры совести.
Наверное, последний отрезок пути я преодолеваю прыжками, но чувствую себя при этом так, словно еду на крысах, как можно ехать на волне. Вместе с ними я приземляюсь на мостовую и некоторое время лежу, оглушенный и изнуренный.
Встаю. За спиной у меня кто-то тихо стонет.
— Ну и ну… — Шарль сидит, прижимая колени к подбородку. — О боже… крысы… Господи боже…
— Забудь, — успокаиваю я его. — Они ушли.
В переулке ни звука, ни ветерка. Я различаю во мраке косматого пса, груду рыбьих костей, воняющую мусорную кучу и, на некотором расстоянии, отблеск янтарного света.
После чего, откуда ни возьмись, между светом и нами вырастает фигура.
— Прошу прощения, месье! — восклицает Шарль. — Не могли бы вы…
— Вот вы где. — Это Гербо.
Тон его лишен всякого намека на вежливость.
— Послушайте, — начинаю я. — Мы можем заплатить. Честно говоря, у нас денег куры не клюют.
— Мне хорошо платят.
— Тогда отпустите моего друга, — продолжаю я. — Он ни в чем не виноват.
— В том-то и дело, доктор. Еще как виноват!
Гербо извлекает из-под куртки пистолет.
— Это тоже такая игра? — спрашивает Шарль.
Я заталкиваю его себе за спину.
— Мне все равно, кто из вас будет первым, — усмехается Гербо. — Ночью все кошки серы.
Очень медленно и тщательно он прицеливается мне в сердце. Взводит курок. Прищуривается…
Вдруг происходит непредвиденное — у него подкашивается колено.
Потом другое.
Он с ревом валится на бок.
В глубокой тени у него за спиной происходит какое-то движение. Во мраке смутно вырисовывается фигура человека, он стоит пригнувшись, и в руке у него блестит лезвие ножа. Человек выпрямляется и заполняет собой пространство, прежде занятое Гербо.
— Кто вы? — спрашиваю я.
Человек невозмутимо убирает нож и приближается к извивающемуся телу.
— Я требую, говорите! Кто вы?
— Ах, так? — следует сухой ответ. — А «спасибо»?
Женский голос. Одного этого достаточно, чтобы заставить меня умолкнуть. Шарля же происходящее, по-видимому, только вдохновляет. Не отрывая взгляда от корчащегося Гербо, он осведомляется:
— Что вы с ним сделали?
— По сухожилию полоснула, всего-то. — Женщина пожимает плечами. — Я однажды видела, как такое проделали со скаковой лошадью.
— Сука!
Гербо предпринимает попытку подняться.
Она пинком возвращает его в исходное положение.
— Цыц! Или скажу твоим дружкам, что тебя уложила девка.
— Он только потому злится, что проиграл, — объясняет Шарль. — Теперь ему еще завтраком нас угощать.
Смеясь и качая головой, женщина неожиданно срывает с себя плащ и протягивает его мне. Только сейчас я замечаю, что по пояс гол и мой торс покрыт порезами, ссадинами, синяками и укусами. Замечаю я и кое-что еще: подкладка плаща ярко-алого цвета. Как гребешок у петуха.
— Вы, — зачарованно произношу я. — Вы следили за нами. Много дней.
— А если и следила, так что? Вы же не думаете, что он позволит вам шастать по Парижу без присмотра?
Уточнять, кто такой «он», нет нужды. Видок, как Бог, является последней инстанцией.
— Он же не дурак, — продолжает женщина. — Кто угодно, только не дурак. Но вы, доктор, кажется, меня не узнаете.
Я лишь остолбенело качаю головой.
— Я Жанна Виктория. Девушка Арно Пулена.
Кусочки головоломки начинают складываться в картину. Вор, который ограбил Леблана. Жуткое логово в Маре. Заваленное тряпьем, краденой обувью и ломаной мебелью, где на перевернутой сковороде…
— Ребенок, — выпаливаю я.
Здесь слишком темно, чтобы разглядеть ее глаза, но то, как она мгновенно отстраняется… это я вижу.
— Дочка сейчас с братом. В Исси. Ей там хорошо.
Достав серебряный свисток на цепочке, она прикладывает его к губам. Ответ не заставляет себя ждать: до нас доносится грохот сапог, приближающийся с каждой секундой.
— Жандармы будут здесь через минуту, — говорит она. — Отправляйтесь вместе с ними в караулку, доктор, вам там подберут новую одежду! Что до меня, пойду вздремну. Умаялась я с вами, мальчики, на сегодня хватит.
Она уже почти на середине переулка, когда я окликаю ее.
— Подождите! Мадемуазель! А что сказать…
Она стремительно возвращается.
— Передайте шефу, что Жанна Виктория сдержала свое обещание. Теперь его очередь.
Назад: Глава 34 СО ВРЕМЕН ВАТЕРЛОО
Дальше: Глава 36 ИСПОВЕДАЛЬНЯ ВИДОКА
