Книга: Черная башня
Назад: ЧАСТЬ ВТОРАЯ СЕН-ДЕНИ
Дальше: Глава 23 СЦЕНА БЕЗЖАЛОСТНОГО ИСТРЕБЛЕНИЯ С УЧАСТИЕМ ФИСТАШЕК
Глава 22
ЛИСА И КРОЛИК
Допрос убийцы Тепака происходит в кладовой дома покойного. Меня не пригласили, так что, подобно ребенку, подслушивающему разговор родителей, я прижимаю ухо к двери. Вот что я слышу.
Ни-че-го.
Впрочем, не совсем ничего. Серия звуков, напоминающих миниатюрные взрывы вроде тех, что производит чайник на влажной конфорке. Дверь приоткрывается, и я вижу нашего поддельного матроса привязанным за ноги к старому стулу с высокой спинкой. Видок, с растянутым галстуком, нависает над ним; сбоку к нему склоняется Гори, причем руки у него, по таинственным причинам, в муке. Никаких явных признаков насилия я не замечаю, если не считать того, что голова убийцы свешивается под неестественным углом да в комнате затихает невесть откуда взявшееся эхо.
Позже я узнаю, как Видок это проделал.
Самым легким было вспомнить имя. Видок недолго рылся в архивах памяти.
— Месье Ноэль, если не ошибаюсь.
Судорожное подергивание — вполне удовлетворительное подтверждение. Теперь Видок может строка за строкой реконструировать досье Ноэля.
— Кража двадцати трех уличных фонарей на улице Королевских Фонтанов… В другой раз украдено сорок восемь рулонов ситца из «Галантереи» Трюффо… Ах да, совершенно верно, у тебя ведь есть мать. Выдающаяся артистка, живет в очаровательной квартире на улице Сен-Клу. Кажется, она дает уроки фортепиано? Да, не хотелось бы лишать ее средств к существованию.
Поразительно. Вынимаешь один-единственный кирпич, и обрушивается стена целиком. В следующую секунду Ноэль выпаливает имя подельника.
— Ах, Гербо? Забавно, мне казалось, он все еще считает тараканов в Ла Форс.
Выясняется, что этот самый Гербо два месяца назад покинул тюрьму, облаченный в нижнюю юбку сестры. («Такой старый трюк», — бормочет Видок.) Несколько недель спустя он нашел Ноэля и предложил ему работенку в Сен-Клу.
— И кто заказчик? — спрашивает Видок.
Ему неизвестно.
— Кто платил?
Разрази его гром, если он знает. Кроме Гербо, Месье никто не видел.
— Месье?
Так им было велено его называть. Ни по имени, ни по фамилии. Просто обращение.
— Гербо когда-нибудь описывал, как он выглядит?
Нет. Он его не видел, только слышал.
— Гербо его не видел?
Он с этим человеком встречался только в Сен-Сюльпис. Месье сидел за занавеской, в кабинке для исповедей.
— Так он священник?
Неизвестно.
— Голос молодой? Старый?
Гербо не говорил.
— Сколько Месье вам обещал?
Сто франков вперед. И двести, когда все будет сделано.
— Ха! Зная Гербо, готов побиться об заклад, что на самом деле обещано в два раза больше. Этот Месье… он когда-нибудь объяснял, чем ему помешал Тепак?
Ноэль не знает. Он предпочитает не проявлять излишнего любопытства.
— И когда вам дали отмашку?
Вчера.
— Вчера?
Гербо днем пришел к Ноэлю. Сказал, пора приступать. Они должны ночью прибыть в Сен-Клу и дожидаться Тепака в королевском парке, а как только он окажется рядом, убить его.
— Что вы и сделали. Ноэль, ты за что отвечал, за горло или за живот?
За горло. Оно не хлюпает.
Ноэль сдан в местную префектуру. Внимание переключается на служанку месье Тепака, эльзаску по имени Агата, сложением напоминающую карликовую сосну, сухую до самых корней. Узнав о трагическом конце бывшего хозяина, она не роняет ни слезинки… но, по ее собственным словам, она не плакала с трех лет. И все же он был хороший, этот месье Тепак. Платил всегда вовремя. Домой никого не таскал, не возражал, когда надо было уйти на вечер. Такие нечасто попадаются.
— Тепак говорил вам, откуда он родом?
По акценту его можно было принять за швейцарца.
— Он рассказывал, какие у него дела в Сен-Клу?
Нет. Да ей и не положено спрашивать.
— А что вы можете сказать о молодом человеке? О Шарле?
А что о нем скажешь, он вроде как прилагается к дому.
— Он слуга?
Нет, вовсе нет. Когда она только начала здесь работать, Тепак сказал, что с месье Шарлем надо обращаться как с благородным, хоть он и одет по-простому.
— А что еще он говорил о Шарле?
Ей казалось, что он месье Тепаку вроде как родственник, а месье не говорил ни да, ни нет, а спрашивать…
— Вам не положено. Я знаю.
Что до мальчика, то он чистое золото. Правда. Всегда готов помочь с мытьем посуды, любит развешивать стираное белье. Ест все, что ни подашь. Единственная забота с ним — ботинки.
— Ботинки?..
Не может завязать сам себе шнурки. Так странно.
— А вы когда-нибудь интересовались почему?
Наверное, не научился. И знаете, он слегка простоват, от такого нельзя много требовать.
Его спальня ничем не отличается от комнаты любого крестьянина. Надтреснутый кувшин, изъеденное молью кресло, зеркало размером с туфлю. Что касается постели… это узкий, похожий на гроб ящик шириной около восьмидесяти сантиметров, установленный на двух половинках распиленной пополам бочки.
Здесь мы его и застаем. Он сидит на соломенном матрасе, руки зажаты между коленями. От него исходит сладковатый запах пота.
Сразу видно, что Видок решил прибегнуть к новой тактике: он держится на расстоянии нескольких шагов, избегает прямого взгляда. И говорит совершенно нетипично для него: не то чтобы мягко, но так, как если бы они с Шарлем встретились за шахматной доской и вот, завязался разговор.
— Шарль?
— Да.
— Это доктор Карпантье. А я Видок. Инспектор Видок.
Если он рассчитывал, что его имя произведет впечатление… впрочем, вряд ли он на это рассчитывал. Он делает следующий шаг.
— У вас есть фамилия, Шарль?
— Есть.
— А вы можете нам ее сказать?
— Рапскеллер.
Он склоняет голову. Не от скорби, как я вначале подумал, а чтобы лучше видеть волан для бадминтона, которым играет на полу.
— У вас есть мать, Шарль Рапскеллер? Отец?
— На небесах, — просто отвечает он.
— Другие члены семьи? Живые или… где-нибудь еще?
— Знаете… — Подсунув ногу под волан, он ловко подбрасывает его в воздух. — Мне кажется, у меня где-то есть родственники. Только я их никогда не видел.
По-прежнему тщательно соблюдая дистанцию, Видок опускается на матрас, очень осторожно, так что не шуршит ни одна соломинка.
— Шарль, — произносит он, — вы знаете, почему месье Тепак привез вас сюда?
— Конечно, знаю: потому что я здесь никогда не был.
— Вы понимаете, что месье Тепак умер?
Молодой человек слегка хмурится.
— А, понятно. Он ушел туда, где встретится с мамой и папой.
Его лоб снова разглаживается, и воланчик возобновляет свои полеты от одной ноги к другой.
— Шарль…
Желая то ли выразить сочувствие, то ли пересечь некую незримую черту, не знаю, Видок выбирает этот момент, чтобы протянуть руку. Рука движется в направлении плеча молодого человека, но так его и не достигает. Молодой человек, словно ударенный электрическим током, отскакивает прочь. Отступает на два шага и делает три долгих вдоха. Вся эта последовательность действий имеет ритуальный оттенок, словно он совершает таинство.
— Мне это не нравится. Когда меня трогают. Неожиданно.
— Прошу меня простить.
— Да нет, ничего. Вы ведь не знали.
Видок засовывает руки под бедра. Предоставляет молчанию нарасти, сгрудиться наподобие облаков.
— Что ж, Шарль. Если вы не возражаете, задам вам еще один вопрос. Вы король Франции?
Молодой человек некоторое время смотрит на него — а потом начинает хихикать.
— Что вы такое говорите! — Он качает головой. — У нас ведь уже есть король. Хотя говорят, он толстый и ему трудно ходить. Бедный король.
Видок закладывает руки за шею.
— Шарль, вам когда-нибудь приходилось бывать в Париже?
— Приходилось. Только я думаю, что это происходило во сне.
— Почему вы так думаете?
— Потому что я туда летал.
— А-а! — Из горла Видока вырывается что-то вроде писка. — Что ж, Шарль, мы с доктором Карпантье хотели бы пригласить вас в Париж. В качестве нашего гостя.
— Когда?
— Сейчас.
Его рот дергается.
— Мне понадобится моя куртка.
— Конечно, возьмите ее.
— И еще…
— Что?
— Как вы думаете, Агата согласится, пока меня не будет, присмотреть за растениями?
— А мы ее спросим. Думаю, она не откажется.
— Надо будет подвязать луковицы. После цветения.
— Что-нибудь еще?
В течение нескольких секунд он занят тем, что подбрасывает волан. Потом смотрит на нас и знакомо выпячивает нижнюю челюсть.
— А в Люксембург можно будет заехать?
— Во дворец? Думаю, это несложно устроить.
— Нет, извините, я неправильно выразился. Я имел в виду Люксембургский сад.
— О, как раз на днях мы с доктором Карпантье там прогуливались. Правда, Эктор?
— Ну да.
Это первые слова, произнесенные мною с момента, как я вошел в комнату, — и только теперь Шарль по-настоящему меня замечает. Как будто искупая этот пробел, следующие полминуты он проводит, рассматривая меня. Изучая во всех подробностях.
Наконец он нарушает молчание:
— Так вы там были? А каштаны цвели?
— Каштаны…
Как ответить? «Не знаю»? «Кругом был туман»?
— Да, — говорю я. — Каштаны были в самом цвету.
Он еще некоторое время разглядывает мое лицо.
— Доктор, у меня раньше был кролик, вы на него похожи.
— Кролик?
— Он был очень верный друг, но потом кто-то его съел. Кажется, лиса.
