21
Нью-Йорк, наши дни
Подруги молча сидели перед второй бутылкой шардоне. София, известная трезвенница, на этот раз присоединилась к Маре и опрокидывала в себя бокал за бокалом. Строгость почти стерильной квартиры Софии, в которой (не то что у Мары) даже в укромных уголках соблюдался неукоснительный порядок, нарушила их очевидная неумеренность. В этот вечер София не обращала внимания на пустые бутылки, смятые салфетки и тарелки с недоеденными макаронами. Обе женщины сосредоточенно разглядывали украденные документы, которые разложили перед собой.
София покачала головой.
— Боже мой, мне все еще не верится, что ты их взяла. Мы не об этом с тобой договаривались, Мара. Мы же условились, что ты пройдешь в кабинет и все там осмотришь, ничего больше. Что, если бы тебя поймали?
Вино превратило гнев Софии в заурядный страх. Всего час назад она устроила разнос Маре за то, что та забрала документы из кабинета Майкла. Но Мара с самого начала знала, что суровая, амбициозная София никогда не пойдет на риск.
— София, мы уже об этом говорили. У меня не было выбора. Без этих бумаг мне не понять, в какую махинацию вовлечен Майкл, зачем ему понадобилось скрывать информацию о Штрассере, и почему он использовал меня. Я не могла оставить там документы, иначе я бы потеряла то небольшое преимущество, какого добилась в игре с Майклом.
Мара произнесла эти слова вслух и вновь вскипела от ярости оттого, что была уязвлена ее гордость, оттого, что невольно причинила вред Баумам и всем другим людям схожей судьбы.
— Но, Мара, что ты будешь делать, когда Майкл поймет, что ты украла бумаги из его сейфа? Это дело времени.
— Надеюсь, я верну их на место, прежде чем он обнаружит пропажу. В Европе он пробудет еще несколько дней. А пока эти документы помогут мне выяснить, что на самом деле он задумал и почему решил воспользоваться мною, словно страховым полисом.
Мару удивляло, куда подевался праведный гнев Софии, которым она воспылала воскресным вечером, переживая за подругу, он испарился без следа. Разумеется, сначала София рассердилась из-за «глупого» романа с Майклом, но потом смягчилась и даже помогла Маре спланировать обыск в кабинете Майкла. Когда Мара явилась без предупреждения в дом Софии, принеся трофеи, она не питала никаких иллюзий насчет реакции подруги, но ее поразило, что обличающие документы не вызвали у Софии большого желания ей помочь.
— Что значит «выяснить»? — строго осведомилась София.
— Я должна узнать, кто такой Курт Штрассер. Только тогда я смогу понять, что пытается скрыть Майкл. Поэтому я воспользуюсь его отсутствием, пойду в архивы «Бизли» и покопаюсь там как следует.
— Мара, откуда ты знаешь, вдруг у него есть весомая причина прятать эти документы?
— Я не знаю, но, поверь мне, очень надеюсь, что такая причина у него есть. А на его слово я не могу полагаться.
София поднялась, слегка пошатываясь от выпитого вина, и взмолилась:
— Мара, прошу тебя, забудь ты об этой чепухе. Возврати документы, прежде чем он заметит их исчезновение, и пусть все останется в прошлом. Сосредоточься на более важном — самой себе и своей карьере.
Мара про себя договорила то, что София не осмелилась произнести вслух: просьбу подумать заодно и о ее карьере, так как было совершенно ясно, что София встревожена тем, как отразятся на ней поступки Мары.
— Софи, я не могу так, не могу сделать вид, что ничего не случилось. Разобраться, в чем тут дело, быть может, гораздо важнее, чем выиграть процесс и получить продвижение по службе.
Любопытно, подумала Мара, что она ощутила покой теперь, когда получила ясное представление о том, каких принципов следует придерживаться, хотя для этого и пришлось сойти с проторенной дорожки. Она надела власяницу, в которой ей было гораздо уютнее, чем в мантии успеха. Отец бы разозлился, зато бабушка ею гордилась бы.
София уставилась на Мару, словно перестала ее узнавать.
— В таком случае, Мара, ничем не могу тебе помочь. Мне невыносимо видеть, как ты разрушаешь все, ради чего работала. Действуй без меня.
София ушла к себе в спальню. Мара вовсе не собиралась оставаться на ночь, но, почувствовав, что выбита из сил, уснула тут же, на диване. Ей снились беспокойные сны, и проснулась она в поту.
На следующий вечер Мара вышла из лифта на этаже, где располагался аукционный дом «Бизли». Она совершенно не волновалась, правда, адреналин растекался по жилам, но это даже приносило какое-то облегчение после бесконечно долгого дня, который она провела в своем офисе, изображая спокойствие. Она прошла по первому коридору с уже притушенным на вечер освещением, все здесь было уже настолько знакомо, что она могла бы вообще обойтись без света. Повернув налево, Мара увидела вдалеке охранников. Подошла к ним поближе и непринужденно улыбнулась.
— Привет, ребята, как поживаете? — поприветствовала она мужчин.
Удивленные охранники оторвались от своих дымящихся чашек кофе и толстых кусков пиццы, не ожидая видеть ее и вообще кого-либо после шести часов вечера. Ее любимец, с длинной белой бородой, похожий на веселого Санта-Клауса, чье имя она никак не могла запомнить, ответил:
— Мы-то — отлично, но что вас занесло в наши края в такой поздний час?
Она попыталась пошутить.
— Поздний? Сами знаете, для адвокатов это вовсе не поздно, хотелось бы, конечно, чтобы это было так, но, увы. Судья приказал мне собрать больше информации. Простите, что так получилось.
— Не извиняйтесь, — отозвался весельчак. — Мы всегда рады видеть ваше хорошенькое личико, мисс Койн. Нам просто жаль, что вам приходится проводить вечера, роясь в пыльных старых бумагах. Мы сейчас вас пропустим.
Мара ждала, пока кто-нибудь откроет ей дверь.
Другой охранник, кажется, его звали Томми, дожевывая на ходу огромный кусок пиццы, поднялся с места, вытер руки о штаны и потопал к двери, звеня ключами. Мара поморщилась — этот Томми был известен как добросовестный служака, а она рассчитывала, что ее впустит Санта.
После того, как он открыл дверь, Мара заморгала ресницами и произнесла:
— Ой, чуть не забыла. Возможно, мне понадобится сделать несколько копий. Вы не откроете заодно и черный ход? — Только оттуда она могла попасть в хранилище документов.
Томми оглянулся на коллегу.
— Знаете, это полагается делать только в присутствии служащего из отдела исследований.
— Да, вы правы. Вот незадача. Уверена, там уже никого нет.
Тут Санта подал голос со своего места:
— Какого черта, Томми, пропусти ты девушку. Мы ведь ее знаем. Не будь таким дотошным.
Мару захлестнуло чувство вины. Она совершенно не подумала, какие неприятности ждут этих охранников, если ее застукают на месте. Но отступать было поздно.
— Спасибо, — кивнула она Санте. Затем обратилась к Томми: — Спасибо вам обоим. Я очень благодарна.
Мара проследовала за толстяком охранником в библиотеку, вовсю пытаясь изображать безразличие, пока он с большими трудностями открывал дверь в помещение, где хранились документы особой важности.
— Если что понадобится, мы тут рядом.
Понимая, что располагает ограниченным временем, и что охранники, пока она здесь работает, не станут запирать входную дверь, Мара приступила к делу. На этот раз она не обратила никакого внимания на окружающую ее красоту и сосредоточилась на ПРОВИДе.
Воспользовавшись паролем Лилиан, она загрузила ПРОВИД, кликнула иконку Второй мировой войны и стала просматривать категорию за категорией в поисках хоть какого-то упоминания о Штрассере: французские архивы, немецкие архивы, голландские файлы и документы Военного департамента США. Она испробовала всевозможные комбинации при поисках. Ничего. Ничего. Ничего. Стрелки часов кружили по циферблату с невероятной быстротой.
Прежде чем выйти из ПРОВИДа, Мара постаралась отыскать все, что можно, о других приобретениях «Бизли» у Курта Штрассера. Она хорошо усвоила урок, полученный от Лилиан, и теперь быстро ориентировалась. Она искала название каждой картины в бесчисленных категориях: архивные документы, каталоги продаж, списки купчих, музейные провенансы, перечни государственных коллекций, правительственные архивы и списки коллекционеров. Когда поиски ни к чему не привели, она перешла к запросам по другим атрибутам: художник, сюжет, временной период. Появились какие-то результаты, но нужно было спешить, поэтому она отпечатала их не читая.
Собрав все бумаги, она потихоньку пробралась в хранилище документов, надеясь не привлечь внимания. Мара оставила дверь чуть приоткрытой и поспешила во внутренний отдел хранилища, где поддерживался климат-контроль. Лилиан еще небрежно махнула в эту сторону рукой, когда туманно упомянула «секретные документы». Открыв плотно пригнанную стеклянную дверь, Мара обнаружила, что воздух здесь чрезвычайно разрежен. Придется работать быстро.
Она торопливо прошла к дальней стене, где стояли несколько прочных деревянных ящиков. Мара открыла их и просмотрела содержимое. Там действительно хранились документы времен Второй мировой войны. В особенности ее интересовали документы подразделения поиска украденных культурных ценностей, образованного при Государственном офисе стратегических служб. Это подразделение часто составляло досье на различных лиц, поэтому теперь Мара надеялась на быстрый ответ. Просматривая страницу за страницей, она благодаря своему умению быстро читать не утонула во всей этой информации, а выискивала глазами только имя Штрассера.
Стопки документов, не содержащих никакого упоминания о Штрассере, росли. Оставалось всего два неоткрытых ящика, и Мара упала духом. Что еще хуже, она не знала, как объяснить свои действия, преступные действия по большому счету, если ее тут поймают — тем более без улик против Майкла, которые она надеялась найти. А что, если она все-таки ошиблась насчет Майкла? Она мысленно прокрутила различные последствия своего поступка — увольнение, лишение адвокатского звания, привлечение к суду. Что тогда скажет отец? Бабушка? Майкл? Харлан? Сделав над собой усилие, Мара прогнала все голоса, звучавшие в ее голове, и сконцентрировалась на поиске.
А потом она нашла то, что искала: протокол допроса Курта Штрассера, проведенного подразделением поиска украденных культурных ценностей.
Устроившись на полу по-турецки, она пробежала глазами протокол. Поначалу американские военные из подразделения поиска задавали Штрассеру с виду рутинные вопросы о многочисленных людях, художниках, картинах и скульптурах. А затем военные начали расспрашивать Штрассера о его деятельности в качестве арт-дилера в период войны.
Вопрос: Откуда у вас картины, которые мы нашли в вашем магазине? Портрет Дега, два рисунка Коро, Спелей и натюрморт Моне?
Ответ: Я уже говорил, мне их продали клиенты.
В: Клиенты? Какие клиенты? Мы не нашли никаких записей о покупках в ваших книгах.
О: Шла война, знаете ли. Иногда у клиентов не было времени на оформление квитанций. Иногда они отказывались от документов по собственным причинам.
В: А разве эти картины не получены в результате сделок с каким-либо представителем ERR?
О: Нет.
В: Уверены?
О: Да.
В: Лейтенант Бернард, принесите сюда картины. Штрассер, это те полотна, что найдены в вашем магазине?
О: Да, похоже, это они.
В: Переверните картины. Что вы видите на обратной стороне холстов?
О: Печать.
В: Вы знаете, что означает эта печать?
О: Нет.
В: Я снова спрошу. Вы приобрели эти картины, ведя дела с ERR?
О: Нет.
В: Вот как? Вы на самом деле не знаете, что когда работники ERR проводили инвентаризацию украденных произведений искусства, они имели обыкновение проставлять печати на тыльной стороне предметов?
О: Я не понимаю, что вы имеете в виду.
(Двадцатиминутный перерыв.)
В: Спрашиваю в последний раз. Вы получили эти картины от ERR?
О: Да.
Мара догадалась, что паузы в допросе означали усилия военных (по ее предположениям — физические) заставить непокорного Штрассера сделать признание. Допрос продолжался, но Штрассер по-прежнему упрямился, поэтому паузы становились длиннее. В конце концов военные победили. Штрассер признался, что скупал у нацистов произведения искусства, а затем продавал их на черном рынке. Штрассер назвал имена, но одно из них американцев не обрадовало. По словам Штрассера, выйти на американский рынок ему помог их коллега, такой же военный, как они. В результате его имя оказалось вычеркнутым из протокола…
— Мара, что вы здесь делаете, скажите на милость?
Из прошлого в настоящее ее вернул голос Лилиан. Мара подняла глаза, раскрыв от изумления рот.
— Я задала вам вопрос, Мара. — Лилиан четко и медленно проговаривала каждое слово, отчего Маре стало не по себе. — Чем, черт возьми, вы здесь занимаетесь? Вам прекрасно известно, что вы можете находиться в хранилище только в присутствии меня или одного из моих коллег. В любом случае, вы говорили мне, что закончили исследовательскую часть.
Беспрецедентная грубость Лилиан огорошила Мару еще больше. Она на такое не рассчитывала.
Лилиан, развернувшись, направилась к выходу.
— Я пошла за охраной.
Тут Мара сбросила оцепенение и воскликнула:
— Погодите, Лилиан, прошу вас. Постойте. Дайте мне шанс. Я знаю, что не должна здесь находиться. Я знаю, что нарушаю правила. Но у меня есть причина.
Лилиан замерла. Мара решила рискнуть и выложить правду. Она понимала, что это ее единственный шанс.
— Лилиан, «Бизли» не приобретал «Куколку» у Бётткера.
— Вот еще. Именно у Бётткера и ни у кого другого, — фыркнула Лилиан, не оборачиваясь.
— Нет, все не так. «Бизли» приобрел полотно у одного человека по имени Курт Штрассер. — Мара ждала реакции; она все еще не была уверена в непричастности Лилиан.
— Кто такой Курт Штрассер? — Лилиан повернулась и враждебно уставилась на Мару. Обычно Мара с трудом понимала по лицу Лилиан, о чем она думает, но сейчас эксперт вроде бы была искренней. Мара продолжала молчать, надеясь, что та смутится и хоть чем-то себя выдаст. — Я спросила, кто такой Курт Штрассер? — упорствовала Лилиан.
— Он был пособником нацистов.
Лилиан усмехнулась.
— Нечего тут строить из себя героиню, Мара. Вы сами видели документы. Мы приобрели «Куколку» у Бётткера. — Она покачала головой. — Вы несете чепуху. Я сама составляла провенанс этой картины. Несколько раз.
Мара опасалась пойти дальше, но и обратного хода не было. От того, что она сейчас скажет, зависела ее безопасность.
— Много лет тому назад вам предоставили фальшивые документы, чтобы вы составили провенанс. А теперь и мне тоже, так что мы с вами пострадали одинаково.
— Не верю. — Лилиан скрестила руки на груди, приосанилась, надев свою обычную непроницаемую маску.
— Не верите мне — поверьте документам. — Мара потянулась к сумочке, она не хотела расставаться с уликами, но понимала, что выбора у нее нет.
Лилиан взяла из ее рук бумаги, поднесла к свету, вертела так и эдак и внимательно рассматривала сквозь свое пенсне чуть ли не целый час. Мара стояла рядом.
— Откуда это у вас? — наконец спросила Лилиан, как показалось Маре, менее грозно.
— Разве не все равно?
— Неужели я вас ничему не научила? Разве я вам не говорила, что первостепенную важность имеет происхождение вещей?
Теперь Мара убедилась, что голос Лилиан звучит с меньшим металлом.
Мара сдалась.
— Из сейфа Майкла. Он получил их от своего двоюродного дедушки Эдварда.
Лилиан помолчала, только шаркающей походкой подошла к стулу и присела. Вид у нее был помятый, как у старой салфетки. На лбу и вокруг глаз проявились глубокие морщины, скорее напоминавшие трещины, и впервые она выглядела на все свои восемьдесят с хвостиком.
— Не могу поверить, — вслух произнесла она, хотя, похоже, обращалась вовсе не к Маре.
Мара не знала, что сказать, что сделать. Внутренний голос подсказывал ей, что нужно попытаться утешить Лилиан, смягчить ее боль, которую она теперь, судя по всему, испытывала. Мара сама знала, как это мучительно. Но что-то Мару останавливало. Она не была уверена, что хочет разделить с Лилиан возмущение, ведь та могла разрушить планы Мары, если бы предпочла другой способ восстановления справедливости. Да и вообще еще неизвестно, захочет ли Лилиан исправить ошибку.
Поэтому, присев рядом со стулом Лилиан и положив ладонь на ее руку, Мара ограничилась простой сочувственной фразой:
— Я знаю. Нас обеих обманули.
— Как я могла быть настолько слепа? — Она уставилась в пустоту, смахнув руку Мары, как назойливую муху.
— Лилиан, не терзайте себя. Я хочу сказать, что поддельная купчая, которую вам предоставили для составления первого провенанса, выглядела идеально. Она действительно в точности повторяет оригинал, если не считать имени продавца. У вас не было оснований в ней сомневаться.
Мара надеялась, самое меньшее, помочь Лилиан осознать, что та ни в чем не виновата. Лилиан не согласилась с ней.
— Мара, вы не понимаете. Дело не только в этом. В ту пору, когда я готовила первый провенанс, у меня был роман с двоюродным дедушкой Майкла, Эдвардом Рорком. Я оказалась для него легкой мишенью.
Мара рассмеялась: до чего в похожей ситуации они обе оказались. Лилиан бросила на Мару потрясенный взгляд, дивясь такой черствости, но Мара поспешила объяснить:
— Лилиан, я пострадала точно так же. У меня тоже был роман с Майклом. — Она подождала, пока сказанное дошло до Лилиан.
А потом они встретились взглядами и дружно расхохотались, не в силах сдержаться.
— Что ж, полагаю, таких двух дур, как мы, свет не видывал, — изрекла Лилиан, вытирая слезы. — Им обоим удалось без особых хлопот одурачить своих слепо влюбленных подружек. — Она вздохнула. — Хотя я еще большая простофиля, чем вы.
— Сомневаюсь, Лилиан. По-моему, я могу поспорить с вами за этот титул.
— Ну, если бы вы знали всю историю, то не стали бы так говорить. Просто уступили бы победу мне.
— И какова же эта «вся история»?
— Думаю, не будет большого вреда рассказать вам ее теперь. Я уже говорила, что работала на «Бизли» в тысяча девятьсот сорок четвертом, верно?
— Да.
— Как только меня приняли в штат, то сразу поручили работу по составлению провенансов, хотя в то время специального отдела, как такового, не существовало. Нас и было-то всего двое — я и мистер Уидок, пожилой брюзга, который целыми днями копался в заплесневелых книгах, хранившихся в подвале.
Мара подумала про себя, что ворчливость — неотъемлемая часть этой профессии, но не стала отвлекать Лилиан подобным замечанием.
— В общем, я проработала около месяца, когда впервые увидела Эдварда. Мы с ним случайно столкнулись в старой библиотеке «Бизли». Не знаю, видели ли вы его фотографии, но он был довольно красив, если не сказать, ослепителен. Само обаяние.
— Вообще-то, Лилиан, мне ничего не известно об Эдварде.
— Майкл никогда не рассказывал о нем?
Мара покачала головой.
— Я несколько раз расспрашивала Майкла о дедушке, но он отвечал как-то уклончиво. Правда, один раз упомянул, что Эдвард работал на компанию «Бизли», но чем точно занимался, Майкл не сказал.
— Эдвард не был основателем аукционного дома «Бизли» — эта честь принадлежит британскому семейству Бизли, — но он стоял у истоков, являясь одним из ведущих специалистов здесь, в Америке. В конце концов он вошел в совет директоров и проработал там несколько лет до самой смерти.
— Я не знала. — Мара начала переваривать новые сведения.
Лилиан возобновила рассказ.
— Как бы там ни было, мои отношения с Эдвардом развивались медленно. Мы с ним случайно пересекались, то в коридоре, то в библиотеке. Иногда вместе перекусывали или пили кофе. Потом вдруг все завертелось и вылилось в роман, если, конечно, можно говорить о романе в военное время. Он совершенно покорил меня обедами, походами в театр, поездками на природу в выходные. В голове у меня роились самые радужные видения.
Мара с трудом представляла себе Лилиан, парящую на парусах любви.
— Почему Эдвард не пошел на войну? Вроде бы возраст у него был подходящий.
— Его не взяли. В детстве он переболел полиомиелитом, после которого у него на всю жизнь осталась заметная хромота. Кроме того, в тридцать он уже был староват для призыва, хотя многие из его друзей ушли на фронт.
Как бы там ни было, он предоставил мне за спиной мистера Уидока возможность подготовить мой первый провенанс от начала до конца. Провенанс для «Куколки». Я, конечно, ухватилась за эту работу. Пока мистер Уидок оставался главным, второй такой шанс мне мог и не выпасть еще несколько лет. Старик видел во мне лишь расторопную секретаршу, не больше. Для начала Эдвард снабдил меня купчей между Бётткером и «Бизли», но все остальное, более ранний период, я должна была осветить сама.
Вскоре наш роман угас, поначалу почти незаметно, затем все с большей болезненной определенностью. Я умоляла его разъяснить причины, просила изменить решение. Эдвард отказался под тем предлогом, что у него состоялся серьезный разговор с его боссом, одним из наследников британской ветви «Бизли». Ему было сказано что-то вроде того, что, мол, нельзя использовать свое положение в личных целях, — в общем, какая-то глупость. Я поверила ему, даже одобрила его решение, но была раздавлена.
— Вы перестали с ним разговаривать?
— Нет. Мы остались очень близки и после того, как прошло время. Думаю, именно благодаря нашему роману, а не вопреки ему. То, что ни один из нас не завел семьи, упрощало дело. Я продолжала, разумеется, готовить для него провенансы, и он стал моим самым большим сторонником в «Бизли», по сути, именно он стоял за решением создать настоящий отдел провенанса и поставить меня во главе. Я была в долгу перед ним, особенно в то время, когда женщинам не часто выпадали такие шансы, и когда другие музеи или аукционные дома еще не обзавелись собственными исследовательскими отделами. Поэтому я трудилась, чтобы создать отдел таким, каким он его себе представлял, пытаясь оправдать его ожидания, и в то же время хранила в тайне наши прошлые отношения и мою не угасавшую к нему любовь. — Навернувшиеся слезы заставили Лилиан умолкнуть.
Мара не знала, что тут можно сказать, но тишина стала для нее такой невыносимой, что она выпалила:
— И вы преуспели!
Хотя Лилиан сидела не шелохнувшись, ее голос разнесся эхом по всему залу.
— Да. Преуспела. Отказавшись от других вещей — семьи, детей. Моей семьей стала компания «Бизли», а отдел провенанса — родным домом.
Мара подумала, что в своей фирме «Северин» она прошла тот же путь, что и Лилиан, — во всяком случае до того, как «Куколка» вынудила ее свернуть в сторону.
Лилиан вновь погрузилась в воспоминания.
— Теперь я понимаю, что с самого начала была пешкой в игре Эдварда. Даже не представляю, сколько провенансов он сфальсифицировал с моей помощью. Скольким полотнам от этого Штрассера я по неведению составила чистую родословную. Сколько других аукционных домов торговали затем этими картинами.
Мара догадывалась о числе сбытых картин, если судить по купчим Штрассера, найденным в сейфе у Майкла, но она не осмеливалась пока назвать общий итог.
— Какое отношение имеет к этому Филипп?
— Они с Эдвардом были большие приятели. Эдвард фактически подготовил Филиппа к роли своего преемника. Из электронной переписки ясно, что Филипп в курсе аферы с «Куколкой», но до какой степени он вовлечен в это дело, не знаю. — Лилиан с отвращением покачала головой. — Подумать только, как Майкл втерся ко мне в доверие — за него говорили имя дедушки да еще все эти приглашения на обеды и чашки чая. Он не лучше Эдварда.
Маре пришла на ум мысль подключить Лилиан к своему делу. Из нее получился бы неоценимый союзник, но Мара не была уверена, согласится ли она покинуть «Бизли», свой дом. Впрочем, уверяла себя Мара, терять ей нечего.
— В таком случае вы не согласились бы помочь мне?
— В чем помочь? — Лилиан вынырнула из облака воспоминаний.
— Найти все, что можно, о Курте Штрассере, чтобы разобраться, каков был план Эдварда и Майкла, а заодно выяснить, что случилось с остальными картинами.
Лилиан долго молчала. Она поднялась со стула и прошлась вдоль шкафов и книжных полок, проводя по ним рукой, словно прощаясь.
— Разве я могу согласиться? Я ведь отказалась от столь многого в жизни и работала не жалея сил, чтобы создать все это. — Она жестом обвела комнату. — В таком случае мне пришлось бы пожертвовать всем, возможно, даже самим домом «Бизли». Пожалуйста, не просите меня об этом.
Мара позабыла о деликатности.
— Не просить вас о помощи! Лилиан, неужели вы думаете, что, кроме вас, здесь никто и ничем не рискует? Я без разрешения вторглась в вашу библиотеку, вскрыла сейф Майкла и выкрала из него документы. Я нарушила все мыслимые этические нормы для юристов и множество законов Уголовного кодекса. Я подвергла себя риску лишиться звания адвоката, быть привлеченной к суду и одному богу известно, какому еще. А когда с этим делом будет покончено, на моей карьере, скорее всего, придется поставить крест. И все это я делаю ради того, чтобы исправить зло, причиненное вашим драгоценным домом «Бизли», зло, которое сотворили Майкл и Эдвард не без вашей помощи. Поэтому не смейте говорить мне, чтобы я не просила вас о помощи.
Какую-то долю секунды, показавшуюся Маре целой вечностью, обе женщины смотрели друг на друга. Первой нарушила тишину Лилиан.
— Ш-ш-ш, Мара. Говорите потише. Мне здесь не нужны охранники.
Мара плюхнулась на пустой стул и почувствовала себя такой же древней и разбитой, как Лилиан. Она больше не могла сдерживать слезы.
— Простите, Лилиан. Я себя веду неправильно. В данной ситуации вы нисколько не виноваты, и я не сержусь на вас. Я сержусь на Майкла. И на Эдварда.
— Я знаю, Мара. Знаю. Это мне следует просить прощения.
— За что? Я здесь, можно сказать, на нелегальном положении и прошу вас пуститься со мной в опасную авантюру. Боже мой, что я делаю? — Мара покачала головой, удивляясь собственной выходке, но она была тверда в своем убеждении, что обязана исправить ошибку, даже если придется действовать в одиночку, даже если поставить на карту все.
— Я помогу вам, — прошептала Лилиан.
— Что?
Лилиан повторила на этот раз громче и увереннее.
— Я сказала, что помогу вам.
— Правда? — изумилась Мара.
— Правда. Но у меня есть несколько условий.
— Все, что угодно. — Мара ничуть не кривила душой — она готова была на все, лишь бы не быть одной в этой переделке.
— Я не хочу, чтобы мое имя упоминалось в связи с этим делом, в случае если все станет известно. По очевидным причинам я не желаю, чтобы обнаружилось мое участие в подготовке провенансов по фальшивым купчим, особенно это касается первого провенанса. Но это не все. Вы не должны упоминать, что я помогла вам докопаться до правды.
— Почему? — Мара понимала, что Лилиан хочет сохранить в тайне свое участие в подготовке первой фальшивки. Но почему она не желает связывать свое имя с восстановлением справедливости?
— Если скандал не сокрушит «Бизли» до основания, если он полностью не разрушит репутацию моего отдела, то кому-то придется восстанавливать дело из обломков. Я хочу быть этим человеком. Но я не смогу ничего предпринять, если мое имя будет связано с разгромом.
Мара засомневалась. Она жаждала заручиться помощью Лилиан, но не видела возможности скрыть ее участие в поисках истины.
— Итак, если мы предадим дело огласке, то мне придется представить его как результат собственного расследования? Полностью незаконного, разумеется.
Лилиан не замедлила ответить:
— И да, и нет. В случае необходимости я объясню, что у вас был свободный доступ к архивам «Бизли» для подготовки дела «Баум», так что ваше ознакомление и дальнейшее использование этих сведений было санкционировано до какой-то степени. Но что касается сейфа Майкла — тут я ничем не могу вам помочь. Как и с вашим нарушением этических норм. Или с реакцией вашего начальства, что и так очевидно.
— Я не рассчитывала, что вы поможете мне с этими последними проблемами. Если мы отправимся по этому пути, ваша репутация останется по возможности незапятнанной. Выступите спасителем «Бизли»?
— Да.
— Согласна.
