36
Убежище напомнило Ребекке о торте на последнем дне рождения Сэм, роскошном сооружении из мороженого от «Дэйри куин». Джейк поставил его не в морозилку, а просто в холодильник, и когда торт достали, прямоугольные края оплыли, а свечи опрокинулись.
Сильнейший жар оплавил стены крепости. Башни опасно наклонились. Низ зубчатых стен закрывали натеки кальцита. Повсюду сновали маленькие болотные крабы — по полу и по стенам. Невозможно сделать шаг, не раздавив несколько штук, а стоило лишь присесть, крабы начинали карабкаться по рукам и ногам.
Тем не менее это сооружение было их единственной защитой, и они сознательно обосновались в нем. Хантеру доставляло удовольствие называть крепость акрополем, который — как он объяснил — был не только скопищем колонн на холме, но и укреплением, господствовавшим над древнегреческими городами. Крепость возвышалась над руинами Быка, однако Ребекка считала ее своим Аламо. Таковы техасцы.
Одна сторона крепости выходила на болото с мостом, ведущим к пирамидам. Противоположная сторона смотрела на шпили и лабиринты городских развалин. Ребекка, охранники из «Зоны высадки» и трое спасшихся с острова продолжали высматривать тех, кто вырвался из западни. Но тьма никого не отпустила. Переносные рации, выданные этим «киногероям», молчали. Ночь победила.
Всего за час они лишились практически всего, за исключением своих жизней. «Киногерои» погибли, а вместе с ними еда, лекарства и амуниция, которые они должны были охранять в лагере, больше не существовавшем. Ребекка и оставшиеся с ней двадцать один человек из охотников превратились в добычу.
Хантер был настроен философски, если, конечно, выражение «всякое бывает» можно считать философией. Его подчиненные ворчали. Баррикадируясь в крепости с помощью больших валунов и противопехотных мин, распределяя сектора обстрела и обрабатывая раны, они возмущались нелепостью происходящего. Обвиняли «киногероев» в глупости. Упрекали себя в том, что взяли недостаточно амуниции. А больше всего проклинали коварство хедди, что, по мнению Ребекки, имело не больше смысла, чем проклинать дьявола. Покрытые кровью и потом, раздраженные, испуганные, взвинченные от адреналина, люди изо всех сил пытались отрицать очевидное: они в западне.
Ребекка не тратила нервную энергию понапрасну. В седьмом классе школы каждый техасец изучает историю штата. Благодаря урокам мисс Крукс, рассказывавшей об Аламо, Ребекка ощущала себя увереннее, чем остальные. Для нее осада была делом естественным, будто жара в августе. Пока остальные кляли судьбу, она уже размышляла, как победить ее.
Ребекка разыскала трех мужчин, которым удалось вернуться живыми от пирамид. Один из них зажимал длинную рану на бедре, которая уже начала воспаляться из-за попавшей в нее болотной жижи. Осматривая рану, Ребекка задавала вопросы.
— Что вы там видели?
— Пирамиды, статуи и кости, — сказал раненый. — А еще золото. Оно везде. — В этом можно не сомневаться. Его рубаха вздулась от награбленного добра.
— Какие кости?
— Скелеты, прикованные к полу. Рабы в золотых цепях! Все кости и черепа разбросаны у подножия гигантской статуи. Это человек с головой быка, облицованный золотом Минотавр.
— А дети?
— Дети? — переспросил раненый.
Ребекка посмотрела на него. Симпатия к этому человеку не уменьшилась, но к ней добавилась печаль. После стольких миль пути их крестовый поход превратился в мелкое воровство.
— Мне нужен врач.
— Врача нет, — сказала Ребекка. — Его послали охранять базовый лагерь. Лагеря тоже нет. Врач мертв.
— Тогда лекарства, — настаивал раненый. — Пенициллин. И сульфамидный порошок. И набор для зашивания ран. И что-нибудь обезболивающее.
— Я поговорю с капитаном.
— А еще мне нужна винтовка. — Он вытащил золотую чашу и протянул Ребекке. — Вот. Для капитана. Или оставьте себе.
— Отдыхайте.
Он почувствовал ее отвращение.
— Не ставьте на мне крест, Ребекка. Я ведь дошел сюда.
Она подошла к двум другим. Никто не видел детей. С виноватыми лицами они просили еду и оружие.
— Вам ведь пригодится каждый, кто может спустить курок, — сказал один из них.
Хантер недовольно фыркнул, когда она передала ему просьбу спасшихся. Потом перечислил оставшиеся лекарства и продукты. Еды хватит на два дня. Патронов по десять обойм на каждого. Три ракеты с зарядом белого фосфора.
— То, что у нас осталось, принадлежит моим людям, а не идиотам вроде этих. Они хотели приключений. Они их получили.
Ребекка протянула золотую чашу.
— Он умрет без лекарств.
— Эти придурки, похоже, убили нас, Ребекка.
— Я думала, вы пришли защищать их.
— А я думал, они пришли искать детей. Нашли?
— И все-таки?
Хантер оттолкнул чашу.
— Возьмите лекарства. И я выдам каждому винтовку. От нас еще что-нибудь нужно?
Она смотрела на Хантера, и ей хотелось дотронуться до его руки или плеча, перекинуть мост через разделяющую их пропасть. Она нужна ему не меньше, чем он ей, но сказать это — значит оскорбить его. Поэтому Ребекка просто покачала головой, и каждый занялся своим делом.
У осады крепости несколько стадий. Это Ребекка знала на примере Аламо. Закрепившись в оплавленной цитадели, люди будут надеяться, молиться и ждать. Когда помощь не придет, их охватит отчаяние. Затем они примирятся с Богом, посчитают патроны и будут сражаться до последнего человека.
Но в каждой бойне есть выживший — по крайней мере, в Аламо был. И если кому-то суждено вырваться из этой переделки, то именно Ребекке. Сэм близко. Она не остановится ни перед чем, чтобы найти дочь. Все очень просто.
Взобравшись на уступ, Ребекка снова направила бинокль на остров. Никакого движения. Потом заметила инфракрасную точку высоко в воздухе и сосредоточилась на ней. Человек, вскарабкавшийся на вершину пирамиды, до сих пор сидел там. Ребекка совсем забыла о нем.
Одинокий страж тронул ее. Вдохновил. Его трюк удался, по крайней мере пока. Он прячется на самом виду, в гуще врагов. Возможно, хейдлы совсем не супермены. Возможно, их сила имеет предел. Возможно, она тоже научится быть невидимой.
Внизу вода в болоте плескалась о каменный берег. Хор лягушек затянул свою песню. Ребекка вспомнила слова Клеменса, что в преисподней возможен покой, но нужно пройти через ад, чтобы обрести его.
Крики начались несколько часов спустя. Они отражались от поверхности воды, словно пущенная сильной рукой галька, такие тихие, что кваканье лягушек практически заглушало их. После резни, устроенной хейдлами на острове и на мосту, Ребекка даже не подумала о пленниках. Хантер бросил в болото камень, и лягушки умолкли. Ради поддержания боевого духа лучше бы они продолжали свой концерт.
Ребекка никогда не слышала, чтобы так кричали от боли. Тональность звуков менялась, как при настройке музыкальных инструментов.
— Что они делают с этими людьми? — спросил кто-то.
— Развлекаются.
— Возвращайтесь на свои посты, — приказал Хантер.
Но куда бы они ни пошли, едва слышные крики преследовали их. Словно комариный писк.
Крабы не давали спать.
На третий день осады они услышали негромкий стук, как будто в окно барабанят капли дождя.
— Наполнитель для кошачьего туалета, — засмеялся пулеметчик. — Они бросают в нас кошачий наполнитель.
Он зачерпнул горсть хрупких комочков и просеял сквозь пальцы.
Через несколько часов у пулеметчика начался кашель.
Подобно ночным насекомым, часовые следили за обстановкой, прильнув к инфракрасным приборам видения и снайперским прицелам. Одна группа сканировала местность радаром. Химические осветительные патроны окрашивали помещения крепости в зеленые и оранжевые тона.
В искусственных сумерках вовсю разыгрывалось воображение. Они видели то, чего не существовало, и не замечали реальных вещей. Их преследовали призраки и вампиры, на поверку оказывавшиеся скалами или клочками тумана. Кто-то взорвал противопехотную мину, уничтожив ни в чем не повинную статую.
— Хиггинс, ты убил садового гнома, идиот.
Легче поверить, что им нечего бояться, кроме самого страха.
Странная осада, почти воображаемая. Они были окружены, но не ордами варваров с катапультами, а разнообразными оттенками тьмы и тишины. Лягушками, тенями и средневековыми демонами. Ощущение, что вокруг никого нет, было таким сильным, что один из «киногероев», желая реабилитировать себя, вызвался сходить в разведку.
— Может, они ушли. И мы можем возвращаться.
— Хорошая идея, — сказал один из охранников.
Волонтер выбрался через окно и исчез в темноте. Больше они его не видели. Надгробное слово было кратким и грубым.
— Тупая задница, — сказал кто-то.
Этой же ночью умер «киногерой» с резаной раной.
Теперь, когда армия столкнулась с врагом, со всей очевидностью проявилась бесполезность Ребекки. Она ничего не знала о тактике боя, не умела обращаться с оружием, и ее так называемое руководство сошло на нет. Она завела их в тупик.
Ребекка взяла на себя мелкие дела. Хантер поручил ей распределять еду и доставлять на посты. А еще она вела список погибших — насколько позволяли воспоминания оставшихся в живых. Большинство добровольцев просто исчезли, забрав в небытие и свои имена. Сама она отчетливо помнила только Клеменса. Порождение двух миров, чужой для всех, монстр, который наконец обрел покой в этой гигантской каменной темнице.
Доставив последние плитки спортивного шоколада на пост с радаром, Ребекка услышала негромкий хлопок. Часовой у окна хлопнул себя по шее.
— Насекомые, — сказал он.
Минуту спустя его напарник почесал голову и обнаружил крошечные древесные шипы, мельче иголок кактуса, которые застряли в верхнем слое кожи. Еще больше маленьких игл в беспорядке торчали из одежды.
На третий день осады два оператора радара свалились с лихорадкой.
Продукты закончились.
Пулеметчик с кашлем умер. Причина смерти: наполнитель для кошачьего туалета.
Около четырех часов утра из темноты прямо на них бросился хейдл. Часовой уложил его одним выстрелом в голову. Тут же в воздух взлетели осветительные ракеты. Вокруг никого не было.
Ребекка присоединилась к Хантеру на переднем краю баррикады. Тело лежало в нескольких ярдах от входа и напоминало тело обезьяны, только голое, без единого волоска. Развитая мускулатура и тонкая, будто бумага, кожа. Обитатели подземного мира лишены жира. Перед тем как напасть на них, хейдл углем и охрой нарисовал полосы на своем теле.
— Не вижу никакого оружия, даже камня, — заметил Хантер. — Это не подрывник и не бомбист-самоубийца.
— Интересно, чего он хотел? — произнесла Ребекка. — Зачем так жертвовать собой?
— Может, проверял нашу оборону. А может, просто хотел совершить подвиг.
У хейдла были рога и очень длинные пальцы; кроме того, он сделал себе обрезание. Занятная мелочь. Эти монстры ухаживали за собой.
Ребекку захлестнула волна отвращения. А что, если подобное существо прикасалось к Сэм?
— Выстрелите в него еще раз.
— Нет смысла. Посмотрите на него.
— О них всякое рассказывают. Так просто их не убить.
— Все это сказки, Ребекка. Он мертв. Лучше поберечь патроны.
— Убейте его еще раз.
Хантер пристально разглядывал ее.
— Целься в шею, — наконец приказал он.
Послышался звук выстрела.
— Готово, — доложил стрелок.
Ребекка поднялась на крышу, захватив с собой бинокль. Одинокий хейдл был предвестником. Скоро решительный штурм. А она не готова. Еще не нашла себе убежище, тайный туннель внутри или снаружи крепости. Притвориться мертвой, по всей видимости, не выйдет.
Направив бинокль на пирамиды, Ребекка стала искать парня, сидевшего на вершине. Если он смог пережить резню, значит, у нее тоже получится. Верхушка пирамиды была пуста. Видимо, удача отвернулась от него.
На четвертый день осады Ребекке приснился День благодарения: ветчина, индейка и Сэм в костюме пилигрима. Проснувшись, она открыла глаза, но запах мяса почему-то не исчез. Ребекка пошла на запах и наткнулась на пятерых мужчин, вяливших длинные полоски мяса над газовой горелкой. Рядом стояла бутылка соуса «Табаско».
Тело хейдла, который вчера бросился на них, было прикрыто накидкой. Мужчины, сидевшие на корточках вокруг горелки, смотрели на Ребекку, не испытывая чувства вины.
— Хотите? — предложил один из них.
Пахло вкусно. В животе заурчало.
— Ешьте, ребята, — ответила она. Глупо обвинять их в каннибализме.
— Тут много.
— В другой раз.
Ребекка не обманывала.
Не то чтобы она не могла переступить через табу. Благодаря охотникам из Города Электричества Ребекка точно знала, каким будет вкус мяса. Довольно скоро она присоединится к остальным, чтобы сохранить силы для Сэм. Теперь — когда тело хейдла лежало прямо тут — это было слишком.
Ребекка навестила парней, управлявших радаром. Хантер устроил для них нечто вроде карантина — в основном с целью скрыть их состояние от остальных. Оба впали в беспамятство. Изо рта шла пена. Очевидно, в иглах кактуса содержался яд. Хантер предположил, что враг применил духовые трубки. Он приказал своим людям следить за тем, что они вдыхают и к чему прикасаются, но в темноте выполнить приказ было не так-то просто.
Если не считать каннибализма и биологической войны, осада проходила довольно однообразно. Снаружи ничего не происходило. Квакали лягушки. Похожие на комариный писк крики истязаемых не умолкали ни на минуту. Ребекка начала подозревать, что хейдлы просто ждут, когда они тихо сойдут с ума и умрут от экзотических болезней.
Затем из мертвых воскрес Клеменс.
Из темноты послышался голос:
— Не стреляйте, парни. Это я, друг. Я иду.
Из темноты возник Клеменс — через четыре дня после исчезновения среди пирамид, весь в синяках и порезах. Они пропустили его через ворота, заваленные камнями. Ни дать ни взять второе пришествие Иисуса Христа.
Все собрались вокруг него. Усадили. Напоили водой. Люди, презрительно называвшие Клеменса прокаженным, теперь приветствовали его как героя. Каким-то образом ему удалось перехитрить врага и остаться целым. Клеменс мог бросить их на произвол судьбы, но рискнул всем и вернулся. Причина могла быть только одна. Он знает путь к спасению.
— Еда! — крикнул кто-то. — Дайте ему поесть.
В руках солдат появилась тарелка с полосками мяса. Клеменс понюхал и отстранил ее.
— Дареному коню… — произнес кто-то. — Жуй, приятель.
— Вы это ели?
Выпученные, как у амфибии, глаза Клеменса смотрели на Ребекку.
— Еще нет, — ответила она.
— Хорошо.
И тут до Ребекки дошло, что он пришел спасти ее. Жалкое подобие человека, Клеменс по-прежнему хотел быть ее рыцарем.
— Что ты видел? — спросил Хантер. — Сколько их? Какое вооружение? Кто ими командует?
— То же самое они хотят знать о вас, — ответил Клеменс.
Хантер помрачнел еще больше.
— Что ты им рассказал?
— Мне ничего не пришлось им рассказывать. Это делают пленные. Разве ты не слышишь?
— Что ты там делал, Клеменс?
— Торговался.
— А дети? — спросила Ребекка.
Глаза Клеменса словно затянуло пеленой. Сквозь рубашку проступила кровь. На этот раз хейдлы пощадили его: ни сломанных костей, ни примитивной пластической хирургии. Раны и синяки выглядели свежими и не очень серьезными.
— Как тебе удалось бежать?
Они хотели узнать его тайну.
— Я не сбежал. Меня послали, — ответил Клеменс. — С предложением. Можете назвать это амнистией.
Солдаты встрепенулись. В их глазах зажглась надежда.
— Нам нужно поговорить.
Клеменс обращался к Ребекке и Хантеру.
Хантер приказал всем отправляться на свои посты. Потом повернулся к Клеменсу. Ненависть его была густой как ночь.
— Говори.
— Дети живы, — сообщил Клеменс.
Ребекка смотрела на него во все глаза.
Он расстегнул рубашку и снял с шеи шнурок. Протянул ей. На шнурке висело распятие ее матери, которое Ребекка дала Сэм в одну из наполненных страхом ночей. У нее перехватило дыхание. Мысли путались.
— Я их видел, — сказал Клеменс. — Разговаривал с Самантой.
В груди словно распахнулась дверь клетки. Из горла вырвался всхлип. Перед глазами все поплыло.
Ребекка схватила Клеменса за руку.
— Расскажите, — только и смогла выговорить она.
— Не буду лгать, — сказал Клеменс. — Они в ужасном состоянии.
Неужели так плохо? Конечно плохо — Ребекка не сомневалась.
— Да?
— Истощены. Некоторые ранены. Травмированы. — Клеменс заметил ее страх. — Не волнуйтесь, их не переделывали. Это происходит позже.
«Переделывали?»
Вот, значит, как он справляется с ужасом при взгляде в зеркало.
— Условия амнистии, — сказал Хантер.
— Все не так просто.
— Условия, — повторил Хантер.
— Вы пришли за детьми. Им это известно.
Ребекка почти ничего не видела. Слезы казались горячими.
— Да? — прошептала она.
Клеменс не отрывал взгляда от винтовки Хантера.
— Я парламентер, — сказал он.
— Назови условия, Клеменс.
— Им нужны вы.
— Зачем? — спросила Ребекка.
Разве от них осталось что-то, представлявшее хоть малейшую ценность?
— Говори, — настаивал Хантер.
— Простой обмен, — пояснил Клеменс. — Один ребенок на одного взрослого.
— Что? — прошептала Ребекка.
— Чушь собачья, — сказал Хантер.
Ребекка пыталась найти хоть какой-то выход. Бабушка любила повторять, что надежда есть всегда.
— Это всего лишь предложение. Мы можем поторговаться.
— Я уже торговался, — покачал головой Клеменс. — Сначала они просили троих за одного. Большего вы не добьетесь.
Жесткое лицо Хантера было красноречивее слов. Обмена не будет. Никаких добровольцев. Это исключено. Они пришли за детьми и готовы биться до последней капли крови, но ни один не сдастся добровольно. Все будут сражаться и умрут здесь.
— Нет, — объявила Ребекка. — Вы пойдете назад. Скажете им… — Она запнулась. — Скажите, что я… я приду. В обмен на всех детей.
Кто будет любить Сэм так, как она? Кто ночью будет укрывать ей ноги одеялом? Кто догадается спеть ей «Зеленые рукава»? И вспомнит ли Сэм мать через много лет, когда все это останется в прошлом?
— Идите и скажите им. — Ребекка торопилась, боясь, что мужество покинет ее.
Открытые миру, лишенные век глаза Клеменса выглядели древними и одновременно юными, циничными и невинными. И это шрам или улыбка?
— Уже. Я знал, что они предложат. Знал, что ответите вы. Я им сказал. Они могут получить вас. И меня.
Ее сердце наполнилось радостью.
— Вы это сделаете?
— Хватит! — сказал Хантер. — Никуда вы не пойдете. И он тоже.
— Но дети…
Хантер направил винтовку на Клеменса.
— Он солгал, Ребекка. Детей там нет.
