30
Под дном Императорского озера, 14 января
Али покинула могилу Грегорио под карстовой воронкой, убившей его. Остановившись на безопасном расстоянии, оглянулась, чтобы попрощаться. Груда камней выглядела маленькой и одинокой. Сердце Али разрывалось.
«Останься».
Она явственно слышала его голос.
Али бежала от смерти Грегорио — по крайней мере, пыталась. Но Грегорио нашел ее.
И не только он.
«Мама? — Ветер принес голос Мэгги. — Помоги мне, мама».
Али вскинула на плечи рюкзак. Она решила не поддаваться безумию. Туннель вел вниз. Сила тяжести на ее стороне. Но дувший в лицо ветер и голоса, звучавшие у нее в мозгу, превращали спуск в бесконечный подъем.
Капли с потолка пещеры и клочки тумана словно лизали ее. Все здесь имело температуру человеческого тела, даже тьма. Словно Али пыталась влезть в собственную кожу.
Найти выход можно только впереди, в неизвестности. Прежде чем упасть, Грегорио отвязал веревку. Али ни за что не подняться по отвесной стене. Пути назад нет.
В то же время она не могла сказать, что продвигается вперед. Прошлое наступало со всех сторон — спереди и сзади.
«Александра, — умолял Грегорио, — останься со мной».
«Мама, мне плохо, — плакала Мэгги. — Найди меня».
Подгоняемая и одновременно удерживаемая мертвыми, Али погружалась в каменные джунгли. Она не стала придумывать способы измерения глубины. Просто шла.
Незадолго до того, как сели батарейки фонарика, она наткнулась на след. Под каменным выступом скалились выцарапанные на камне инициалы, заросшие красным и желтым мхом.
— Макнаб, — произнесла Али, ведя пальцем по буквам. Она искала другие следы, но не нашла ни алефа, ни подписи Айка, ни каких-либо предметов. Тем не менее Макнаб прошел этим путем. По какой-то причине он спускался именно здесь. Али испытывала к нему бесконечную благодарность.
Налобный фонарь погас внезапно. Луч не терял силу постепенно, а просто исчез.
Она должна была это предусмотреть. И думала, что предусмотрела. Спелеологи всегда берут с собой запасной источник света, а иногда два или три. Грегорио упал прямо на ее рюкзак и разбил карбидную лампу. А запасной фонарь она не могла найти.
Тьма обступила ее со всех сторон. Забиралась под одежду. Вместе с воздухом проникала в легкие. Рюкзак вдруг показался неимоверно тяжелым, словно весил не меньше тонны.
Али знала медицинский термин для охватившей ее паники: диссоциированная истерия. «Блэклок», как выражались колонисты, пещерное помешательство. Люди сходили с ума. Им казалось, что кто-то ползет у них по коже. Некоторые бросались в пропасть или в реку.
Али заставила себя успокоиться. Не можешь стоять — сядь. Сбросила рюкзак. Села. Колени перестали дрожать. Потом стала вслух считать пульс. Это помогало связать чувства с внешним миром, заняться чем-то осмысленным.
«Двадцать четыре, двадцать пять, двадцать шесть…»
Вокруг нее словно материализовался кокон. Слова сдерживали тьму.
Поставив рюкзак между колен, Али принялась на ощупь перебирать его содержимое.
— Носки, — громко произносила она. — Ложка. Зубная щетка.
Каждый произносимый звук был кирпичиком в стене. В боковом кармашке рюкзака Али нащупала полиэтиленовый пакет с запасными батарейками. Удивительно, но ни одна не подошла к налобной лампе. Торопясь уйти как можно дальше от Грегорио, она оставила там фонарь.
Вглядываясь во тьму, Али уговаривала себя.
«Терпи. Ты должна выдержать. Выжить».
Она снова сложила вещи в рюкзак, вспоминая, где лежала каждая. Права на ошибку у нее не было. Потом встала, надела рюкзак. Вытянула руки вперед, сделала осторожный шаг, еще один. Наткнулась на стену туннеля.
«Победа».
Касаясь пальцами стены и нащупывая путь, Али двинулась вперед.
Айк часто повторял, что видеть можно не только на свету. Главное тут — время. Чтобы привыкнуть к подземному миру, человеческому глаза требуется время — или новейшие лекарственные средства. Современные колонисты отдавали предпочтение препаратам, повышавшим концентрацию светочувствительного вещества родопсина, или зрительного пурпура, в глазу. Другие делали себе уколы витамина А или пользовались глазными каплями, увеличивающими количество палочек в сетчатке. За неимением лекарств Али могла надеяться только на время.
Придерживаясь за стену, она шла навстречу ветру. Сидеть и ждать в темноте — не для нее. Тем более что голоса становились громче. Если это следствие сенсорной депривации, значит, она становится все более беззащитной.
Грегорио взывал к ней из могилы. Мэгги умоляла.
«Привет, малыш, — говорил отец. Знакомый голос любителя сигарет „Лаки страйк“. — Боже, как я по тебе скучал. Я жду тебя внизу».
«Я помню, как вынашивала тебя», — шептала мать.
Если голоса — всего лишь обрывки воспоминаний, почему они такие несчастные? Причем несчастье не объединило их. Каждый требовал ее внимания. Это пугало Али. Они казались голодными.
«Помнишь, как ты сломала руку? — говорил отец. — Я возился с тобой».
«Я полюбила тебя еще раньше, чем придумала тебе имя. — Убаюкивающее воркование матери. — Ты была моей исполнившейся мечтой. И остаешься ею. Найди меня».
«Мама, помоги».
«Александра».
По спине пробежал холодок. Неужели они борются между собой за нее?
— Семьсот семьдесят девять, — вслух произнесла Али, считая шаги.
Спускаясь все ниже, она мысленно разгадывала кроссворды. Пела песни. Что угодно, лишь бы заглушить их мольбы.
Она устроила привал в темноте, нащупав ровную площадку. Среди камней шуршали какие-то животные. Этот звук прибавился к голосам. Али нанесла ответный удар, начав называть состав шоколадного батончика.
— Коричневый сахар, — объявила она. — Овсянка. Арахис.
Голоса не исчезали, преследовали ее даже во сне. Сон был таким приятным, что просыпаться не хотелось.
Она ехала на лошади вместе с матерью. Вдыхала аромат отцовского одеколона «Брут». Строила с Мэгги замки из песка. Целовала Грегорио.
Сны были совершенными, словно сотворенными специально для нее.
А затем стали появляться провалы. Они разрывали ткань сна, как пустые кадры фильма. Только не совсем пустые. Али пыталась убежать от них. Там что-то было. Неприятное. Дурное. Али совершила ошибку. Заглянула в провал.
И почувствовала, что падает.
До нее дошло.
Она падает.
«О боже!»
Падает в черную пустоту и одиночество. Ей никогда не было так плохо. Так одиноко. Какое мучительное одиночество.
Вскрикнув, Али проснулась и сразу же потянулась к лампе, потом вспомнила, что та мертва. Смерть. Вот что она пережила во сне.
Лицо было мокрым от пота и слез. На губах вкус пота. И желчи. Ее вырвало. Горло саднило. Она плакала — нет, выла от горя.
Внезапно исчез страх перед озерной болезнью. А что, если голоса реальны? Что, если эти истощенные люди, которых они с Грегорио видели на берегах озера, на самом деле разговаривают с мертвыми? Что, если затерянные души действительно существуют и подземная «преисподняя» и есть настоящий ад?
Что, если души нуждаются в ней, чтобы обрести свободу?
«Мэгги!»
Али вскочила. Ветер ударил в лицо. Вихрем закружились голоса.
Теперь их стало больше. Слух Али обострился. Тьма наполнилась голосами. Она слышала обрывки шепота. Звуки древних языков. Щелчки, трели, утробное уханье. В этой какофонии присутствовали и наречия хейдлов, знакомые ей по плену. Латынь. Язык майя. Что-то вроде китайского — тональный, но более грубый предшественник пекинского диалекта.
Души умерших? Запертые в чреве планеты? Проклятые?
Нет, она не могла в это поверить.
Немыслимо.
Мэгги? Проклята? Ребенок? Приговоренный вечно скитаться в этой пустыне?
А вдруг правда?
Может, удастся спасти хоть одну душу?
— Мэгги? — позвала она.
Голоса обрушились на нее океанской волной, все сразу. Шепот, жалобы, безутешное горе. Без конца. Они рассказывали ей о вечности.
— Прекратите! — приказала Али.
Голоса смолкли.
Окруженная непроглядной тьмой, она ждала; страх переполнял ее. Голоса вернутся. Они словно волки, окружающие оленя. Но грозит ли ей опасность? Обладают ли души мертвых какой-либо силой в реальном мире?
Что-то коснулось лица Али.
Она отмахнулась. Потом почувствовала прикосновение к волосам. Отдернула голову.
Тишина наполнилась звуками животного мира. Шелест. Топот маленьких лап. Хруст гальки.
Али была не в силах оставаться тут даже минуту. Нащупав стену, она снова стала спускаться навстречу ласковому ветерку.
Невидимые прикосновения и поцелуи возобновились. Али отряхивала лицо, волосы, тыльную сторону ладоней.
В какой-то момент до нее дошло, что это бабочки, за которыми гнался Грегорио. Их легкие крылья гладили ее щеки. В памяти всплыл черный с оранжевым узор.
Али выставила палец, и в темноте на него села бабочка. Еще несколько опустились на руку и волосы. Лишь только она останавливалась, бабочки слетались к ней. Как и предполагал Грегорио, тут где-то их инкубатор. Теперь уже совсем близко.
Али уперлась руками в колени. Голова кружилась. Подземный мир, несмотря на все свои чудеса, убивал ее. Затерянные души и ночные бабочки. Скорбь и голод. Наручные часы остановились. Их светящиеся стрелки застыли.
Смерть побеждает.
Али пробиралась вдоль стены. Казалось, прошло много дней.
Наконец глаза начали приспосабливаться в темноте.
Сначала замелькали неясные тени. Она подумала, что это происходит внутри глазного яблока. Потом проступили контуры. Появились цвета.
Следующим утором Али уже могла видеть зачатками того, что колонисты называли сенсорным зрением. Картина получалась странная, скорее размытая, чем резкая, не дневная, а ночная. Совсем не похоже на обычное зрение на поверхности земли. Тем не менее она видела!
Али пошла быстрее.
К ней прилетали бабочки и садились на волосы, плечи и руки — тихо хлопали крыльями, словно благодарные зрители. Неяркий черно-белый узор теперь казался почти белым. Али старалась не помять их. Потом почувствовала легкие уколы и увидела стекающую по рукам кровь. Бабочки питались ею. Здесь всем правит голод.
«Да будет воля Твоя».
Али пробивалась сквозь шквал бабочек и голосов. Боролась с ними при помощи кроссвордов, арифметики и песен. Размахивала руками, отгоняя назойливых насекомых. В какой-то момент у нее закончилась еда. Она почти не заметила.
Поднимающийся снизу поток воздуха приносил ароматы кедра, апельсиновых цветов, лаванды и сырой земли. В хор терзающих ее голосов вплелось воркование голубки.
Наконец Али увидела свет в конце туннеля.
«Бедняжка, — подумала она. — Ты сходишь с ума».
Признаки жизни — бабочки, запахи, птичье пение, а теперь светящаяся дыра впереди — пугали ее. Она больше не владела собой. Тьма победила.
Миновав очередной поворот туннеля, Али вскрикнула и опустилась на колени.
Перед ней простиралась огромная пещера, такая светлая и прекрасная, что Али почувствовала себя раздавленной. Оказалось, у бездонной ямы есть дно. Вот он, источник, мелькнуло у нее в голове.
На протяжении тысячелетий человечество прятало все свои страхи в самом глубоком погребе. Но перед ней предстал не ад на земле, а величественный рай. Прямо в центре пещеры сиял прекрасный оазис.
Она почти поверила в оазис с кедровым лесом и зарослями бамбука. Природа полна случайностей и противоречий. Вполне возможно — хотя и маловероятно, — что несколько семян и побегов попали сюда с поверхности земли, каким-то образом укоренились и размножились в лишенном солнца месте.
Но над верхушками деревьев возвышалась башня — дворец, крепость, — и это уже не поддавалось разумному объяснению. Построенная из белого камня и наполовину разрушенная, башня сначала показалась ей близнецом Тадж-Махала. Потом Али увидела широкую лестницу и вспомнила о дворце Потала в Тибете — только увенчанном куполом. Заметив спиралевидную конструкцию, она подумала о Вавилонской башне. А может быть, Тадж-Махал, дворец Потала и Вавилонская башня были построены в подражание этому сооружению? Или все это галлюцинация? Потому что каждый раз, когда Али отводила взгляд, а потом снова смотрела на башню, та несколько меняла форму, словно подстраиваясь под идеал.
Али больше не могла сражаться с фактами. Ее путешествие закончилось. Разум оставил ее. Она погрузилась в безумные грезы.
В отчаянии Али легла на землю, свернулась калачиком, словно животное, и заснула.
