11
Сан-Франциско, 8 ноября
Али сидела у себя в кабинете, когда в дверь постучали. Появилась голова Грегорио.
— К тебе какая-то дама. Из Техаса.
Слово «Техас» он произнес будто название волшебной страны.
Али вздохнула.
— А ты не можешь ею заняться?
— С ней ты должна поговорить сама, — ответил Грегорио и закрыл дверь.
Али оторвалась от клавиатуры, потерла виски. Из окна открывался вид на затянутый туманом залив.
Дверь вновь открылась, и в комнату вошел Грегорио в сопровождении высокой белокурой женщины. Щелкнув каблуками, он отвесил легкий поклон. Его европейская учтивость некоторым казалась неуместной, но эта женщина восприняла его вежливость абсолютно естественно, даже с некоторой рисовкой.
«Техас, — подумала Али. — Красавица».
— Доктор фон Шаде? — Она направилась прямо к Али, протягивая руку. — Большое спасибо, что согласились принять меня. Я Ребекка Колтрейн. Можно просто Ребекка.
Высокая, под метр восемьдесят — без каблуков, Али специально посмотрела, — и удивительно, почти неестественно красивая. В ней не было ни капли тщеславия. Джинсы и белая блузка, которой давно не касался утюг. Длинные золотистые волосы схвачены на затылке в строгий «хвост». Лицо без косметики — даже губы не тронула помадой. Женщина, выполняющая важную миссию. Она сразу взяла быка за рога.
— Мне нужна ваша помощь.
Али женщина показалась знакомой. Может, они встречались? Или это какая-то знаменитость, чье лицо смотрит с обложки глянцевых журналов в бакалейной лавке.
— Мой ребенок был среди тех, кого похитили на прошлой неделе.
Губы женщины не дрожали. Голос тоже. Никакой патетики. Только факты. Кабинет Али не первый, в котором она побывала.
Теперь Али вспомнила. Это лицо стало олицетворением всех матерей, у которых пропали дети. Та самая Ребекка. Внезапно Али поняла причину галантности Грегорио.
— Присаживайтесь, — сказала Али.
Ребекка не отреагировала на приглашение.
— Я не отниму у вас много времени. Обещаю.
— Садитесь, — повторила Али. — Выпьем с вами чаю.
— Но вы ведь заняты. Все очень заняты.
Эту женщину жизнь изрядно потрепала. Совершенно очевидно, что ее прогоняли — и не раз.
— Чай, — решительно объявила Али. — Чай с пирожными.
— Я принесу, — вызвался помочь Грегорио и скрылся за дверью.
Чудеса, да и только. Неужели у баскского убийцы драконов есть домашняя жилка?
Ребекка дотронулась до спинки стула и перевела дух. Потом села. Отчаянная женщина, подумала Али. В противном случае она не осмелилась бы явиться сюда, на вражескую территорию. Уже неделю, с той самой ночи, когда похитили детей, газетные обозреватели и ведущие телевизионных шоу представляли институт Али как логово сочувствующих хейдлам, предателей и криптотеррористов. Кирпичные стены здания пестрели оскорбительными надписями. Сотрудникам института резали покрышки. Али начинала думать, что полицейские симпатизируют вандалам, потому они были явно не на ее стороне — задерживались на пару минут, когда она их вызывала, ни разу не поставили снаружи дежурную машину.
— Значит, вот вы какие, — произнесла Ребекка.
— Да, это мы — во всем блеске, — ответила Али. — Наша «Студия». До нас здание арендовала танцевальная студия. Как видите, больше похоже на склад. Мы просто хватаем все, что поднимается к нам из глубин, и складываем на полки. Когда-нибудь появятся время и деньги, чтобы все изучить и должным образом заархивировать. А еще музей. И просветительский центр. Передвижные экспозиции. Циклы лекций. Да, у нас свои мечты.
— Я ожидала большей секретности, — сказала Ребекка. — Что-то мрачное. Готическое.
— Вы не одна такая. Люди думают, тут поклоняются дьяволу или что-то в этом роде. Мы все время пытаемся сломать это представление.
Она умолкла, позволив Ребекке без помех оглядеть помещение. Весь кабинет был заставлен артефактами хейдлов, причудливыми, гениальными или отвратительными — изготовленными из человеческой кожи или костей.
Внимание женщины привлекла фотография на письменном столе Али.
— Вот она какая, — сказала Ребекка. — Я видела вас по телевизору, когда они спросили, есть ли у вас дети. Красавица.
— Моя Мэгги, — кивнула Али.
Это была последняя фотография дочери.
— Милое имя. И глаза у вас одинаковые. — Она говорила так, словно Мэгги не умерла. Али это понравилось. — А подбородок точно отцовский.
Али вздрогнула.
— Отцовский?
Где Ребекка могла видеть Айка?
— Это ведь его фотография на верхней полке?
Али подняла голову — она и забыла, что там, наверху, стоит снимок Айка. Наполовину скрытое в тени — как и сам Айк — угловатое и очень серьезное лицо. Татуировка, нанесенная хейдлами, подчеркивает скулы. Они заявили о своей власти над ним.
— Из прежней жизни. Фотографии десять лет. С тех пор от него нет вестей.
— Он жив?
— Не знаю. Я спрашивала колонистов и исследователей, поднимавшихся на поверхность. Ходят разные слухи. Ничего конкретного. Сомневаюсь, что теперь это имеет хоть какое-то значение.
— Так долго оставаться в неведении.
Ребекка покачала головой.
— Я выжила, — ответила Али. — Потеряла одного, обрела другого.
А потом потеряла и дочь. Врачи винили в смерти Мэгги вирус гриппа, неопасный для других детей. Что-то ослабило девочку, сделало восприимчивой к болезни. Али во всем винила преисподнюю. Именно там она забеременела от Айка — нечаянно. Зачатая во тьме, девочка и на свету никогда не отличалась крепким здоровьем.
— Он бросил вас и дочь, — сказала Ребекка. — Вернулся под землю. Так мне говорили.
— Айк ушел еще до ее рождения, — возразила Али.
Боль еще не прошла. «Десять лет».
— Можно мне спросить? Остановите меня, если что не так. Мне любопытно. Наверное, он был хорошим человеком, раз вы его выбрали. Но как можно бросить ребенка?
Али вздохнула.
— Айк оставался на поверхности столько, сколько смог выдержать. Но у него оставались вопросы, требовавшие ответа. Он был убежден: там, внизу, что-то есть.
— Хейдлы?
— Нет. Мы не сомневались в их гибели. Другое. Более серьезное. Айк не мог выразить это словами, но чувствовал, еще со времен плена. Думаю, нечто на уровне подсознания, вроде связи между похитителем и жертвой. Как неоконченное дело. Только Айк настаивал, что это реальность. И ее обязательно нужно найти.
— Место? Или вещь?
— Не знаю. И он не знал. Только говорил, что это важно. Что это может изменить все. А потом ушел. В ночь, в туннель.
— А вы когда-нибудь хотели пойти вслед за ним? — спросила Ребекка.
— Мне нужно было заботиться о ребенке.
— Я имела в виду: вместе с ребенком.
Али пристально посмотрела на гостью. Эта женщина понимает. Может, это звучит сентиментально, но любовь означает самопожертвование.
— Постоянно — первое время. Потом все меньше и меньше. Пока у меня была дочь…
Али заставила себя замолчать. Продолжать не имело смысла.
— Я испытываю то же самое по отношению к Джейку, — сказала Ребекка. — Так звали моего мужа. — «Звали», отметила Али. В прошедшем времени. Она его уже списала. Быстро. — У нас была своя жизнь. Хорошая. Теперь осталась только Сэм. Моя дочь.
— У вас есть ее фото? — спросила Али.
А вот это уже несерьезно. Ее ждут дела. Но ведь они с Ребеккой две матери.
Женщина протянула снимок.
— Какая милая, — сказала Али. В настоящем времени. Пусть бедная женщина сохранит надежду. Совсем скоро действительность заставит считаться с собой. — Сколько ей тут?
— Восемь. Да. День рождения у нее… — Ребекка справилась с дрожью в голосе. — Мне сказали, она самая младшая.
— Что еще вам сообщили? — спросила Али деловым тоном, без всякой притворной жалости. Нет никакого смысла сосредоточиваться на горе этой вдовы. — Сколько всего детей пропало?
Истерия, охватившая страну, шла на спад. Количество убитых составляло меньше ста человек — значительно меньше, чем несколько тысяч, о которых сообщали в первые дни. В большинстве своем это были родители похищенных детей, один или оба, оказавшие сопротивление захватчикам.
— Сорок два, — сказала Ребекка. — Возможно, один или двое просто сбежали из дома или стали жертвой других преступлений. Большинство похищены той ночью.
— Какие-нибудь догадки? Улики? Зацепки?
— Ничего. — Женщина покачала головой. — Но так не бывает. Чтобы не осталось никаких следов.
Нужно предложить женщине поесть, подумала Али. Заполнить хотя бы часть ее пустоты.
В кабинет вернулся Грегорио — как раз вовремя — с импровизированным подносом из крышки картонной коробки. Через руку у него было перекинуто полотенце, как у парижского официанта. С серьезным видом он накрыл на стол. Чайные чашки казались крошечными в его больших руках. На пластиковой тарелке с картинкой из «Парка юрского периода» лежала горка аппетитных пирожных. Одно пирожное свалилось, и Грегорио склонился к тарелке, чтобы аккуратно поставить его на место. Пирожное опять упало, и он опять водрузил его на вершину горки. Оно снова соскользнуло. Наблюдая за представлением, Али заметила, что Ребекка сделала нечто такое, чего, наверное, не делала уже неделю, со дня похищения дочери. Она улыбнулась.
— Я возьму это пирожное, — наконец вмешалась Али.
Грегорио с облегчением протянул его ей. Потом налил чай.
— Желаете чего-нибудь еще?
— Вы очень добры, сэр, — сказала Ребекка.
Все ясно. Его галантность достигла цели. Ради этой женщины он спрыгнет с «Пирамиды». Вероятно, подумала Али, примерно через год можно выступать в качестве свахи — когда вдова будет готова. Но Грегорио, наверное, никогда на это не согласится, год — слишком долго. Будет чудом, если в течение месяца он не сделает предложение Али.
Грегорио вышел, закрыв за собой дверь. Али приготовилась. Сейчас болтовня закончится. Ребекка вернется к своему горю. Али будет сочувствовать. Слезы, бумажная салфетка, похлопывание по спине: все известно заранее.
Разумеется, она не обязана нянчиться с покрытыми шрамами, а иногда и подверженными мутациям незнакомцами, которые поднимались из глубин субтерры и находили дорогу в ее кабинет. Все они так или иначе страдали, изуродованные многомесячным или многолетним пребыванием в земных недрах. Утешать их не входило в ее обязанности. Но Али чувствовала в них родственные души. Все они ходили по краю одной и той же пропасти.
— Собираетесь «пойти ко дну», — сказала Али. — Это было одно из популярных выражений. Или «провалиться». Или «нырнуть». «Питаться на дне». «Ширнуться».
Ребекка подняла голову.
— Не сразу. Когда в этом будет смысл. Когда кто-нибудь, обладающий знаниями и опытом, согласится мне помочь.
Такой, как Али.
— К кому вы уже обращались?
Кто еще отказал ей? Ребекка вытащила маленький блокнот.
— Я начала со своего конгрессмена, и его помощники посоветовали обратиться в Государственный департамент. Оттуда меня направили в Министерство внутренних дел, где посоветовали подождать, и поэтому я отправилась в Пентагон; там я стучалась во все двери, прорывалась на совещания и брифинги, и в конце концов ко мне приставили специального психолога, который помогает пережить горе. Женщина из Белого дома говорила о терпении. Оба сенатора от штата выражали сочувствие, обещали протоколы заседаний и сплавляли к своим помощникам. Я перезнакомилась со столькими юридическими консультантами, лоббистами, руководителями неправительственных организаций и журналистами, что можно уже избираться в президенты.
— И что они вам сказали?
— Плакать, волноваться и ждать, — ответила Ребекка. — Все сводится к этому.
— И теперь вы пришли сюда.
Ребекка переплела пальцы.
— Да.
— Не нужно туда спускаться.
Лицо Ребекки осталось бесстрастным.
— Станьте моим проводником.
— Я читала, что трое отцов пропавших детей отправились на поиски, — сказала Али. — И все трое вернулись ни с чем. Субтерра гораздо обширнее, чем вы можете себе представить. Слишком велика для одного человека.
— Они не знали, куда идти.
— А вы знаете?
— Вы знаете, — сказала Ребекка. — В город. Ваш город.
— Он не мой.
— Но вы знаете, где он.
— Я там едва не погибла.
Ребекка умолкла. Али догадывалась, что будет дальше. То, что интересовало всех, что было накрепко связано с ее именем.
— Говорят, там вы встретили дьявола, — наконец произнесла Ребекка.
— Я встретила человека, выдающего себя за дьявола, — возразила Али. — Его звали Томас. Седые волосы и благородные манеры. Скрывался под личиной священника. Когда я поняла, что он обманщик и убийца, было уже поздно.
— Откуда вы знаете, что он не дьявол?
— Потому что я видела, как его убили, а насколько мне известно, дьявол не может умереть.
— Он там. — Ребекка вскинула голову. — Если не он, то другие. У них мой ребенок. Отведите меня в город. Пожалуйста.
— Нет.
— Детей ведут туда. Прямо теперь, пока мы с вами разговариваем, они идут в город.
— Не думаю.
— Мои источники уверены в этом.
— Вот пусть они и ищут. Не ходите туда. Когда вашу дочь найдут, вы будете нужны ей целой и невредимой.
А если не найдут, что более вероятно, в живых останется хотя бы сама Ребекка.
— Я знаю, подземный мир влияет на людей, — сказала Ребекка. — Поверьте, за последнюю неделю я многому научилась. Я видела всякое: шрамы, уродства, затравленные взгляды, легкие недомогания, рак, поломку биологических часов, фантазии, привыкание. Это ужасно. Но я хочу вернуть дочь.
— Субтерра опасна даже пустая, — кивнула Али. — А она населена, теперь мы в этом убедились. Там хейдлы. Может, несколько сотен, а может, гораздо больше. Если они найдут вас или вы найдете их, вам уже не вернуться назад.
— Дочь ждет меня.
— Они не в городе.
— Тогда где же?
— Не знаю. Но могу заверить, что информация генерала Лансинга неверна.
Ребекка удивленно приоткрыла рот. Али явно угадала ее источник, по крайней мере один из них.
— Я с ним встречалась, Ребекка. У него есть пленный — или был.
— Хейдл?!
— Да. Я помогала его допрашивать. Генерал по-своему интерпретировал то, что рассказал пленный. Он расстроен. На него давят. Ему нужны результаты. Я могу лишь сказать, что Лансинг ошибается. Город — ложный след.
— Если бы забрали вашего ребенка…
А вот это уже к делу не относится. Разумеется, она бы ни перед чем не остановилась. Разумеется, бросилась бы без оглядки навстречу неизвестности. Только вот опасности при этом никуда не исчезнут.
— Пусть генерал делает то, что собирался, — сказала Али.
— В том-то и дело. Они ничего не делают. Генерал ясно дал это понять. Больше боятся китайцев, чем хейдлов.
— Не без оснований. Война внизу может перерасти в войну здесь.
— А моя дочь остается там.
— Генерал говорил вам об отрядах спецназа?
Ребекка подалась вперед. Об этом она слышала впервые.
— Они ищут детей, прямо сейчас, пока мы разговариваем.
— Лансинг мне ничего не сказал.
— Чтобы заработать новые неприятности с китайцами? Если они найдут детей, президент будет героем. Если нет, никто ни о чем не узнает. Особенно китайцы.
— Они прочесывают город?
— Насколько я могу судить, поджидают на путях, ведущих к городу.
У Ребекки был ошеломленный вид.
— Это правда?
Окруженная ложью, отговорками и уловками, она не знала, кому верить. Детей не найдут. Но Али ей этого не скажет. Она твердо решила. Ребекке нужна надежда, чтобы не погубить себя в бездне.
— Да.
В дверь постучали. Али подумала, что Грегорио пришел убрать со стола.
— Еще пирожные? — крикнула она, пытаясь изменить настроение.
— Пирожные? — переспросил глухой голос.
— Входи, — сказала Али.
Дверь открылась. Ребекка оглянулась. Али подняла голову. Это не Грегорио. В комнату вошел монстр — худое, рогатое существо. Ребекка замерла.
Глаза существа закрывали альпинистские очки. На голове между рогов, шишек и наростов виднелся черный пушок. На существе была широкая гавайская рубашка с короткими рукавами, а кожу на обнаженных руках покрывали мелкие волдыри.
Али догадалась, о чем думает Ребекка. Похожие на него существа украли ее ребенка.
— Ребекка, — поспешно проговорила Али, — познакомьтесь с Джоном Ли. Он только что вернулся из двухгодичной экспедиции НАСА. Его специальность — подземная энтомология. Жучки. Он в одиночку обнаружил более семисот новых насекомых. Мировой рекорд.
Ли покраснел. Он был скромным человеком и не привык к похвалам или разговорам о мировых рекордах.
— Жуки, — кивнул он.
Его ноздри трепетали. Ли принюхивался к посетительнице.
— Это Ребекка Колтрейн, — представила Али гостью. — Мы пили чай.
— Я помешал, — пробормотал Ли.
Ребекка смотрела на него во все глаза.
— Возьми пирожное, — предложила Али. — Смотри, тут целая куча.
— Не хочу пирожных. Мне нужно работать, — ответил он и исчез в коридоре.
— Простите, — сказала Ребекка. — Я вела себя невоспитанно.
— Он привык. Иногда я сама не могу удержаться.
Ребекка побледнела.
— Это происходит и с Сэм?
— Пока нет.
— Мне нужна правда.
— Со мной ведь ничего не случилось. И с большинством колонистов тоже — по крайней мере, не в такой степени.
— Но случается. Например, с мистером Ли.
— Джон исследовал зоны, в которых не ведется наблюдение, спускался гораздо глубже, чем другие, и пробыл под землей гораздо дольше. Мы лишь приблизились к пониманию того, как дрейфуют пояса газа и радиации. Джон явно подвергся их воздействию. Это не значит, что то же самое произойдет с Сэм. И еще одна хорошая новость: после того как он поднялся на поверхность, некоторые признаки начинают исчезать. Сердце восстанавливает нормальный размер. Под землей оно буквально сжалось. Количество красных кровяных телец почти в норме. Видели пузырьки у него на руках? Выяснилось, что они содержат пыльцу.
— Как в цветах?
— Мы пытаемся понять, с какой растительностью контактировал Джон. Интересно, что пыльца вызывает раздражение кожи. Поначалу это были небольшие прыщики. Недавно они стали чесаться. При расчесывании пузырьки лопаются, и пыльца выходит наружу. Другими словами, организм-хозяин может носить пыльцу несколько месяцев и удалиться на сотни и тысячи миль, прежде чем распространить ее в другом месте субтерры.
— А рога?
— Пластический хирург ими занимается. Трудность в том, что рога — это живая ткань с кровеносными сосудами. Их невозможно просто спилить.
— Что еще произойдет с Сэм?
— Может произойти, — поправила Али. — Но не обязательно.
— Я хочу знать, когда эти существа ее изнасилуют.
Это было произнесено шепотом.
Али не стала возражать против терминов «изнасилуют» и «существа».
— Судя по рассказам бывших пленников, с детьми обращаются очень хорошо. Девочек отделяют от мальчиков и держат в изоляции под присмотром специальных нянек. Никаких контактов с мужчинами. В первые годы полового созревания их частная жизнь строго охраняется. Брак разрешается только после тринадцати или четырнадцати лет.
— Зачем? Мне казалось, мы два разных вида.
— Лев и тигр тоже относятся к разным видам. В природе они никогда не спариваются. Но в неволе, в зоопарках, можно получить такие гибриды, как лигр и тиглон.
Ребекка закрыла глаза.
Али задумалась. Она могла рассказать посетительнице о болезнях подземного мира, о примитивных переходных обрядах, о ритуальных увечьях, о клеймах и татуировках, об ошейниках для рабов, о том, как калечат беглецов, о наказаниях и пытках. Но теперь все это лишь предания, а несчастной женщине хватает и своих кошмаров. Али пыталась вспомнить что-то хорошее.
— Как нетрудно догадаться, — сказала Али, — зрение приспосабливается к темноте. Я пробыла под землей не так долго, и со мной этого не произошло. Джон говорит, что по прошествии двух лет он мог обонять и осязать цвет. Слышать расстояние. Это можно объяснить присутствием в воде химических соединений. Его мозг изменился.
— Мозг Сэм изменится?
— Лобная доля и лимбическая система включаются. Теменная доля отключается.
— Вы пугаете меня.
— Из некоторых регионов к нам начали поступать сообщения о том, что у людей появились видения. Джон говорит, с ним тоже такое было. Он слышал голоса. Бестелесные.
— Вы имеете в виду сны или ночные кошмары?
— Похоже на глубокую медитацию. За исключением того, что вам нет нужды медитировать. Вы испытываете восторг. Ваша личность исчезает. Вы ощущаете связь с Вселенной. С Богом. Джон говорит, что с трудом заставил себя вернуться. Один из его товарищей по экспедиции остался внизу. Отказался уходить. Повернул назад и стал спускаться глубже.
Али понимала его. Она пробыла под землей недостаточно долго, чтобы испытать восторг, но до сих пор наяву грезила о красотах подземного мира.
Ребекка поджала губы.
— Религиозные видения.
— Похоже.
— Как у пророков.
— Или поэтов.
— Это произойдет с Сэм?
— Не знаю.
Ребекка на секунду задумалась.
— Я должна ее вернуть.
— Да.
В прошлой жизни, когда она была монахиней, Али предложила бы помолиться. Теперь молитва умерла в ней. Она покинула Церковь и Бога, чтобы найти истину. Если Сатана и демоны — это просто другая, более дикая, разновидность людей, значит, Бог и ангелы тоже. Спасение — истинное — в Слове. Не в Библии, а в языке. Обратный путь в рай заключен в той первой искре пламени, которая каким-то образом формировала в сознании первые слова.
— Отведите меня в город, — сказала Ребекка.
— Это забота военных.
— Я должна все увидеть сама. Мне нужно попасть туда. — Ребекка встала. — Будь это ваша дочь, вы пошли бы вниз.
— Да.
— Почему мне никто не хочет помочь?
Потому что мы боимся.
— Мы хотим.
— Город.
— Мне очень жаль.
Али покачала головой.
Ребекка ушла. В окно Али видела, как она направляется в сторону окутанного туманом залива. Али взяла в руки рамку с фотографией дочери, затем поставила на привычное место на письменном столе, где Мэгги уже никогда не вырастет и где ей больше ничего не угрожает.