Петр Борисов подкатил к крыльцу своего дома и припарковал «олдсмобиль». В свои восемьдесят один он был рад, что еще может водить. Его зрение было удивительно хорошим, а координация, хотя и немного замедленная, достаточно адекватной для продления его водительских прав. Он старался не ездить сам много или далеко. В продуктовый магазин, иногда в торговый центр и по крайней мере дважды в неделю к Рейчел. Сегодня он отважился только на четыре мили до станции «Марта», где сел на поезд, идущий в центр города, чтобы попасть в суд на слушание об изменении имени.

Он поселился в северо-восточном округе Фултон почти сорок лет назад, задолго до того, как начался бум строительства к северу от Атланты. Когда-то поросшие лесом холмы из красной глины, которые простирались до окрестностей реки Чаттахучи, теперь были застроены коммерческой недвижимостью, фешенебельными жилыми кварталами, многоквартирными домами и дорогами. Миллионы людей жили и работали рядом, Атланта тем временем приобрела статус столицы штата и города, принимающего Олимпийские игры.

Петр вышел на улицу и проверил почтовый ящик на обочине. Вечер был необычно теплым для мая. Установившаяся несколько дней назад погода хорошо подходила для его страдающих артритом суставов, которые, казалось, постоянно чувствовали приближение осени и ненавистного ветра. Он пошел обратно к дому и заметил, что деревянные карнизы нуждались в покраске.

Двадцать четыре года назад он продал излишки своей земли и получил достаточно, чтобы заплатить наличными за новый дом. Этот район был тогда одной из новостроек, а сейчас улица превратилась в укромный уголок под сенью двадцатипятилетних деревьев. Его любимая Майя умерла через два года после того, как закончилась постройка дома. Рак унес ее быстро, слишком быстро. У них почти не было времени, чтобы попрощаться. Рейчел было четырнадцать, она была мужественна. Ему было пятьдесят семь, и он был напуган до смерти. Но Рейчел всегда была рядом. Ему повезло, что у него такая хорошая дочь. Его единственный ребенок.

Он с трудом вошел в дом. Не прошло и нескольких минут, как задняя дверь распахнулась и в кухню ворвались двое его внуков. Они никогда не стучали, а он никогда не запирал дверь. Бренту было семь, Марле шесть. Они обняли его. За ними вошла Рейчел.

— Дедушка, дедушка, где Люси? — спросила Марла.

— Спит в своей конуре. Где же еще? — Дворняжка пришла к нему во двор четыре года назад, да так и осталась.

Дети помчались к парадному входу.

Рейчел открыла холодильник и нашла кувшин чая со льдом.

— Ты немного растрогался в суде.

— Я знаю, что наболтал лишнего. Но я думал о своем отце. Жаль, что ты не знала его. Он каждый день работал в поле. Был верноподданным русского царя. Верным до конца. Ненавидел коммунистов. — Петр помолчал. — Я подумал о том, что у меня нет даже его фотографии.

— Но ты вернул себе его фамилию.

— И я благодарю тебя за это, моя дорогая. Ты узнала, где был Пол?

— Моя секретарь проверила. Он застрял в суде по делу о завещании и не смог прийти.

— Как у него дела?

Она отпила чаю.

— Нормально, я думаю.

Он изучающе посмотрел на дочь. Она была так похожа на свою мать. Жемчужно-белая кожа, красивые каштановые волосы, внимательные карие глаза создавали располагающий образ современной деловой женщины. И умной. Возможно, даже слишком умной.

— Как ты? — спросил он.

— Справляюсь. Как всегда.

— Ты уверена, дочка?

Он стал замечать перемены недавно. Она, казалось, плыла по течению, стала чуть более рассеянной и хрупкой. Появилась нерешительность по отношению к жизни, которая его беспокоила.

— Не волнуйся обо мне, папа. Со мной все будет в порядке.

— Все еще нет претендентов? — Петр знал, что у нее не было мужчин все эти три года после развода.

— Как будто у меня есть время. Я только работаю и пасу тех двоих за дверью. Не говоря уж о тебе.

Он должен был сказать это:

— Я беспокоюсь за тебя.

— Не надо, папа.

Но она смотрела в сторону. Возможно, она не была так уверена в себе, как прежде.

— Плохо стариться в одиночестве.

Рейчел, казалось, не поняла намека.

— Ты не одинок.

— Я говорю не о себе, и ты знаешь это.

Она подвинулась к раковине и сполоснула стакан. Петр решил не давить на нее и включил телевизор. Телевизор был настроен на канал Си-эн-эн, повторяли утренний выпуск новостей. Он приглушил звук и почувствовал, что обязан сказать это:

— Развод — это неправильно.

Рейчел бросила на него один из своих коронных ледяных взглядов:

— Будешь читать мне лекцию?

— Умерь свою гордость. Попробуй начать сначала.

— Пол не хочет этого.

Они пристально смотрели друг на друга.

— Вы оба слишком горды. Подумайте о моих внуках.

— Я как раз о них и думала, когда разводилась. Мы только и делали, что ссорились. Ты знаешь это.

Старик покачал головой:

— Упрямая, как твоя мать.

Или как он сам? Трудно сказать.

Рейчел вытерла руки кухонным полотенцем.

— Пол приедет около семи, чтобы забрать детей. Он привезет их домой.

— Куда ты направляешься?

— Собирать деньги для предвыборной кампании. Это будет трудное лето, и меня это вовсе не радует.

Он посмотрел на экран телевизора и увидел цепи гор, крутые склоны и скалы. Вид был очень знакомый. Подпись слева внизу экрана была — Штодт, Германия. Он прибавил звук.

— …подрядчик миллионного контракта Вейленд Маккой считает, что эта местность в Центральной Германии может и по сей день скрывать нацистские сокровища. Его экспедиция начинается на следующей неделе в горах Гарц, которые находятся в бывшей Восточной Германии. Эти территории только недавно стали доступны благодаря падению коммунистического строя и объединению Западной и Восточной Германии.

Изображение переключилось на вид пещер на лесных склонах.

— Считается, что в последние дни Второй мировой войны нацисты спешно прятали награбленное внутри многочисленных туннелей, пересекающих эти древние горы. Некоторые из них также использовались как склады боеприпасов, что усложняет поиски, делая это рискованное предприятие еще более опасным. На сегодня уже более двадцати человек, пытающихся найти сокровища, расстались здесь с жизнью после окончания Второй мировой войны.

Рейчел подошла и поцеловала его в щеку.

— Мне надо идти.

Петр обернулся:

— Пол будет здесь в семь?

Она кивнула и направилась к двери.

Старик тут же уставился обратно в экран телевизора.