34
Филипп соскочил с лошади и распахнул ворота. Он завел ее во двор, и от стука копыт дюжина голубей вспорхнула в воздух. Когда всадник отпустил поводья, она подошла к кормушке и принялась пить.
Уичкот толкнул тяжелую дверь мельницы. Она была заперта. Он нашел это место без особого труда. Конюхи на платной конюшне обладали энциклопедическими познаниями об окружающей сельской местности, и один из них когда-то работал на мистера Смедли, арендатора колледжа в Уайтбиче. Филипп знал, что следующий час может определить направление всей его будущей жизни. Благоразумие указывало в одну сторону, инстинкты толкали в другую.
За спиной раздались шаги. Из-за угла крытого соломой коттеджа появился Малгрейв. Он неуверенно направился к незваному гостю, кренясь в разные стороны по мере того, как переносил вес с короткой ноги на длинную и обратно. Остановился в нескольких шагах от Уичкота. Мужчины молча глядели друг на друга.
— Мне показалось, я слышал стук копыт, — произнес джип с мрачным удовлетворением человека, который опасался худшего и теперь, по крайней мере, утешается сознанием собственной правоты.
— Я пришел навестить мистера Олдершоу. Где он?
Малгрейв сплюнул на булыжники, едва ли в футе от ботинка Уичкота.
— Он сегодня не принимает.
— Черт бы побрал твое бесстыдство! — рявкнул Филипп.
Внезапно разъярившись, он выпрямился во весь рост. Вся тревога и разочарование последних нескольких месяцев вылились в восхитительном приступе злости. Не дав себе труда поразмыслить, он взмахнул правой рукой и вытянул Малгрейва хлыстом по лицу.
Захваченный врасплох, джип запоздало попытался уклониться от удара и перенес вес на короткую ногу. Нога подвернулась, и он упал. Уичкот снова вытянул его хлыстом, кончик которого на этот раз закрутился между шеей и плечом Малгрейва.
Джип застонал и поднялся на ноги. Он потерял шляпу и парик. Шатаясь, но, однако, поразительно быстро он убежал туда, откуда пришел. Уичкот зашагал за ним, размахивая хлыстом; его сапоги для верховой езды стучали и скользили по булыжникам. Ярость нашла безопасный выход. Он почти испытывал благодарность к Малгрейву.
Филипп завернул за угол коттеджа и оказался в заброшенном саду. Малгрейва нигде не было видно. Возможно, он укрылся в коттедже, или даже на мельнице за ним. Уичкот заметил силуэт у воды, едва различимый за неухоженными фруктовыми деревьями внизу сада.
Сперва порка, затем купание. Это преподаст жулику урок.
Филипп понял ошибку, прежде чем достиг деревьев. Это Фрэнк сидел здесь, совершенно один, спиной к коттеджу. Его сюртук и шляпа лежали рядом на траве. В руке была удочка, и леска безжизненно висела в воде, покачиваясь вместе с течением. Фрэнк не обернулся, когда Уичкот подошел ближе, хотя наверняка услышал шаги.
«Благоразумие», — напомнил себе Филипп. Он ощутил непривычное спокойствие. Игра будет долгой.
— Фрэнк! — Уичкот подошел и улыбнулся, зная, что должен притворяться, как никогда прежде. Он переложил хлыст в левую руку, готовясь к рукопожатию правой. — Чудесный денек. Рад вас видеть.
Фрэнк положил удочку и встал. Он проигнорировал протянутую руку и сухо поклонился.
— Выглядите превосходно, — продолжил Уичкот, небрежно упирая отвергнутую руку в бедро, как если бы с самого начала намеревался это проделать. — Да вы ходячая реклама благотворного воздействия сельской жизни! Знаете, мне даже захотелось переехать и жить в уединении с вами. Будем рыбачить, охотиться и скакать верхом дни напролет. Вы один?
Олдершоу промолчал, но Уичкоту показалось, что он кивнул. Разобрать было сложно, поскольку солнце стояло низко. Оно находилось за спиной Фрэнка, скрывая его лицо и слепя Уичкота. Медово-золотистый свет пылал на кончиках волос, которые он не причесывал и не пудрил, точь-в-точь деревенский паренек.
— Увы, но мне пришлось поучить вашего слугу дисциплине, — продолжил Уичкот. — Этот тип, Малгрейв… черт бы его побрал, в его годы пора быть умнее. Он вел себя чертовски бесстыдно. Вы должны его уволить, честное слово, должны.
Он сделал паузу, но Фрэнк промолчал.
— Ваши друзья с нетерпением ждут новостей. Могу ли я сказать им, что вы полностью выздоровели? Когда вы вернетесь к нам?
Он услышал звуки за спиной и обернулся. Малгрейв хромал по дорожке. Джип остановился рядом с деревьями, сохраняя безопасное расстояние между собой и Уичкотом. На его левой щеке уже горела полоса, и еще одна — на шее, под самой челюстью, словно алая лента.
— Он ударил меня хлыстом, сэр, — крикнул Малгрейв. — Так не годится. Я не его слуга. А еще он должен мне денег.
— Придержи язык, — рявкнул Фрэнк; его чувство благопристойности возмутила дерзость Малгрейва, посмевшего говорить грубо о том, кто выше его.
— Надеюсь, вы тоже его высечете, — сказал Уичкот. — Господь всемогущий, куда катится мир?
Фрэнк снова посмотрел на Филиппа. С внезапной жестокостью он ринулся вперед и обхватил своего старшего товарища за талию. Тот, захваченный врасплох, поначалу не пытался защититься. Олдершоу потащил его вниз по берегу. Уичкот сопротивлялся, и на мгновение ему удалось разорвать захват. Но Фрэнк был моложе, крупнее и сильнее. Он обхватил Филиппа и притиснул его руки к бокам.
— Черт побери, отпустите меня…
Фрэнк тащил его вниз. Земля у воды была мягкой. Сапоги скользили в грязи. Филипп ударил противника лбом в лицо со всей возможной жестокостью. Тот выругался и сменил тактику: оторвал Уичкота от земли.
— Ради Христа…
Олдершоу повернулся, поднимая свою жертву еще выше, и, хорошенько размахнувшись, отшвырнул Уичкота от себя. Мгновение тот висел в воздухе, болтая руками и ногами, затем упал в воду с оглушительным плеском.
— Кря, — улыбнулся Фрэнк. — Кря-кря.
Холдсворт быстро выбежал из Кембриджа, взбираясь по длинному подъему от реки, как будто за ним гнались фурии. Два лица непрестанно сменялись на сцене внутреннего театра его сознания: белое, костлявое и полное страха лицо Тобиаса Соресби и лицо Элинор Карбери, обращенный к нему взор прелестных глаз… столь неожиданных и, несомненно, восхитительных на суровом, худощавом, с густыми бровями лице.
Почему мы считаем, что только мертвые являются нам, задумался он, если у живых это получается не хуже?
Город остался позади. Когда свет начал меркнуть, с запада потянулись облака, и стало заметно прохладнее. Холдсворт замедлил шаг. Он вспомнил, как в первый вечер в Иерусалиме Ричардсон вывел его в сады и заговорил о колледже как о крепости, огороженной и защищенной. Но существовала и другая точка зрения, а именно, что стены удерживают своих обитателей внутри, точно так же, как не дают чужакам проникнуть снаружи. Это место — ловушка, а животные в ловушке не способны спастись друг от друга. Когда-то, в дни процветания, Холдсворт нанял подмастерье, который находил удовольствие в собирании крыс и помещении их в одну клетку. Крысы сражались друг с другом, пока не оставалась всего одна, окровавленная, торжествующая и зачастую умирающая. Наблюдать за ними — подлинное удовольствие, говаривал подмастерье и принимал ставки на победителя.
В четверти мили показался всадник. Его лошадь шла шагом, следовательно, он не спешил. Постепенно расстояние между ним и Холдсвортом сокращалось. В осевшем на седле человеке было что-то странное. Его голова опущена. Сюртук выглядел обвислым и забрызганным. Ни шляпы, ни парика.
Всадник приближался. Сюртук оказался не просто забрызганным — он выглядел мокрым насквозь, как и остальная одежда. Когда оставалось не более двадцати ярдов, он поднял голову. Встретился с Джоном взглядом, но тут же отвел глаза и снова уткнулся в лошадиную шею. Однако Холдсворт успел узнать его.
— Мистер Уичкот, — окликнул он. — Добрый вечер, сэр. С вами случилось несчастье?
Не обращая внимания, Филипп пустил лошадь рысью и проскакал мимо. Джон обернулся и поглядел ему вслед. Благополучно миновав Холдсворта, Уичкот позволил лошади вновь замедлить ход и лениво пойти вразвалочку.
Холдсворт продолжал свой путь, стараясь не обращать внимания на волдырь, набухающий на правой ноге. Он пересек деревушку, где его облаяли псы. Кузнец, курящий вечернюю трубку, проводил любопытным взглядом. Холдсворт повернул на тропу к мельнице.
Малгрейв находился во дворе и тоже курил. При виде хозяина он встал с заметной неохотой и чисто символически попытался спрятать трубку. На его левой щеке была отметина — длинная воспаленная полоса, и еще одна — на шее, частично скрытая галстуком и воротником.
— Слава богу, это вы, сэр, — произнес джип, набожно воздев глаза к небу. — На мгновение мне показалось, что этот дьявол вернулся.
— Мистер Уичкот?
— Кто же еще, сэр? Дьявол во плоти.
— Я встретил его на дороге.
— Он ударил меня стеком. В этом самом дворе. Я такой же свободный гражданин, как и он, сэр, и, возможно, я подам на него в суд. Это оскорбление действием, вот что оно такое. А еще он должен мне денег, злодей, все равно, что украл их.
— Что случилось? Где мистер Фрэнк? Мистер Уичкот разговаривал с ним?
Малгрейв задергался, как будто вопросы были пулями и он пытался от них уклониться. Холдсворт не сразу понял, что джип молчаливо смеется.
— Мистер Фрэнк искупал его в мельничном пруду.
— Что?
Безмолвное дерганье возобновилось.
— Искупал его, вот что, это преподаст дьяволу урок.
— Но где мистер Фрэнк? — Джон возвысил голос.
Малгрейв ткнул большим пальцем.
— В вашей так называемой гостиной.
Не успел джип договорить, как Холдсворт уже направился прочь. Непочтительность Малгрейва подождет.
Джон нашел Фрэнка в кресле с подлокотниками за столом в гостиной; перед ним стояла чашка чаю. Волосы причесаны и слегка напудрены, одет аккуратно и строго. Он мог бы посетить богослужение в Большой церкви Девы Марии, и никто бы и бровью не повел. Фрэнк так увлеченно читал свою книгу — «Ночные размышления», — что словно не заметил появления Холдсворта.
— Мистер Олдершоу… я искренне сожалею о вторжении, которое вы пережили сегодня днем. Надеюсь, вы не пострадали?
Фрэнк аккуратно положил книгу на стол и с величайшей снисходительностью встал и поклонился Джону.
— Мне не следовало оставлять вас без защиты, — продолжил Холдсворт. — Понятия не имею, как Уичкот вызнал ваше местонахождение…
— Я в полном порядке, сэр, как видите, так что это неважно.
— Но почему он приехал? Что случилось?
Фрэнк улыбнулся.
— Кря, — сказал он. — Кря.
Вечером пошел дождь, легкая, но непрестанная морось, которая вынудила Элинор остаться дома. Она сидела у окна и переворачивала знакомые страницы «Расселаса». «Не существует людей, простых или образованных, в среде которых не бытуют и не пользуются доверием рассказы о явлениях призраков». Ей никак не удавалось отрешиться от беспрестанного движения вокруг — шагов на лестнице, хлопанья дверей, суеты в прихожей, бормотания слуг.
В восемь часов она вызвала Сьюзен, якобы чтобы та принесла чайные принадлежности. Но когда служанка вошла в комнату, Элинор спросила ее о суете внизу.
— Это мистер Ричардсон, мадам, он весь вечер то приходит, то уходит. И еще заходили мистер Холдсворт и молодой мистер Аркдейл, и Мепал. А сейчас хозяин послал Бена за мистером Соресби.
Время еле тянулось. После чая Элинор сочла необходимым дважды спуститься вниз: один раз — забрать книгу из столовой, другой, когда дождь прекратился — отважиться на вылазку в Директорский сад, пока еще не стемнело. Оба раза она слышала голоса за закрытой дверью библиотеки доктора. Несмотря на сильное искушение, женщина не могла опуститься так низко, чтобы подслушивать под дверью; к тому же слуги то и дело сновали мимо, так что ее могли обнаружить.
На улице Элинор расхаживала по гравийным дорожкам и поразительно часто оказывалась у окна библиотеки. К несчастью, оно было закрыто. Находясь рядом, миссис Карбери слышала голоса, но не могла разобрать слов. За одним исключением, впрочем, когда Соресби произнес или, вернее, воскликнул: «Но я клянусь в этом, сэр! Всем, что у меня есть святого!»
Вечер продолжался, и загадка становилась все более будоражащей. Соресби покинул Директорский дом. Элинор, которая в это время сидела в столовой, подняла взгляд и увидела, как его долговязая фигура проходит мимо окна: голова опущена, мантия волочится по земле.
Настал час ужина. Элинор поела одна в столовой. Мужа не было видно, хотя он не покидал стен дома. Доктор имел обыкновение ужинать в зале или профессорской, но если оставался дома, то обязательно с супругой. Элинор осторожно расспросила Сьюзен и узнала, что муж даже не велел Бену принести поднос в библиотеку. Она отбросила возможность, что муж чувствует себя особенно плохо, ведь в таком случае он поставил бы в известность Элинор и слуг; он не из тех, кто страдает молча.
Его поведение было необъяснимо. Но она не осмеливалась побеспокоить его, чтобы удовлетворить любопытство. Доктор положил одним из правил их брака, что она не должна приходить к нему. Он приходил к ней сам, и тогда, когда ему того хотелось.
После ужина Элинор вернулась в свою гостиную, зажгла свечи и задернула шторы. Она провела в ней немного времени, когда услышала на лестнице знакомые волочащиеся шаги. Муж вошел в комнату, опираясь на трость. Его лицо казалось серым и осунувшимся. Кожа свисала с челюстей, подобно складкам испачканного и сморщенного холста.
— А вот и вы, сэр, — она встала и развернула кресло, чтобы ему было удобнее сесть. — Я почти оставила надежду увидеть вас.
Он едва заметно поклонился и тяжело осел в кресло.
— Вы не ужинали. Вам нездоровится?
Он отмахнулся от вопроса.
— Да, наверное, я должен перекусить, самую малость. Я послал Бена за парой бараньих ребрышек и куском того пирога с голубями, который мы ели прошлым вечером, если от него что-нибудь осталось. Больше мне не проглотить.
— Дражайший сэр, вы сами не свой.
Он хрюкнул.
— Сегодня вечером я получил известие, которое совершенно отбило мне аппетит. В жизни не поверил бы. Не кто-нибудь, а Соресби!
— Что с ним случилось?
— Лучше спросите, что он натворил, мадам. Час или два назад ко мне явился Ричардсон… о, он был очень мрачен, но в глазах горело злорадство. Похоже, Соресби украл ценную книгу из библиотеки.
— Украл? Не одолжил?
— Тот, кто одалживает книги, не взламывает запертый шкаф, не крадется прочь и не прячет книгу в матрасе. Нет, сомнений быть не может. Соресби все отрицает, разумеется, но свидетельства против него неопровержимы. Должно быть, он собирался продать книгу, поскольку, как мне сказали, в Лондоне за нее можно выручить пару гиней. Господу известно, как он нуждается в деньгах. Все сайзары нуждаются.
— Но ведь ему был обещан Розингтон…
— Да, но Розингтон освободится не раньше чем через полгода. Кроме того, Соресби в любом случае не мог надеяться получить членство сразу. По правде говоря, он мог не слишком полагаться на силу обещания, поскольку не получил еще степень. И все же это странно… он должен был прийти ко мне, я ссудил бы ему денег, если необходимо. Могу лишь предположить, что у глупца случилось помрачение сознания, и он поддался неодолимому порыву. И это после того, как я выказал ему величайшую благосклонность!
Элинор чуть сдвинулась в кресле, чтобы свечи не светили ей в лицо.
— И как вы намерены поступить? Можно ли уладить дело тихо?
Карбери покачал головой.
— Это дает Ричардсону прекрасную возможность отомстить мне. Полагаю, новость уже облетела половину Кембриджа… он наверняка расстарался. Если бы мы имели только его слово, все было бы проще. Но, к сожалению, воровство обнаружил мистер Аркдейл. Соресби забыл свой перочинный нож на месте преступления. А тут еще мистер Холдсворт проходил мимо…
— Мистер Холдсворт!
Он с подозрением взглянул на нее.
— Разве вы не говорили, что видели его днем? Вы знали, что он в колледже.
— Да, сэр, — Элинор быстро пришла в себя, надеясь, что не залилась краской. — Просто я не ожидала, что мистер Ричардсон поступит столь опрометчиво и прибегнет к услугам чужака.
Доктор быстро кивнул.
— Вы правы, мадам. Мистер Ричардсон поступил не слишком мудро. Тем не менее, зная, что мистер Холдсворт близко знаком с нашей библиотекой и книжной торговлей в целом, он попросил его о помощи. Мистер Холдсворт лично присутствовал при том, как Ричардсон нашел книгу в матрасе Соресби. А это, разумеется, означает, что леди Анна получит исчерпывающий доклад о случившемся через день или два. О, Грязный Дик хитер, как сто тысяч обезьян.
— А мистер Соресби? Он предстанет перед судом?
— Нет, я надеюсь предотвратить, по крайней мере, это. Что пользы? Даже Ричардсон должен сознавать, как пагубно это отразится на колледже в целом.
— Значит, вы просто отчислите его?
Муж повернулся в кресле, чтобы видеть ее целиком.
— Я… я пока не решил, как лучше поступить.
Элинор уставилась на него.
— Но разве он не должен уйти? Нельзя допустить, чтобы он получил степень.
Доктор Карбери промолчал. Он поскреб лоб под париком длинным желтым когтем указательного пальца.
В комнату вошел Бен.
— Ребрышки поданы, ваша честь. Вы спуститесь или принести их сюда на подносе?