31

Утром в четверг Уичкот потребовал, чтобы Огастес побрил его — парень был на удивление ловок, — и оделся особенно тщательно. Внешний вид крайне важен, когда это единственное, что у вас есть. В сопровождении мальчишки, переодетого в плохо сидящую ливрею, он зашагал по Кембриджу, принимая приветствия друзей и знакомых, но избегая беседы. К тому времени, как он достиг дома на Трампингтон-стрит, часы вокруг отбивали одиннадцать.

Доркас провела его в гостиную.

— Он в Уайтбиче, — без предисловий сказал Уичкот, когда дверь затворилась. — Это всего в четырех или пяти милях от Кембриджа.

Миссис Фиар промолчала. Она опустилась в кресло странно грациозным для такой невысокой и коренастой женщины движением, жестом пригласила его сесть и заговорила, только когда он повиновался.

— Откуда вы знаете?

— Мой слуга проследил за ними. Они поселились на водяной мельнице, принадлежащей колледжу. Он с Холдсвортом, а Малгрейв при них. Больше никого не видно. Миссис Карбери посетила их вчера.

— Несомненно, леди Анна желает знать, как поживает ее сын. И как же он поживает? Ваш мальчишка сумел составить мнение?

— Он видел лишь приезд и отъезд миссис Карбери. Затем он спрятался в саду, где Холдсворт и мистер Фрэнк провели большую часть времени. Но он был недостаточно близко, чтобы подслушать их разговор.

— Итак, мы знаем только где они и кто с ними, — кивнула миссис Фиар. — Что ж, уже неплохо.

— Мы знаем немного больше, мадам, — Филипп помедлил. — Вернее, не то чтобы знаем. Это всего лишь впечатление глупого мальчишки. И все же у него, похоже, острое зрение, и, возможно, он не так уж и глуп. Он сказал, что Холдсворт и мистер Фрэнк разговаривали и разговаривали весь вечер, и, насколько он может судить, беседа их текла вполне разумно. Никаких истерических припадков, внезапных движений, криков или слез… короче говоря, ничего, что указывало бы, что любая из сторон менее здравомысляща, нежели вы или я.

— Вы полагаете, что мистер Фрэнк исцелился?

— Возможно. Или, по крайней мере, ступил на путь к исцелению. И если миссис Карбери сообщит об этом ее светлости…

Он осекся. Мгновение оба молчали. Уичкот услышал где-то в доме движение и смех, поспешно придушенный. Огастес и Доркас развлекали друг друга.

— Все это из-за привидения, — медленно произнесла миссис Фиар. — Какая нелепость!

— Наша проблема не в привидении, мадам. Проблема в том, что случилось в клубе.

Она нахмурилась, глядя на него.

— Не совсем. Разве мы с этим не справились? Проблема возникла позже, и мы знаем, кто за это в ответе.

— Сильвия, — откликнулся Уичкот. — Неужели она никогда меня не оставит? Разве она не ранила меня достаточно, когда была жива?

По мере того, как протекали дни, Элинор позволила себе надеяться, что худшее позади. Сразу же по возвращении в Иерусалим после визита на Уайтбич-Милл, она написала леди Анне и послала письмо срочной почтой утром в четверг. Леди Анна прислала ответ на следующий день. Она была поистине рада прогрессу в состоянии Фрэнка и милостиво склонна высоко ценить услуги, оказанные ему четой Карбери. К письму она приложила чек на пятьдесят фунтов для своих кембриджских банкиров, чтобы покрыть возможные расходы, которые Карбери понесут от ее имени.

Но самое главное, она написала в постскриптуме: «Я сознаю, какие усилия вам приходится прикладывать ради меня. Вот увидите, дорогая, я не забываю оказанных мне услуг».

— Весьма любезно, — заметил доктор Карбери, когда она прочитала письмо. — И деньги тоже не помешают. — Он взглянул на Элинор и улыбнулся. — Вам больше незачем волноваться о ежегодной ренте, которую ее светлость обещала оставить вам в своем завещании. Полагаю, этот вопрос решен окончательно.

Соресби дважды посещал Директорский дом, по приглашению, закрепляя свою измену партии Ричардсона. Он пил чай с Элинор, которая поначалу нашла его неловким и молчаливым. Соресби не привык к обществу леди и обращался с ней с таким безмерным уважением, что ей становилось не по себе. Однако она попыталась его ободрить, и к концу второго визита он стал почти общительным, выказывая быстрый и нервный ум, который вполне гармонировал с его порывистыми движениями и хрустом суставов.

— Он не так уж и плох, — сказал Карбери после. — Его ученость вне всяких сомнений, и он ничуть не ниже самого Грязного Дика, когда тот был сайзаром.

— Мистер Соресби сказал мне, что занимался с мистером Аркдейлом, — сообщила Элинор.

Карбери потер руки.

— Все к лучшему. Это разозлит мистера Ричардсона. И дядя мистера Аркдейла будет доволен, в то время как Соресби заведет знакомство, которое позже может ему пригодиться. Если он сумеет связать мистера Аркдейла обязательствами, тем лучше.

— Мистер Аркдейл не казался мне книжником, сэр.

— Мне тоже… но тяга к знаниям может произрастать на самой неожиданной почве.

Они впервые почти развеселились — или, по крайней мере, попытались создать друг у друга такое впечатление. И все же прогноз Джермина тенью лежал на обоих.

После завтрака в понедельник, двенадцатого июня, Джон с сумкой на плече отправился в Кембридж. Он решил на несколько часов предоставить Фрэнка самому себе. Юноше стало лучше, и одним из признаков этого служило раздражение от постоянного присутствия Холдсворта. Лекарством было позволить подопечному вкусить свободы… и тем самым показать, что он верит в улучшение его состояния.

Тем не менее, это выглядело опасно. Холдсворт не знал, что ждет его по возвращении на мельницу.

Он провел в Кембридже и его окрестностях уже две с половиной недели. Город становился знакомым. На Бридж-стрит Джон заглянул в один или два магазина, чтобы выполнить поручения, данные Малгрейвом. Было уже около половины третьего, когда он завернул в главные ворота Иерусалима. Ступив на Церковный двор, увидел мистера Ричардсона, который прогуливался по галерее с Гарри Аркдейлом.

— Сорок седьмая теорема обычно считается самой сложной в первой книге, — говорил тьютор. — Но должное усердие поможет вам справиться…

При виде Холдсворта он отвернулся от Аркдейла.

— Дражайший сэр, как поживаете? Нам так вас не хватало! Прошу, прогуляйтесь по саду со мной. У меня к вам есть приватный разговор. Мы с мистером Аркдейлом почти закончили, и я присоединюсь к вам через мгновение.

Рассыпавшись в поклонах, Ричардсон вновь повернулся к ученику:

— Так вот, не кто иной, как наш мистер Доу подробно разъяснил наиболее мудреные теоремы Эвклида. Вы найдете его книжицу в библиотеке, и я рекомендую ознакомиться с ней, прежде чем приступать к решению проблемы. И если уж мы заговорили об этом, никто лучше Маклорена не поможет вам с алгеброй, — он взглянул на церковные часы. — Но я не стану вас больше задерживать, мистер Аркдейл… смотрю, уже почти пора обедать.

Студент взглянул на Холдсворта, как будто хотел что-то сказать. Но Ричардсон не дал ему такой возможности. Он взял Холдсворта под руку и повлек к церковной галерее и садам за ней. Когда они шли по дорожке к калитке Сада членов совета, пошел дождь. Они укрылись под восточным платаном. Дождь полил сильнее, но капли воды не проникали сквозь густой зеленый полог над их головами.

— Слышали новость? — Лицо Ричардсона утратило привычную светскость; злоба исказила его черты. Он продолжил, не давая Холдсворту ответить. — Никогда бы не подумал, что такое возможно, даже от доктора Карбери не ожидал.

— Почему? Что он сделал?

— Подкупил одного из моих учеников. Другого слова и не подберу, сэр. Розингтонское членство вскоре освободится, и он предложил его не кому-нибудь, а Соресби. Но я его раскусил. Очевидно, он намерен купить верность Соресби. Самое печальное, что столь гнусная уловка, по-видимому, удалась. Полагаю, грешно винить беднягу за то, что тот согласился. В конце концов, чего стоит простая благодарность по сравнению с таким весомым соблазном, как Розингтон?

Ливень продолжался всего три или четыре минуты и выдохся, как выдохлась и ярость мистера Ричардсона.

— Простите мне неуместную откровенность, — он коснулся рукава Холдсворта. — Глупо с моей стороны терзаться по столь ничтожному поводу. Но когда живешь бок о бок, как мы здесь, нелегко сохранять чувство меры. Однако обещание членства человеку, который, несмотря на свою даровитость, еще не получил степень бакалавра искусств, противоречит всем правилам. Я содрогаюсь при мысли, что в других колледжах говорят о нас. Но давайте оставим эту тему… я хотел спросить вас о много более важном деле. Ходят слухи, что вы проводите время с мистером Фрэнком Олдершоу. Это правда? Как поживает милый мальчик?

— Увы, это не моя тайна, — улыбнулся Холдсворт.

— А, так вот куда дует ветер? Что ж, где бы он ни был, надеюсь, он идет на поправку. Дайте знать, если я смогу быть полезен ему или вам. И если случайно увидите его, непременно передайте мои наилучшие пожелания.

Дождь прекратился. Мужчины медленно пошли сквозь зеленую тень дерева к Церковному двору и Новому зданию. Оба молчали. Слева раздался металлический грохот, который прекратился через несколько секунд. То был стук обитых железом колес по каменным плитам. Том Говнарь совершал обход. Церковный колокол зазвонил.

— А! Пора обедать. Вы отобедаете с нами, сэр? Мы были бы очень рады.

— Спасибо, нет, — ответил Холдсворт. — Кстати, у меня к вам неожиданный вопрос — я хотел осведомиться о ране Миссис Уичкот.

— Ее ране? — Ричардсон остановился, вздернув брови. — Вам известно больше, чем мне.

— Когда я разговаривал с золотарем, он упомянул, что у нее была какая-то рана на голове. На левом виске.

Ричардсон засмеялся.

— То, что Том назвал раной — всего лишь чуть заметное пятно. Старый синяк, по всей видимости… возможно, бедная леди ударилась головой о балку за день или два до смерти. Как это типично для необразованных умов — выводить мелодраму из самых приземленных обстоятельств.

Иерихон представлял собой кирпичную уборную, которая стояла у внешней стены колледжа на южной стороне садов. Дверь приподнята на ярд от земли, и к ней вели пять каменных ступеней. Окна отсутствовали, только линия длинных прямоугольных отдушин под самым карнизом. Под дверью и ступенями имелась еще одна дверь, такая же широкая, как первая, но не более четырех футов высотой. Обе были открыты. Тачка Говнаря стояла поблизости.

Холдсворт поднялся по ступеням и остановился в верхнем дверном проеме. Кабинка была пуста. Внизу, однако, кто-то что-то скоблил, шаркал и отплевывался.

Вдоль правой стены тянулась четырехместная скамья; дыры отделялись друг от друга низкими перегородками, которые предоставляли скорее намек на уединение, чем подлинное таковое. Поколения студентов выцарапали на дереве свои инициалы и различные оскорбления и непристойности.

Колокол часовни продолжал звонить, созывая членов колледжа на обед в зале.

Когда Холдсворт покинул уборную, Том вышел из нижней двери, согнувшись, чтобы не удариться о низкую перемычку. Плотный фартук, вымазанный экскрементами и мочой, защищал его одежду. Он нес ведро, переполненное нечистотами и обрывками газетной бумаги, которое опустошил в свою тачку. В другой руке Том держал испачканный носовой платок, обшитый кружевом. Немелодично насвистывая, он засунул платок в маленький мешок, висевший на ручке тачки, выпрямился, прочистил нос, зажав его большим и указательным пальцем, и заметил наверху Холдсворта.

— Вы позже, чем обычно? — спросил Джон.

— Я прихожу, когда могу, сэр, — Том щелкнул себя по лбу в знак приветствия и снова повернулся к двери выгребной ямы.

— Погодите. Я хочу с вами поговорить.

— Со мной? — повторил Том, как попугай, умудрившись создать впечатление, что и понял он не больше, чем сумел бы понять попугай.

— Я хочу вас о чем-то спросить.

— Ну так спрашивайте, сэр. В Иерихоне после обеда вечно не протолкнуться, — он беззубо ухмыльнулся. — Вам бы не понравилось торчать тут внизу, когда молодые джентльмены наверху, сэр, уж поверьте, не понравилось бы.

Холдсворт позвенел мелочью в кармане.

— Я насчет вашей находки в Длинном пруду.

— Привидения-самоубийцы, сэр?

— Черт побери, приятель, она не самоубийца и не привидение. Она женщина из плоти и крови, которой не повезло упасть в воду и утонуть.

— Как скажете, сэр.

— Вот именно. А теперь послушайте: когда мы разговаривали в «Энджеле», вы сказали, что когда нашли тело, вашей первой мыслью было, что это миссис Карбери, потому что она единственная женщина, которая спит в коттедже.

— Одна из двух.

— Что?

— Ее служанка тоже здесь спит, — Том Говнарь хихикнул. — Не очень-то естественно, сэр. Всего две женщины и прорва мужчин.

— Послушайте, вы сказали, что это не она бродила, не на этот раз. То есть, вы имели в виду, что миссис Карбери иногда гуляет в саду на рассвете? А то и по ночам?

Том переступил с ноги на ногу у низкого дверного проема, ведро звякнуло. Он не смотрел на Холдсворта.

— Ну? Так это или не так?

Золотарь взглянул на Холдсворта и отвернулся.

— Иногда, может быть.

— Она знает, что вы ее видели?

Том пожал плечами.

— Несомненно, она слышала стук колес?

— Я не все время расхаживаю туда-сюда, сэр. Иногда просто встану где-нибудь, отдохнуть на минутку.

— Итак, вы курите трубку, или глотаете что-нибудь, чтобы согреться, или дремлете? Вполне естественно. И где вы этим занимаетесь?

Том неопределенно махнул рукой, описав неровную дугу, которая охватила большую часть колледжа.

— Да так, нигде, сэр. Все, что мне нужно — укрытие от непогоды да капелька покоя.

— Возможно, под тем большим деревом у пруда?

Том кивнул.

— И где вы видели миссис Карбери?

— В Директорском саду, сэр, она расхаживала взад и вперед. И порой выходила сюда. Через вон ту калитку на другой стороне моста. Наверное, леди не может уснуть.

Холдсворт достал из кармана горсть медяков.

— Выходила? Так, значит, она больше не бродит по ночам?

— Откуда мне знать, сэр? Я знаю только то, что видел. Или слышал. И я не видел и не слышал ее уже много недель. Не то чтобы специально ее караулил, впрочем. У меня и без нее работы хватает. Так что, может, она разгуливает по-прежнему. А может, леди теперь крепче спит.

Холдсворт протянул руку. Говнарь уставился на монеты.

— Я видел их обеих однажды, — сказал он.

— Что? Кого?

Золотарь вытер нос рукавом.

— Директорскую жену, сэр. Она была с той, которая умерла, с привидением.

— Когда это было? — рявкнул Холдсворт.

Том испуганно уставился на него.

— Много месяцев назад, сэр. Еще до Рождества, до того, как хорошенькая умерла. Они гуляли в саду под луной.