Элиз отпила вина из бокала, положила ноги на диван и прислушалась к перестуку дождя по крыше. Там, на улице, был Эшвин на своей пробежке. Он говорил, что это его расслабляет. Она для этого предпочитала бокал мерло.

Двумя важнейшими составляющими в жизни Элиз была помощь другим людям и ее отношения с Эшвином. Она вкладывала всю душу в то и другое на протяжении последних четырех лет, но теперь все расползалось по швам, и она не знала, что делать.

Все это началось тогда, когда в отделении скорой помощи умер тот пациент. Если бы она не была тогда на отделении, если бы не видела того свечения вокруг его тела, все было бы нормально. Но она была там, она видела это, и теперь ее жизнь безвозвратно переменилась.

Старшая медсестра настояла, чтобы Элиз отдохнула неделю. Эшвин счел это неплохой мыслью, но она объяснила, что таким образом в больнице определяют, сможет ли она продолжать выполнять свои обязанности. Это утихомирило его энтузиазм. Они прожили бы какое-то время на зарплату Эшвина, но если им придется так жить больше нескольких месяцев, они потеряют возможность оплачивать свою драгоценную ипотеку.

И вообще, Эшвин не то чтобы очень поддерживал ее в эти непростые времена. Он нервничал, впадал в мрачное настроение и явно что-то скрывал. Сначала она думала, что он стал таким из-за напряженной обстановки в «Персепшн», но дни шли за днями, и она все больше беспокоилась.

С ней что-то происходило. И с ним тоже, но он отделился от нее, не желая ничего обсуждать.

Она пыталась выкинуть из головы тот случай в больнице. В конце концов, так мог преломиться свет или стресс сыграл с ней злую шутку. Оба этих объяснения были приемлемы, пока то же самое не произошло снова.

Она пошла в супермаркет за покупками и увидела там женщину, склонившуюся над морозильной камерой. Слабое синее свечение появилось вокруг тела женщины, за ним последовали цветные светящиеся полосы света, обвивавшие ее голову и туловище. Они пропадали, когда Элиз всматривалась в их цвета, но если она смотрела на ту женщину периферийным зрением, они оставались видимыми. Туманный серебристый свет исходил от живота женщины. Крошечные искорки сияли сквозь эту ауру, и Элиз осознала, что женщина беременна.

Такая решительность была ей несвойственна, но она подошла к той женщине и спросила, не ждет ли она ребенка. Та посмотрела на нее с опаской и нехотя сказала, что да, ждет. Она сама узнала об этом только три дня назад и не успела сказать об этом даже мужу. Элиз пожелала ей удачи и поспешила прочь; ее била крупная дрожь.

С тех пор видения появлялись чаще, но их всегда вызывало какое-то особое состояние организма. Элиз не знала, как это понимать, и, конечно, не сказала об этом на работе — это было равносильно заявлению об увольнении по собственному желанию. Она пыталась узнать ответ у своих карт Таро, но каждый расклад еще больше ее запутывал.

Зазвонил телефон, и она вскочила, торопясь к нему, пока не включился автоответчик.

— Алло?

— Элиз, это Эрик.

— А, привет. Все в порядке?

— Не совсем. — Голос Эрика был сух, как обычно, но в нем чувствовалась напряженность.

— Что случилось?

— Я до сих пор пытаюсь это понять, если честно, — ответил Эрик. — Слушай, вы с Эшвином будете завтра дома?

— Завтра ведь пятница? Я не дежурю, но Эшвин будет на работе.

— Скажи ему, чтобы взял отгул. Нам с Морган нужно срочно с вами поговорить. Мы приедем к вам в половине одиннадцатого, ладно?

— Как все серьезно! Мне уже волноваться?

— Может быть. Происходит много странного, и мне кажется, пришла пора нам обменяться наблюдениями. Я сейчас выясняю кое-что, так что пока не буду больше распространяться.

Элиз едва смогла вымолвить:

— Что ты подразумеваешь под «странным»?

— Об этом завтра, ладно? Позови еще и Джеймса, если дозвонишься до него. Мне он пока не перезвонил.

— Я постараюсь, но я тоже давно его не слышала. Его мобильный отключен, и кто-то другой отвечает на телефон у него дома, видимо сосед.

— Ну, мы и вчетвером справимся, если придется. До завтра.

— Пока. — Она положила трубку и постучала ногтями по зубам. Что такого важного знают Эрик и Морган? И почему им было не сказать ей об этом сейчас? Что-то происходило со всеми ними; это касалось не только ее и Эшвина. Ей даже немного полегчало.

Во входной двери заскрежетал ключ, и порыв холодного ветра возвестил возвращение Эшвина. Элиз поспешила ему навстречу, она жаждала рассказать ему о звонке Эрика. И тут она заметила его застывшее лицо, какое видела у пациентов в состоянии шока, и обратила внимание, что он старается не ступать на левую ногу.

— Эш! Что случилось?

Она бросилась к нему, чтобы поддержать. У него заледенели руки, и она стала растирать их, чтобы кровь побежала быстрее. Он моргнул и сфокусировал на ней взгляд.

— Я подвернул лодыжку.

— Я говорила тебе не бегать по ночам, да еще в такую погоду.

— Да, говорила. — Он замолчал, и она поднырнула под его левую руку, чтобы восстановить равновесие.

— Ты совсем промок. Пойдем. Надо тебя согреть. Элиз повела его вверх по лестнице, взяв на себя как можно больше нагрузки. Они дошли до верхней площадки и поковыляли к ванной. Она усадила его на крышку унитаза, пустила горячую воду в ванну и занялась осмотром его лодыжки. Голеностоп уже довольно сильно распух.

— Что случилось?

— Я оступился.

— А как ты тогда добрался до дома? Ты ведь не мог вести машину?

— Меня отвез один человек. — Голос Эшвина звучал отстраненно, как часто бывало в последнее время.

Она решила не обращать внимания и помогла ему раздеться. Он вздохнул, опускаясь в горячую ванну, и закрыл глаза.

Успокоенная его покорностью, Элиз засуетилась и стала искать соль для ванны и эластичные бинты. Глянув краем глаза, она увидела легкую дымку, окружающую оливковую кожу Эшвина. Цветные полосы света материализовались вокруг его обнаженного тела. Светло-оранжевое свечение над его пупком доминировало в ауре, и она сконцентрировалась на этой точке, старательно избегая смотреть прямо на него, на случай если вдруг перестанет контролировать выражение своего лица.

Оранжевый свет замерцал, и воздушный цветок вырос из его пупка. У него было пять ярких лепестков, и пораженная Элиз смотрела, как каждый из них начинает пульсировать, колеблясь в такт его дыханию. Изящный цветок раскрылся, каждый из лепестков выгнулся так, что был виден водоворот света, кружившийся в центре. Остальная его аура была сравнительно недвижной, почти безжизненной.

Серебристый усик показался из крохотного цветка, слегка подрагивая и извиваясь в воздухе. Он удлинялся и приближался к ней. Она была слишком изумлена, чтобы испугаться.

Внезапная вспышка интуиции подсказала ей, что тело Эшвина пытается самоисцелиться. Она подошла к хрупкой тычинке, глядя на нее лишь краем глаза. Та была от нее в десятке сантиметров, когда она почувствовала, что внутри ее что-то расцветает. Только так она могла описать яркий всплеск ощущений, затопивших ее.

Желтый цветок распустился над ее солнечным сплетением. Как и у цветка Эшвина, у него было пять лепестков, раскрывшихся так, что стал виден водоворот света. Цветок выпустил серебристый усик, в точности такой, как у Эшвина. Они обвились друг вокруг друга, и ощущение единения заполнило сознание Элиз. Оба усика запульсировали, и сила стала передаваться от нее Эшвину.

Ее цветок заколебался и померк, а цветок Эшвина наполнился светом. Контакт продолжался считанные секунды, после этого усики разомкнулись. Оранжевые лепестки цветка Эшвина перестали трепетать и сомкнулись. Как только последний лепесток занял свое место, Элиз увидела, что они плотно улеглись внахлест, сияя изнутри от света, который они призваны защищать. Еще пару ударов сердца спустя он скрылся из виду, в тот же момент пропал и ее цветок.

Дыхание Эшвина замедлилось, и, когда он открыл глаза, выражение его лица было ясным и настороженным. Она осела на пол, застигнутая врасплох внезапной усталостью.

Слабая улыбка тронула губы Эшвина, и он промолвил:

— Что ж, кажется, нам пора поговорить.