ГЛАВА 8
В верхнем углу страницы заглавными буквами значилось: «СРОЧНО В ПЕЧАТЬ!»
Ниже шел текст пресс-релиза: «В ходе исследования доисторических пластов на территории Лос-Анджелеса палеонтологами Музея истории естествознания имени Джорджа К. Пейджа было совершено уникальное, сенсационное открытие, которое, несомненно, войдет в анналы антропологических изысканий на западе Соединенных Штатов».
Сердце у Картера упало.
«Группа, возглавляемая доктором Картером Коксом, главой отдела полевых палеонтологических исследований при Музее Пейджа, обнаружила при раскопках в одном из колодцев в Ла-Бре окаменевшие останки человеческого существа…»
Картер отложил листок в сторону и поднял глаза на мистера Гандерсона, директора музея. Тот сидел, откинувшись на высокую спинку кожаного кресла, скрестив руки на животе.
— Надеюсь, это пока еще не вышло в печать? — с замиранием сердца спросил Картер.
— Вы даже читать не закончили. Продолжайте.
Картер снова опустил глаза на страницу. Солнце врывалось в окна кабинета, которые, по настоянию Гандерсона, мыли три раза в неделю, и яркий дневной свет резал глаза, было трудно читать. Чем дальше в лес, тем больше дров.
«Несмотря на то что в музее уже имеется свыше двух миллионов ископаемых, от мастодонтов до гигантских земляных ленивцев, от саблезубых кошек до верблюдов, лишь однажды до этого здесь удавалось обнаружить ископаемые останки человека…»
Что ж, хотя бы это правда.
«…известные под названием Женщина из Ла-Бре. Предположительно ей было восемнадцать лет, рост 4 фута 8 дюймов, и, судя по результатам радиометрического анализа, умерла она 9000 лет тому назад. Хотя причина ее смерти, а также каким образом ее останки оказались погребенными в смоляной массе (которую обычно называют дегтем), так и осталось невыясненным».
Картер уже догадался, что последует дальше.
«Женщина из Ла-Бре больше не одинока!»
Почему это все больше и больше начинает напоминать сценарий фильма «Невеста Франкенштейна», а он, Картер, становится похож на безбожника Виктора Франкенштейна?
«Обнаруженные в колодце № 91 на открытых раскопках на территории музея, доступной всем посетителям, эти останки еще не привязаны к какому-либо определенному временному отрезку…»
Картер перестал читать и снова поднял глаза на директора.
— Тут говорится, что останки еще не датированы.
— Но это так и есть, — невозмутимо заметил Гандерсон.
— Конечно, ведь их еще даже не извлекли наружу! — Картер взмахнул листком пресс-релиза. — Писать об этом преждевременно. И не только потому, что мы еще не извлекли останки, мы даже их толком не разглядели! Они до сих пор остаются в смоле.
— Вот что, доктор Кокс. — Гандерсон всем телом подался вперед. — Мы совершили потрясающее эпохальное открытие, и лично я не вижу никаких причин прятать голову в песок.
От внимания Картера не укрылось это «мы». Гандерсон откровенно примазывался к их открытию.
— Известно ли вам, — продолжал меж тем директор, — что музеи и исследовательские институты, подобные нашему, должны как-то выживать?
Картер промолчал, впрочем, ответ был совершенно очевиден, и директор продолжил:
— Деньги. И что, по-вашему, заставляет эти деньги поступать на наш счет?
— Останки доисторического человека?
— Новости! В данном случае этими новостями являются останки доисторического человека. Сенсационными новостями, должен сказать!
Картер понимал, к чему клонит директор, и винить его было трудно, он тоже родился и вырос не в пещере. К тому же одному только богу ведомо, сколько усилий и времени тратил этот человек, выбивая гранты и организуя фонды для научно-исследовательских работ. Но идти против истины он не хотел, просто не мог.
— Я вас понимаю, сэр. Но неужели нельзя немного подождать? Мне всего-то и надо, что еще два опытных человека в группу, несколько часов дополнительного времени, второй автоматизированный блок для поднятия ведер и ночное освещение. Ночью прохладнее, работать будет легче.
— А еще сказали, что поняли меня, — проворчал Гандерсон. — Все, что вы просите, стоит денег. Как раз сейчас финансовое положение музея крайне затруднительное и…
«Может, тогда стоит мыть окна не три, а два раза в неделю», — подумал Картер.
— … как раз сейчас рассматривается вопрос о выделении нам сразу нескольких грантов. Открытие такого масштаба, если правильно разыграть эту карту, значительно повысит наши шансы и может принести немало дополнительных средств, не говоря уже о потоке посетителей, который возрастет многократно. Можете представить, какие толпы народа будут ломиться на вашу площадку с колодцем, посмотреть, как разворачивается эта драма?
Да, Картер вполне мог это представить. Это была одна из главных причин, по которой он не хотел публикации этого пресс-релиза. Одно дело — несколько человек на площадке, пусть даже туристическая группа, наблюдающая за происходящим со специального возвышения. Совсем другое, когда со всех сторон повалят толпы обезумевших зевак, будут стучать в стекла из плексигласа, наклоняться над колодцем и задавать дурацкие вопросы. Он привык работать в местах безлюдных и тихих: в горах Сицилии, в пустыне Юта, в сельских провинциях Северо-Восточного Китая, где рядом с ним находились только члены команды, иногда еще несколько рабочих из местных. Ему вовсе не нравилось проводить полевые работы в центре города, с командой из волонтеров-любителей, тем более в сопровождении непрерывных вспышек фотоаппаратов, стрекота камер и мелькания ног в кроссовках «Найк» над головой.
— Скажите, — спросил он, — а в этом пресс-релизе упоминается Миранда Адамс?
— Нет, — ответил Гандерсон. — Кто такая Миранда Адамс?
— Выпускница Лос-Анджелесского университета. Именно она нашла ископаемое.
— Я думал, вы нашли.
— Не без ее помощи.
Картер видел как закрутились шестеренки в голове директора. Как это повлияет на историю открытия? Стоит ли без необходимости осложнять ее? Уменьшится ли при этом роль музея?
— Средствам массовой информации это должно понравиться, — заметил Картер. — Молодая женщина, только начинает свою карьеру в палеонтологии и вдруг натыкается на необыкновенную находку.
Гандерсон сложил губы бантиком и кивнул.
— Она все еще работает там?
— Да.
— Симпатичная?
Картеру следовало это предвидеть.
— Да.
— Позвольте мне связаться с прессой. Возможно, вы правы.
На столе у Гандерсона зазвонил телефон, замигала маленькая красная лампочка.
— Я жду важного звонка.
Картер поднялся, приподнял пресс-релиз, зажатый в руке.
— Дайте мне хотя бы несколько дней, чтобы получить доказательства. Прежде чем отсылать это.
Но Гандерсон уже снял трубку и развернулся в кресле лицом к окнам. Он обсуждал с собеседником какую-то будущую выставку. Господи, взмолился Картер и сунул листок в карман, сделай так, чтобы это не была выставка под названием «Мужчина из Ла-Бре».
В тот же день он собирался поощрить Миранду Адамс.
Поскольку она первая обнаружила то, что до сих пор покоится в темной вязкой массе колодца № 91, Картер решил, что неплохо бы дать ей наглядный урок, познакомить с методом и процессом извлечения подобных останков. Если Миранда действительно собирается стать антропологом, лучшего подарка не придумаешь.
Он договорился встретиться с ней во внутреннем саду музея. Это было небольшое замкнутое пространство, заполненное буйной растительностью, где посетители могли воображать, будто находятся в доисторическом мире. Сегодня в саду было немноголюдно: пожилая пара, разговаривающая по-немецки, и индеец, которого Картер уже неоднократно видел у колодца № 91. Стоило один раз увидеть его, увешанного с головы до ног украшениями из серебра и бирюзы, с длинной черной косичкой, свисающей на спину черного замшевого пиджака, — вовек не забудешь. Как-то раз, припомнил Картер, этот колоритный тип громко поспорил с доцентом музея, тогда его выпроводила с территории охрана. Теперь же он вел себя мирно, лишь что-то бормотал под нос, глядя на ручей, протекающий по всей территории сада.
Картер знал: охранники прозвали его Джеронимо.
В сад влетела Миранда, опоздав минут на двадцать; Картер быстро провел ее в подземные помещения музея, куда народ особенно не заглядывал. Длинные коридоры с покрытыми линолеумом полами, бесконечные ряды металлических пронумерованных шкафчиков, каждый состоял из двенадцати отдельных ящиков, где хранились различные ископаемые, животные и растения, найденные в этом регионе. Раскопки проводились с начала двадцатого века и так успешно, что их место дало название геологическому веку. Верхний плейстоцен в Америке, когда в Новом Свете появился человек, стали именовать веком млекопитающих земли ранчо Ла-Бре.
Миранда снова оделась самым неподходящим образом: здесь было холодно и сухо, а на ней красовалась легкая хлопчатобумажная блузка и длинные, до колен, светлые шорты. Картеру следовало предупредить ее заранее, чтобы надела рубашку с длинным рукавом или даже свитер.
— Жутковато здесь, правда? — заметила Миранда.
Шаги эхом отдавались в пустом коридоре.
— А ты чего ожидала? — сказал Картер. — Мы под землей почти одни, кругом тысячи, нет, миллионы костей древних животных, которые в те времена охотились на человека, чтобы поужинать.
Над головой гудели и мигали лампы дневного света.
— Кроме того, здесь поддерживается специальный климат для сохранности коллекции, — добавил ученый.
В конце коридора Картер остановился возле одного из шкафчиков, наклонился и выдвинул широкий плоский ящик. Миранда увидела коллекцию из древних предметов, сделанных, как было видно даже ее неопытному глазу, человеком.
Картер выдвинул ящик целиком и отнес его на серый стальной стол. Вокруг стояли несколько высоких табуретов, Миранда устроилась на одном из них.
— Кто же это сделал? — спросила она, стараясь показать, что уже довольно сведуща в подобных вопросах.
— Женщина из Ла-Бре, — сказал Картер. — Первые и единственные человеческие останки, которые найдены в этом регионе. Ее нашли в тысяча девятьсот пятнадцатом году. Твоя, возможно, окажется второй.
— Ну уж прямо моя… — смущенно пробормотала Миранда, не сдержав при этом довольной улыбки. — Я только сказала, что там вроде бы что-то есть, а нашел ты и сразу понял, что это такое.
— Ладно, — кивнул Картер, — разделим славу пополам в книге отчетов, а потом уже определим, что именно мы нашли.
Он достал из ящика один из артефактов — грубо отесанный камень.
— Видела когда-нибудь нечто подобное?
Миранда видела, но только на слайдах, которые демонстрировали во время лекций в университете.
— Похоже на шлифованный камень, — предположила она.
— Очень хорошо, — кивнул Картер. — Это называется мано. Ничего особенного в нем не замечаешь?
Он протянул предмет Миранде, та всмотрелась более пристально. Весь камень был покрыт бороздками и царапинами.
— Наверное, он в очень плохом состоянии? — предположила она.
— Ты только что выиграла стиральную машину, — усмехнулся Картер. — Поверхность деформирована специально.
— Надеюсь, что не штатным сотрудником музея.
Картер улыбнулся.
— Нет, эти царапины нанесены тысячи лет тому назад первобытными людьми. Мы считаем это частью их похоронного ритуала.
Он положил мано обратно в ящик и взял обломок базальта размером с кирпич.
— Видишь здесь нечто вроде зазубрины?
Миранда кивнула.
— Это называется зубчатым камнем. Предположительно его использовали для утяжеления рыбацких сетей или же при рытье земли палками. Точно не известно.
— На мой взгляд, это какое-то украшение, — сказала девушка.
— Тебе говорили, что из тебя получится профессиональный антрополог? Есть теория, что зубчатые камни использовались в церемониальных целях или же в виде неких символов.
Миранда, очень довольная собой, подняла глаза на Картера.
— Вот еще одна загадка, — сказал он, — прежде чем мы перейдем к главному.
Он достал из ящика морскую раковину и сказал:
— А вот это помогало Женщине из Ла-Бре вести бизнес.
— Она продавала ракушки?
— Нет, не совсем так. Она выменивала эти раковины.
— Чтобы делать из них всякие украшения?
— Нет, женщины в ту пору были весьма практичны. Они использовали раковины, чтобы выгребать и переносить горячую смолу.
— Для чего им была нужна смола?
— О, для самых разных целей. Она обладала вязкостью, с ее помощью можно было скреплять отдельные предметы и детали. Мы обнаружили следы смолы на останках самых первых каноэ, она была хороша для смазки швов, чтобы лодка не пропускала воду.
Картер сдвинул ящик в сторону и достал из шкафа еще один, равной ширины, но более глубокий.
Достаточно глубокий, чтобы в нем мог поместиться череп женщины.
Миранда, он это сразу заметил, была поражена. Что ж, это хороший признак. Если она собирается работать в области палеонтологии или археологии, умение изумляться или радоваться чему-то — хорошая черта. Большинство известных ему настоящих ученых не утратили его до конца. И не важно, сколько раскопок они произвели и сколько костей или ископаемых обнаружили, во всем этом всегда было нечто волнующее, завораживающее. Особенно если кости принадлежали древнейшему представителю рода человеческого.
Череп Женщины из Ла-Бре был маленький, да и сама она в сравнении с современными стандартами была карлицей, рост, как показали остеологические исследования, основанные на измерении черепа и нескольких фрагментов скелета, составлял не более пяти футов. Костных останков удалось извлечь немного, так что информация была довольно скудной. Состояние тазовых костей говорило о том, что она рожала. Лишь одна особенность не вызывала сомнений.
— А что это за пятно, вот здесь? Отличается по цвету, — сказала Миранда, показывая на макушку черепа.
— Череп был поврежден, — ответил Картер.
Миранда замерла, затем смахнула упавшую на глаза прядь светлых волос.
— Известно, каким образом? — спросила она.
— Возможно, это произошло во время раскопок. Видишь, вот здесь? Левая сторона челюсти тоже сломана.
Миранда, уловив что-то в голосе Картера, осторожно спросила:
— Но ведь ты так не считаешь?
— Нет.
— Думаешь, что ее… убили?
На секунду Миранда усомнилась. Существовало ли такое понятие, как убийство, в те доисторические времена? Известен ли антропологический термин, которым можно описать убийство первобытного человека?
— Думаю, что ее ударили по голове тяжелым тупым предметом, — ответил Картер. — Светлое пятно на макушке — просто штукатурка, ею залепили пролом в черепе.
Он всматривался в пустые глазницы, раскрытые челюсти. В сегодняшнем мире она была бы еще девчонкой, подростком, но в том древнем и опасном мире, где она жила и умерла (была принесена в жертву или погибла во время войны?), Женщина из Ла-Бре достойно провела свою жизнь. Она мало чем отличалась от жизни Мужчины из Ла-Бре, протянувшего ему костлявую руку из глубины колодца № 91. Первобытная жизнь, используя знаменитое изречение Томаса Хоббса, была суровой, жестокой и короткой.
— Послушай, я тут совсем окоченела, — зябко поежившись, пробормотала Миранда.
Картер кивнул. Он понимал, что дело не только в низкой температуре. Опустил череп в ящик и сказал:
— Возвращаемся на солнышко, да?
Миранда радостно закивала и на всем пути обратно трусила рядом с Картером, как преданный щенок, пока они снова не оказались в саду атриума, где над головой синело небо и вздымались кроны пальм.
