ГЛАВА 6

Лимузин, «мерседес-бенц» класса А, с виду походил на все остальные подобные автомобили — длинный, черный, сверкающий и мощный. Но был тут один секрет: его создавали с таким расчетом, чтобы он мог выдержать практически любую атаку. Крыша, дверцы, боковые и нижние панели, словом все внешние детали, были сделаны из специальной сверхпрочной стали со вставками из усиленного стекловолокна с нейлоном. В салоне, под темно-красными коврами, уложена особая прокладка, подавляющая взрывную волну. Шины со специальными материалами, на которых даже в спущенном состоянии можно ехать. В переднем и заднем салонах установлены спутниковая связь, громкоговорители и микрофоны (для вызова помощи или переговоров с террористами в случае такой необходимости); прозрачные пуленепробиваемые окна укреплены слоями упругого поликарбоната. В целом подобная бронированная машина соответствовала уровню Б-7 и была способна выдержать даже массированную атаку.

Мохаммед аль-Калли всегда хотел иметь все только самое лучшее — особенно после того, что произошло с его семьей в Ираке.

Даже Саддам Хусейн дважды подумал бы, прежде чем связываться с могущественной династией аль-Калли. Дело тут было не только в баснословном богатстве и влиятельности семейства. Нет, он не пошел бы на это по причинам куда менее материальным и очевидным. Саддам, как все иракцы, рос, впитывая истории и легенды о невероятном могуществе аль-Калли и их загадочных владениях. Еще мальчишкой он, без сомнения, наслушался немало рассказов о том, что случается с непослушными детьми (аль-Калли забирали их!), а также о том, что происходило с каждым, кто осмеливался встать на их пути. Ходили слухи о специальных колодцах и камерах пыток, куда бросали провинившихся, о страшных ритуалах, кровавых жертвоприношениях и, наконец, об ужасных чудовищах, не поддающихся описанию, обитающих там.

На протяжении долгих лет Хусейн не трогал аль-Калли, он даже вел с ними время от времени какой-то бизнес, но гордыня и алчность возобладали. Было ли это сделано по прямому указанию Саддама или нет, аль-Калли так и не узнал. Возможно, это было инициативой какого-то функционера низшего звена, стремящегося угодить своему господину, завоевать его благосклонность. Как бы там ни было, план привели в действие. В одном из многочисленных дворцов Саддама должно было состояться празднование, на которое пригласили все семейство аль-Калли. Мохаммед не хотел идти, так же как и жена, братья, дети и остальные домочадцы, но приглашение для них было выше приказа или просьбы. Поэтому, в интересах сохранения мира, а также с учетом политических реалий, Мохаммед решил все же уступить.

Празднование проводилось в честь выдающегося события в великой и мифической истории семьи Саддама. Насколько помнил Мохаммед, диктатору якобы удалось проследить свое происхождение до Навуходоносора, или же он провозгласил себя Пророком. Члены семьи аль-Калли выехали из своих дворцов и имений. Событие отмечалось с размахом, на территории в несколько акров, было приглашено более тысячи гостей. Выписали даже какой-то западный оркестр, исполняющий Бетховена и Вагнера, который расположили в одном огромном, оборудованном кондиционерами шатре. В другом звучала восточная музыка, там властвовали исполнительницы танца живота (их, по общему мнению, лично отбирал сын Саддама, Удей).

Поначалу все шло хорошо. Мохаммед, страдающий от расстройства желудка, потягивал содовую, а все остальные члены его многочисленной семьи, рассевшись в шатре на специальном помосте для особо почетных гостей, обедали. Даже тогда Мохаммед заметил нечто странное — официанты, обслуживавшие его стол, были какими-то нерасторопными. Похоже, они не были приспособлены для такой работы и больше походили на солдат. Возможно, подумал тогда Мохаммед, весь штат прислуги Саддама состоит из военных.

Только когда его жена вдруг резко побледнела и уронила ложку на стол, Мохаммед понял, что происходит. Младший брат тоже перестал есть. Дочь ахнула, схватилась за горло, потянулась к стакану с водой. Официанты, выстроившись вокруг шатра, стояли, перекинув полотенца через руку. Мохаммед поднялся, взял сидевшего рядом сына Мехди за руку; к счастью, Мехди не любил суп и никогда его не ел. Один из официантов преградил ему дорогу, и Мохаммед сказал: «Моему сыну нужно в туалет». Мужчина пропустил их. От внимания Мохаммеда не укрылось, как напрягся при виде этой сцены один из чиновников — глазки так и забегали, он явно не знал, что делать. Мохаммед не торопясь, с невозмутимым видом вышел из шатра.

Лишь оказавшись в саду, он подхватил сына на руки и бросился к своему лимузину. Водитель стоял в тени и курил сигарету но, увидев хозяина с сыном, инстинктивно понял, что надо делать. Прыгнул в машину, завел мотор и поехал прямо по лужайке между пальмами в бочках по направлению к главным воротам. Несколько человек, оказавшиеся на пути, отпрыгнули, чтобы не угодить под колеса. Лимузин резко затормозил, и Мохаммед с сыном запрыгнули на заднее сиденье. Аль-Калли захлопнул дверцу, и они, вздымая облака пыли, помчались дальше.

Ко времени, когда они достигли ворот, стража была уже уведомлена, гости кричали и разбегались, солдаты открыли огонь по машине. Мохаммед пригнулся, закрыл голову сына руками; окна разбивались, на них сыпался поток прозрачных осколков. Пули звучно ударяли в дверцы. Водитель, уклоняясь, пригнул голову, лимузин налетел на одного из солдат. Мужчину перебросило через капот, автомат в его руках продолжал стрелять в воздух.

Выехав за ворота, водитель снова выпрямился — волосы у него стояли дыбом, потом он спросил хозяина, что делать теперь. Мохаммед приказал ему ехать во дворец, причем как можно быстрее.

— А как остальные? — спросил шофер.

Но Мохаммед понимал: он уже ничего не сможет сделать для спасения членов своей семьи. Яд, который велел подсыпать им в пищу Саддам, наверняка смертелен, но если даже и нет, какой мог быть выход? Везти их в больницу в Мосуле или Багдаде? Они бы не пережили этого путешествия, к тому же и тамошним докторам доверять было нельзя, все они действовали бы по приказу диктатора.

Мохаммед взял мобильный телефон и начал отдавать распоряжения своим слугам и приближенным. Для таких случаев у них уже давно был разработан план эвакуации. Стены вокруг дворца охраняла собственная милиция, вертолет вывели из ангара и приготовили к немедленному взлету, а самые ценные в доме вещи (то, что от них осталось) были погружены в грузовики, водители ждали лишь команды, чтобы начать долгое путешествие из Ирака. Сейчас времени скорбеть по погибшим у него не было. Но Мохаммед знал — он сможет делать это всю оставшуюся жизнь… Он знал и другое: его месть тоже будет жать своего часа.

«Мерседес» проехал под аркой моста, теперь они оказались в районе Бель-Эйр. Через пуленепробиваемое стекло Мохаммед смотрел на роскошные фасады домов, филигранной работы металлические изгороди, тщательно подстриженный кустарник и великолепные сады и лужайки. (Несмотря на предупреждения о засухе, воды в Бель-Эйр явно не жалели, кругом буйствовала растительность.) Они ехали все дальше и дальше по тихим извилистым улочкам, машин становилось все меньше; когда дорога начала подниматься резко в гору, их почти не осталось. Домов здесь видно не было, только высокие изгороди и закрытые ворота. Изредка мелькал охранник, сидящий в освещенной изнутри будке у ворот, читающий газету или слушающий радио. Чем выше они поднимались в гору, тем темнее становилась дорога, наконец на вершине холма она закончилась, упершись в каменный домик для охраны. В окнах горел свет, рядом в землю был воткнут шест с табличкой, предупреждающей всех и каждого, что любое вторжение на территорию частной собственности вызовет немедленный вооруженный ответ охранного агентства под названием «Серебряный медведь».

Ворота бесшумно отворились, лимузин медленно въехал на территорию и двинулся по узкой асфальтовой дорожке мимо роскошного фонтана, скопированного с Треви в Риме, под нависающими раскидистыми кронами вязов и наконец подкатил к крыльцу. Мехди, спавший до этого на заднем сиденье, сразу проснулся.

— Ступай в постель, — сказал ему отец.

— Почему? Еще и девяти нет.

— Ты устал.

— А ты чем будешь заниматься?

— Не твоего ума дело.

— Не думай, что я не знаю. — Мехди насмешливо фыркнул.

— Ступай спать, я говорю.

Якоб распахнул заднюю дверцу, Мохаммед вышел из машины.

— Можешь отогнать в гараж. Выезжать сегодня мы уже не будем, — сказал он и, не оборачиваясь, добавил: — Заодно проведай нашего гостя.

Якоб кивнул.

Ночь выдалась теплая, дул сухой ветер. Павлин, свободно разгуливающий по лужайке, издал громкий мяукающий крик. Аль-Калли пошел по боковой дорожке, огибающей дом, плиты были усыпаны нежными пурпурными листками палисандрового дерева. Это было самое крупное частное владение в Бель-Эйр — двадцать пять акров на вершине холма. Мохаммед расширил его, присоединив еще дюжину акров или около того, купив соседнее имение за куда большую сумму, чем оно стоило, и снес все находившиеся там строения.

Его собственный дом, массивное сооружение из бревен и крупного серого камня, которое агент по недвижимости почтительно называл «замком», изначально построили для звезды немого кино. Тот использовал его как место для проведения безумных оргий и вакханалий. Когда он умер во время одной из таких оргий (его обнаружили голым, плавающим в бассейне с собачьим поводком на шее), довольно быстро нашелся новый владелец — нефтяной магнат. Он внес свой вклад в усовершенствование имения: там появились винный погреб на десять тысяч бутылок, газовая бойлерная и стойла для лошадей на заднем дворе. Стойла сохранились до сих пор, одна из лошадей высунула голову и жадно принюхивалась к свежему ночному воздуху.

Пройдя стойла, Мохаммед перешел через ручей по деревянному мостику. За ним находились просторная площадка для выездки лошадей и закрытое помещение для наездников — единственное усовершенствование, которое привнес в свое американское имение аль-Калли. На строительство этого сооружения понадобилось получить не меньше дюжины разрешительных документов от местных властей. Издали оно напоминало самолетный ангар: стены из белых досок и большая наклонная крыша, но при ближайшем рассмотрении производило совсем другое впечатление. Тройные окна с тщательно заделанными швами, двери не деревянные, а из гальванизированной стали, да и замков в них было больше, чем у банковского сейфа. Мало того, над дверьми и по периметру были установлены камеры видеонаблюдения, позволяющие заметить каждого, кто посмеет подойти к зданию с любой стороны.

При приближении аль-Калли двери волшебным образом отворились, он услышал щелканье замков и шум автоматически включившихся вентиляторов, полы черного смокинга раздулись от ветра. Двери за ним затворились, ветер стих, и Мохаммед оказался в самом центре своего царства.

Или того, что он сотворил из этого ангара.

В этот час здесь стояла тишина, лишь изредка шуршала птица. Наверху для нее было сооружено гнездо, под которым находилась передвижная круглая площадка с грязным полом. У дальней от входа стены, за белой изгородью высотой по плечо, виднелись толстые металлические прутья. Решетка была высотой футов в пятнадцать, не меньше, и аль-Калли слышал и ощущал запах своих питомцев. Пока он шел вдоль нее, из клеток изредка доносился крик или вой — твари учуяли его присутствие, но сейчас у хозяина не было желания останавливаться и разглядывать их. Сегодня у него было более важное дело с Рашидом, мужчиной в грязном лабораторном халате, который, нервно переминаясь, поджидал его в самом конце сооружения.

— Ну как, им не лучше? — спросил Мохаммед.

— Нет, сэр, я бы не сказал. — Рашид тяжело сглотнул.

Аль-Калли подошел к дальней клетке площадью не менее тысячи квадратных футов. На грязном полу были видны странные борозды, будто следы от огромных когтей. Внутри, вокруг небольшого бассейна, росли два небольших деревца и кусты. Тут же валялись выбеленные кости, сломанные пополам, как сухие ветки. Хотя вентиляция работала исправно, в воздухе чувствовался запах какого-то крупного животного. Слона или бизона.

Аль-Калли присмотрелся сквозь прутья. Сразу различить животное не удалось. В дальней части клетки было выстроено нечто вроде пещеры из серого известняка, такие же плиты использовались для строительства основного дома. В глубине этой пещеры затаилось самое ценное сокровище рода аль-Калли, куда более ценное, чем книга, которую он собирался доверить молодой женщине из Музея Гетти.

— Лекарства принимает?

— Нет. Сами видите, сэр. — И Рашид указал на огромный кусок кроваво-красного мяса, лежащего у входа в пещеру. — Лекарство внутри.

Впрочем, аль-Калли не слишком доверял всем этим современным снадобьям, как, впрочем, теперь и самому Рашиду. Все его предки с незапамятных времен ухаживали за обитателями бестиария, эта работа передавалась из поколения в поколение все то время, что существовала династия аль-Калли, а сколько веков она насчитывала, никто точно не знал. Аль-Калли сражались с крестоносцами, пировали в садах Вавилона, вместе с другими воинами устраивали набеги на плодородные долины между Тигром и Евфратом. Все из рода аль-Калли знали: их праотцы срывали плоды с деревьев в саду Эдема.

Предки Рашида всегда были самыми преданными и верными их слугами, только им доверяли тайну бестиариев, их попечению передавались содержащиеся там создания. Отец Рашида делился с сыном накопленными веками опытом и знаниями, как некогда делился с ним его отец. Мохаммед аль-Калли даже посылал Рашида учиться в ветеринарный колледж в Каире, чтобы тот ознакомился с самыми современными методами по уходу за животными и их разведению.

Но пользы от этого, как теперь стало ясно, не было. Зверь, последний из этого вида, болел. Мохаммед, к которому забота о бестиарии перешла по наследству, чувствовал, что не справился, подвел тысячи предшествующих поколений. Ощущение было такое, словно факел, горевший прежде так ярко, должен был теперь погаснуть из-за него, а вместе с ним — вся власть и богатство рода аль-Калли. Легенда гласила, что могущество семьи неразрывно связано с этим странным наследством. Хотя сам Мохаммед получил вполне светское образование, учился в Англии в Харроу и в Сандхерсте, сейчас ему никак не удавалось избавиться от чувства суеверного страха.

Словно католик, совершивший прегрешение, он боялся, что на смертном одре ему будет отказано в отпущении грехов.

Это так глубоко засело у него в плоти и крови, что уже не избавиться.

— Он что-нибудь ел? — спросил Мохаммед.

— Ничего. Вот уже несколько дней.

— Тащи сюда козленка.

Рашид кивнул и отошел. Аль-Калли нахмурился. Что еще можно сделать? Ведь он не мог вызвать сюда ветеринара из города, человека постороннего, как не мог отвезти в Ираке к врачу отравленных членов своей семьи. Стоит распространиться слухам, и контроль над ситуацией потерян навеки. Если посторонний ветеринар проболтается, на него обрушится сотня самых разных обвинений, начиная от незаконного ввоза животных в страну до лживых данных в таможенных декларациях и документах. Его бумаги аннулируют, их с сыном депортируют из страны. А что будет с бестиарием? Его, во имя науки разумеется, присвоят американцы.

Зверей разбросают по разным уголкам страны, одному богу ведомо куда, большая их часть погибнет, тогда и самому Мохаммеду настанет конец. Имя его будет вычеркнуто из истории.

Он не мог допустить ни одного из этих событий.

Вернулся Рашид, держа за рога пятнистого серого козленка.

Аль-Калли нажал на кнопку из нержавеющей стали, и первые из двух ворот отворились. Рашид втащил козленка в маленький загон между воротами, оставил его там и поспешно вышел. Аль-Калли снова надавил на кнопку — открылись вторые ворота, и козленок оказался в огромной клетке, маленький и беззащитный.

Он ничего не мог видеть в этот момент, но сразу почуял смертельную опасность. Поднял голову, принюхался и вжался в ворота всем своим тельцем. Потом начал рыть копытом землю, опустил голову, понюхал почву. Аль-Калли заметил какое-то движение в глубине пещеры. Козлик, возможно, тоже учуял что-то и начал испражняться от страха.

Зверь приподнял свою чудовищную голову. Козленок жалобно заблеял и заметался слева направо, потом вдруг замер. Аль-Калли смотрел прямо в глаза зверя: глубокие, темно-желтые, с нависшими крокодильими бровями.

— Ешь, — тихим голосом приказал ему аль-Калли. Козленок снова заблеял и завертел головой, ища пути к отступлению.

— Ешь.

Тварь приподнялась на толстых передних лапах, но вместо того, чтобы выйти из убежища, развернулась и стала заползать обратно, в глубину пещеры, показав при этом блестящую чешую рептилии с редкими пучками шерсти. Аль-Калли слышал, как она возится, пристраиваясь в темноте убежища. Зверь не желал принимать пищу.

— Вот видите, — тихо заметил Рашид. — Так ему долго не протянуть.

— Он должен жить, — сказал аль-Калли скорее себе, чем Рашиду. — Должен.