26
Разбухшая от недавнего дождя река проворно донесла их до моря. Далеко слева светились в темноте барашки пены там, где волны разбивались о рифы. Справа, в двухстах ярдах от кромки берега, чернели джунгли. Тишину нарушали только глухие удары волн о песок. Прошло уже три часа, но никакой погони до сих пор не наблюдалось.
К полуночи все очень устали и гребли гораздо медленнее. К тому же им все время приходилось бороться с отливом, который норовил унести каноэ на рифы. Наконец, когда на востоке на небе появилась золотистая полоска, а размытое чернильное пятно джунглей проступило на ней отчетливым силуэтом, они достигли узкой расщелины, ведущей в самое сердце острова — к Чаше и лагуне.
— Здесь! — объявил сидящий на носу Уинчестер.
Слезящимися от усталости глазами Финн вглядывалась в утренние сумерки, но сначала не видела ничего, кроме светлой ленты пляжа и черных джунглей за ней. Только через несколько минут ей удалось разглядеть слабую полоску света между двумя каменными холмами.
— Сейчас начнется прилив, — сказал Билли. — Если мы поймаем волну, она сама отнесет нас в Чашу.
Финн и сидящий рядом с ней молчаливый человек с туземной стрижкой одновременно опустили весла в воду и вместе с остальными постарались развернуть каноэ. Через минуту приливная волна подхватила его и легко внесла в узкую щель между двумя отвесными каменными стенами. Вода весело бурлила по бокам лодки, а из джунглей, покрывающих склоны старого вулкана, уже доносились первые утренние крики птиц и болтовня обезьян.
— Он сказал какую-то фразу на латыни, — негромко произнес сидящий рядом с Финн человек.
Он заговорил первый раз с тех пор, как они покинули деревню.
— Верно, — подтвердила Финн.
— И похоже, считал, что это — ответ на вопрос о том, как покинуть остров.
— Да.
Финн и сама размышляла об этом большую часть ночи.
— А что он сказал? — допытывался незнакомец.
Течение несло их все быстрее. Лодку швыряло из стороны в сторону, и несколько раз им с трудом удалось избежать столкновения с отвесной стеной, поросшей хилым кустарником. Гребцы изо всех сил работали веслами, стараясь удержать каноэ на середине потока.
— «Fugio ab insula opes usus venti carmeni», — подсказал Билли. — «Беги на мой остров сокровищ на музыке ветров», — перевел он.
— Нет, — покачал головой туземец, — перевод неправильный.
— Вы-то откуда знаете? — огрызнулся Билли.
— Это из «Одиссеи» Гомера, — спокойно ответил тот. — Когда я учился в Англии, меня заставляли переводить целые главы в наказание за пропуск уроков. — Он негромко рассмеялся. — А эта цитата относится к Цирцее и ее острову. Кстати, некоторые ученые считают, что этот образ Гомер заимствовал из восточного эпоса о Гильгамеше, а там герой для побега с острова использует тоннель, по которому солнце поднимается на небо.
— Ну и как вы сами переведете эту фразу? — с досадой спросил Билли.
— «Беги с моего острова сокровищ на музыке ветров». Предлог «ab» означает «из» или «с», а не «на». — Он пожал плечами. — И по смыслу нам это больше подходит.
— Знаете, он ведь прав, — вмешался Уинчестер. — Я имею в виду перевод. Сам когда-то изучал Гомера. «Virtutem paret doctrina» и так далее. «Пусть образование откроет нам путь к совершенству». Закончил Скотс-колледж, видите ли.
— Мне остается только признать свое невежество, — шутливо поклонился Билли.
— А здесь есть подобное место? — спросила Финн, обращаясь к Уинчестеру.
— Какое «подобное»? — не понял тот.
— Тоннель, откуда восходит солнце. И что-то связанное с ветром. С музыкой. Я не знаю!
Она беспомощно развела руками. Все это звучало довольно бессмысленно.
В этот момент похожее на фьорд ущелье внезапно закончилось, и их вынесло в большую, безупречно круглую лагуну, которая когда-то давно была пылающим сердцем вулкана.
— Вообще-то я видел здесь одну пещеру, еще в первый год жизни на острове, — заговорил профессор. — Тогда я об этом особо не задумался. Думаю, это была так называемая сквозная раковина.
— Сквозная раковина? — прищурился Максевени. — В море я таких что-то не встречал.
— Такие пустоты остаются после извержения вулкана, — объяснил Уинчестер. — Своего рода вентиляционный тоннель.
Он замер с веслом в руках, пристально глядя куда-то вверх, на дальнюю стенку огромной Чаши, тонущую в утреннем тумане.
— Случайно набрел на нее во время охоты, — продолжал профессор. — Не на шутку испугался. Сначала все было тихо и спокойно, а потом поднялся такой шум, будто рядом со мной взорвалась паровая труба.
— У вас в Южной Дакоте есть такое место, — подхватил Билли. — Родители возили меня туда, когда я был маленьким. Пещера ветров или что-то в этом роде.
— А можно назвать этот шум музыкой?
— Наверное, можно, — пожал плечами профессор, — если у вас не слишком тонкий слух. По мне, так больше похоже на гигантский свисток.
Теперь они плыли по зловещему кладбищу кораблей, еще более жуткому в серых предрассветных сумерках. Слева показался истлевший остов старинной шхуны, когда-то покрытый железной броней. Обломки мачт торчали, как черные гнилые зубы, а в корпусе зияли страшные дыры. Судно утратило даже имя — его давно смыли дожди и разъела плесень. Справа в тумане виднелись останки «Королевы Батавии». Впереди среди десятка других обломков поднимался из воды хвост одномоторного самолетика, на котором на остров вернулся Питер Богарт.
— А вы сможете найти то место? — спросила Финн.
— Конечно. — Профессор на минутку отложил весло и показал рукой на крутой склон кальдеры. — Видите там два холма напротив друг друга? Я называю их львами. То самое место.
Как раз в это мгновение солнце поднялось еще на миллиметр, и в его лучах на небе четко нарисовались силуэты двух холмов, и вправду очень похожих на припавших к земле львов.
— Тоннель, по которому солнце поднимается на небо, — негромко произнес Хан.
— Все сходится! — возбужденно воскликнул Билли. — Это то самое место!
— Мы плывем чересчур быстро, — озабоченно заметил Брини Хансон, глядя на воду.
Рябь и маленькие водовороты на ее поверхности отмечали те места, где скрывались затопленные суда, жертвы острова-людоеда.
— Надо спрятаться за какой-нибудь из этих махин и переждать прилив. Сейчас плыть опасно — можем врезаться во что-нибудь.
— Точно! Капитан верно говорит, — поддержал его Максевени, пристально вглядываясь в глубину лагуны.
— Ерунда, я все отлично вижу, — возразил сидящий впереди профессор. — Вода совершенно прозрачная.
В это мгновение нос каноэ угодил в водоворот, и лодку швырнуло к огромной туше нефтяного танкера «Сити оф Альмако». В тумане можно было различить только торчащую над водой кормовую надстройку да обломки палубных кранов. Течение развернуло маленькое суденышко, точно сухой лист, угодивший в бурный ручей, и профессор вдруг обнаружил, что смотрит в ту сторону, откуда они приплыли. В панике он схватился за низкую банку и попытался встать.
— Сидеть! — крикнул Хансон. — Вы нас опрокинете!
— Ye nupty cludge! — заорал Максевени, пытаясь выровнять каноэ. — Замри и не двигайся!
Но было уже поздно. От резкого движения Уинчестера лодка дернулась в сторону, ударилась о борт танкера, еще раз развернулась и легла набок. Профессор бросил весло, отчаянно взмахнул руками, а через секунду все они попадали за борт.
Финн с головой ушла под воду и, прежде чем она поняла, что случилось, почувствовала, как что-то сильно обожгло ей щеку и голый живот там, где из брюк выбилась рубашка. От резкой боли у нее перехватило дыхание, и она отчаянно заработала ногами, стремясь выбраться на поверхность. Раскрыв рот, Финн жадно глотала воздух, а под водой чувствовала все новые, резкие, как удар хлыста, ожоги. Сквозь завесу боли она смутно слышала, как Уинчестер кричит, что не умеет плавать. Рукой она попыталась смахнуть жалящую гадость с лица и закричала, потому что в ладонь впилась сотня иголок. Поморгав, она наконец огляделась и чуть не потеряла сознание от ужаса.
Вместо воды вокруг нее пульсировала мерзкая, пузырящаяся слизь. Огромная колония медуз, привлеченная теплой водой на мелководье и недавним дождем, вместе с приливом прибыла в закрытую лагуну. Все озеро, казалось, было покрыто кошмарным шевелящимся одеялом.
В панике Финн заколотила по воде руками, пытаясь отогнать от себя этих жалящих тварей. Десяток крошечных щупалец, спрятанных под сокращающимся желеобразным зонтиком, обожгли ей ноги. Финн закричала и сделала попытку выпрыгнуть из воды — она была готова сделать все, что угодно, чтобы только спастись от этого ужаса.
Барахтаясь, она успела заметить, что колония выстроилась гигантским полумесяцем и медленно перемещается к мелководью у ближайшего пляжа. Она завертела головой, пытаясь отыскать перевернутое каноэ. До него оказалось футов пятьдесят, и Финн поплыла, отталкивая руками кисельные тела с фиолетовым крестом на макушке.
Путь ей преградила плотная пульсирующая кучка, и Финн отчаянно выгнула спину, стараясь избежать жалящих прикосновений. Это были медузы поменьше, видимо молодняк, и через их совсем прозрачную плоть просвечивали черные соринки сенсорных глаз.
Маленькие щупальца легко коснулись ее кожи, и Финн снова закричала от жгучей боли. Еще пару минут она боролась и пыталась держать голову над водой, но яд уже проник в кровь, и судорога свела ноги. Финн понимала, что слабеет и скоро не сможет плыть.
Ей показалось, что она слышит голос Билли, выкрикивающий ее имя, но помощь уже опоздала. Медузы окружили ее со всех сторон и теперь, едва заметно сокращаясь, сжимали кольцо. Они словно специально распределились так, чтобы вкусной еды хватило на каждую. Силы оставили Финн, и она начала медленно опускаться на дно.
Увидев, что творится под водой, она потеряла последнюю надежду на спасение. Медузы, кишащие на поверхности, внушали отвращение и страх, но в сине-зеленой толще царил настоящий ад. Миллионы щупальцев — тонких, как волос, и толстых, будто перевитые канаты, — свисали из-под зонтиков и медленно шевелились. Они уже полностью обволокли тело Бена Уинчестера и медленно, но уверенно тянули его со дна наверх, в самую гущу кисельных тел — туда, где из его трупа сначала вытянут все соки, а потом и полностью уничтожат то, что еще недавно было живым человеком.
Раньше Финн слышала, что тонущий человек в какой-то момент спокойно засыпает и даже видит сон, но то, что происходило с ней сейчас, было больше похоже на ночной кошмар, и она боролась с ним до последней минуты, пытаясь грести, даже когда уже опустилась на самое дно.
Остатки воздуха вырвались из легких, и грудь свело болью. Последнее, что она успела увидеть перед смертью, — это жуткое, белое лицо Уинчестера с шевелящимися, как у мифического чудовища, волосами. Потом зрение померкло, боль ушла, и она еще успела услышать зовущий ее голос и последние, замирающие удары собственного сердца.
