10

«Дутый флеш» добрался до Голландии за три с половиной дня. Обогнув блуждающие отмели Гудвин-Сендз, они направились по каналу на север и у голландского города Хелдер повернули на восток. На третью ночь плавания, лавируя между коварными течениями и приливной волной узкого пролива Марсдип, они добрались до шлюзов, ведущих во внутреннее море, когда-то носившее имя Зейдерзее, а ныне известное как залив Эйсселмер. Утром, после короткого отдыха со спокойной, подветренной стороны гигантской дамбы, они, подняв паруса, совершили последний, короткий переход до небольшой прибрежного городка Дюргердам. Там имелось все, что им требовалось: хорошо оборудованная пристань для яхт и автобусная остановка, откуда можно было быстро добраться до Амстердама — всего несколько миль к югу. Его невысокий туманный силуэт виднелся на горизонте.

После страшного лондонского приключения рейс на «Дутом флеше» показался Финн легким отдыхом. «Флеш» был шестидесятифутовой шхуной с гафельным вооружением и шестицилиндровым двигателем «Силорд». Под полными парусами она развивала скорость до двенадцати узлов, а внутри была уютной, словно избушка в лесу. В ней помещались две комфортабельные каюты, небольшой салон и хорошо оборудованный камбуз со всеми необходимыми припасами. Билли рассказал, что яхта была построена в Орегоне почти пятьдесят лет назад; тогда она называлась «Ситкин» и совершала круизы вдоль побережья Аляски. Потом под именем «Сан-Лоренцо» она работала в Чили и в Южной Африке, а в итоге оказалась в Великобритании, где возила туристов вдоль побережья Шотландии и звалась «Наждак». Билли стал ее владельцем восемь лет назад.

— Сам себе сделал подарок в честь окончания учебы, — объяснил он. — Может, стоило назвать ее «Выпускница».

Он уверял, что они с яхтой — лучшие друзья, но Финн, наблюдая за тем, как аккуратно и бережно он заводит свою слегка бочкообразную подружку в тихий заливчик, решила, что его чувства скорее похожи на любовь.

Все пограничные формальности были пройдены еще в Хелдере, и сейчас им оставалось только зарегистрироваться у капитана порта и оплатить причал. Покончив с этим, Финн и Билли пошли по бегущей по верху плотины дороге, которая оказалась и единственной улицей городка. Когда-то здесь стояла рыбацкая деревушка, а за плотиной выстраивался целый флот небольших траулеров, но теперь, после постройки гигантских дамб, вода в заливе Эйсселмер стала пресной и на стоянке остались только прогулочные яхты, а очаровательные домики рыбаков превратились либо в летние дачи горожан, либо в небольшие гостиницы.

— Что-то меня пошатывает, — пожаловалась Финн.

После трех с половиной дней непрерывной качки странно было ощущать под ногами твердую землю. Голова у нее немного кружилась, а горизонт прыгал перед глазами.

— Так и положено, — ухмыльнулся Билли. — Теперь ты настоящий моряк.

Финн улыбнулась в ответ. Физически она чувствовала себя превосходно. Кожа во время путешествия сделалась бронзовой, а волосы пропахли морем. Впервые за несколько месяцев она дышала с удовольствием. В Лондоне атмосфера была еще хуже, чем в Нью-Йорке. Там ей казалось, что каждый день она выкуривает по десятку сигар, и даже на зубах к вечеру появлялся грязный налет. Она с наслаждением вдохнула пахнущий морем и свежим сеном воздух и залюбовалась крыльями настоящей ветряной мельницы, медленно крутящимися в поле за домами. Вдруг Финн почувствовала, что страшно проголодалась.

— Хочу есть, — заявила она.

Скоро они набрели на отель под названием «Старая таверна». Он размещался в простом деревянном здании, обшитом белой вагонкой. Сбоку, в небольшом садике, на вымощенной красным кирпичом площадке, стояло несколько столиков под зелеными зонтиками с эмблемой пива «Хейнекен». У отеля имелся и собственный причал, к которому спускалась зеленая лужайка — идеальное место для пикников. Здание отеля было заметно больше всех соседних домиков. Похоже, раньше в нем располагалось какое-то мелкое предприятие вроде свечной фабрики, или оно служило конторой и жильем зажиточному коммерсанту. Во всем городке только одно строение превосходило его размерами — старинное здание городской управы с высокой башенкой.

— Пахнет блинчиками, — повел носом Билли.

— Сосисками, — возразила Финн.

— И тем и другим.

Они зашли внутрь и обнаружили там невиданную коллекцию безделушек и всяческих сувениров, которые свисали с балок низкого потолка, украшали стены и занимали все полки. Кружки, картинки, фотографии, модели судов, парусники в бутылках, детские рисунки, убранные под стекло вышивки, набор фарфоровых наперстков и еще много-много всякой всячины.

Столики выстроились в один длинный ряд. Каждый был покрыт плотной скатертью, на каждой скатерти лежали пластиковые подставки под тарелки и красные льняные салфетки. Солнце заглядывало прямо в окно и освещало дальнюю стену со старой фреской, изображающей рыбацкие лодки в море.

За длинным пустым столом читали газеты двое местных жителей, но, кроме них, в помещении никого не было. Им навстречу вышла пышная, розовощекая женщина в клетчатом переднике и на прекрасном английском сообщила, что ее зовут Вельден. Она вручила им меню, а через несколько минут вернулась, приняла заказ и заодно поведала, что «Старая таверна» существует здесь с тысяча семьсот шестидесятого года и что раньше она называлась «Prins te Paard», то есть «Принц верхом на коне».

Еще несколько минут спустя женщина вернулась с огромным подносом, который легко держала на одной мощной руке. Финн она принесла блюдо под названием uitsmijter, которое оказалось яичницей с беконом, посыпанной сыром и залитой горчичным соусом, а Билли досталось gevulde pannekoek: два огромных блина, сложенных вместе, с жареной колбасой посредине. Количество калорий и холестерина в каждом блюде зашкаливало — о лучшем завтраке нельзя было и мечтать.

— Уф, — вздохнул Билли, откидываясь на спинку стула. — Помилуй меня, Господи, ибо я согрешил. Придется года два потеть на тренажерах, чтобы все это искупить.

— Не самое страшное, что могло случиться, — заметила Финн, отхлебывая отличный, крепкий кофе. — Нам вообще повезло, что мы до этого дожили.

— Я об этом почти забыл, — помрачнел Билли.

— Я тоже, — кивнула Финн, — а это опасно. Нельзя забывать об осторожности.

— Наверное, ты права. Те ребята так просто не отвяжутся. — Он покачал головой. — Конечно, мы все это уже тысячу раз обсудили, но я все-таки так и не понял, чего они от нас хотели.

— Боюсь, они хотели нас убить. Мы кому-то здорово мешаем.

— Но почему?

— Ну, если в твоем прошлом нет каких-нибудь кошмарных тайн, то, скорее всего, это связано с картиной.

— Каюсь, — развел руками Билли, — все эти годы я вел двойную жизнь. На самом деле я эстонский шпион, который только притворяется малообеспеченным английским лордом с родословной, начинающейся с кровожадной Боудикки, королевы кельтов.

— Значит, дело в картине.

— Но мы ведь даже не взяли ее с собой, — пожал плечами Билли.

— Ничего другого мне в голову не приходит.

— А как насчет… Ну, этой ситуации с Питером Богартом — моим пропавшим кузеном и твоим… гм, отцом?

— Он мне не отец, — отрезала Финн, — и я совсем не уверена, что вся эта «ситуация», как ты выражаешься, имеет отношение к покушению.

— Может, им нужна ты, а не картина?

— Если бы они хотели убить меня, то совсем не обязательно было делать это прямо перед Институтом Курто. По-моему, Крауч-Энд подошел бы для убийства гораздо больше.

— А меня в любой момент можно потихоньку прикончить на «Дутом флеше», — подхватил Билли.

— А это опять возвращает нас к картине, — кивнула Финн. — Когда в последний раз на аукцион был выставлен небольшой Рембрандт, он ушел за девятнадцать миллионов фунтов. Тридцать шесть миллионов американских долларов. За это вполне могут убить.

— Я вот что подумал. — Билли отодвинул пустую тарелку, наклонился над столом и выстроил в ряд солонку, перечницу и сахарницу. — Все эти инструкции, которые Питер Богарт оставил сэру Джеймсу… По-моему, он преследовал две цели: свести нас вместе и дать нам три ключа — картину, дом и «Королеву Батавии». Все они как-то связаны между собой.

— Думаешь, это ключи?

— Да, это как игра в зайца и гончих. У вас в Америке есть такая?

— Бумажный след.

— Она самая.

— Выходит, Питер Богарт — заяц, а мы — гончие, так?

— А картина — это приманка, и дом тоже.

— А какая цель?

— Поймать зайца.

— Иными словами, найти Питера Богарта? — предположила Финн.

— Или то, что искал он сам.