Глава 11

Я проснулась в отеле «Парко Сан-Марко». Солнце сияло за окном, там, где прошлой ночью висела луна. Джесс лежал на другой кровати, улыбаясь мне, его кожа светилась на фоне сосновой филенки. Мне что, снился сон?

– Buon giorno, Madre .

Очевидно, нет. Сколько времени пройдет, прежде чем внутренний свет поглотит его и его со мной больше не будет?

– Ты поспал, милый? – спросила я.

– Да, немного. Мне предстоит работа, поэтому я медитировал. По большей части я пребывал в царствии.

– И на что это похоже? Это то же самое, что быть спасенным?

– То же самое.

– Как я узнаю, что очутилась там?

– Никому не придется тебе это говорить. Тебе не нужно будет снова читать Библию или любое другое духовное учение, потому что ты будешь напрямую знакома с Богом. Все твои проблемы уйдут. Это как будто живой пребывать на небесах.

– И такое может случиться?

– В твоем случае тебе только нужно взять меня за руку.

Я знала, что он говорит не в буквальном смысле. Я уже не раз держала его за руку с тех пор, как он вернулся.

Я подумала о том, что нужно умыться, почистить зубы, переодеться. Джесс кивнул, как будто прочел мои мысли.

Тут я поняла, что его брюки уже не желтовато-коричневые, а темно-коричневые, как древесная кора. Его рубашка была не голубой, а зеленой, как трава. Он переоделся, не шевельнув и пальцем.

– Сегодня мы не должны упустить ни единого момента, – сказал Джесс.

Я отправилась в смежную ванную комнату и приняла душ. В спальне нашего номера нашлись новые юбка, блузка и жакет моего размера. Учитывая вчерашние события, я не удивилась.

Одевшись именно в такую одежду, какую купила бы я сама, я почувствовала, как меня снова охватил страх. Была ли я готова при жизни очутиться на небесах? Я вознесла молчаливую молитву: «Господи, если ты желаешь, чтобы я приняла учение Джесса, помоги мне сделать это без страха».

Когда я вернулась в гостиную, Джесс встал.

– Как насчет завтрака на террасе? Думаю, ресторан все еще работает.

Я наблюдала, как он стал меньше светиться, сделался физически более реальным.

Я взяла его за руку, мой логический разум все еще сражался с тем, что докладывали мои глаза и уши.

«Тебе снится сон, Мэгги».

Нет, я не спала.

«Того, что сейчас происходит, не может быть».

На террасе нас встретил официант, полный типично итальянской экспансивности.

– Buon giorno, signore di signora! 

Он проворно провел нас к столику, который, насколько я поняла, считался в этом ресторане самым лучшим. Отодвинул мой стул и помог мне усесться так, как будто я принадлежала к королевскому семейству. Потом молча усадил Джесса, протянул ему маленькое меню и наполнил наши стаканы водой.

Сколько раз я перекусывала под тусклыми квадратными зонтиками на этой террасе, слушая, как смеются дети, и думая о Джессе. Это был подарок судьбы – быть здесь вместе с ним.

Принесли сок и кофе, и мы выбрали яйца «в мешочек», фрукты, йогурт, ветчину, сыр и хлеб – завтрак, который Адамо готовил каждый день, иногда добавляя для меня сосиски и американскую мамалыгу.

Официант ожидал неподалеку, хотя ему нужно было обслуживать еще с дюжину столиков. К счастью, он вел себя не так, как вчера вели себя дети, животные и служанка, – скорее как хамелеон, который, обнаружив теплый солнечный участок, сливается с окружающим и наслаждается. Съев половину своей порции, Джесс сказал:

– Per piacere!  – и поманил официанта, которого другим обедающим было не так легко подозвать.

– Si, signore.

Официант мгновенно очутился рядом и наклонился, чтобы выслушать просьбу Джесса.

– C’e una piccola radio?

«Здесь есть маленькое радио?»

– Vorremmo sentire le notizie.

«Нам бы хотелось послушать новости».

– Naturalmente! Con piacere!

Само собой, тут было радио, и он с удовольствием его принесет… Но, стыдно сказать, я была этому не рада. Я не спросила, что Джесс ожидает услышать в новостях. Мне было совершенно неинтересно.

Восстав из мертвых, мой мальчик был передо мной. Мы вместе ели. Наверняка приближается Царствие, как он сказал. Иначе почему он здесь?

Выблюет ли Мэгги Кларисса Джонсон Даффи Моррели свой завтрак из-за того, что нервничает, – было несущественно.

Уганга – лечение. Ваганга – тот, кто лечит. Мганга – лекарь.

Когда речь заходит о национальном здравоохранении в Танзании, люди говорят на языке банту. Если верить правительству, треть населения страны – христиане, треть – мусульмане, а треть придерживается местных верований. Это не столько результат переписи населения, сколько мирного сосуществования. Кроме того, в обоих городах и в сельской местности все верят в пепо – внутреннюю силу, данную богом.

Любой мганга скажет:

«Больное пепо – источник болезней и зла.

В чем его причина? Дисгармония в семье или в племени, вырождение.

Музыка и танец – ворота между пепо и физическими чувствами.

В трансе мы проходим через эту дверь».

Ваганга ва пепо – это духовные лекари, имеющие разрешение правительственного департамента традиционной медицины на лечение физических, умственных и социальных недугов, причем бесплатно, по зову сердца. Задолго до того, как колониализм назвал их знахарями, они лечили. Они творили чары и лечили такие африканские болезни, какие западная медицина вылечить не могла.

Симеон Мбея стоял возле своей глинобитной хижины с тростниковой крышей на краю поселка Удугу. Никто не пришел, чтобы сесть в кружок под древней раскидистой смоковницей. На фоне оранжевого заката четко виднелись очертания веток, где обитали духи, руководившие Симеоном. Много лет назад его уганга-семья (те, кого он лечил) называла его Бабу, дедушка, но теперь – нет. Беды для него и всех танзанийских ваганга начались в 2007 году с убийств альбиносов.

Белые, как солнце, приносящее засуху и смерть, альбиносы всегда отвергались людьми, которые были темны, как облака, приносящие дождь и жизнь.

А потом где-то в Нигерии в 2007 году, а может быть, раньше, те, кто занимался учави – плохим целительством, черной магией, – начали искать части тел альбиносов для приносящих удачу зелий. Журналисты Би-би-си раскрыли убийства, и смущенное правительство Танзании приостановило действие лицензий всех традиционных лекарей. К счастью, это длилось всего восемнадцать месяцев. Когда приблизился срок новых выборов, политики положили конец запрету, зная, что не выиграют без поддержки ваганга ва пепо, которые оказывали такое огромное влияние на жизнь в Танзании.

Однажды, когда Бабу впал в транс, ему велели не пренебрегать запретом и прекратить свою духовную деятельность – не приносить дождь, не исцелять болезни. И велели не возобновлять эту деятельность даже тогда, когда запрет был снят. В результате в Удугу пришли засуха, болезни и смерть. Конечно, если мганга не мог принести процветание своей уганга-семье, его в лучшем случае бросали. Никто больше не слушал Бабу, не искал его помощи.

Если ты мужчина, тебе легче переносить, что тебя отвергают. Большинство ваганга были женщинами, поскольку их пепо обычно было сильней. Но Бабу приходилось слушать духов, которые его наставляли.

Он продолжал выметать мусор с утрамбованной глиняной дорожки, ведущей к его стоящим внутри ограды хижинам с тростниковыми крышами, наклоняясь, чтобы поправить камни вдоль тропы. Две женщины с привязанными за спинами младенцами остановились, чтобы обсудить необычную активность Бабу.

– Бабу! – окликнула одна. – Зачем ты подметаешь? К тебе уже давно никто не приходит. Никто не придет и теперь.

В традиционной Африке время имеет два измерения: теперь и раньше. Бабу улыбнулся и не ответил, готовясь к новому «теперь».

– Бабу, никто не придет! – крикнула вторая женщина.

Он поманил обеих к смоковнице; на ее огромной ветви висел его барабан нгома, которым Бабу больше не пользовался. Но женщины засмеялись и пошли дальше, подкинув детей повыше на спине.

Бабу не обиделся. Ему предстояло слишком много дел.

Когда солнце достигло горизонта, он отложил ветви, которыми подметал, взял мухобойку из хвоста коровы, нсанзу (в других местах называемую мбира), подошел к смоковнице и сел, прислонившись к стволу спиной. Дерево приняло его в свои объятия. Живущие на побережье ваганга часто пользовались для исцелений барабаном нгомой. Любая музыка была лекарством. Она прогоняла тревогу и мысли, которые мешали целительному пепо. Как и большинство ваганга, Бабу лечил также травами и знал, как противостоять черному колдовству. Но в первую очередь он был мганга ва куова, способный получать послания напрямую из царства духов. Рожденный с ангелом, он страдал заболеванием пепо до тех пор, пока не смирился с намерением бога сделать его лекарем. Теперь его пепо уже несколько недель принимало послания, приносимые ветром.

Если бы он был одним из прибрежных лекарей-суахили, он бы сперва призвал Аллаха, ища у него защиты от злого джинна, но джинны не совались во Внутреннюю Африку. Они оставались на берегу, там, куда впервые пришли арабы. Если бы Бабу был христианином, он бы обратился к Иисусу миссионеров. Но Бабу не принял чужеземную религию, хотя и притворялся, что принял. Он был из племени банту и оставался с Мунгу, единым богом, продолжая верить в духи предков, огонь, землю, воду и ветер.

Чтобы открыть дверь между собой и волей Мунгу, он большими пальцами играл на нсанзе. Ее высокие, приятные звуки аккомпанировали песне его пепо: «Кулитетсия кумванья, кулитетсия» – «Здесь, в небесах, мир, мир». Слова и музыка ввели Бабу в транс, и тогда он увидел возвращение Пола Джозефа, миссионера, увидел пришествие араба, увидел, как кровь проливается на землю.

Бабу не дрожал от страха. Он продолжал играть на нсанзе, чтобы перекинуть мост к Великому.