ГЛАВА 19

Францисканская академия находилась на реке Сарк, в лесистых холмах к северу от Гринвича, штат Коннектикут. Ближайшим оплотом цивилизации являлась маленькая деревенька, прилепившаяся к перекрестку дорог, ведущих на Ривервью и Толл-Гейт-Понд. Проезжая через деревню, Майкл Валентайн последовал указателю «Дубовая аллея» и поехал вдоль невысокой стены, каменной, но с коваными стальными пиками. Чуть извилистая, усыпанная гравием, обсаженная старыми дубами дорога вела прямо к главному зданию, выглядевшему как нечто среднее между средневековым храмом и старинным английским загородным особняком. Оно было огромным и казалось очень старым.

– Смахивает на Хогвартс из книг о Гарри Поттере, – пробормотала Финн, вглядываясь через лобовое стекло взятой напрокат машины, когда они ехали по залитой солнцем подъездной дороге к школе.

У меня, – отозвался Валентайн, – это скорее ассоциируется с Фрэнком Ричардсом.

– С кем?

– Неважно.

Они продолжили путь по обсаженной деревьями дороге. Слева располагалось с полдюжины пристроек, в том числе привратницкая, в которой вполне можно было бы разместить целый бассейн или спортивный зал, и маленькая часовенка с миниатюрной колокольней. Справа находились бейсбольная площадка, теннисные корты и какое-то строение, смахивавшее на конюшню. Позади главного здания до самой стены тянулся сад: ухоженные деревья, аккуратно подстриженные лужайки, извилистые тропки и тщательно оформленные клумбы. Это заведение определенно предназначалось для детей богатых родителей.

Они припарковались на маленькой площадке снаружи главного двора, замкнутого в четырехугольник строений. Парковка была почти пуста, если не считать многоместного винно-красного «тауруса» выпуска середины девяностых годов, с откидными сиденьями и откидным задним бортом, да старого, горбатого седана «ягуар-марк-П» грязно-зеленого цвета.

Выйдя из арендованной машины, они оказались на самом солнцепеке. Жаркое светило висело почти прямо над головой, и все вокруг выглядело истомленным от зноя и заброшенным. Что и не удивительно, ведь стоял разгар лета, а до сентября любая школа представляет собой не более чем пустую скорлупу.

Прямо перед ними находился каменный фонтан, увенчанный большой, задрапированной в классическом духе женской фигурой с наклоненной амфорой на плече, из которой струилась вода в облицованный гранитом бассейн. Казалось, статуя стоит там, проливая воду, уже лет сто, причем пруд так и не наполняется, а сосуд на ее плече никогда не опустошается. Ничто, кроме плеска воды, не тревожило тишины этого места, ничто, кроме плещущей струи, не нарушало неподвижности. Валентайн распахнул одну из темных дубовых створок, и они вступили в прохладный вестибюль школы.

Стены просторного помещения были обшиты панелями того же дуба, что и парадные двери. Пол был мраморный, выложенный попеременно темными и светлыми квадратами. В центре дубового потолка с квадратными углублениями по всей его поверхности висела массивная кованая железная люстра. Финн ожидала увидеть вдоль стен комплекты доспехов и скрещенные алебарды, но вместо этого ее взору предстали тускло освещенные витрины, наполненные запыленными реликвиями и старыми фотографиями в рамках. Как раз у самой двери к стене была привинчена тяжелая, покрытая выгравированными и вызолоченными надписями плита. Она походила на надгробие, каковым в известном смысле и являлась.

Наверху были высечены цифры: 1916—1918 – 1941—1945. Ниже этих дат помещалась дюжина колонок с именами. Очевидно, для францисканцев история остановилась в конце Второй мировой и конфликты, последовавшие за ней, они не удостаивали внимания. Впрочем, не исключено, что на плите просто не было больше свободного места и их братьям, погибшим в Корее, Вьетнаме и Ираке, оставалось заботиться о себе самим.

Финн и Валентайн пересекли пустой зал, ориентируясь на характерное стрекотание старого матричного принтера и приглушенный стук пальцев по клавиатуре, и вступили в тянувшийся налево и направо узкий коридор со стенами, наполовину скрытыми под дубовыми панелями, наполовину же покрытыми древней охристой штукатуркой.

В коридор выходили двери ряда маленьких комнат, но только одна была открыта, и Валентайн, украдкой заглянув внутрь, легонько постучал в дверную раму. Маленькая, ничем (кроме, может быть, идеальной осанки) не примечательная женщина в очках, с собранными в небрежный пучок волосами сидела за клавиатурой, аккуратно поставив ноги под столом. Заслышав стук, она подняла голову, и глаза ее расширились. Валентайн улыбнулся.

– Я доктор Майкл Валентайн из Нью-Йорка. Это мой ассистент, мисс Райан.

– Доктор Валентайн? – Вид у женщины стал еще более испуганным, как у кролика, пойманного светом фар. – Но у нас, насколько я знаю, больных нет. Здесь сейчас вообще почти никого нет, только несколько преподавателей и директор.

– А вы? – спросил Валентайн.

– Мисс Мимбл, Джесси Мимбл. Я секретарь.

– Мы хотели бы встретиться с доктором Уортоном, если вы не возражаете.

– Вам назначена встреча?

– Нет. Мы в связи с похищенным ножом.

– О боже!

– Вот-вот. Мы как раз по этому поводу.

Мисс Мимбл уставилась на них кроличьими глазами, как будто ожидая дальнейших приказов, и не двигалась, словно Валентайн ее загипнотизировал.

– Доктор Уортон? – напомнила Финн.

– Ах да, – сказала женщина.

Она встала из-за стола, торопливо направилась к соседней двери, робко, как мышка, постучалась и исчезла внутри. Глядя ей вслед, Финн отметила непропорционально массивные ягодицы и широченные бедра: впечатление было такое, будто торс стройной молодой женщины насадили на закамуфлированный цветастой юбкой корпус танка «Брэдли». Через несколько мгновений секретарша вернулась, распахнула дверь и отступила в сторону.

– Доктор Уортон примет вас сейчас.

Она жестом пригласила их в комнату и закрыла за ними дверь.

Доктор Гарри Уортон был лысым, гладко выбритым мужчиной лет пятидесяти пяти, в ярко-красных очках для чтения, которые он при виде вошедших снял и положил перед собой на стопку лежащих на письменном столе бумаг. Кабинет его оказался удобным и на удивление светлым. Ярко-красные шторы на высоком окне позади Уортона были раздвинуты, чтобы пропускать солнечный свет. Большой современный письменный стол был изготовлен из темного дуба, но ковер перекликался по цвету и со шторами, и с красной кожаной обивкой стоявших перед столом кресел для посетителей. На стене за спиной директора висела заключенная в рамку фотография школы, сделанная с помощью аэрофотосъемки. Остальное пространство занимали высокие, от пола до потолка, книжные шкафы.

«Очень по-профессорски, – подумала, улыбнувшись, Финн. – Вся школа в личном кабинете. Богатые родители могут увидеть ее с птичьего полета, это должно им нравиться».

В комнате витал легкий запах трубочного табака с яблочным ароматом. Пепельницы нигде не было.

Уортон встал, сосредоточив внимание главным образом на Финн. Девушка отметила, что на нем ярко-красный галстук с маленькими синими геральдическими щитами и темный, в тонкую светлую полоску костюм. Носки его башмаков сияли под стать лысой макушке. Директор протянул руку через стол и улыбнулся радушной, с виду вполне искренней улыбкой.

Финн пожала его руку первой. Рукопожатие было сухим, решительным и кратким: у директора не было манеры трясти руку слишком долго. Он снова сел.

– Доктор Валентайн, мисс Райан, чем могу служить?

– Мы здесь по поводу куммайя.

– Этого кинжала, – кивнул Уортон. – Он был похищен несколько недель назад.

– О нем и речь, – подтвердил Валентайн.

– Мне бы хотелось знать, чем вызван ваш интерес? – спросил Уортон.

Его голос пока еще звучал любезно, но в вопросе уже промелькнула слабая нотка раздражения.

– Я вообще интересуюсь антиквариатом, но в данном случае мой интерес связан с тем, как этот предмет был использован.

– Убийство.

– Да.

– Значит, вы из полиции?

– Порой мне случается оказывать им консультационные услуги.

«Неплохая увертка, – подумала Финн. – И правдой не назовешь, и ложью вроде бы тоже. Произнесено без малейшего колебания: ожидаемый вопрос – готовый ответ». Как сказала бы ее мать, Майкл Валентайн тот еще фрукт.

– Прискорбный случай, – сказал Уортон. – Конечно, это печальное событие никак не связано с францисканцами. Убийца лишь воспользовался похищенным у нас оружием, однако это все равно отражается на репутации школы не лучшим образом. Мы можем только радоваться тому, что это произошло во время летних каникул.

«Уж конечно, это не лучшая реклама для богатых и знаменитых родителей», – подумала Финн.

– Александр Краули не был питомцем францисканцев?

– Нет.

– Вы уверены?

Учтивое и нейтральное до сего момента лицо Уортона неожиданно посуровело.

– Абсолютно уверен. Первым делом я проверил архивы нью-йоркской полиции. Учитывая возраст мистера Краули, он должен был посещать францисканцев в то же время, что и я. Я учился здесь с тысяча девятьсот пятьдесят пятого по тысяча девятьсот шестьдесят седьмой год. Будь он нашим учеником, хоть пансионером, хоть приходящим, я бы его знал.

– Понятно.

– В школе имело место ограбление. Нож привлек внимание вора. К сожалению, мистер Краули стал его жертвой.

– Не кажется ли вам, что все это звучит надуманно?

– Да, подобное трагическое стечение обстоятельств действительно выглядит странно, но я ручаюсь, что это именно стечение обстоятельств.

– А откуда вообще взялся у францисканцев этот нож? – осведомилась Финн.

– У нас здесь есть небольшой музей. То, что раньше называлось «кабинет редкостей». Нож был подарком одного из питомцев.

Валентайн бросил взгляд на Финн. Она мгновенно поняла намек.

– А можно нам его посмотреть? – с воодушевлением в голосе спросила она, одарив Уортона своей лучшей улыбкой. – Музей, я имею в виду.

– По правде говоря, не вижу в этом смысла, – ответил директор. – В конце концов, ножа там больше нет.

– Пожалуйста, – взмолилась Финн и встала так, что латунная пуговица ее джинсов оказалась на уровне директорских глаз.

После легкой запинки доктор Уортон хрипло сказал:

– Полагаю, это возможно.

Он встал, его правая рука непроизвольно двинулась к пуговице на пиджаке и застегнула ее, потом разгладила галстук.

– Туда можно попасть и через школу, но через двор будет проще и быстрее.

Директор вывел их в коридор, сообщил пучеглазой мисс Мимбл о том, куда они направляются, пересек главный вестибюль и вышел наружу. Не вступая в разговоры ни с Финн, ни с Валентайном, он быстро, словно давая понять, чтобы они от него не отставали, зашагал по посыпанной гравием дорожке, пересекавшей аккуратно подстриженную лужайку.

Добравшись до маленькой каменной лестницы по ту сторону двора, они поднялись по ней к застекленной двери, прошли через небольшой гардероб, снабженный металлическими крючками для верхней одежды, и оказались точно между двумя крыльями большого здания. Два узких коридора вели налево и направо. Не говоря ни слова, Уортон повернул направо. Сразу слева от них, за открытой дверью, виднелось помещение, видимо являвшееся учебной лабораторией. Кроме того, там была дверь с аккуратной деревянной табличкой, на которой значилось: «Темная комната». Уортон повернулся и остановился перед дверью слева. Он полез в карман брюк, извлек большую связку ключей и вставил один из них в замок.

– Вы запираете дверь в музей? – спросил Валентайн.

– Раньше не запирали, а теперь приходится, – хмуро ответил Уортон.

Он повернул ключ, распахнул дверь и, щелкнув выключателем, с треском вызвал к жизни несколько потолочных люминесцентных светильников.

Музей был невелик, не больше средней гостиной. На стенах, в промежутках между застекленными шкафами и витринами, висели географические карты и картины. Помещение выглядело старомодным, словно на фотографиях, какие Финн видела на ретровыставках в Смитсоновском музее. В витринах можно было обнаружить что угодно, от коллекции птичьих яиц на подстилке из маленьких пожелтевших ватных шариков до старого диапроектора с несколькими слайдами, Олимпийской золотой медали по легкой атлетике за 1924 год и чьей-то Почетной медали Конгресса времен Второй мировой войны.

Высоко на стене над одной из витрин висела пара капсульных мушкетов «Браун Бесс», сохранившихся с войны 1812 года, а в самой витрине находилась коллекция мемориальных предметов периода Гражданской войны, включавшая старый, военно-морского образца револьвер кольт и окольцованный латунью бинокль, правый окуляр которого был разбит и искорежен попавшей в него пулей. Финн поежилась. Этот экспонат придавал совершенно новое звучание исторической фразе: «Не стрелять, пока не увидите белки их глаз».

Справа, так далеко, что почти и не разглядишь, висела маленькая, любительская с виду картина маслом, изображавшая обезьяну. Пыль с нее, похоже, не стирали годами. Ниже ее находилась деревянная застекленная витрина, треугольный фрагмент стекла которой был грубо вырезан алмазным стеклорезом и выдавлен с помощью шпатлевки. Сам вырезанный фрагмент оставался тут же, рядом с дырой, а вся витрина была заляпана пылью, сохранившей отпечатки пальцев. Финн посмотрела в отверстие и увидела то место, где раньше лежал изогнутый нож. Под ним зеленое сукно, устилавшее дно витрины, не выцвело, и темный отпечаток сохранял форму оружия. На маленькой табличке имелась печатная надпись:

«МАВРИТАНСКИЙ РИТУАЛЬНЫЙ КИНЖАЛ. ДАР ПОЛКОВНИКА ДЖОРДЖА ГЭТТИ».

– Кто он такой, этот Джордж Гэтти? – спросила Финн.

– Согласно архивам, он учился у нас в тридцатых годах. А потом поступил в Вест-Пойнт.

– Интересно, – пробормотал Валентайн, – откуда у него взялся испанский кинжал?

– Вероятно, он раздобыл его во время войны. Испанское Марокко, Касабланка, где-то в тех краях.

– Вы знаете историю двадцатого века, – заметил Валентайн.

– Помимо того, что я директор, я также возглавляю отделение истории. Я преподаю в шестом классе.

– В шестом классе? – переспросила Финн.

– Это соответствует двенадцатому классу средней школы, – пояснил Валентайн.

– Вам известно что-нибудь еще о Гэтти?

– Нет. Только то, что он учился здесь в тридцатые годы, а потом поступил в Вест-Пойнт. Это вся информация о нем, которую я смог сообщить полиции.

– Вы не знаете, где мы могли бы его найти?

– В мои обязанности не входит отслеживать судьбу бывших учеников. Этим занимается Ассоциация выпускников, мистер Валентайн.

– Доктор Валентайн.

– Как бы вы себя ни называли.

Уортон повернулся на каблуках и вышел из музея.

– Вспыльчивый малый, – заметил Валентайн.

– Точно сказано, – согласилась Финн. – Как думаете, нам удастся найти полковника Гэтти?

– Полагаю, с таким именем это не составит большого труда.

Валентайн бросил последний взгляд на маленькую картину над витриной и вышел из музея вслед за Уортоном. Тот ждал у двери. Когда Финн и Валентайн вышли из комнаты, он закрыл дверь и запер ее.

– Могу я помочь вам чем-нибудь еще?

– Нет, – сказал Валентайн, покачав головой. – Я думаю, что увидел достаточно.

Уортон бросил на него острый взгляд.

– В таком случае мне, наверное, стоит попрощаться с вами.

– Спасибо за помощь, – кивнул Валентайн.

– Никаких проблем, – отозвался Уортон, после чего повернулся и зашагал назад, к выходу через гардероб.

К тому времени, когда Финн и Валентайн последовали его примеру, директора уже нигде не было видно, лишь быстрые удаляющиеся шаги разносились эхом по школьным коридорам. Они прошли через меньшую дверь и вышли на залитый жарким солнцем четырехугольный внутренний двор.

– Ну и как тебе все это понравилось? – осведомился Валентайн, когда они возвращались через двор.

– Это что, проверка на наблюдательность и сообразительность? – спросила Финн.

– Если хочешь.

– С чего мне начать?

– С начала, конечно.

– В его кабинете пахло трубочным табаком, но я не увидела трубки.

– Да, я тоже это заметил.

– По-моему, он не хотел, чтобы мы шли в его маленький музей через школу, потому что там кто-то был и ему не хотелось, чтобы мы этого кого-то увидели. Возможно, как раз курильщика.

– Что-нибудь еще?

– Думаю, насчет Краули он наврал. Если проверить, наверняка выяснится, что Краули учился у «серых братьев».

– Продолжай.

– Мне кажется, он лгал и насчет этого полковника Гэтти. Ручаюсь, он знает больше, чем говорит.

– Почему ты так думаешь?

– Точно не скажу. Но мне кажется, что директор по какой-то причине хочет отвести от него внимание.

– Что-нибудь еще?

– Ничего особенного, если не считать того маленького холста на стене. Интересная вещица. Мне показалось, что это одна из выполненных между делом работ Пикассо.

– Это работа Хуана Гриса.

– Кубиста?

Грис, испанец, как и бывший его соседом в Париже Пикассо, наряду с Жоржем Браком являлся одним из основоположников этого художественного направления. На втором курсе Финн прослушала несколько лекций о его творчестве. Если Валентайн не ошибся, картина на стене стоила уйму денег.

– Если картина подлинная, это неподписанный холст тысяча девятьсот двадцать седьмого года. Ее здесь просто не может быть.

– Почему? – спросила Финн. – Может быть, это очередной щедрый дар бывшего ученика?

– Сомнительно, – ответил Валентайн. – Она была похищена нацистами в тысяча девятьсот сорок первом году из Галереи Вильденштейна в Париже, и с той поры о ней никто не слышал и никто ее не видел.

– Как же она здесь оказалась?

– Еще одна тайна, верно?

Они подошли к арендованной машине. «Таурус» по-прежнему оставался на месте. «Ягуар» исчез.

– Мы можем предположить, что «таурус» – это машина мисс Мимбл.

– А я думала, что «ягуар» принадлежит Уортону.

– Я тоже так думал, пока не увидел за его письменным столом сделанную с воздуха фотографию школы. На ней ясно виден довольно большой жилой особняк, примостившийся позади основного здания. Жилище директора.

– Так кто же хозяин «ягуара»?

– Человек, который курил трубку в кабинете Уор-тона как раз перед нашим приходом.

– Черт, – пробормотала Финн. – Нам следовало запомнить номерной знак.

– Это был номерной знак Организации нью-йоркских ветеранов Второй мировой войны. 1LGS2699.

Почему-то тот факт, что Валентайн запомнил номер, ничуть ее не удивил.

– Полковник Гэтти?

– Возможно. Это довольно легко выяснить. Он кинул Финн ключи.

– Поведешь машину.

Она открыла дверцу и села за руль. Валентайн уселся с другой стороны, вытащил из-под сиденья портативный компьютер и подключил его к автомобильному электрическому гнезду. Когда компьютер загрузился, Валентайн задействовал беспроводной модем и без труда вошел в базу данных Нью-Йоркского департамента автотранспорта. Финн проехала по длинной подъездной дороге, а потом свернула на другую, которая вела назад, к автостраде. За эти несколько минут Валентайн выяснил все, что хотел.

– Это Гэтти. Он живет неподалеку от Музея естественной истории.

– Быстро, однако, все выяснилось.

– Все, что умеют делать афганские террористы, умею и я, только лучше.

Валентайн ухмыльнулся, выключил компьютер и закрыл его.

Они направились обратно в Нью-Йорк.