ГЛАВА 15

Сидя в кресле с поджатыми под себя ногами, жуя печенье и попивая кофе, Финн примерно за полчаса полностью ввела Валентайна в курс дела.

– Что ты сама обо всем этом думаешь? – спросил он.

– Я думаю, что Питер погиб случайно, просто подвернулся под руку. Краули умер из-за того, что я увидела этот рисунок. И, значит, я следующая.

– Интересно.

– Более чем интересно. Речь идет о моей жизни, мистер Валентайн.

– Зови меня, пожалуйста, Майклом. Говоря «интересно», я имел в виду не угрозу для тебя, а то, что кто-то погибает, потому что увидел конкретное произведение искусства. В этом отсутствует логическая основа… пока.

– Я не думаю, что это вообще имеет какую-то логическую основу. Бессмыслица, да и только.

– Для того, кто убил твоего друга и директора Паркер-Хейл, это имело огромный смысл.

– Почему мне кажется, будто мы ходим кругами?

– Потому что так оно и есть, – пояснил Валентайн. – Круги становятся все меньше и меньше, и наконец ты приходишь к маленькой точке в самом центре.

– По-моему, это слишком мудрено, – фыркнула Финн. – Моя мать дала мне ваш номер на случай, если я попаду в настоящую передрягу, и именно потому я пришла к вам. Разве вы не должны что-то предпринимать? А мы сидим тут, распиваем кофе, едим печенье и никуда не движемся.

– Это как посмотреть, – улыбнулся Валентайн. – С точки зрения сбора сведений я продвинулся весьма основательно, ибо за время нашей беседы узнал много такого, чего не знал раньше. Я знаю, как ты выглядишь, я знаю, где ты живешь, я знаю, что, помимо всего прочего, ты позируешь обнаженной и преподаешь английский как второй язык, что недавно ты лишилась места интерна в престижном художественном музее и что ты, пусть косвенно, причастна к двум убийствам. В рассматриваемой ситуации все эти сведения могут оказаться чрезвычайно важными.

– Ну почему всех так задевает то, что я позирую обнаженной?

– Да потому, что это заставляет людей воображать, какая ты без одежды. Кого-то это смущает, кого-то восхищает, но признайся, это не то же самое, что работать официанткой в кафе.

Валентайн вздохнул.

– Дорогая Финн, моя работа состоит в том, чтобы вникать в подробности, порой в очень мелкие подробности. Когда я произвожу для кого-нибудь оценку редкой книги, начертание единственной буквы может оказаться ключом, позволяющим отличить подлинник от подделки. Если я консультирую кого-то по поводу жизненно важной информации, эта информация должна быть точной. Если ты смотришь на вещи пристально, ты видишь детали, ты видишь изъяны, а порой ты видишь абсолютное совершенство. И то и другое может быть в равной мере важным.

– Вы имеете в виду рисунок Микеланджело?

– Как пример, конечно. Проблема может заключаться именно в этом: возможно, это вовсе не Микеланджело. Людей иногда убивают и из-за подделок.

– Но тот рисунок был подлинным. Я ручаюсь. Валентайн улыбнулся.

– Не обижайся, детка, но тебя едва ли можно считать авторитетным экспертом.

– А вас можно?

– Ты говорила, что у тебя есть цифровое изображение этого рисунка.

Финн кивнула, порылась в прислоненном к стулу рюкзаке, отыскала камеру и вручила ее Валентайну. Он открыл клапан на дне камеры, достал шнур и подключил к плоскому черному монитору фирмы «IBM». Когда он склонился над клавиатурой, Финн обошла его, остановилась позади и с удивлением отметила, что самого системного блока ни на столе, ни под столом нет.

– Сервер находится в подвале, – не поднимая головы, объяснил Валентайн, как будто прочел ее мысли. – Там прохладнее.

– Что у вас за машина? – поинтересовалась Финн. – Суперкомпьютер или что-то в этом роде?

– Не совсем, – ответил он. – Но близко к тому. У меня бывает много заказов от головастых ребят из Калифорнии, из Силиконовой долины, и порой они расплачиваются со мной не чеком, а компьютерной техникой или программным обеспечением. Ну что ж, приступим.

На экране появилось изображение рисунка Микеланджело в полную величину. Все детали просматривались безупречно.

– Ну? – спросила Финн.

– Я вынужден признать, что он выглядит впечатляюще. И кажется подлинным, во всяком случае на первый взгляд.

Он нажал еще несколько клавиш, и рисунок исчез.

– Что вы делаете?

– Провожу сравнительный тест. У меня есть кое-какие материалы в базе данных. Если потребуется больше, я смогу получить их, запросив дополнительные сведения.

– Что будете сравнивать?

– Слова вон там, в уголке. Посмотрю, тот ли это самый почерк.

Какое-то мгновение экран оставался пустым, потом появилось окно, разделенное на четыре секции, с фрагментом текста в каждой. Валентайн снова нажал клавишу, и в окне появилась пятая секция, с рисунком Микеланджело. Еще одно нажатие, и сам рисунок исчез, осталась одна надпись.

– Сейчас посмотрим, – сказал Валентайн.

Его длинные сильные пальцы умело бегали по клавишам, и Финн поймала себя на мысли о том, каково было бы ощутить прикосновение этих пальцев к своему телу. Впрочем, она выкинула эту мысль из головы, как только с экрана пропала большая часть изображения. Осталось лишь два текстовых фрагмента: выборка из какой-то явно очень старой итальянской рукописи и увеличенная надпись на рисунке.

Финн наклонилась через плечо Валентайна, касаясь волосами его щеки. Она легко прочла строки:

Каксчастливты, букетцветов, зело

И, книмприжавшись, счастьемодаренный

Лобзатьбутонамиеечело.

Валентайн подхватил с начала следующей строки:

Иплатьесчастливо, чтодняминапролет,

Собойпокрыв, еенагуюгрудьласкает,

Исетьзлатаятавблаженствепребывает,

Чтокшеенежнойиланитамльнет.

Финн покраснела и отступила на шаг, сообразив, что, пока они читали, она стояла слишком близко к Валентайну.

– Это один из сонетов Микеланджело, посвященный его возлюбленной, Клариссе Саффи. Вообще-то она была куртизанкой.

– Насколько я помню, это самый первый из посвященных ей сонетов, – согласился Валентайн. – А ты, я вижу, молодчина.

– Да вы и сами непростой человек, – пробормотала она, отступая еще на полшага и нервно теребя волосы. – Большинству людей вообще невдомек, что он писал стихи.

– Тогда все писали стихи, – отозвался Валентайн, показывая в улыбке крупные ровные зубы. Он снова повернулся к экрану. – Я думаю, в те времена поэзия заменяла игровые шоу. А теперь сравним начертание букв и посмотрим, что у нас получится.

Медленно орудуя мышкой, он выделил несколько букв в одном тексте, потом отметил те же самые буквы в другом тексте и ввел ряд команд, после чего оба текста исчезли и на экране остались лишь два столбца литер: в одном столбце – взятых с рисунка, в другом – из старинной рукописи, принадлежавшей Микеланджело.

А А

Е Е

I I

О О

U U

Потом Валентайн мышкой стал одну за другой перетаскивать литеры из второго столбца, так что они накрыли первый:

А

Е

I

О

U

– По-моему, все совпало, – сказала Финн.

– По-моему, тоже, – отозвался Валентайн. – Я бы сказал, что твой рисунок определенно выполнен Микеланджело. Почерк, бесспорно, один и тот же. – Он помолчал и спросил: – Дилэни сообщил тебе, как был убит Краули?

– Он сказал, что его задушили, а потом еще и вонзили ему в рот какой-то ритуальный кинжал. – Финн поморщилась. – Честно признаюсь, мистер Краули мне не нравился, но это уже чересчур.

– Ритуальный кинжал? А не помнишь, какой именно?

– Дилэни называл его куммайя… что-то в этом роде.

– Понятно. Испания, Андалусия или Марокко.

– Вы что, все знаете?

– Обо всем понемногу. Как раз это и делает меня опасным.

– А вы опасны?

– Могу быть опасен.

Финн вернулась к креслу и снова села.

– И что же нам теперь делать?

– Пока не знаю точно, – пробормотал Валентайн, не отрывая глаз от экрана. – Это интересно, но…

– Это не те свидетельства, с которыми можно обратиться в полицию.

– Мы ведь имеем все это только в электронном виде. Самого рисунка нет. Кстати, Дилэни ничего не говорил насчет того, нашли ли рисунок в кабинете Краули?

– Нет. Он все время спрашивал меня, где я видела рисунок в последний раз. А я все время отвечала, что Краули держал его в руке. – Девушка нахмурилась. – Похоже, Дилэни вообразил, будто я его стянула.

– Там наверняка должны быть камеры наблюдения.

– Есть. Не знаю только, зафиксирована ли на них я. Но если зафиксирована, это доказывает, что рисунка я не брала.

– А заодно доказывает, что ты его сфотографировала. И это может быть более чем достаточной причиной для визита в твою квартиру.

– Мне такая мысль тоже приходила в голову, но если вдуматься, то все становится еще более странным. Получается, что само существование этого рисунка, независимо от того, подлинник это или подделка, является свидетельством чего-то… чего-то такого, из-за чего стоит убивать.

– Вот-вот, – улыбнулся Валентайн. – Помнишь, что я говорил о хождении кругами? В конечном итоге ты приходишь к маленькой точке истины в центре водоворота. И мне кажется, ты только что это сделала.

– В чем же состоит истина?

– В том, что само существование этого рисунка является основанием для того, чтобы убивать.

– И какого рода эта истина?

– Опасная.