4

Лиз Финч медленно поднималась по извилистой улице Бернадетты Субиру, судя по всему, главной в городе. Все здесь резало глаз, и Лиз попыталась вспомнить самые отвратительные улицы, на которых ей приходилось бывать. Несколько всплыли в памяти сразу: Сорок вторая улица в Нью-Йорке, Голливудский бульвар в Лос-Анджелесе, улицы, ведущие к тому месту, где родился Иисус в Вифлееме. Они были кричаще безвкусными, но по вульгарности и торгашескому духу, пропитавшему все и вся, эта улица Лурда превзошла всех своих собратьев.

Еще в Париже Лиз усердно готовилась к командировке, и теперь ей вспомнились строки, написанные французским писателем Жоресом Карлом Гюисмансом. Порывшись в сумочке, она достала свои записи и нашла цитату из его эссе «Лурдские толпы»: «Безобразие всего, на чем останавливается глаз, настолько впечатляюще, что кажется противоестественным. В Лурде этого безобразия — избыток: хоть пруд пруди, хоть улицы мости. Дурновкусие здесь приняло столь грандиозные масштабы, что кажется, будто этим городом правят их величества Низменность и Подлость».

«Аминь, брат мой!»— подумала Лиз и пошла дальше.

Она намеренно приехала в Лурд на день раньше, оказавшись в городе в эту жаркую субботу, 13 августа, и опередив толпы паломников, которые выплеснутся на городские улицы завтра, в канун Недели Новоявления. Обычно, когда ее отправляли в командировку в незнакомый город, она всегда приезжала туда за сутки до намеченного события, чтобы ощутить атмосферу нового места, познакомиться с ним и наметить план действий.

Дорогу от аэропорта до города — каких-то одиннадцать километров — никак нельзя было назвать живописной. Глаз радовали разве что редкие виноградники и кукурузные поля, а помимо них дорогу «украшали» лишь цветистые рекламные щиты да придорожные кафе с дико звучащими с непривычки религиозными названиями.

Первое, на что обратила внимание Лиз, приехав в Лурд, было убожество, царившее здесь повсеместно, а также неимоверное количество магазинов, кафе и гостиниц, сосредоточившихся на кривых улицах, спускающихся к реке. Этот маленький городок с населением всего в двадцать тысяч человек ежегодно принимал до пяти миллионов паломников и размещал их в своих четырехстах гостиницах и пригородных кемпингах.

Таксист высадил Лиз перед центральным входом гостиницы с дурацким названием «Галлия и Лондон», вытащил из багажника два ее чемодана и втащил их в темный дверной проем, по обеим сторонам которого возвышались мраморные колонны. Влево и вправо от входа в гостиницу разбегались сувенирные лавки.

Лиз пошла следом за таксистом и оказалась в просторном, залитом светом вестибюле. Расплатившись с водителем, она подошла к розовощекой женщине с выкрашенными в светлый цвет волосами, которая откровенно скучала за деревянной стойкой, выложенной поверху мраморной плиткой. Лиз зарегистрировалась, но не пожелала пойти вместе с портье, который потащил чемоданы в отведенную ей комнату. Она не видела в этом смысла, как и в том, чтобы осмотреть номер. Какой бы он ни был, все сойдет, поскольку в ближайшие восемь дней в Лурд нахлынет такой поток паломников, какой городу еще никогда не доводилось видеть.

Ей хотелось как можно скорее пройтись по столь же яркой, сколь и безвкусной улице, которую она видела из окна такси. Знающие люди говорили Лиз, что если она хочет получить представление о городе, то, выйдя из гостиницы, следует повернуть налево, пройти по улице Бернадетты Субиру и выйти на улицу Грота.

И вот уже в течение десяти минут Лиз упрямо карабкалась вверх по крутой улице, и это было подлинным кошмаром. Возможно, для набожных людей, желавших навсегда сохранить память о Лурде, такое путешествие казалось интересным и привлекательным приключением, но для Лиз с ее холодным разумом и наблюдательным взглядом оно обернулось настоящей жутью.

По обе стороны узкой извилистой улочки друг за другом, подряд, без перерыва располагались двери гостиниц, кафе, маленьких ресторанчиков и сувенирных лавок. Гостиницы, иные из которых даже предлагали гаражи постояльцам, приехавшим на машинах, носили гордые и даже величественные названия: гранд-отель «Грот», отель «Лувр». В каждом из открытых кафе в нише у входа неизменно красовалась побеленная известкой фигура Девы Марии, прямо на тротуаре были расставлены плетеные стулья, а названия поражали воображение не меньше, чем названия гостиниц: кафе «Жанна д'Арк», кафе «Король Альбер», кафе «Перекресток веков». Меню каждого из них было составлено на четырех или пяти языках, причем набор блюд везде был одинаков: сосиски, пицца, бифштекс, жареная картошка, горячие бутерброды с сыром и ветчиной, сладкие пироги, прохладительные напитки, пиво. Рестораны располагались преимущественно на первых этажах гостиниц, а меню было вывешено на входной двери.

Но вот от чего у Лиз действительно закружилась голова, так это от безумного количества сувенирных магазинчиков. У входа в некоторые из них были выставлены передвижные стеклянные витрины с образцами товаров, а в темных недрах громоздились стационарные витрины, забитые всяким цветистым барахлом. Возле нескольких магазинчиков Лиз задержалась, чтобы внимательнее рассмотреть предлагаемый товар. Они назывались «Братство грота», «У Креста Милосердного», «Святой Франциск» и «Церковная лавка». Магазинчики торговали преимущественно церковной утварью и предметами, так или иначе связанными с историей Лурда. В витринах находились разных размеров пластиковые бутылочки с целебной водой, по большей части выполненные в виде фигурки Девы Марии; картонные квадратики с прорезью посередине, чтобы защищать руки от горячего воска, капающего со свечи; медные формы для выпечки с выдавленным рельефным изображением святой Бернадетты; миниатюрные гроты с подсветкой от батареек, бесчисленные четки и распятия, керамические блюда с надписью «Лурд», таблички с библейскими высказываниями, плакаты, кожаные сумки и портмоне с изображениями святой Бернадетты или Девы Марии и, самое ужасное, печенье «Пастилки Богородичные» с профилем Богоматери на каждой пастилке (надпись рядом гласила, что печенье приготовлено на целебной воде из грота).

Лиз Финч была потрясена вульгарностью всего увиденного, и у нее мелькнула мысль, что даже священная аура, витающая над городом, не может сгладить отвратительное чувство, возникающее при одном только взгляде на всю эту дешевку.

Со злостью отвернувшись от очередной витрины, Лиз решительно зашагала дальше. Единственным, что не вызвало у нее раздражения, стали парфюмерный магазин, католическая книжная лавка и музей восковых фигур, вывеска на котором сообщала, что, зайдя внутрь, посетители смогут лицезреть различные библейские сцены, воплощенные в воске.

Утомленная одинаковостью всего, что ее окружало, Лиз прошла еще немного, размышляя о том, что все это лишь побочные продукты священного места и что ей следовало бы отправиться в тот район, где расположены места, благодаря которым Лурд, собственно, и получил всемирную известность. Она зашла в один из магазинов, обнаружила там лощеного, но сердитого молодого человека, по виду итальянца, и осведомилась, как добраться до городского департамента по связям с прессой.

Поначалу Молодой человек прикидывался, что не понимает, но затем смилостивился и переспросил по-французски:

— Пресс-бюро святилища? — Он ткнул пальцем в том направлении, откуда пришла Лиз, и добавил по-английски: — Идите вниз и, как дойдете до бульвара Грота, сверните направо. Пресс-бюро находится в современном здании, в стороне от бульвара.

Лиз вышла из магазина и уныло потащилась обратно. Слева от нее виднелась макушка огромной церкви, словно вырастающая из крон многочисленных деревьев.

Не обращая на церковь особого внимания, Лиз стала пробираться сквозь поток пешеходов, которых к этому часу стало гораздо больше. Ее удивило, как мало здесь инвалидов. Нет, они, конечно, были — в основном старики в креслах-каталках, напоминающих прицепы велорикш, с откидным верхом и длинной рукояткой впереди. Некоторых катили сиделки, другие двигались сами, качая рукоятки взад-вперед, будто ехали на железнодорожной дрезине. Остальные же выглядели на зависть здоровыми и цветущими. Здесь были не только французы, но и представители многих других национальностей — в основном паломники, много туристов, среди которых часто встречались молодые люди атлетического сложения в футболках и светлых шортах. Нашествие инвалидов, решила Лиз, видимо, начнется завтра, с наступлением чудотворной недели.

Немного заплутав, она обратилась за помощью к одетому в синюю форму жандарму-регулировщику, и тот растолковал ей, куда идти.

Дорога заняла около четверти часа, но наконец Лиз нашла то, что искала,— современное здание из стекла и бетона, стоявшее чуть поодаль от бульвара и огороженное высоким чугунным забором. Сидевший на первом этаже консьерж показал ей, где находится пресс-бюро. Оно было расположено на том же этаже. Войдя в дверь, Лиз удивилась более чем скромным размерам приемной — около десяти квадратных метров — и убогой обстановке. Пожилая женщина, встав из-за невзрачного письменного стола, провела Лиз в один из двух кабинетов, двери которых выходили в приемную. Там другая женщина, помоложе, беседовала с двумя сидевшими в жестких креслах посетителями, как догадалась Лиз, журналистами. К одному она обращалась по-французски, к другому по-немецки.

Лиз покорно ждала своей очереди и, когда один из стульев освободился, уселась на него. Женщине, сидевшей за письменным столом, было за тридцать. Она была высокой, с загорелой кожей, светлыми волосами и худым лицом и излучала желание помочь.

— Я — Элизабет Финч из парижского бюро американского информационного агентства Амальгамейтед Пресс Интернэшнл,— представилась Лиз.— Я получила задание освещать события, которые ожидаются в Лурде на следующей неделе, и только что приехала.

Блондинка радушно протянула ей руку и сказала:

— А я — Мишель Демайо, руководитель пресс-бюро святилища. Добро пожаловать! Давайте я поищу ваше имя в списке аккредитованных журналистов.

— Ищите Лиз Финч — так я подписываю свои материалы.

Мишель стала просматривать списки репортеров, и наконец ее указательный палец застыл на одной из строчек.

— Вуаля! Вот и вы. Лиз Финч, агентство АПИ. Вы в списке и уже аккредитованы. Где вы остановились — в гостинице «Галлия и Лондон»?

— Совершенно верно.

Мишель встала из-за стола и подошла к книжному шкафу, занимавшему целую стену кабинета.

— Сейчас я выдам вам аккредитационную карточку, подборку информационных материалов и карту, которая поможет ориентироваться в городе. Или вы уже бывали здесь раньше?

— Нет, никогда. Это мой первый приезд в Лурд. Мне хотелось бы ознакомиться с городом до того, как тут начнется столпотворение. Я хочу осмотреть места, связанные со святой Бернадеттой, грот, целебный источник и все остальное. Но я плохо разбираюсь в картах. Нет ли у вас гида, услугами которого можно было бы воспользоваться?

Мишель, стоявшая возле шкафа, забитого конвертами с информационными наборами для прессы, повернула голову к Лиз.

— Вообще-то есть,— ответила она.— Мы планируем ежедневно, в десять часов утра, устраивать экскурсии для журналистов, и проводить их будут наши лучшие гиды. Если хотите, я запишу вас на завтрашнюю экскурсию.

— Нет, я не люблю коллективные походы, когда все видят одно и то же, и мне не хотелось бы ждать до завтра. Я предпочла бы осмотреть город как можно скорее, желательно прямо сейчас, пока на улице еще светло. Разумеется, я оплачу услуги сопровождающего.

Вытащив из шкафа один из конвертов, Мишель покачала головой:

— Вряд ли за такое короткое время можно будет организовать индивидуальную экскурсию. Расписание гидов составлено на несколько дней вперед, и, кроме того, они предпочитают сопровождать группы экскурсантов. Это позволяет им зарабатывать больше денег.

— Что ж, я охотно заплачу за себя как за группу.

Мишель пожала плечами.

— Я все же боюсь, что из этого ничего не получится. Слишком мало времени. Если хотите, я позвоню в несколько экскурсионных бюро, но сомневаюсь, что вам и там смогут помочь.— Она направилась обратно к столу, но неожиданно остановилась и посмотрела на Лиз.— А знаете, есть один человек. Моя близкая подруга и, пожалуй, лучший в Лурде экскурсовод. Она говорила мне, что ее последняя экскурсия сегодня заканчивается…— женщина кинула взгляд на часы,— как раз сейчас. Она собиралась пораньше вернуться домой, чтобы отдохнуть перед напряженной неделей. Живет она, правда, не в Лурде, а неподалеку, в Тарбе, с родителями. Возможно, ради денег она согласится поводить вас по городу часок-другой. Заплатить ей нужно будет немного больше, чем за организованную экскурсию. И все равно я не уверена, что она согласится.

— А сколько это — немного больше? — поинтересовалась Лиз.

— Я думаю, не меньше ста франков за час.

Лиз подумала, что это смешные деньги для корреспондента, чьи расходы оплачивает редакция. Она находилась именно в таком положении и поэтому могла позволить себе быть щедрой.

— Скажите ей, что я готова заплатить сто пятьдесят франков за час.

Это предложение явно произвело впечатление на Мишель. Она сняла телефонную трубку, набрала номер и, дождавшись ответа, заговорила:

— Габриель? Это Мишель Демайо из пресс-бюро святилища. Я разыскиваю Жизель. Да, Жизель Дюпре. Она говорила мне, что должна вернуться после последней экскурсии примерно… Что вы говорите? Только что вошла? Замечательно! Позовите ее к телефону, пожалуйста.— Мишель прикрыла трубку рукой и сообщила Лиз: — Пока все идет нормально.

Лиз подалась вперед:

— Обязательно скажите ей, что я заплачу сто пятьдесят франков и что, скорее всего, займу ее не больше чем на час.

Мишель кивнула и снова заговорила в трубку:

— Жизель? Привет, это Мишель… Устала, говоришь? Что ж, в эти дни мы все устаем. Но послушай, у меня для тебя есть кое-что особенное. Сейчас рядом со мной сидит известная американская журналистка, дама из Парижа. Ее зовут Лиз Финч, и она только что приехала в Лурд. Мисс Финч не хочет участвовать в наших обычных пресс-турах и предпочитает индивидуальную экскурсию. Она желает посетить исторические места, грот и все такое. Вся надежда на тебя. Сможешь помочь? — Последовала короткая пауза.— Сто пятьдесят франков в час.— Снова пауза.— Спасибо, Жизель, я ей скажу.

Мишель повесила трубку и подняла глаза на Лиз.

— Считайте, что вам крупно повезло, мисс Финч. Жизель попросила, чтобы вы ждали ее прямо здесь. Она заедет за вами через пятнадцать минут.

— Вот это здорово!

— Рада, что смогла помочь вам. А чтобы скоротать время, можете пока посмотреть, как мы подготовились к наплыву журналистов, который начнется завтра. Мы обустроили большой зал, где они смогут работать, поставили там разнообразное оборудование: столы, электрические пишущие машинки, целую батарею телефонов для междугородних и международных переговоров, позаботились о прохладительных напитках. Вы можете пользоваться всем этим в любой момент, если, конечно, найдете свободное место.

— Спасибо, я загляну туда завтра. А пока мне хотелось бы сконцентрировать внимание на другом: узнать все, что только можно, о Бернадетте и Лурде. Я надеюсь, что ваша подруга…

— Мадемуазель Жизель Дюпре.

— Надеюсь, она сумеет помочь мне.

Мишель ободряюще улыбнулась.

— Обещаю, мисс Финч, она расскажет вам даже больше, чем вам может понадобиться.

Первый этап пешего экскурсионного маршрута по Лурду привел их к «карцеру» — так назвала Жизель лачугу, в которой прозябала в нищете семья Субиру, когда Бернадетте было четырнадцать лет и ей впервые явилась Дева Мария в гроте Массабьель.

Они шли большими шагами, и Лиз не сводила глаз с молодой экскурсоводши. Она делала вид, что внимательно слушает, но на самом деле изучала девушку. Когда двадцать минут назад Мишель познакомила их в своем кабинете, Жизель сразу не понравилась американке, поскольку напомнила ей Маргарет Ламарш, ее главного конкурента в борьбе за место под солнцем. Девушка была на редкость хороша собой и сексуальна — классический образчик французской красоты, воздушной и чувственной, той самой, которой щеголяла Маргарет. Рядом с ней Лиз мгновенно почувствовала себя нелепой и безобразной. Она уже не могла думать ни о чем другом, кроме как о своих курчавых волосах морковного цвета, обвисших грудях, крючковатом носе, тонких губах, срезанном подбородке, толстой заднице и кривых ногах. Она обрела еще одного врага в мире женской конкуренции.

Однако теперь, идя рядом с Жизелью, изучая ее, слушая, как она говорит, Лиз видела, что девушка ничем не похожа на Маргарет, если не считать захватывающую дух красоту. Маргарет была надменной интриганкой, а Жизель, шагавшая рядом с Лиз, производила впечатление совершенно иного человека. Она ничем не походила на типичную французскую фотомодель, скорее напоминала типичного французского уличного мальчишку, эдакого Гавроша.

Жизель была невысокого роста, примерно метр пятьдесят семь, с забранными в конский хвост шелковистыми волосами цвета спелой пшеницы, открытым серьезным лицом и маленьким носиком, на кончике которого угнездились солнцезащитные очки в форме двух сердечек. Поверх оправы на мир смотрели большие серо-зеленые глаза, а чуть ниже располагался чувственный рот с полными губами. Бюстгальтер телесного цвета под белой блузкой не мог скрыть полные, крепкие груди с твердыми сосками, проступающими сквозь оба слоя материи. В своей плиссированной белой юбке она напоминала пышущую здоровьем загорелую девочку-подростка. Лиз предположила, что ей должно быть около двадцати пяти лет.

Шагая по узким улицам, Жизель, не умолкая, тараторила, выдавая раз и навсегда заученный текст, который она повторяла изо дня в день, водя экскурсии по этим же местам. Иногда для пущего эффекта она понижала голос, иногда переходила чуть ли не на декламацию. Для француженки ее английский был чрезвычайно хорош. Это скорее был даже не английский, а «американский» язык, на котором обычно говорят выходцы с Манхэттена. Когда навстречу попадались ее знакомые, Жизель приветствовала их не только на французском, но также на вполне сносном испанском и немецком языках. Лиз начала проникаться теплым чувством к своей сопровождающей и стала слушать ее гораздо внимательнее. «Бедная девочка! — подумала Лиз.— С такой красотой, с таким умом — и торчит в провинциальном городишке!»

— Итак,— продолжала рассказывать Жизель,— как вы уже, наверное, поняли, отец Бернадетты, Франсуа Субиру, был вечным неудачником. Он был мрачным, замкнутым, сильно пьющим и вообще никчемным человеком. В тридцать пять лет он женился на Луизе, милой и кроткой девушке семнадцати лет от роду, и примерно через год у них родился первый ребенок. Это и была Бернадетта. Они жили в Боли, возле собственной мельницы, где Франсуа молол пшеницу своих соседей. Но он очень быстро разорился, поскольку тратил больше, чем зарабатывал, и не имел предпринимательской жилки. Потом он работал поденщиком, взял кредит на покупку новой мельницы, купил ее, однако через год опять обанкротился и потерял все. После Бернадетты жена родила ему еще восемь детей, но выжили только четверо: Туанетта, Жан Мари, Юстин и Бернар Пьер. Когда семья Субиру оказалась в полной нищете, их родственник-кредитор бросил их всех в долговую яму. То место, в котором они оказались, один из современников назвал «грязной, вонючей норой». Это действительно была землянка размером четыре с половиной на четыре метра, сырая и воняющая навозом. Жуткое место! Впрочем, через несколько минут вы сами его увидите.

— И там жила Бернадетта? — спросила Лиз.— Как же она такое вынесла?

— Да, жизнь у нее и впрямь была не сахар,— ответила Жизель.— Бернадетта была маленькой, очень милой девочкой, веселой и сообразительной. Французского языка она почти не знала и говорила в основном на местном диалекте. Она была хрупкой, болезненной, мучилась астмой и страдала от недоедания. Чтобы помочь семье, она работала подавальщицей в закусочной, которую держала ее тетка. И еще девочка часто ходила на протекавшую неподалеку реку Гав-де-По. Там она собирала прибитый к берегу плавник, кости, обрезки металла и продавала все это за гроши на местном рынке.

Они свернули на узенькую улочку. Дома здесь не ремонтировались целую вечность, со стен осыпалась древняя штукатурка, и все вокруг кричало об упадке и запустении.

— Вот мы и пришли,— сказала Жизель.— Улица Пети-Фоссе, а прямо перед нами — сам «карцер», дом под номером пятнадцать. Давайте войдем внутрь.

Когда они входили в подъезд, Жизель сообщила Лиз, что комната, в которой ютились все шестеро членов семьи Субиру, находилась в задней части дома, в конце длинного коридора, откуда постоянно неслись вопли, ругань, детский плач и жалобы людей на свою горькую долю. Женщины прошли темным коридором, который оканчивался низким дверным проемом, и, остановившись на пороге, увидели группу паломников из Англии. Выстроившись полукругом и склонив головы, они нараспев читали молитву: «Славься, Дева милосердная, посланница Небес». Вскоре они закончили и удалились, после чего Жизель жестом предложила Лиз войти внутрь.

В комнате не было ничего, кроме двух грубо сколоченных деревянных лавок да нескольких поленьев, сложенных у закопченного очага. Над каминной полкой висело старинное распятие темно-коричневого цвета.

Лиз, не веря своим глазам, покачала головой.

— И в этой норе жили шесть человек?

— Да,— кивнула Жизель.— Но вспомните: именно отсюда одиннадцатого февраля тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года Бернадетта вышла, чтобы собрать хворост, которому в каком-то смысле было суждено возжечь звезду Лурда для всего остального мира.— Жизель обвела комнату рукой. — Ну, и что вы обо всем этом думаете?

Лиз взглянула на обвалившуюся штукатурку, под которой обнажились сложенные из необработанного камня стены.

— Я думаю, что городские власти и церковь очень плохо справляются со своими обязанностями, которые заключаются в том, чтобы сохранить в достойном виде место, где жила девочка, сделавшая этот город всемирно известным и процветающим. Не пойму, чем можно объяснить такое небрежение!

Судя по реакции Жизели, подобная мысль никогда не приходила ей в голову. Наверное, она слишком часто бывала здесь и воспринимала убогий вид этого места как нечто само собой разумеющееся.

— Возможно, вы и правы, мисс Финч,— пробормотала она.

— Ладно, пойдемте отсюда,— сказала Лиз.

Вновь оказавшись на улице, Жизель заявила тоном профессионального гида:

— Теперь мы отправимся к мельнице Лакаде, потом к мельнице Боли, где родилась Бернадетта, а после этого — в приют Христианских сестер, где Бернадетта получила начальное образование, и…

— Нет,— перебила ее Лиз,— мне вся эта блошиная возня не нужна. Пусть этим любуются обычные экскурсанты. Я — журналист, а места, которые вы перечислили, не дадут мне никакой полезной информации. Я хочу сразу перейти к главному блюду.

Глаза Жизели удивленно расширились.

— К главному блюду? — спросила она.— Что вы имеете в виду?

— Грот. Я хочу окунуться в атмосферу грота Массабьель.

Жизель была немного сбита с толку тем, что привычный для нее порядок экскурсионного маршрута оказался нарушенным, однако быстро взяла себя в руки.

— Что ж,— согласилась она,— как вам будет угодно. Но по дороге мы все равно пройдем мимо мельницы Боли. Она совсем рядом. Это второй по значимости пункт экскурсионной программы по местам, связанным с именем Бернадетты Субиру. А прямо оттуда пойдем к гроту.

— Это далеко?

— Нет, совсем близко. Сами увидите.

Они продолжили свой путь и уже через несколько минут оказались перед каменным сооружением, на фасаде которого красовались каменные буквы чуть ли не в полметра высотой: «MAISON ou est-nee Ste BERNADETTE/MOULIN DE BOLY».

— Ну и что это такое? — осведомилась Лиз, разглядывая трехэтажное здание, стоявшее на углу бульвара.— Здесь жили ее родители?

— Да, именно в то время, когда родилась Бернадетта.

— Ладно, давайте заглянем туда, но только ненадолго,— великодушно согласилась Лиз и вошла внутрь.

Жизель последовала за ней.

Еще с порога Лиз увидела впереди дверной проем и деревянную лестницу. Дверь вела в сувенирную лавку. Американка заглянула внутрь, и Жизель поспешила пояснить:

— В помещении, которое занимает сейчас этот магазинчик, во времена Бернадетты располагались кухня и спальня. Давайте пройдем наверх и посмотрим, где спала Бернадетта.— Поднимаясь по лестнице, она добавила: — Лестница сохранилась с тех времен.

Судя по виду обшарпанных скрипучих ступеней, это было истинной правдой.

Поднявшись по лестнице, женщины оказались в спальне — небольшой, но достаточно просторной комнате.

— Не так уж плохо,— прокомментировала Лиз.

— Не так уж и хорошо,— откликнулась Жизель.

— По крайней мере, лачугой это не назовешь. В Вашингтоне и в Париже я бывала в гостях у семей, которые обитали в гораздо более убогих жилищах.

— Не позволяйте себя одурачить,— предупредила Жизель.— Здесь все было отремонтировано и обновлено специально для туристов.

Лиз оглядела обстановку комнаты. В треснувшей стеклянной витрине находилась застеленная синим клетчатым покрывалом широкая кровать Бернадетты. На стене, испещренной разного рода надписями, висели три взятых в рамочки и выцветших от времени дагеротипа — самой Бернадетты, ее отца и матери. У дальней стены примостились старинные напольные часы и комод с зеркалом, на котором стояли дешевые статуэтки Девы Марии, защищенные от посягательств падких до сувениров туристов простой металлической сеткой.

— Что это? — фыркнула Лиз.— Комната как комната! Как из этого состряпать статью? Мне нужна информация, какая-нибудь зацепка, что-нибудь вкусненькое!

Спустившись по лестнице и вновь оказавшись на бульваре Грота, они еще некоторое время шагали вперед, затем остановились.

— Ну вот и пришли,— сообщила Жизель, указывая на серые ворота из грубо обработанного металла, расположенные на дальнем конце моста, перекинутого через реку.— Там начинается Domain de la Grotte, территория святилища. Она занимает сорок семь акров. Пока мы будем идти к гроту, вы сумеете лучше рассмотреть окрестности.

Оглядываясь по сторонам, Лиз видела обширное пространство, которое можно было бы сравнить с футбольным полем, разве что оно было овальной формы.

— Хорошо, пошли,— пожав плечами, согласилась она.

Перейдя через мост, они направились к воротам и, войдя внутрь, оказались на месте, которое с первого взгляда показалось Лиз широким плацем для парадов.

— Мы только что прошли через ворота Святого Михаила на территорию святилища,— продолжала рассказывать Жизель,— а эта площадь ведет к трем стоящим в дальней ее части церквям. Самая высокая, с двумя колокольнями и восьмигранным шпилем, называется храмом Непорочного зачатия или, по-другому, Верхней базиликой. Ниже ее находится Подземная часовня, а еще ниже — базилика Четок. Первой была сооружена Подземная часовня, следом за ней — Верхняя базилика, но потом церковники поняли, что эти культовые объекты не смогут вместить всех паломников, желающих поклониться святым местам, и построили базилику Четок с ее пятнадцатью часовнями, способными вместить около двух тысяч верующих. Чудесный грот расположен справа от Верхней базилики, отсюда его не видно.

Лиз Финч ухватилась за спинку чугунной скамейки.

— Я должна присесть хотя бы на пару минут,— задыхаясь, сказала она.— Меня уже ноги не держат.

Усевшись, она испустила вздох облегчения и скинула с ног коричневые туфли без каблуков. Затем обвела рукой окрестности и спросила:

— Вы назвали это территорией святилища. Что вы имели в виду?

Жизель присела рядом.

— Ну, это… Прежде чем начать рассказ, я хотела бы кое-что пояснить вам. Вы должны понять, что означает для нас этот грот. Дело в том, что без него не было бы вообще ничего. — Она посмотрела на Лиз широко раскрытыми глазами.— Вы понимаете, почему гроту придается такое огромное значение?

— Разумеется,— протянула Лиз.— Ведь именно здесь Бернадетте являлась Богородица, причем не один раз, и к тому же сообщила ей три тайны. Я права?

— Вы правы, мисс Финч, но, чтобы понять все в полной мере, вы должны узнать кое-что еще. В период между одиннадцатым февраля и шестнадцатым июля тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года Богоматерь являлась Бернадетте восемнадцать раз.

— Я знаю,— кивнула Лиз.— На пресс-конференции в Париже об этом говорили, а потом я провела еще и собственное расследование.

— Вам нужно узнать как можно больше об этих чудесных явлениях, потому что в них-то все и дело.

Изнемогая от жары, Лиз снова глубоко вздохнула:

— Что ж, если вы настаиваете… Но только не надо описывать все восемнадцать случаев. На такой жаре я этого не вынесу!

— Нет-нет, не волнуйтесь, я не стану вдаваться во все детали. Я лишь подробно расскажу о самом первом случае.

Лиз нашла в сумочке носовой платок и обтерла вспотевший лоб.

— Договорились,— сказала она.— Только о первом случае, а потом сообщите мне самые важные факты, которые я могла бы использовать для статьи. Я вас слушаю.

Жизель Дюпре уселась поудобнее. Она вновь ощутила себя в привычной роли экскурсовода.

— Ранним утром одиннадцатого февраля тысяча восемьсот пятьдесят восьмого года, в четверг, Бернадетта, ее младшая сестра Туанетта и одна из школьных подружек сестры, Жанна, отправились на берег Гав-де-По, реки, протекающей по границе города. Они собирали плавник и все остальное, что река выбрасывает на берег и что может пригодиться в хозяйстве. Поскольку утро выдалось холодным, а Бернадетта отличалась слабым здоровьем, ее мать настояла на том, чтобы девочка кроме платья и сабо надела капулет — что-то вроде плаща с капюшоном — и теплые чулки. Как вы помните, Бернадетте тогда было четырнадцать лет, она была хоть и необразованной, но очень смышленой. Девочки прошли мимо мельницы Сави и направились вдоль берега широкого ручья к Гав-де-По, туда, где два потока сливаются в один рядом с большой пещерой, или гротом, под названием Массабьель. Младшие девочки быстро перешли вброд холодный ручей, позвали Бернадетту и принялись искать на речном берегу куски дерева. Бернадетта собралась последовать их примеру, но задержалась, чтобы снять обувь и чулки. Она прислонилась к большому валуну, и тут произошло что-то необычное, то, чему было суждено изменить весь мир.

Жизель сделала драматичную паузу.

— Это было очень необычно,— добавила она.

— Ну, и что же это было? — поторопила ее Лиз.

— Я буду рассказывать об этом словами самой Бернадетты. Я запомнила их наизусть. Итак, она говорила:

«Едва я успела снять первый чулок, как вдруг услышала какой-то шум, напоминающий дуновение ветра. Однако, повернувшись к лугу, я увидела, что кроны деревьев не шевелятся. Только слегка колыхались ветки деревьев и кустов ежевики возле грота.

Я ступила в воду и тут же услышала еще один звук где-то впереди себя. Я испугалась и остановилась, боясь произнести хоть слово. Подняв голову, я увидела, что ветви и кусты у входа в грот качаются взад и вперед, хотя остальные стояли неподвижно.

Сразу после этого из входа в пещеру выплыло золотистое облако, а следом за ним появилась дама в белом, молодая и необыкновенно красивая, примерно такого же роста, как я, и приветствовала меня кивком головы. Затем она немного развела руки в стороны, как на изображении Пресвятой Девы Марии. На ее правой руке висели четки.

От испуга я отшатнулась назад. Мне хотелось позвать сестру и ее подругу, но не хватало смелости. Я снова и снова протирала глаза, мне казалось, что я вижу сон.

Дама смотрела на меня очень добрыми глазами, улыбалась и, кажется, хотела, чтобы я приблизилась. Но я не могла, потому что все еще боялась. Это был не такой страх, какой я чувствовала прежде. Я как будто утратила способность двигаться, и мне казалось, что я могу стоять так вечно.

А затем мне пришло в голову помолиться. Я вынула из кармана четки, которые всегда находились при мне, опустилась на колени и попыталась осенить себя крестным знамением, но не могла поднять руку.

Тем временем дама повернулась боком и перекрестилась, словно тоже собралась молиться. В ее руке были зажаты четки с крупными бусинами. Я сделала еще одну попытку перекреститься, и на сей раз мне это удалось. Я больше не боялась и стала молиться.

Дама тоже перебирала бусины четок, но губы ее не двигались. На ней было белое платье до самой земли, из-под него виднелись лишь кончики пальцев ее ног. Платье было забрано белым шнуром под самой шеей. Голова дамы была покрыта длинным белоснежным покрывалом, которое тоже опускалось до земли. На каждой из ее ног я увидела по желтой розе, платье было перепоясано синим поясом, концы которого свисали до колен. Цепочка четок была золотой, а сами зерна — большими и белыми. Дама была молодой, живой, и ее окружал свет.

После того как я закончила молиться, дама улыбнулась мне и склонила голову. Затем она удалилась в глубь пещеры, а вместе с ней исчезло и золотистое облако».

— Вот как рассказывала Бернадетта о первом явлении Девы Марии, вот как все начиналось,— закончила Жизель и умолкла.

Молчала и Лиз. Наконец она нарушила тишину:

— И вы хотите сказать, что все тут же поверили этой галлюцинации?

— Поначалу никто не поверил,— просто ответила Жизель.— Более того, Бернадетта вообще хотела оставить эту историю при себе, но ее сестра, после того как девочки вернулись домой, все рассказала матери. Мать даже отшлепала Бернадетту за то, что та рассказывает такие нелепые, на ее взгляд, выдумки. После этого ее высмеял их приходской священник, отец Пейрамаль, а глава местной полиции Жакоме даже назвал Бернадетту лгуньей.

— Но она все равно продолжала ходить в грот и увидела Пресвятую Деву еще семнадцать раз?

Жизель с серьезным видом кивнула:

— В общей сложности это произошло восемнадцать раз. Хотите, чтобы я рассказала вам основные факты?

— Да, но только основные и самые интересные.

— Через три дня Бернадетта снова отправилась в грот, впала в состояние восторженного транса и снова увидела Деву Марию. Через четыре дня после этого Бернадетта увидела Богородицу в третий раз и говорила с ней. Дева Мария попросила девочку, чтобы та приходила в пещеру регулярно на протяжении следующих двух недель. А еще она сказала Бернадетте: «Я не обещаю сделать тебя счастливой в этой жизни, но в следующей — непременно».— Жизель сделала паузу.— Несмотря на сопротивление окружающих, Бернадетта выполнила просьбу Богоматери и по-прежнему приходила в грот и молилась там, а горожане, заинтригованные настойчивостью и искренней верой девочки, стали ходить в пещеру вместе с ней, чтобы посмотреть на нее.

— И Бернадетта по-прежнему виделась с Девой Марией?

— Да. На седьмой раз Дева открыла Бернадетте последнюю из своих тайн, суть которой состояла в том, что она вновь появится здесь в этом году. В тринадцатый раз она сказала девочке две вещи: «Иди и скажи священникам, что в этом месте надо построить часовню. Я хочу, чтобы туда приходили процессии народа». Согласно документальным свидетельствам, в то утро здесь присутствовали тысяча шестьсот пятьдесят человек.

— Они видели и слышали то же самое, что видела и слышала Бернадетта?

— Нет, конечно,— ответила Жизель.— Пресвятая Дева была видима только для Бернадетты, только Бернадетта могла слышать ее слова.

— Ну, знаете ли!

Не обращая внимания на нескрываемый сарказм клиентки, Жизель торопливо продолжила свою историю:

— Самой важной их встречей стала шестнадцатая, которая произошла в пять часов утра. Дева Мария уже ждала девочку в гроте. Как рассказывала потом Бернадетта, дама в белом сложила руки на груди, воздела очи к небесам и произнесла: «Я есмь Непорочное зачатие». Малолетней Бернадетте вряд ли было известно, что такое зачатие вообще и непорочное в частности, и это придало ее рассказу достоверность. Отец Пейрамаль, до того скептически относившийся к рассказам дочери разорившегося мельника о ее видениях, вдруг раз и навсегда поверил в правдивость ее слов, придя к выводу, что это подлинное чудо. Седьмого апреля Богоматерь вновь явилась Бернадетте, а затем был долгий перерыв — до шестнадцатого июля. В тот день Бернадетта услышала внутренний голос, призывавший ее явиться в грот, и увидела Пресвятую Деву в последний раз.

— Значит, после того как дама сообщила девчонке, что она — Непорочное зачатие, все вдруг в это уверовали?

— Дело не только в словах,— ответила Жизель.— Среди множества людей, ставших свидетелями семнадцатого явления, находился один убежденный скептик, ученый, доктор Пьер Ромен Дозу. Он видел, как пламя свечи, которую Бернадетта держала в руке, лизало ее пальцы, но впоследствии на ее коже не обнаружилось никаких следов ожога. А затем последовали случаи чудесных исцелений. И кроме того, огромную роль сыграли искренность и безоговорочная вера Бернадетты. Полицейский комиссар пытался загнать ее в угол, поймать на каких-то противоречиях, расставлял ей силки, стремился доказать, что девочка придумала все это лишь с целью обогатиться, но у него ничего не вышло. Бернадетта ни разу не взяла ни у кого ни единого су. Она говорила чистосердечно, безыскусно, не играя на публику. Впоследствии она вообще удалилась от мира, стала отшельницей, а спустя восемь лет приняла постриг. Но так или иначе, через пять дней после последнего явления Пресвятой Девы епископ Тарбский и Лурдский создал специальную комиссию для изучения этого феномена. Менее чем через четыре года он заявил, что вполне убежден, и подтвердил, что Бернадетте действительно являлась Пресвятая Дева.

— Вряд ли все было так просто,— заявила Лиз.— Каким образом мы пришли от маленькой милой девочки Бернадетты к… ко всему этому?

Жизель задумчиво нахмурила лоб.

— Объяснять со всеми подробностями было бы слишком долго. Пожалуй, я расскажу вам только о главных событиях, произошедших после того, как видения Бернадетты получили официальное признание. Выполняя волю Богородицы, лурдский кюре, аббат Пейрамаль, затеял строительство церкви над святым местом, но епископ Тарбский решил, что значение и масштабы происходящего слишком грандиозны для второразрядного местного священника, к тому же ничего не смыслившего в финансовых вопросах. Так что этот район был передан в руки группы католических монахов из братства Гарезона, суровых и практичных людей. Позже их стали называть братством Непорочного зачатия. Эти священники под руководством отца Пьера Реми Санпе, служившего до этого секретарем епископа Тарбского, принялись за работу. Первым делом они выкупили землю и обустроили эту территорию, сделав что-то вроде огромного парка, который впоследствии стал частью святилища Лурдской Богоматери. Потом они закончили сооружение Верхней базилики и собрали деньги на строительство базилики Четок. Наконец через два года после того, как состоялось первое массовое паломничество в Лурд и десять тысяч пилигримов посетили грот, железнодорожная компания при поддержке духовенства решила изменить маршрут следования своих поездов и проложила пути через Лурд. Через семь лет сюда приехали первые группы паломников из-за границы — из Бельгии и Канады, и после этого Лурд стал принадлежать всему миру. Ежегодно сюда съезжается более пяти миллионов паломников и туристов.

Жизель Дюпре поднялась со скамейки, одернула платье и сказала:

— Теперь, я думаю, вы готовы взглянуть на грот.

Лиз еще раз вытерла лоб платком и тоже встала.

— Ну что ж, грот так грот.

Когда они шли по казавшейся нескончаемой территории святилища, Жизель указала на несколько офисных зданий возле начала крутого подъема к Верхней базилике:

— Здесь вы видите так называемый центр гостеприимства, обеспечивающий прием и размещение приезжающих, в первую очередь, конечно, паломников. Дальше расположен центр бранкардьеров — волонтеров, которые съезжаются сюда для того, чтобы катать тысячи инвалидных колясок и помогать десяткам тысяч находящихся в тяжелом состоянии инвалидов, ежегодно заполоняющих Лурд. Справа от нас находится Медицинское бюро, которое также называется «бюро регистрации исцелений». Здесь работают врачи различных вероисповеданий и даже атеисты. Они проверяют каждый факт исцеления по самым строгим критериям и удостоверяют случаи чудесных выздоровлений. Вот это — больница, а вон там, на другом берегу реки,— вторая.

Жизель заметила, что Лиз вытаскивает из сумки пачку сигарет, и строго предупредила:

— Извините, мисс Финч, но курение на территории святилища запрещено.

— Могли бы и не заметить,— вполголоса сказала Лиз, но сигареты спрятала.

— И вот мы у подножия Верхней базилики, — сообщила Жизель.— Какой вид! Мы можем подняться туда по любой из этих дорожек и войти внутрь.

— Нет уж, спасибо! — проворчала Лиз.

— Вы уверены, что не хотите? Внутри такая красота: неф, а вокруг повсюду серебряные горельефы с изречениями Пресвятой Девы, услышанными Бернадеттой. Например: «Покайтесь! Возносите молитвы за грешников! Омойтесь в источнике, испейте из него! Я есмь Непорочное зачатие!»

Лиз затрясла головой:

— Хватит, Жизель! Достаточно этого экскурсионного словоблудия! Покажите мне грот, и закончим на этом.

Жизель вздохнула с несчастным видом.

— Грот… Что ж, хорошо. Он находится прямо за углом базилики. Нам нужно лишь пройти через те ворота.

На ноющих от усталости ногах Лиз потащилась за своим гидом мимо гигантских соборов. Они миновали длинную вереницу теток, торгующих церковными свечами, и приблизились к плотной группе возносящих молитвы людей — стоящих, сидящих на скамьях, коленопреклоненных. Многие были калеками и находились в креслах-каталках. Все они смотрели на что-то, что располагалось слева.

Лиз полуобернулась и увидела грот. Грот Массабьель. Обычную тёмно-серую пещеру, по прихоти матери-природы расположенную в склоне горы, со входом, окруженным зарослями ежевики и деревьями.

Лиз не знала, чего она ожидала, однако увиденное разочаровало ее. Такие декорации не подходили для главного в мире чуда. Но, подавив в себе раздражение, она осмотрелась внимательнее. В нише над входом в пещеру стояла статуя Девы Марии — самая обычная, ничем не отличающаяся от всех остальных, какие Лиз когда-либо приходилось видеть. Ниже статуи располагалась восьмиярусная полка с сотней, если не больше, горящих церковных свечек.

— Эта статуя была сделана скульптором из Лиона в тысяча восемьсот шестьдесят четвертом году, но Бернадетте она не понравилась,— пояснила Жизель.

— Без шуток?

— Бернадетта всегда была очень прямолинейной. Если вы посмотрите по сторонам, то увидите множество костылей, брошенных паломниками, нашедшими здесь исцеление. Не хотите осмотреть саму пещеру? — спросила Жизель, указывая на вереницу людей, заходящих в грот.

— Почему бы и нет? — согласилась Лиз.

Женщины пристроились в конец очереди и, медленно двигаясь, вскоре оказались между мраморной алтарной плитой и стеной грота. Лиз видела, что многие люди из очереди склонялись и целовали стену.

— На самом деле,— рассказывала Жизель,— существует три входа в этот грот, хотя кажется, что здесь только один.

Когда они проходили мимо алтаря, француженка указала на запертую решетку, за которой виднелся серебристый поток воды, закрытый стеклянной панелью.

— Святой целебный источник,— объяснила она.— В тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году здесь была одна только грязь, но после девятого явления Пресвятой Девы Бернадетта рассказала: «"Пейте и купайтесь в нем!" — сказала мне прекрасная дама. Я подумала, что она имеет в виду реку, и пошла к Гав-де-По. Но дама сказала, что я иду не туда, и указала вот на это место. Я нашла там немного воды, которая напоминала скорее грязную лужицу. Воды было совсем мало, не более пригоршни. Тогда я стала копать в этом месте, и воды прибавилось. А вскоре в этом месте забил чудотворный источник».

Жизель и Лиз вышли из грота и вновь оказались под лучами палящего солнца. Жизель указала на грубую стену, оставшуюся за их спинами, на которую Лиз не обратила внимания, когда они направлялись в пещеру. Из нее торчало множество обычных с виду водопроводных кранов, и паломники наполняли водой пустые пластиковые бутылки.

— Вода из чудотворного источника, открытого Бернадеттой в соответствии с волей Богородицы, теперь поступает в эти краны. А вон там, чуть дальше, расположены семнадцать купелей — шесть женских и одиннадцать мужских,— в которых паломники совершают омовения. Дважды в день купели осушаются и после проведения соответствующей санитарной обработки вновь наполняются. Большинство исцелившихся обязаны своим выздоровлением тем, что пили чудотворную воду, погружались в нее и, естественно, возносили молитвы в гроте. Хотите поближе рассмотреть краны и купели?

— Я хочу только одного,— проворчала Лиз,— где-нибудь присесть и отдохнуть. У меня уже ноги отваливаются. Есть тут поблизости какое-нибудь кафе?

— Конечно! Позади базилики находится пандус, по которому можно выйти на бульвар Грота, а там есть замечательное кафе «Ле Руаяль», где вы сможете отдохнуть и перекусить.

— Так чего же мы ждем? — оживилась Лиз.— Пошли скорее! Кстати, надеюсь, у вас есть время, чтобы посидеть со мной? Выпьем кофе, съедим мороженое. Ну как, согласны?

— Благодарю за приглашение,— улыбнулась Жизель,— и с удовольствием принимаю его.

Хрипло дыша, словно выброшенная на берег морская корова, Лиз двинулась следом за своей молодой спутницей по направлению к бульвару Грота. Дождавшись, пока зажжется зеленый свет для пешеходов, они перешли улицу и устремились к видневшемуся на углу кафе под открытым небом. Лиз доплелась до первого свободного столика и без сил рухнула на пластмассовый стул. Почти сразу же возле нее, словно из воздуха, материализовался тощий официант в черной жилетке, надетой поверх белоснежной рубашки.

— Минералку «Эвиан» и мороженое с наполнителем,— прохрипела Лиз по-английски, забыв от усталости о том, что находится во Франции.

— Glace vanille pour deux,— перевела официанту Жизель и добавила, тоже перейдя на английский: — И бутылочку «Эвиан».

Когда официант удалился, Лиз обеспокоенно обвела взглядом помещение кафе, его посетителей и полезла в сумочку за пачкой сигарет.

— Мы все еще находимся на территории этого вашего святилища или здесь уже можно курить? — спросила она.

— Да, вы можете курить,— ответила Жизель.

Сунув в рот сигарету, прикурив, затянувшись и выпустив густое облако табачного дыма, Лиз вновь воззрилась на своего экскурсовода.

— Знаете, Жизель, мне бы кое-что хотелось знать. Скажите, ведь на самом деле вы не верите в то, о чем рассказывали мне насчет Бернадетты и Девы Марии? Вы просто выдали мне все те байки, которыми потчуете туристов?

Прежде чем ответить, Жизель помедлила.

— Я выросла в семье убежденных католиков.

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Какого ответа вы от меня ждете? Мы не понимаем многое из того, что происходит в мире. Возможно, чудеса существуют.

— А возможно, это всего лишь пропаганда и рекламные трюки.

— Не исключено,— согласилась Жизель.— Но вы, вероятно, не католичка и поэтому можете воспринимать все по-другому.

— Дело не в этом! — нетерпеливо возразила Лиз. — Черт, я и сама знаю, что в мире существуют вещи, которым нет объяснения! Я тоже читала Чарльза Форта!

Жизель подняла на нее удивленный взгляд:

— Кого?

— Неважно. Этот парень писал о феноменах, которые наука не в состоянии объяснить. Но за всей этой чепухой про Бернадетту кроется нечто большее. Девчонка, наверное, была чокнутой. Неужели вы действительно верите, будто Дева Мария и впрямь пообещала ей вернуться на следующей неделе?

Жизель заколебалась.

— Я… я не знаю. Наверное, в тысяча восемьсот пятьдесят восьмом году все это действительно казалось более правдоподобным, нежели сегодня. Нынешний мир более рационален и прагматичен, в нем остается все меньше места для мистицизма и чудес.

— А вот я и мысли не допускаю о том, что есть хотя бы малейший шанс второго пришествия Богоматери. Я уверена, что это обман, придуманный церковниками. Видно, дела у них шли не ахти как, вот они и решились на такое очковтирательство.

— Очковтирательство? — озадаченно повторила француженка.— А-а, вы имеете в виду что-то, что вводит в заблуждение? — Она улыбнулась.— Тем не менее это заставило вас приехать сюда. Почему вы здесь?

— Это моя работа. Я должна зарабатывать на жизнь, и приходится выполнять все указания шефа, даже если они кажутся мне идиотскими. Что касается Лурда, то он решил, что ожидаемое здесь событие привлечет интерес миллионов доверчивых простаков по всему миру. Да, я сюда приехала. Но вот почему вы здесь, Жизель?

Прежде чем Жизель успела ответить, к их столику подошел официант с подносом, на котором стояли две вазочки с мороженым и бутылочка минералки «Эвиан». Разместив все это на столе, он поставил рядом с каждой из женщин по бокалу и положил салфетки. Стоило официанту отойти, как Лиз торопливо наполнила бокал и жадно выпила воду, а затем принялась за мороженое.

— Я повторяю свой вопрос,— проговорила она.— Почему вы здесь?

— Я здесь родилась,— просто ответила Жизель.— Я здесь живу и работаю. В конце концов, мне нравится Лурд, и я не нуждаюсь в каком-либо «очковтирательстве», как вы выразились, чтобы испытывать интерес к этому городу.

— Я задала свой вопрос, поскольку считаю, что вы слишком хороши для подобной дыры. К тому же вы великолепно говорите по-английски. Кстати, где вам удалось так здорово выучить язык? Наверняка не в этом захолустном городишке с его провинциальными школами.

— Я не сказала, что провела тут всю жизнь. Раньше я жила в Нью-Йорке,— с гордостью сообщила Жизель.— Работала в Организации Объединенных Наций.

Лиз даже не попыталась скрыть охватившее ее удивление:

— Правда?

— Чистая правда.

— В ООН? Что вы там делали?

От внимания Лиз не укрылось, что поначалу Жизель не хотелось отвечать на этот вопрос, но затем она тряхнула волосами и все же сказала:

— Когда Шарля Сарра назначили представителем Франции при ООН, он нанял меня в качестве своего личного секретаря.

— Сарра…— проговорила Лиз, напрягая память.— Это ведь бывший министр культуры? Но с какой стати ему нанимать, вы уж меня извините, провинциальную девушку для работы, которая требует высокой квалификации?

— Как вы можете догадаться, я была не единственным его секретарем. У него их было несколько. Что касается меня, я занималась его личными делами.

— И все же…

— Могу рассказать вам, как это произошло,— торопливо продолжила Жизель.— Сарра и его супруга — ревностные католики, по крайней мере она, и, естественно, они приезжали в Лурд. Это было три года назад. Случилось так, что их экскурсоводом оказалась я. Моя расторопность и знание английского языка, которое я почерпнула из общения с британскими и американскими туристами, произвели на Сарра известное впечатление. Поэтому, когда он получил назначение в ООН и стал подбирать персонал, он вспомнил обо мне и пригласил к себе. Я была просто потрясена!

— Могу себе представить,— кивнула Лиз.

— Пройдя в Париже соответствующую подготовку, на которую ушло несколько недель, я отправилась в Нью-Йорк вместе с послом и другими сотрудниками.

От приятных воспоминаний глаза Жизель загорелись, и она тряхнула своим конским хвостом.

— Это было потрясающе! Работа открыла передо мной новые горизонты, позволила увидеть мир. Я могла бы работать там всю жизнь, но через год Сарра сократил штат, и я получила расчет.

Лиз посмотрела на молодую красавицу оценивающим взглядом и поинтересовалась:

— А мадам Сарра на протяжении этого года также находилась в Нью-Йорке?

— Нет, дела заставляли ее оставаться в Париже. Она приехала в Нью-Йорк только на второй год командировки ее мужа.

— И после этого вас уволили? — уточнила Лиз.

— Ну-у…— беспомощно протянула Жизель.

— Вы не обязаны ничего объяснять,— успокоила ее Лиз,— я прекрасно понимаю, каковы могли быть мотивы вашего увольнения. На нескольких светских мероприятиях я встречала Сарра, видела его жену, а теперь вижу вас. Предполагаю, что либо вы спали с вашим боссом, либо мадам боялась, что это может произойти. Наверняка вместе с вами были уволены все его сотрудницы моложе тридцати лет и симпатичные. Можете не отвечать, в конце концов, это не так уж важно. В общем, после этого вы вернулись сюда, верно?

— Не сразу. Я приехала в Париж и оставалась там несколько недель. У меня появились амбиции, которых не было раньше. Мне хотелось вернуться в Организацию Объединенных Наций в качестве переводчика. Это прекрасная и очень хорошо оплачиваемая работа. Я слышала, что в Париже существуют курсы подготовки переводчиков для ООН — ISIT. В переводе на английский это расшифровывается как Высшие курсы переводчиков и синхронистов. Я навела справки. Обучение занимает три года, в течение которых я могла бы совершенствовать свой английский, а также изучать русский и немецкий языки. Отличные курсы, но очень дорогие: десять тысяч франков в год и, соответственно, тридцать тысяч за все обучение, плюс расходы на жилье и питание… Поэтому я решила вернуться в Лурд, работать как вол и откладывать каждый франк. Чтобы экономить, я даже живу со своими родителями. Так сказать, сижу у них на шее. У них квартира в Тарбе, не очень далеко от Лурда, и каждое утро мне приходится добираться до работы из соседнего города. Каждый день после обеда я отправляюсь домой, а рано утром снова еду в Лурд. Я твердо решила накопить достаточно денег, чтобы поступить на эти курсы. Закончив их и получив диплом, я смогу получить хорошую работу в ООН. Это все, чего я хочу. Кстати, посол Сарра обещал помочь мне.

Лиз Финч внимательно слушала собеседницу. Она уже покончила со своей порцией мороженого, а теперь пила воду и краем глаза смотрела на девушку-гида.

— Значит, у вас на уме только одно — скопить как можно больше денег? — спросила она.

— Да,— ответила Жизель,— но, к сожалению, на этой работе много не накопишь.

Лиз вытащила из пачки новую сигарету и прикурила от зажигалки.

— Возможно, вам стоит вообще бросить это занятие? — будничным тоном произнесла она.

— Что вы имеете в виду? — не поняла Жизель.

— Я хочу сказать, что существует множество других способов заработать необходимую вам сумму.

— Какие, например?

— Ну, скажем, вы можете использовать в качестве источника дохода меня,— стала объяснять Лиз.— Сама я не богата, но я работаю на богатое американское информационное агентство. АПИ, как известно, готово платить значительные суммы за возможность получить эксклюзивный новостной материал. Если бы нашелся человек, который помог бы мне раскопать в Лурде что-нибудь сенсационное, он бы прилично заработал. Он помог бы мне, АПИ и, следовательно, самому себе.

Жизель испытывала возбуждение, но вместе с тем была смущена.

— Сенсационное, говорите? — переспросила она.— Вы имеете в виду что-нибудь вроде нового явления в гроте Пресвятой Девы?

— Случись такое, это, конечно, стало бы колоссальной новостью, но, увы, не эксклюзивной, и поэтому о вознаграждении в таком случае речь бы не шла. Но я имела в виду совсем другое. Дева Мария не явится, так что об этом можете забыть.

— А если произойдет внезапный, не поддающийся объяснениям случай исцеления? Это станет сенсацией?

— Может стать, если первой об этом узнает Лиз Финч, но, во-первых, этого тоже не случится, а во-вторых, это не то, чего я бы хотела.

— А чего бы вы хотели? — осторожно осведомилась Жизель.

— Получить какой-нибудь ключ к разгадке того, что на самом деле происходит в Лурде, и разоблачить все это,— ответила Лиз.— Доказать, что Бернадетта была просто девочкой с богатой фантазией или вообще с приветом, что никаких явлений Богородицы никогда не было. Доказать, что грот и все остальные так называемые святыни Лурда, все случаи «чудесных» исцелений выдуманы и предназначены лишь для того, чтобы нагреть руки. Добыть неопровержимые доказательства того, что Бернадетта никогда не видела явлений, о которых рассказывала. Причем все это нужно сделать в ближайшие дни, до того как начнется Неделя Новоявления. Вот это действительно было бы сенсацией.

Жизель была потрясена и не пыталась скрывать этого.

— Но это же святотатство! — вскричала она.— Ведь Бернадетта — святая.

— Она перестанет ею быть после того, как мы раскрутим эту историю. Стоит нам распутать клубок, как прощай, Бернадетта, прощай, Лурд. Но для того чтобы поставить крест на сказочке про Бернадетту, понадобятся по-настоящему убедительные доказательства.

Жизель в ужасе затрясла головой:

— Нет-нет, это невозможно! Не может быть никаких доказательств против… против нее!

Лиз криво улыбнулась.

— Послушайте, Жизель, ваши попы любят говорить: если у тебя есть вера, на свете нет ничего невозможного. А я твердо верю в то, что вся история про Лурд — фальшивка от первого до последнего слова. Но, будучи реалистами, мы обязаны найти тому доказательства. Вам нужны деньги, чтобы поступить на парижские курсы переводчиков? Вам нужно много денег, и не когда-нибудь, а сейчас, верно? Вот и славно! Вы, как никто другой, знаете этот город и живущих здесь людей. Попытайтесь что-нибудь выведать, найдите для меня хоть какую-нибудь зацепку, хоть щепотку информации, что-нибудь, что поможет мне разоблачить обман, и можете считать, что вы уже поступили на Высшие курсы переводчиков и получили шикарную работу в Нью-Йорке.

— И что, только такая сенсация стоит денег? — слабым голосом спросила Жизель.

— Я не говорю, что только такая. Могут возникнуть и другие стоящие темы. Сами подумайте: в Лурд со всего света стекаются тысячи людей, а завтра, на Новоявление Девы Марии, их будет еще больше. Не исключено, что среди них окажутся люди известные, заслуживающие особого внимания, возможно, с ними будут происходить какие-то невероятные вещи. Тут тоже пахнет историей, которая может стоить больших денег. Однако помните: нам нужна именно сен-са-ция! — по слогам отчеканила Лиз.— Но поскольку я, черт побери, не знаю, кто именно сюда приедет и что тут будет происходить, я пока вижу только одну поистине грандиозную тему: разоблачение Бернадетты. Полагаю, необходимые доказательства все же должны существовать, и их стоит поискать. А вы как думаете, стоит попытаться?

Жизель кивнула и едва слышно ответила:

— Да, попытаться стоит. Я постараюсь найти для вас что-нибудь.