4
ДОСЬЕ МЭЙФЕЙРСКИХ ВЕДЬМ
Часть IV
Стефан!
После короткого отдыха я начинаю снова. Это существо рядом. Буквально секунду назад оно сделалось видимым, всего лишь в дюйме от меня представ в своем человеческом обличье, — должен сказать, что это вошло у него уже в привычку. Ему каким-то образом удалось даже задуть свечку, хотя дышать оно не может.
Я был вынужден отправиться вниз за новой свечой, а вернувшись, обнаружил, что окна распахнуты настежь и створки грохочут на ветру. Пришлось снова запирать их на задвижки. Чернила были пролиты — к счастью, у меня имелся запас, — покрывала и простыни сорваны с кровати, книги разбросаны по всей комнате.
Слава Богу, железный сундук уже тебе отправлен. Подробности опущу, так как опасаюсь, что это существо умеет читать.
В запертой комнате слышится хлопанье крыльев, а затем смех — это его трюки.
Полагаю, Шарлотта сейчас спит далеко отсюда, в своей спальне в особняке Мэйфейр, вот почему я стал жертвой таких козней.
Я же нахожусь сейчас в тихом колониальном городке, и в столь поздний час здесь открыты только трактиры и публичные дома.
Но позволь мне как можно скорее поведать о событиях прошлой ночи…
Я отправился в путь пешком. Высокая луна ясно освещала передо мной все повороты и извилины тропы, все редкие подъемы и пологие склоны невысоких холмов.
Ноги сами несли меня вперед, голова шла кругом от радостного ощущения свободы, от сознания того, что призрак не помешал мне, от пьянящего воздуха, от мысли, что уже к рассвету я смогу добраться до города.
«Я жив, — проносилось у меня в голове, — я выбрался из тюрьмы и, возможно, доживу до той минуты, когда вновь увижу родную Обитель!»
С каждым, шагом во мне крепла утраченная было за время заточения надежда обрести наконец свободу.
Однако Шарлотта будто приворожила меня и неотступно завладевала моими мыслями. Я вспоминал, как она лежала в кровати, когда я ее оставил, и малодушно называл себя глупцом за то, что отказался от такой красоты, от такого блаженства, — ведь я действительно ее любил, безумно любил! Я даже пытался представить себе, как бы изменилась моя жизнь, поддайся я на ее уговоры остаться. Став ее любовником, я мог бы жить в роскоши и быть свидетелем рождения наших детей. Мысль о том, что через несколько часов мы разлучимся с ней навеки, казалась невыносимой.
Вот почему я категорически запретил себе думать об этом. И каждый раз старательно гнал малейшее воспоминание о Шарлотте, посмевшее опять закрасться в душу.
Я все шел и шел вперед. Время от времени то справа, то слева вспыхивали огоньки в темных полях. Один раз мимо меня пронесся какой-то всадник — видно, торопился куда-то с важным поручением. Он даже не заметил меня. И я продолжал путь в обществе одних только луны и звезд. Дабы скоротать время, я на ходу сочинял письмо тебе, обдумывал, как описать все случившееся.
Пробыв в пути примерно три четверти часа, я заметил впереди человека — он стоял и, как мне показалось, ждал моего приближения. Но самое удивительное, что это был голландец, о чем явно свидетельствовала его огромная черная шляпа.
А вот свою шляпу, в которой появился на плантации, я потерял. В первый вечер своего пребывания там я перед ужином отдал ее рабам и с тех пор больше не видел.
И теперь, глядя на высокого незнакомца, я вспомнил о ней и пожалел о потере, одновременно гадая в недоумении, кому же может принадлежать неясно вырисовывавшийся силуэт у дороги. Кто этот светловолосый и светлобородый голландец, который не отрываясь следил за моим продвижением?
Я замедлил шаг, чувствуя, что при виде неподвижно застывшей фигуры мне все сильнее становится не по себе. Как он оказался на дороге один, ночью, спрашивал я себя и тут же признавал собственную глупость: подумаешь, это всего лишь обыкновенный человек, так чего мне бояться, пусть даже вокруг и темно?
Размышляя таким образом, я подошел к нему достаточно близко, и тут разглядел его лицо… Мой двойник! И в ту же секунду, как я это понял, существо резко подалось вперед и оказалось меньше чем в дюйме от меня. К неописуемому ужасу, я услышал собственный голос:
— Петир, ты забыл свою шляпу!
Прокричав эти слова мне в лицо, чудовище зашлось диким хохотом.
Я упал навзничь, сердце в груди бешено колотилось. А призрак склонился надо мной, как стервятник над жертвой.
— Вставай, Петир, подбери шляпу — смотри, ты же уронил ее прямо в грязь!
— Уйди прочь! — закричал я в ужасе и, отвернувшись, прикрыл голову руками.
В отчаянной попытке спастись от этого существа я пополз по земле, словно ничтожный краб. Потом все-таки нашел в себе силы подняться и ринулся на врага… Но оказалось, что я воюю с пустотой.
На дороге никого, кроме меня, не было. Моя черная шляпа, измятая и раздавленная, валялась в грязи.
Дрожа, как испуганный ребенок, я подобрал ее и, как мог, постарался привести в порядок.
— Будь ты проклят, призрак! — вскричал я. — Мне известны все твои трюки.
— Разве? — раздался позади меня голос, на этот раз женский. Я тут же повернулся, чтобы взглянуть на тварь! И увидел перед собой Дебору — такой, какой она была в детстве… Однако видение длилось всего лишь мгновение.
— Это не она, — объявил я. — Ты лжец, восставший из ада!
Но знаешь, Стефан, должен признаться, один только взгляд на Дебору был как нож в сердце. Потому как хватило и краткого мига, чтобы я успел заметить и детскую улыбку, и сияние глаз. Горло у меня перехватило, и в нем словно застрял комок.
— Будь ты проклят, призрак, — прошептал я, пытаясь еще раз разглядеть в темноте дорогой образ — мираж это или реальность, мне уже было все равно, настолько глупо я себя чувствовал.
Ночь была тихой, однако царящая вокруг тишина казалась обманчивой. Наконец справившись с дрожью, я надел шляпу и продолжил путь, но уже гораздо медленнее.
Куда бы я ни бросил взгляд, мне везде мерещились какие-то лица, фигуры, однако тут же оказывалось, что это всего лишь игра теней — банановые пальмы колышутся на ветру или гигантские красные цветы сонно раскачиваются на тонких стеблях, нависая над оградами вдоль дороги.
Я решил смотреть только вперед, но тут услышал позади себя шаги и чье-то тяжелое дыхание. Незнакомец шагал размеренно, не в ногу со мной; я решил не обращать на него внимания, но вскоре затылком почувствовал жаркое дыхание.
— Будь ты проклят! — снова закричал я, оборачиваясь, и увидел нечто, внушившее мне бесконечный ужас: то был я сам в виде чудовища с горящим черепом вместо головы.
Из пустых глазниц вырывались языки пламени, опаляя светлые волосы и широкополую голландскую шляпу.
— Ступай в ад! — завопил я и со всей силой оттолкнул от себя чудище, когда оно упало на меня, обжигая огнем; я был уверен, что мои руки провалятся в пустоту, но они уткнулись в твердую грудную клетку.
И тогда я сам взревел, как чудовище, и, напрягшись, отшвырнул его от себя. Только после этого призрак исчез, обдав меня жаром.
Не помню, как я упал, но, придя в себя, увидел, что стою на коленях в разорванных бриджах. Я ни о чем не мог думать, перед глазами все еще стоял пылающий череп. Меня опять охватила неудержимая дрожь. Ночная тьма сгустилась, ибо луна теперь стояла низко над горизонтом, и только Бог ведал, сколько мне еще предстояло идти по этой дороге до Порт-о-Пренс.
— Ладно, злодей, — сказал я, — что бы ты сейчас ни сотворил, я не стану верить своим глазам.
И не колеблясь больше ни секунды, я повернул в нужном направлении и пустился бежать. Я бежал, опустив глаза долу, пока не выдохся. А перейдя на шаг, упрямо продолжал двигаться вперед, глядя только в пыль перед.
Совсем скоро я увидел шагающие рядом другие ноги — босые, кровоточащие, — но не стал обращать на них внимание, поскольку знал, что это не более чем иллюзия, равно как и доносившийся до меня запах обгоревшей плоти.
— Я разгадал твою хитрость, — вновь заговорил я вслух. — Ты поклялся не трогать меня и теперь действуешь так, чтобы не нарушить клятву. Ты решил свести меня с ума, не так ли?
Тут я вспомнил заветы древних — я давал этому призраку силы уже тем, что разговаривал с ним, поэтому я перестал к нему обращаться, а начал произносить старинные молитвы:
— Да защитят меня все силы добра, да защитит меня божественный дух, пусть беда обойдет меня стороной и луч света падет мне на голову и оградит меня от этого существа.
Ноги, шагавшие рядом, исчезли, а с ними рассеялся и запах обгоревшей плоти. Но откуда-то издалека до меня донесся странный шум — словно треск расщепляемой древесины, да, именно множества кусков древесины, а к этому шуму примешивался другой — какой возникает, когда что-то выкорчевывают из земли.
А вот это уже не иллюзия, подумал я. Эта тварь вырывает с корнем деревья и теперь примется швырять их на дорогу прямо передо мной.
Я продолжал идти вперед, уверенный, что сумею избежать этой опасности и должен все время быть начеку, чтобы не попасть в его ловушку, ибо призрак явно затеял со мной игру. Но тут впереди я увидел мост и понял, что добрался до речушки, а странные звуки доносились с кладбища! Зга тварь вскрывала могилы!
Меня охватил ужас, какого я до сих пор не испытывал. У любого человека, Стефан, есть свои опасения. Мужчина, который способен сразиться с тиграми, невольно пятится при виде жука, а другой бесстрашно проложит себе путь сквозь стан врагов и в то же время ни за что не останется в одной комнате с мертвецом.
Лично на меня места захоронения всегда наводили страх; и теперь, разгадав замысел призрака, я оцепенел и покрылся потом от одной только мысли, что должен пройти по мосту и миновать кладбище, На моих глазах деревья над могилами принялись раскачиваться, шум от варварского разбоя становился все сильнее, а я застыл, не в силах сделать первый шаг.
Но оставаться на месте было глупо. Я заставил себя приблизиться к мосту. И тут я увидел разоренные могилы, гробы, вырванные из мягкой сырой земли, тела, выползавшие из ям… Нет, скорее, их оттуда вытягивали — ведь это были мертвецы… Ну конечно, мертвецы, а он управлял ими как марионетками!
— Беги, Петир! — вскричал я, силясь подчиниться собственному приказу.
Я мгновенно пересек мост, однако они медленно продвигались к берегу с обеих сторон. Я слышал, как под их стопами проваливаются сгнившие крышки гробов. Иллюзия, трюкачество, снова и снова повторял я себе, но когда первый из этих жутких трупов ступил на мою тропу, я заверещал, как перепуганная женщина: «Прочь от меня!» Не в силах отмахнуться от гнилостных рук, которыми тот молотил воздух передо мной, просто отступая под его напором, я наткнулся спиной на другой такой же полуистлевший труп и в конце концов рухнул на колени.
Я молился, Стефан. Я громко призывал на помощь дух моего отца и Рёмера Франца. Мертвецы теперь окружили и толкали меня со всех сторон, вонь стояла невыносимая — кого-то из них похоронили совсем недавно, другие успели наполовину разложиться, а от третьих пахло уже только землей.
Омерзительная слизь текла по моим рукам и волосам, заставляя содрогаться от отвращения.
В эту минуту я отчетливо услышал голос и мгновенно узнал его — со мной заговорил Рёмер:
— Петир, они мертвы! Они словно плоды, упавшие на землю в саду. Поднимайся и оттолкни их от себя — их уже нельзя оскорбить!
Воспрянув духом, я так и сделал.
Я снова побежал, распихивая в стороны мертвые тела, перепрыгивая через них, и, с трудом удерживаясь, чтобы не упасть, неуклонно мчался вперед. Наконец я сорвал с себя сюртук и принялся размахивать им. Они оказались слабыми и долго не продержались — я отбился сюртуком и покинул кладбище. Пришлось опять опуститься на колени, чтобы отдохнуть.
До меня все еще доносился шум их шаркающих шагов.
Оглянувшись, я увидел легион жутких мертвых тел, которые, словно кто-то дергал их за веревочки, по-прежнему пытались догнать меня.
Вскочив на ноги, я снова продолжил путь; сюртук пришлось нести в руке, он был весь в мерзкой грязи после драки, а свою шляпу, свою драгоценную шляпу я потерял. Через несколько минут я оставил мертвецов далеко позади. Думаю, что и призрак в конце концов бросил их на дороге.
Я передвигался с трудом, ноги и грудь болели от напряжения, рукава рубахи после битвы с мертвецами покрылись пятнами. К волосам пристали куски полусгнившей плоти. Ботинки тоже были заляпаны ею. Зловоние преследовало меня всю дорогу до Порт-о-Пренс. Однако вокруг было тихо и спокойно. Призрак отдыхал! Он истощил свои силы. Так что мне было не ко времени беспокоиться о запахах и одежде — лучше поторопиться.
В своем безумии я обратился к Рёмеру.
— Что мне делать, Рёмер? Ты ведь знаешь, призрак будет гоняться за мной по всему свету.
Но ответа не последовало, и я даже решил, что прежде голос лишь почудился мне. К тому же, если я начну долго и сосредоточенно думать об одном человеке, призрак может заговорить его голосом и тем самым окончательно свести меня с ума.
Ничто не нарушало тишину. Небо начало светлеть. Позади меня по дороге загрохотали телеги, справа и слева начали пробуждаться поля. Поднявшись на холм, я увидел перед собой город и облегченно вздохнул.
Меня догнала повозка, небольшая шаткая деревянная колымага, нагруженная фруктами и овощами для рынка; ею управляли два довольно-таки светлокожих мулата.
Остановив лошадь, они удивленно уставились на меня, и тогда, прибегнув к своему лучшему французскому, я попросил их о помощи, пообещав благословение Господне, если они мне не откажут. Тут я вспомнил, что у меня есть деньги, вернее, когда-то были, и, вывернув карманы, нашел несколько ливров, которые они приняли с благодарностью. Я взобрался на задок телеги.
Привалившись спиной к огромной горе из овощей и фруктов, я заснул. Телега раскачивалась и подпрыгивала, меня бросало из стороны в сторону, но мне казалось, будто я еду в роскошной карете.
Во сне я вновь оказался дома, в Амстердаме. Почувствовав прикосновение чьих-то мягких пальцев, нежно похлопывавших по моей левой руке, я поднял правую, чтобы ответить столь же ласковым жестом, открыл глаза и повернул голову… И вдруг увидел перед собой обгоревшее, обугленное тело Деборы, лысую сморщенную голову с живыми голубыми глазами и опаленные губы, оскаленные в улыбке.
Я так громко закричал, что перепугал и возниц, и лошадь. Но это уже не имело значения, ибо я свалился на дорогу, а лошадь рванулась вперед так, что мулаты не могли с ней справиться, и вскоре повозка скрылась за холмом.
Я сидел, скрестив ноги в пыли, и рыдал, приговаривая:
— Проклятый призрак! Что тебе от меня надобно? Скажи! Почему бы тебе не убить меня?! Ведь это тебе по силам, если ты можешь творить подобное!
Ответа не было. Но я знал, что призрак рядом. Подняв голову, я увидел его, и на этот раз не в ужасном обличье. Передо мной снова предстал темноволосый красивый мужчина в кожаной короткой куртке, который являлся мне уже дважды.
Освещенный солнцем, он сидел на ограде, тянувшейся вдоль края дороги, и казался вполне настоящим, из плоти и крови. Словно погрузившись в глубокие раздумья, ибо лицо его мало что выражало, этот мужчина вперил в меня внимательный взгляд.
А я в свою очередь пристально, изучающе вглядывался в него, словно мне нечего было опасаться. В эту минуту я понял нечто чрезвычайно важное.
Обгорелое тело Деборы было иллюзией! Он вырвал этот образ из глубин моего сознания и оживил. Такой же иллюзией был и мой двойник — совершенной иллюзией, словно отражение в зеркале. И сила того демона, который преследовал меня и с которым я боролся, — тоже не более чем иллюзия.
А вот мертвецы были настоящими — всего лишь мертвые тела, и ничего больше.
Однако человека на заборе никак нельзя было назвать иллюзией. Призрак воплотился в нечто вполне реальное.
— Да, — подтвердил он, и снова его губы не шевельнулись. Я даже знаю почему: он пока не мог заставить их двигаться. — Но скоро смогу, — добавил он. — Смогу.
Я не сводил с него глаз. Возможно, из-за дикой усталости я лишился разума, но страха перед этим существом я не ведал. Утреннее солнце становилось все ярче, и я увидел, что лучи просвечивают его насквозь! А в них, словно пылинки, кружатся водоворотом частицы, из которых он сделан.
— Прах ты, — прошептал я, вспомнив библейскую фразу. Но в эту самую секунду он начал растворяться. Побледнел и исчез. А солнце поднималось над полями, и такого красивого рассвета мне до сих пор видеть не приходилось.
Может быть, проснулась Шарлотта? Возможно, это она его остановила?
Наверное, ответ на этот вопрос навсегда останется для меня тайной. Переговорив с агентом и с хозяином трактира, о чем я уже писал ранее, я меньше чем через час добрался до своего жилища.
Судя по моим карманным часам, которые я поставил сегодня в полдень по тем, что висят на стене трактира, сейчас далеко за полночь. Проклятый дьявол вот уже больше часа не покидает мою комнату.
Он пребывает в человеческом обличье и то появляется, то исчезает вновь, но каждый раз лишь на короткие мгновения. И постоянно следит за мной. Иногда он усаживается в углу, потом вдруг оказывается в другом или даже пялится на меня из зеркала… Стефан, как призрак может выделывать подобное? Неужели это не более чем обман зрения? Ведь не может же он в самом деле находиться в зеркале! Но я категорически отказался смотреть в него, и в конце концов его образ оттуда исчез.
Тогда он принялся передвигать мебель и имитировать звук хлопающих крыльев, так что мне лучше на какое-то время покинуть свою комнату. Пойду отправлю это письмо вместе с остальными.
Твой верный соратник по Таламаске,
Петир.
Стефан!
За окном светает, все мои письма на пути к тебе, корабль, с которым они отправлены, вышел в море час назад, мне очень хотелось тоже отплыть на нем, но я понимал, что не имею на то права. Ведь если это создание намерено покончить со мной, пусть лучше это случится здесь, а мои письма благополучно будут доставлены.
Меня, однако, мучают опасения, что он в силах потопить корабль, потому что не успел я взойти на палубу, дабы поговорить с капитаном, убедиться, что мои письма будут обязательно переданы по адресу, как налетел ветер, зарядил дождь и корабль начало раскачивать.
Разум подсказывал мне, что дьявол едва ли способен потопить судно. Но кто знает? Это было бы настоящим бедствием, ибо я не вправе подвергать риску других людей.
Вот почему я по-прежнему здесь, в Порт-о-Пренс, и коротаю время в переполненном трактире — это уже второй за сегодняшнее утро, — ибо боюсь оставаться один.
Несколько часов тому назад, когда я возвращался из доков, эта тварь перепугала меня, внушив, что перед каретой упала женщина; я выбежал на дорогу прямо перед лошадьми, чтобы спасти несчастную, и только тогда увидел, что никакой женщины нет и это я сам лежу под копытами, едва меня не раздавившими. Кучер бранился вовсю и обозвал меня сумасшедшим.
Я наверняка и выглядел как безумный. В первом трактире я подремал минут пятнадцать и проснулся от жара пламени. Оказалось, кто-то перевернул свечу в пролитый коньяк. Однако обвинили в том меня и велели немедленно убираться. И все это время в тени за камином прятался призрак. Негодяй наверняка бы улыбнулся, имей он возможность менять выражение своего воскового лица.
Обрати внимание на то, что когда он принимает присущий ему облик, то выглядит как человек, с трудом управляющий собственным телом.
И все же я до сих пор не могу в полной мере постичь его возможности. И я очень устал, Стефан. Я снова ушел в свою комнату и постарался заснуть, но он сбросил меня с кровати.
Даже здесь, в пивном зале, где полно пьяниц-полуночников и путешественников, привыкших отправляться в путь ранним утром, он не прекращает играть со мной злые шутки, но никто о них не подозревает и даже не догадывается, что человека, сидящего у огня, на самом деле там нет, ибо этот человек — Рёмер. Или что женщина, на секунду появившаяся на ступенях лестницы, это Гертруда, которая умерла двадцать лет назад. Призрак каким-то образом выхватывает из моей памяти и оживляет эти образы.
Я пытался поговорить с ним еще на улице, умолял объяснить, чего же он все-таки добивается и есть ли у меня хоть один шанс выжить. Что должен я сделать, чтобы он оставил меня в покое? Что приказала ему Шарлотта?
А потом, уже в этом зале, пока я ждал заказанное вино, — должен признаться, я слишком много его пью, — он принялся двигать моим пером по бумаге и начертал: «Петир умрет».
Отправляю тебе тот листок вместе с письмом — ведь это почерк призрака. Сам я к этому листку не прикасался. Возможно, Александр возьмет его в руки и что-то узнает. Лично я не в состоянии сказать что-либо определенное; мне известно лишь одно: этот отвратительный призрак, используя мой разум, вызывает образы, способные свести с ума и заставить бежать из пустыни самого Иисуса.
Спасти меня может только одно. Как только я закончу это послание и оставлю его у агента, то отправлюсь к Шарлотте и стану умолять ее остановить своего дьявола. Ничто другое не поможет, Стефан. Уверен, кроме Шарлотты, никто не в силах мне помочь. Остается надеяться, что я благополучно доберусь до Мэйфейр.
Я найму лошадь для поездки и поеду днем в расчете на то, что на дороге будет многолюдно и что Шарлотта к тому времени давно проснется и призовет к себе дьявола.
Но меня гложет одно ужасное подозрение, мой друг: что, если Шарлотта знает обо всем, что, если именно она задумала весь дьявольский план и приказала демону творить со мной такое?
Если от меня не будет больше известий — позволь тебе напомнить, что голландские корабли ежедневно отплывают отсюда в наш прекрасный город, — действуй, пожалуйста, следующим образом.
Напиши ведьме и расскажи о моем исчезновении. Но проследи, чтобы письмо было отправлено не из нашей Обители и без обратного адреса, дабы воспрепятствовать дьяволу проникнуть в наши стены.
Молю тебя, никого не присылай на мои поиски! Ибо твоего посланника ждет еще худшая судьба, чем моя.
Продолжай собирать сведения о жизни этой женщины из других источников и помни, что ребенок, которого она родит через девять месяцев, наверняка мой.
Что еще я могу тебе сказать?
Если такое возможно, то после смерти я попытаюсь связаться с тобой или с Александром. Но, мой дражайший друг, боюсь, что нет никакого «после». Впереди меня ждет только тьма, и мое время на этом свете подходит к концу.
В эти последние часы я не испытываю никаких сожалений. Таламаска, в которой я провел много лет, приобретая знания и защищая невинных, стала для меня смыслом жизни. Я люблю вас, мои братья и сестры. Помните меня, но не мою слабость, грехи или безрассудства — помните, что я любил вас.
И еще. Позволь мне рассказать, что произошло всего лишь несколько минут назад, — это весьма странно, но интересно.
Я снова видел Рёмера, моего дорогого Рёмера, первого главу нашего ордена, которого я знал и любил. Он показался мне удивительно молодым и прекрасным. От радости я расплакался и не хотел, чтобы его образ исчез.
«Раз уж так случилось, — подумал я, — стоит продолжить игру, ведь он рожден моим сознанием, а потому я имею на это право. Сам дьявол не знает что творит». И я обратился к Рёмеру со словами: «Мой дорогой Рёмер, ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился. Где ты был, что узнал?»
И вот я вижу, как ко мне приближается статная, ладная фигура Рёмера, и понимаю, что никто другой ее не видит, потому что все поглядывают на меня как на сумасшедшего, который бормочет что-то себе под нос. Но мне все равно. «Садись, Рёмер, выпей со мной», — прошу я.
Мой любимый учитель садится, облокачивается на стол и вдруг начинает говорить мне гадкие непристойности. Да-да, ты, наверное, в жизни не слышал такого сквернословия, с каким он рассказывал мне, что готов сорвать с меня одежду прямо здесь, в трактире, и доставить мне удовольствие, что ему всегда хотелось этого, когда я был мальчишкой, и что он таки удовлетворял свои желания: по ночам приходил ко мне в комнату и позволял другим смотреть, а после смеялся.
Я, должно быть, окаменел, глядя в лицо этому монстру, который с улыбкой Рёмера нашептывал мне все эти мерзости, словно старый сводник.
Потом наконец губы этой твари перестают шевелиться, а рот растягивается все больше и больше, язык становится огромным, черным и блестящим, как спина у кита.
И тогда я словно во сне тянусь за пером, макаю его в чернильницу и начинаю записывать то, что ты прочел выше, а призрак исчезает.
Но знаешь ли ты, что он сделал, Стефан? Он вывернул мое сознание наизнанку. Позволь поделиться с тобой тайной. Разумеется, мой дорогой Рёмер никогда не позволял себе со мной подобных вольностей! Но сам я когда-то мечтал, чтобы он так и поступил! А дьявол вытянул из меня, что мальчишкой я лежал в своей постели, мечтая: вдруг Рёмер войдет, откинет одеяло и ляжет рядом. Я грезил о таких вещах!
Если бы еще в прошлом году ты спросил, возникали ли в моей голове подобные мысли, я бы все отрицал, но при этом солгал бы тебе, а дьявол напомнил мне о прошлом. Следует ли мне поблагодарить его за это?
Может быть, он сумеет вернуть и мою мать — тогда мы с ней усядемся возле кухонного очага и еще раз споем.
А теперь мне пора в путь. Солнце в зените. Призрака поблизости не видно. Прежде чем отправиться в Мэйфейр, я доверю это послание нашему агенту, если, конечно, меня не остановят по дороге местные стражники и не швырнут в тюрьму. Я действительно похож сейчас на сумасшедшего бродягу. Шарлотта поможет мне. Шарлотта обуздает демона.
Вот и все, что я хотел сообщить.
Петир.
Примечание архивариуса:
Это последнее письмо, полученное от Петира ван Абеля.
О СМЕРТИ ПЕТИРА ВАН АБЕЛЯ
Краткое содержание
двадцати трех писем и нескольких отчетов
(см. опись)
Две недели спустя после получения последнего письма Петира из Порт-о-Пренс от голландского торговца Яна ван Клаузена пришло сообщение, что Петир мертв. Послание торговца датировано всего лишь днем позже. Тело Петира обнаружили через каких-то двенадцать часов после того, как он нанял лошадь в платной конюшне и выехал из Порт-о-Пренс.
Местные власти решили, что Петир стал жертвой разбоя на дороге: возможно, натолкнулся ранним утром на шайку сбежавших рабов, которые вновь собрались на кладбище, где всего лишь за день или два до того был учинен полный разгром. Первое осквернение вызвало большие волнения среди местных рабов, которые, к смятению своих хозяев, противились участию в восстановлении порядка на этом участке, и он по-прежнему находился в состоянии хаоса и запустения, когда произошло нападение на Петира.
Петир, по всей видимости, был избит и загнан в большой кирпичный склеп, где погиб под обломками, когда на склеп упало дерево. Петира откопали — судя по позе, он пытался выбраться наружу. На левой руке трупа не хватало двух пальцев, но их так и не нашли.
Виновных в осквернении могил и в убийстве тоже не обнаружили. Загадка смерти Петира ван Абеля казалась тем более неразрешимой, что деньги, золотые часы и бумаги остались при нем.
Останки Петира отыскали довольно быстро благодаря тому, что на кладбище проводились восстановительные работы. Несмотря на обширные раны на голове, Петира уверенно опознали ван Клаузен, а также Шарлотта Фонтене, которая приехала в Порт-о-Пренс, как только услышала о несчастье, и была настолько потрясена этой смертью, что от горя слегла в постель.
Ван Клаузен вернул личные вещи Петира в Обитель и по приказу ордена предпринял дальнейшее расследование причин его гибели.
В архиве содержится не только переписка с ван Клаузеном, но и свидетельства нескольких священников колонии, а также других лиц.
По большому счету ничего важного выяснить не удалось, кроме разве только того факта, что в последние сутки, проведенные Петиром в Порт-о-Пренс, он, по мнению очевидцев, вел себя как безумный и без конца напоминал о необходимости в случае его смерти отправить письма в Амстердам и поставить в известность Обитель.
Несколько раз упоминается, что его видели в компании странного темноволосого молодого человека, с которым он вел долгие беседы.
Трудно сказать, как следует трактовать подобные заявления. Далее в досье содержатся более подробные сведения о Лэшере и его способностях. Достаточно напомнить здесь, что люди видели Лэшера с Петиром и приняли его за человека.
Действуя через Яна ван Клаузена, Стефан Франк написал Шарлотте Фонтене таким образом, чтобы содержание его послания осталось тайной для любого непосвященного. Он рассказал о последних часах жизни Петира и умолял ее обратить внимание на предостережения Петира.
Никакого ответа не последовало.
Осквернение могил, а также убийство Петира привели к тому, что кладбище забросили. Никаких захоронений там больше не производилось, а некоторые тела были перенесены в другое место. Даже сто лет спустя это место называли проклятым.
Последние письма Петира ван Абеля еще не достигли Амстердама, когда Александр объявил другим членам ордена о его смерти. Он попросил, чтобы портрет Деборы Мэйфейр кисти Рембрандта сняли со стены.
Стефан Франк исполнил эту просьбу, и картину убрали в подвалы.
Коснувшись листа бумаги, на котором Лэшер написал слова «Петир умрет», Александр сказал только, что слова правдивы, а вот призрак — «лгун».
Еще он предупредил Стефана Франка, что следует непременно прислушаться к предостережению Петра и больше никого не посылать в Порт-о-Пренс для дальнейших переговоров с Шарлоттой, ибо такого человека ждет неминуемая погибель.
Стефан Франк неоднократно пытался установить контакт с духом Петира ван Абеля. И каждый раз с облегчением писал в отчетах для досье, что все его попытки тщетны, а потому он абсолютно уверен, что дух Петира «вознесся в высшие слои».
До 1956 года в досье попадали истории о призраках, которых встречали на отрезке дороги, где умер Петир. Однако ни в одной из них не содержится упоминания о сколько-нибудь узнаваемом персонаже, имеющем отношение к данной истории.
На этом завершается период изучения Петиром ван Абелем Мэйфейрских ведьм, которых, полагаясь на собственноручные записи Петира, можно с уверенностью назвать его потомками.
История продолжается… Просьба обратиться к части V.
